Ледащий

Глава 5

В прошлой жизни Николаю приходилось иметь дело с контрразведкой, и он прекрасно знал: с этой публикой держи ухо востро. Чуть обмолвишься — душу вытянут. Поэтому старался быть сдержанным, отвечая на вопросы. Да, меня зовут Николай Михайлович Несвицкий. Где родился и когда? Этого не помню — амнезия, понимаете ли. У кого учился волхованию? Тоже не припомню. Воевал? Похоже, да. Почему похоже? Потому что немцев лихо положил в бою. Гулый вам рассказывал? Так уже знаете…

По глазам Ковриги было видно, что не верит, но о Бойко он не намекнул — видимо, не знал. Вот и ладушки. А то начнет тут, понимаешь, в следствие играть. Наконец Коврига задал очевидно мучавший его вопрос:

— Деньги почему не сдали в кассу батальона?

«Знает», — понял Николай. Хотя чему тут удивляться? Родственники погибших ополченцев рассказали. Кто-то, может, и поблагодарил командование за помощь.

— Мой трофей, как хочу, так им и распоряжаюсь.

— В тот момент вы воевали в третьем взводе первой роты батальона. Поэтому обязаны были сдать.

Хитрый жук! Но не того напал.

— Но контракт не заключал, — спокойно сообщил Несвицкий. — Следовательно, доброволец. Вам напомнить об Указе номер три дробь десять, изданном главнокомандующим 11 марта 1998 года?

Тут Коврига мрачно засопел. А вот нехрен наезжать! Будучи еще на поле боя, Николай сообразил, что взятый им трофей непременно захотят прихватизировать. Владислав сказал, что все деньги — это законный трофей Николая, но напарник мог и ошибаться. Несвицкий запросил в библиотеке информацию. Оказалось, Владислав был абсолютно прав. Упомянутый Указ главнокомандующий вооруженными силами республики подписал в трудный для нее момент. Ополчение де-факто было безоружным. Те склады, которые империя оставила в областях республики, власти Славии опустошили очень быстро. Танки, БТРы, пушки, автоматы, пулеметы продали иностранцам. Техника империи ценилась за границей, и славские политиканы сделали большой гешефт, заодно лишив запасов собственную армию. Но у той хоть что-то было на руках, ополченцы воевали чуть ли не дрекольем. Об Указе стало широко известно, и в республику поехали бывшие военные империи. С их умением сражаться, вечно пьяные «защитники территориальной целостности» были не противниками. Имперцы их обезоруживали, отбирая танки, бронетранспортеры, автоматы, прочее вооружение. Взятые трофеи республика выкупала за наличные. Да, платила не сказать, чтоб много, только для военных, получавших небольшие пенсии (в империи в то время жили небогато), эти деньги стали неплохим подспорьем. И к тому ж республике они сочувствовали. В считанные месяцы Новая Варягия полностью вооружила три мотострелковые бригады и сформировала танковые роты. Позже появился «военторг» — удалось пробить поставки у имперских интендантов. Технику, стоявшую там на хранении, продавали по цене металлолома, часто неисправную, но хороших слесарей и мотористов у республики хватало. Следствием такой политики стал чувствительный удар по вооруженным силам Славии, окончившийся освобождением оккупированных врагом сел и городов, и тысячами пленных. Но когда противнику пришли на помощь государства Западной Европы, фронт качнулся на восток и остановился неподалеку от Царицыно.

Роль свою Указ сыграл. Позже в него дописали, что состоявший на службе ополченец на трофеи претендовать не мог, но пункт первый отменять не стали. Видимо, на всякий случай. Хотя оставить столько денег добровольцу вряд ли бы позволили — нашли бы способ отобрать. Несвицкий это понимал, потому и поручил напарнику раздать добычу. А теперь — попробуй, отними!

— Не понимаете, чего вы натворили, Николай Михайлович, — вздохнул Коврига. — Теперь семья погибшего бойца потребует от нас аналогичных выплат. Где их взять?

— Скажете, что это была прихоть волхва, — пожал плечами Николай. — Я не могу помочь здесь каждому. Но тем, кто воевал со мною, получилось. Кстати, где грузовик, который я привел? Он тоже мой трофей.

— Его оформили в автомобильный парк батальона, — растерянно сказал Коврига.

— Зря, — укорил Несвицкий. — Потрудитесь возвратить хозяину. На оружие, что он привез, я не претендую, но автомобиль отдайте.

— Зачем вам грузовик? — буквально взвился капитан.

— Пригодится госпиталю, в котором я служу, — ответил Николай.

— Это военная машина для бездорожья! В городе такая без нужды.

— Поменяю на что-нибудь попроще. Кривицкий будет только рад. Так что возвращайте.

— Николай Михайлович, — Коврига почесал в затылке. — Чего от нас хотите? Я же вижу, что грузовик вы просто приплели.

— Мне нужно разрешение носить оружие, — ответил Николай, сообразив, что настало время торговаться.

— Какое?

— Пистолет и автомат. Трофейный «Штайер» и «Гадюка».

— Зачем вам автомат?

— В хозяйстве пригодится.

— С пистолетом нет проблем, — задумчиво сказал Коврига. — В комендатуре попрошу бумагу. Но… автоматическое оружие положено только военнослужащим.

— Зачислите меня к себе сверх штата.

— С контрактом? — оживился капитан.

— Добровольцем.

— Так не принято.

— Имеются запреты?

— Нет, вроде… — Коврига снова почесал в затылке. — Но я не слышал о таком.

— Проверьте. Если нет запрета, оформите приказ. Об удостоверении о праве на оружие при этом не забудьте.

— Чем вы займетесь в батальоне?

— Зачарованием боеприпасов. Нужно это?

— Пожалуй, — согласился капитан. — Я поговорю с командиром батальона.

— Поговорите, — благосклонно разрешил Несвицкий. — До свидания…

— Никакой он не пацан! — позже сообщил Коврига командиру батальона. — Прикрылся потерей памяти, но пройдоха еще тот. Как ловко вспомнил грузовик… И не возразишь — Несвицкий в своем праве. Уперся бы — пришлось вернуть. А мы тот «Блиц» уже распределили в автороту…

— Значит, служит в госпитале? — задумчиво спросил майор. — Кривицкий волхва не отдаст.

— Бесполезно разговаривать, — кивнул Коврига. — Снимет трубку и позвонит главнокомандующему. А тот нам выпишет люлей… Волхв в госпитале для республики важнее.

— Жаль, — кивнул майор. — После разговора с Гулым я собирался назначить парня командиром роты.

— Пацана?

— Сам только что сказал, что никакой он не пацан, хотя и выглядит таким. Несвицкий явно офицер.

— Отлично воевать может и простой боец, — не согласился капитан.

— При этом, имея ничтожные силы, грамотно построить оборону? Не просто сжечь «Куницу», а подобрать момент, когда броня и наступающие уязвимы для нашего огня? Спокойно расстрелять штурмовиков, ошеломленных взрывом? Причем, так метко! Очередь — и немца нет. Ты помнишь, что нам Гулый рассказал? Несвицкий рявкнул на него, когда мужик пал духом. Приказал подать гранатомет, определил ему позицию. А эта его фраза «И не таких зверей валили» тебе хоть что-то говорит?

— Имперец?

— Без сомнения, — кивнул майор.

— Где он мог отметиться? — задумался Коврига. — Последних десять лет империя ни с кем не воевала. Сепаратистов на окраинах варяги задавили. Несвицкий в силу возраста не мог участвовать в тех конфликтах. Не понимаю…

— Кунашир, — сказал майор.

— Конфликт с японцами? Там, вроде, разрешилось миром. Так сообщали.

— Хоть контрразведчик, а не знаешь, — усмехнулся командир. — Там заруба случилась еще та. Японцы высадились на остров ночью и стали занимать поселки. С населением церемониться не стали — мирняк просто расстреливали. А у империи на острове имелась только рота пограничников, японцев было втрое больше. Плюс танки, артиллерия… Командовал имперскими пограничниками молодой поручик, только что приехавший на Кунашир. Как выяснилось, волхв. Почему его отправили на остров, неизвестно, возможно, в чем-то провинился. Волхв принял бой… Подробностей не знаю — дело засекречено, но японцев имперцы разгромили наголову. Десантные суда сожгли. В плен никого не брали, а японских офицеров, приказавших убивать людей, волхв испепелил лично. Расправу снял на камеру и отправил ролик по электронной почте императору Японии. На острове имелся кабель для сообщения с японцами. При этом волхв сопроводил свое послание комментариями на великом и могучем варяжском языке, — майор, не удержавшись, хохотнул. — «Твою япона мать!» Представляешь, какой конфуз случился?

— М-да, — вымолвил Коврига.

— Японский император пожаловался Александру Третьему. Мол, мы, конечно, виноваты, но зачем вот так? Ваш офицер унизил Сына Неба. С японцами империя торгует, поэтому конфликт замяли. Объявили, что произошло недоразумение, которое уладили путем переговоров. Япония официально подтвердила суверенитет империи над Большой грядой Курильских островов, но попросила строго наказать поручика за дерзость. Александр Третий согласился…

— И что с ним стало?

— Этого никто не знает точно. Вроде бы разжаловали в рядовые и выгнали из армии. Мне эту историю рассказал знакомый офицер из корпуса имперцев. Мы хорошо с ним посидели, — майор едва заметно улыбнулся. — Об этом волхве у имперцев легенды ходят. Как понимаешь, офицеры за него горой и не согласны с императором, который наказал героя.

— Несвицкий немцев не сжигал, — задумчиво сказал Коврига.

— В этом не было нужды. Но заметь, сначала он зачаровал патроны и гранату, назавтра выяснилось, что свободно делает раствор здоровья. Не удивлюсь, если узнаю про прочие его способности. Поручик с Кунашира умел держать покров и летать…

— Считаете, что это он?

— Почти не сомневаюсь. А иначе откуда взялся этот волхв? Почему не обратился в штаб главнокомандующего и не предложил свои услуги? Да там от радости до потолка бы прыгнули. Но парень почему-то скромно попросился в ополченцы. Очень вероятно, что в империи он находился под надзором, сбежал в республику и не хочет, чтобы об этом знали в Москве.

— Так что, зачислим добровольцем?

— Вне всякого сомнения. Готовь приказ, и наплевать на правила. Оказаться от помощи такого волхва… Кстати. Тебя не удивило стремление Несвицкого носить оружие?

— Удивило. Для штатского желание довольно странное.

— А если он не штатский? Офицер, которому оружие настолько же привычно, как мужику штаны? Так-то вот, Сергей. Что накопал про информацию о ДРГ? Кто и для чего ее нам слил?

— Там целая история, Иван Прокофьевич. Я только начал рыть, как пересекся с республиканской контрразведкой. Пообщались, обменялись информацией. Короче, получилось так, что мы сорвали операцию противника. Взрыв склада был бы звеном большой цепи. По этому сигналу спящие ячейки славов в городе должны были напасть на государственные учреждения республики, устроив хаос. Воспользовавшись этим, славы и немецкие наемники перешли бы наступление. Полмиллиона, которые вез чернокнижник, предназначались для раздачи диверсионным группам в городе. Славы, как известно, бесплатно даже ссать не станут. Но Несвицкий с Гулым перехватили группу немцев, забрали деньги, тем самым поломали гадам планы. По моей наводке коллеги взяли информатора, который слил нам дезу, тот на допросе раскололся, и сейчас в Царицыно идут аресты. Похоже, что накрыли большую сеть противника.

— Парень просто золото, — сказал майор. — Как вовремя он оказался в нужном месте! Отнесешь ему удостоверение и попроси, чтобы позанимался с ополченцами — обучил их тактике.

— Так, вроде бы, учили имперские инструктора, — пожал плечами капитан. — Да и свои… Мы за эти годы наловчились воевать.

— Напомню, — майор свел брови над переносицей. — Наш третий взвод погиб, не нанеся противнику малейшего урона. Не случись Несвицкого, немцы бы добрались до Царицыно, и мы б сейчас вели бои на улицах. Я побывал на месте боя. Что тебе сказать? Траншея без маскировки, в неполный рост, зато землянки вырыли. Для чего? Там не планировалась затяжная оборона. Семеныч действовал неграмотно. При виде чернокнижника следовало уводить людей. Козе понятно, что силы неравны. Пути отхода были. Рядом — балка, чуть дальше — террикон. Технике к нему не подобраться, из минометов по вершине бить замучаешься. Не стали б немцы штурмовать, другую задачу имели. Да, при отходе потеряли б часть людей, но остальные б выжили. Вот так мы наловчились воевать. Несвицкий с Гулым сделали работу взвода…

— Несвицкий волхв.

— Но прежде — офицер. На Кунашире рота пограничников разгромила батальон японцев. Почерк тот же. Так что попроси.

— Есть! — подскочил Коврига.

— Завтра похороны, — сказал майор. — Волхв будет?

— Не знаю, я не спрашивал.

— А следовало, — укорил майор. — Свободен!

Ковригой дело не закончилось. Не успел Несвицкий вернуться к книге, как в читальный зал вошла библиотекарь.

— Николай Михайлович! Главный врач просил к нему зайти.

Вздохнув, Несвицкий оставил книгу на столе и отправился к Кривицкому. Чего ему еще? В кабинете главного врача сидела незнакомая девица — худая, с длинными ногами, лицо накрашено. Увидев Николая, девица улыбнулась.

— Знакомьтесь, Николай Михайлович, — сказал Кривицкий. — Светлана Петрожицкая, корреспондент телевидения республики. У нее к вам дело.

— Какое? — Николай насторожился.

— Завтра похороны погибших ополченцев, — сказала Петрожицкая. — Главнокомандующий не ожидается, но выступит командующий корпусом. Наша группа будет это все снимать. Необходимо, чтоб и вы сказали пару слов на камеру.

— Не стоит, — поспешил Несвицкий.

— Почему? — девица удивилась.

— Погибших я не знал в отличие от Гулого. Пусть он и скажет.

— Он — само собой, — кивнула Петрожицкая. — Но вы герой, убивший чернокнижника и кучу немцев. Зрители хотят вас видеть.

«И кто-то сразу скажет: „Да это ж Бойко! Мы с ним на зоне чалились“, — подумал Николай. — Нет уж!»

— Я не умею говорить на камеру. И не хочу.

— Николай Михайлович! — воскликнула девица. — Да как же можно? Вас и Гулого командование корпуса представило к награждению орденами Георгия Победоносца. Это высшая награда у республики.

— Я об этом не просил, — пробурчал Несвицкий.

— Николай Михайлович, — подключился главный врач. — Нельзя же так! Кавалеров ордена Георгия в республике всего семнадцать человек. Из этого числа одиннадцать награждены посмертно. Георгиевский кавалер становится почетным гражданином страны и, получает существенные льготы, не говоря о том, что это честь великая. Вы, что, откажетесь от ордена?

— Нет, — поспешил Несвицкий, сообразив, что не туда свернул. — Я просто не люблю публичности, и вы об этом знаете. Не хочу, чтобы узнавали меня на улицах.

— Ну, этого не избежать, — Кривицкий улыбнулся. — Подумаешь, беда! Это даже к лучшему. Возможно, телевидение поможет вам найти родных, друзей, которых вы не помните из-за контузии, полученной в бою.

«Вот то-то и оно», — мысленно вздохнул Несвицкий.

— Ладно, — сообщил Светлане. — Чего-нибудь скажу. Но из меня оратор… — он махнул рукой.

— Спасибо! — улыбнулась журналистка. — Завтра я заеду за вами на машине. Диктуйте адрес.

Она вытащила блокнот из сумочки…

Этот разговор испортил Николаю настроение, и вечером он выпил. В прошлой жизни алкоголь едва не погубил его семью. Николаю стоило больших усилий покончить с выпивками. Поэтому и в новом мире он был с ними осторожен. И вот сорвался… Тем более, никто не помешал: Марина была на дежурстве, отправившись в ночную смену.

Несвицкий накидался от души. И, как ни странно, успокоился. «Чего я в самом деле? — сказал себе. — Ну, ладно, кто-то вдруг узнает Бойко. Это что-нибудь изменит, ну, кроме имени с фамилией? Я волхв, и это не отнимут, как и молодость со здоровьем. Спросят, почему назвал себя Несвицким? Так что-то переклинило в мозгах. Я асфиксию перенес… Что взять с болезного? Живем и радуемся…»

Назавтра машина с группой журналистов отвезла его на городское кладбище. На склоне прошлой жизни Николай не любил ходить на похороны, но тут пришлось. Неприятная картина. Разверстые могилы, гробы на постаментах, плачущие родственники. Он старался держаться в отдалении, рядом тусовался Гулый. С напарником Несвицкий поздоровался, но говорить они не стали — настроение не то. Наконец приехал генерал, и митинг начался. Он не затянулся. Выступили генерал и командир батальона ополченцев. Говорили кратко, но проникновенно — было видно, что не отбывают номер. Закончив, обошли родных погибших, пообщались с ними. Затем гробы заколотили, под музыку оркестра опустили в ямы и засыпали землей. Грохнул трехкратный залп из карабинов, и люди стали расходиться. И вот тут Несвицкого с напарником и взяли в оборот. К ним подошли командующий корпусом и командир батальона ополченцев.

— Спасибо вам за службу! — генерал пожал им руки. — Молодцы! Все бы так сражались. Вам, Николай Михайлович, особо, — он вперил взгляд в Несвицкого. — И за уничтоженных немецких диверсантов, и за работу в госпитале. Большую вы беду предотвратили. Я с удовольствием подписал представление на награждение вас и рядового Гулого орденами Святого Георгия Победоносца. Полагаю, что главнокомандующий не откажет.

— Благодарю, — сказал Несвицкий.

И тут вылезла Светлана. Она и оператор с камерой снимали церемонию и, когда начальство подошло к героям, немедленно присоединилась к ним.

— Николай Михайлович, — журналистка вытянула руку с микрофоном. — Что скажете, узнав о своем представлении к ордену Георгия?

Пафосных слов Несвицкий не любил, поэтому пожал плечами:

— Знаете, как в песне. Солдат в атаку шел не за наградой, но велика награды той цена, — процитировал он.

— Я не знаю этой песни, — удивилась журналистка.

— И я не слышал, — подключился генерал. — Так, может быть, споешь?

— Здесь? Сейчас? — удивился Николай.

— Почему б и нет? — ответил генерал. — Спой, сынок!

— Хорошо, — кивнул Несвицкий после заминки. Может, после этого отстанут?

Эту песню они с друзьями любили в прошлой жизни. Собирались в День Победы, надевали пиджаки и кители с наградами, поднимали рюмки и, выпив, затягивали песню, посвященную другому поколению, но не растратившей своего значения и для последующих. Не очень-то их жаловали поначалу — офицеров, вернувшихся «из-за речки», и участников других конфликтов. С годами за праздничным столом друзей собиралось все меньше, наступил день, когда Несвицкий сел за него один. И тоже спел. Но если тогда его слабый, старческий голос звучал тихо и еле слышно, то сейчас, молодой и звонкий, взмыл над притихшим кладбищем. Люди, тянувшие к выходу, стали останавливаться и оборачиваться.

— Волхв, волхв поет, — прошелестело по толпе.

— Тот самый?

— Да!

Люди развернулись и окружили генерала и офицеров, слушавших певца.

Николай смолк и посмотрел на слушателей. Глаза у генерала подозрительно блестели, а у журналистки слезы прочертили влажные дорожки на напудренном лице. Все молчали, глядя на него.

— Извините, если что не так, — сказал Несвицкий. — Но меня просили спеть…

— Сынок!

Генерал шагнул вперед и крепко обнял. Отпустив, повернулся и пошел к своей машине. Все вокруг загомонили и стали пробиваться ближе к волхву. Николая обнимали, жали ему руку, плачущие женщины целовали его в щеку.

— Что вы? Что вы? — смущенно говорил он.

В ответ летело:

— Храни тебя Господь! Не только нам помог, но мужиков погибших не забыл. Пришел и спел над их могилами…

Светлана чувствовала, как спине бегут мурашки. Ей повезло невероятно: стать свидетелем редчайшего события — старинной тризны. Любой, кто изучал историю, прекрасно знает, как их проводили. У кургана, насыпанного над погибшими дружинниками, стояли воины, а волхвы пели, прославляя доблесть павших. Легенда из седых времен… Правда, говорили, что такое изредка и ныне практикуется в семьях родовых, но журналисты их обрядов не видели — аристократы не допускали к тризне посторонних. А Несвицкий пришел и спел. И для кого? Обычных ополченцев! Неудивительно, что родственники павших так благодарны…

Она перевела свой взгляд на оператора. Тот снимал. «Только бы аккумуляторы в камере не сели! — подумала Светлана. — Это будет не репортаж, а бомба! Имперцы точно у себя покажут, да и в Западной Европе посмотрят обязательно. У них такого нет. Пусть знают наших!..»

Начальник канцелярии правителя республики переступил порог и замер.

— Проходи, Егор Петрович, — кивнул ему правитель и указал на стул перед своим столом. — Присаживайся.

Егор Петрович подчинился. Пока он шел, правитель продолжал читать лежавшую на столе бумагу. Начальник сел и стал ждать, пока закончит. Правитель, в обиходе — главнокомандующий (так его предпочитали звать), читал внимательно, хмуря брови на аристократическом лице, хотя происхождением он был из семьи шахтера, о чем говорила и обычная фамилия Качура. Но красив: высокий, стройный, обаятельный, он нравился не только женщинам, но и мужчинам, пробуждая в тех почтение. Злые языки шептали, что его избрали главнокомандующим из-за внешности. Мол, в Собрании Республики много женщин-депутатов, вот они и проголосовали. Но Егор Петрович знал, что это ложь. Георгий Станиславович Качура был человеком умным, отважным и решительным. В прошлом офицер, начавший службу в армии империи, уволившись в запас, он проявил себя великолепным организатором. Успешно занимался бизнесом, став состоятельным предпринимателем. Но после отделения республики от Славии, бросил дело и возглавил отряды ополченцев. Под его началом вчерашние шахтеры со сталеварами разгромили брошенные на подавление «мятежников» войска карателей. Качуре удалось договориться о помощи со стороны империи. Это было невероятно сложно: в окружении царя преобладали люди, с неприязнью относившиеся к самопровозглашенному образованию. Дескать, десятилетиями спокойно относились к пребыванию под властью Борисфена, а сейчас вдруг взяли и взбрыкнули. Сепаратисты, мать их! С чего им помогать? Но Качура сумел переубедить царя…

— Что у тебя, Егор Петрович? — спросил правитель, отложив бумагу.

— В соответствии с возложенными на меня обязанностями провел проверку представленных на награждение орденами Георгия Победоносца Несвицкого и Гулого, — сообщил начальник канцелярии.

— Есть вопросы?

— В отношении Несвицкого.

— Докладывай! — кивнул Качура.

— Вчера похоронили погибших ополченцев. Телевидение сняло репортаж.

— Видел в новостях, — кивнул правитель. — Волхв спел на похоронах поминальную, превратив их в тризну. От сердца пел! Меня пробрало до печенок.

— И меня, — кивнул Егор Петрович. — Но сегодня позвонили из Управления полиции и сообщили, что Несвицкий — это Бойко Юрий Леонидович, мелкий уголовник, известный органам полиции под кличкой «Шкет».

— Подробнее, — нахмурился Качура.

— Этот «Шкет» — детдомовец, рос в соответствующем окружении. Еще малолеткой начал воровать по мелочи. Были приводы в полицию, но из-за незначительности преступлений уголовных дел не возбуждали. Однажды он забрался в погреб жителя Царицыно. Там лежало сало, стояли банки с огурцами и закатанные в них же самогонка. «Шкет» устроил себе праздник, а сил не рассчитал — напился и уснул. Хозяин утром обнаружил вора и позвонил в полицию. Тут уж кража с взломом — «Шкет» сорвал с двери замок. Дали год колонии. На зоне его чморили — но не за то, что воровал, а что по-глупому попался. Семь дней назад его освободили по случаю отбытия наказания. Следователь, который занимался «Шкетом», опознал его по телевизору. Но чтобы точно убедиться, нужно сверить отпечатки пальцев.

— Предлагает дактилоскопировать героя как преступника? — нахмурился правитель.

Начальник канцелярии замялся.

— Ну, этот Бойко, назвавшийся Несвицким, утверждает, что в бою утратил память в результате асфиксии. Долго пролежал засыпанным землей. Отпечатки пальцев установят его личность, и он получит паспорт. Ничего обидного, как думаю.

— Что будет дальше, рассказать? — спросил Качура.

Начальник канцелярии кивнул.

— Несвицкий соберет вещички и укатит за границу, где волхва примут с распростертыми объятьями. Для тебя дактилоскопия, возможно, не обидная, но для него иначе. Он же парень гордый, мне Кривицкий говорил. А теперь послушай. Пока был жив наш прежний волхв, процент излеченных раненых в госпиталях составлял примерно 95 процентов — помогал его раствор. После гибели Матвеевича этот показатель снизился на четверть. Теперь есть шанс опять повысить, а это сотни жизней ополченцев и мирных граждан. Мне министр здравоохранения рассказывал, что как-то похвалился коллеге из империи, что у нас есть волхв. Тот спрашивает: «Сколько ему платите?» Министр сказал, что тысячу ефимков в месяц. А тот в ответ: «У вас он что, святой?» В империи и в Западной Европе волхв уровня Несвицкого зарабатывает на порядок больше, то есть в десять раз. А многие и вовсе не связываются с клиниками, предпочитая продавать им свой раствор, вследствие чего имеют доход гораздо выше. Представляешь, что мы потеряем? И все из-за того, что следователю захотелось продемонстрировать свою значимость.

— И что же делать?

— Позвони в полицию и сообщи, чтобы забыли о Несвицком, потому что он не Бойко. И это так. Сейчас я это докажу. «Шкет» занимался волхованием?

— Нет сведений.

— Потому что не было, такое бы заметили. Теперь о бое под Царицыно, Судя по докладу командующего корпусом, основную роль в бою сыграл именно Несвицкий, который действовал изобретательно и умело. По словам командующего, нет сомнений, что он бывший офицер. Мог ли мелкий уголовник сжечь «Куницу» и уничтожить отделение немцев, включая чернокнижника?

— Нет, — кивнул начальник канцелярии.

— То-то и оно. Готовьте документы на награды, я подпишу указ.

— Тут вот еще… — начальник канцелярии замялся. — Я тоже сомневался, что Несвицкий — это Бойко. Поэтому решил поинтересоваться, откуда он и почему назвался по-другому. Фамилия-то редкая, в республике по базе данных ее нет. Посмотрел в империи. Их база недоступна, но одного нашел в открытом доступе.

— Кто он?

— Несвицкий Николай Иванович, советник императора. Вице-адмирал.

— Волхв?

— Шестой разряд. Известен как наставник с большим числом воспитанных учеников. Но, к сожалению, к республике настроен неприязненно. Считает, что нам следовало бороться за независимость еще при отделении Славии от империи.

— А то, что нас тогда бы просто раздавили, в расчет он берет? У славов тогда имелась армия и полные склады оружия. И Петр Четвертый помогать бы нам не стал.

Начальник канцелярии развел руками.

— Адмирал и наш Несвицкий родственники? — спросил Качура.

— Неизвестно. У адмирала имелся сын, единственный, звали Михаилом. Тоже волхв. Погиб в бою при отражении восстания шахидов на южных рубежах империи в середине 90-х. Внуков не оставил, потому что не успел жениться. Адмирал вдовец, живет один.

— Гм, любопытно, — задумался правитель. — А наш Несвицкий по отчеству Михайлович…

— Вы полагаете?..

— Все может быть, — сказал Качура. — Неплохо б было сообщить об этом адмиралу.

— Письмо за вашей подписью?

— За моей не надо. Подумает, что делаю попытку перетянуть его на нашу сторону. Сам напиши, как частное лицо. Дескать, сообщаем, что у нас в республике есть волхв, при этом тоже Николай Несвицкий. Возможно, родственник. Распиши какой наш волхв герой. Даже, если он не родственник адмиралу, то о геройском однофамильце с удовольствием прочтет. А дальше… Нам советник императора, настроенный доброжелательно к республике, не помешает.

— Сегодня ж напишу! — пообещал начальник канцелярии.

— Займись! — кивнул Качура…