Домой

Сначала лорда Сент-Винсента на посту командующего английским флотом в Средиземном море заменил лорд Кейт. Он был совсем иным — честный служака, для которого порядок прежде всего. И все же даже он молча снес отказ Нельсона отправить часть кораблей из Палермо на запад. Тогда лорд прибыл в Палермо сам. Ему категорически не понравилась леди Гамильтон, которой было столь же категорически наплевать на мнение лорда. Кейт жалел лорда Гамильтона, потому что тот стар, слаб и ничего не мог поделать со своей бешеной женой, злился на Нельсона, не способного справиться с ней же, и считал часы до своего убытия.

Глядя вслед его кораблю, Эмма вздохнула:

— Поменьше бы таких зануд, жизнь была бы куда легче.

Пришлось согласиться.


Осенью в Палермо еще гости — по пути в Константинополь на Сицилию завернул лорд Томас Элджи с супругой. Элджи был молод, энергичен и очень надеялся преуспеть в должности посла при Высокой Порте. Но этим его задача не исчерпывалась. В Лондоне, рассудив, что слишком много слухов о беспорядках в Королевстве Обеих Сицилии, причем не без участия прославленного адмирала Нельсона и супруги английского посла, поручили молодому дипломату разобраться в положении, не привлекая внимания означенных особ.

Если с адмиралом, неоднократно не исполнявшим приказы командования, предстояло разобраться адмиралтейству, то проблему излишней активности супруги посла приходилось решать правительству. Причем проблему весьма деликатного свойства. Господин посол должен понять, что собственную жену следовало бы урезонить.

Томас Элджи и его супруга были в шоке от увиденного. Их мнение не в пользу Эммы: вульгарная женщина, когда-то бывшая красивой, и двое униженных мужчин. Такое впечатление, что лорд доживает последние дни, а Нельсон — глубокий старик. Стариком Нельсон выглядел из-за отсутствия верхних зубов (губа просто проваливалась внутрь) и изборожденной морщинами обветренной кожи. Частично снятый с головы скальп при последнем ранении заставлял его постоянно носить парик, как поступали только старики.

Вывод молодого дипломата был однозначен: посла нужно срочно отзывать, и не только потому, что он устал и стар, но и потому, что его супруга верой и правдой служит (а вернее, просто используется) королеве Марии-Шарлотты. Супруга посла на службе у королевы государства, в котором этот посол представляет интересы Англии? Нонсенс! Это было бы приемлемо, занимайся Эмма разведкой в пользу своей страны, но такого никогда не бывало.

Спешно собрав всевозможные сведения, слухи, сплетни и уяснив, что проморгали весьма неприятный факт, в правительстве спешно приняли меры.

В январе лондонские газеты сообщили, что Министерство иностранных дел пошло навстречу лорду Гамильтону и нашло замену. Сэр Артур Паджет вот-вот отправится выручать замученного жизнью (подразумевалось женой) лорда Гамильтона. Нет-нет, ни в коем случае не на супружеском ложе, лорд просто отправлен в отставку.

Это был удар не меньше потери коллекции! Три десятка лет безупречной, как считалось, службы заканчивались тем, что его просто отодвинули, как вещь, чтобы не мешал. Никто не посоветовался по поводу замены, да что там посоветовался, никто даже не уведомил несчастного Гамильтона, что таковую вообще ищут! Конечно, он не слишком много сделал для спасения королевской семьи Неаполя, куда больше постарались Эмма с Нельсоном, но все же…

Лорду Гамильтону в голову не приходило, что в первую очередь из-за Эммы и ее влияния на Нельсона и заварилась вся замена посла. Он сделал вид, будто и впрямь просил об отставке. Дипломат не мог не делать хорошей мины даже в катастрофических обстоятельствах.

А может, и правда просил? Или хотя бы намекнул об этом молодому коллеге? Лорд смертельно устал и еще одной эпопеи с окончательным возвращением короля в Неаполь не выдержал бы. Домой… как ему хотелось домой, в Англию. Не пугали даже недели в море с возможным штормом и гибелью.

И Нельсон, и Эмма, и даже Мария-Шарлотта были от такого известия в ужасе.

Королева привычно рыдала, обещая не пережить расставания с лучшей подругой. Правда, Эмме недавно передали, что Ее Величество за глаза говорит совсем иное, мол, ей до смерти надоела эта вульгарная особа, но приходится терпеть ради помощи англичан. Леди Гамильтон посчитала сплетню изобретенной завистниками. Она свято верила в свою незаменимость и полезность королеве. Это так и было, потому что лучшего шпиона и исполнителя ее воли Марии-Шарлотте не найти. Через Эмму она могла надавить на Нельсона и всегда знала, что на уме у адмирала. Лорд Гамильтон давно отошел на второй план.

Эмма просто не представляла, как сможет покинуть Палермо, когда Нельсон останется здесь! Разлука на месяцы?! О том, что возможны годы, она вообще не помышляла. Нет, нет! Она не перенесет, ведь даже его отлучки к Мальте с противным лордом Кейтом доставляли леди Гамильтон и адмиралу Нельсону невыразимые мучения. А расстаться надолго, тем более, когда она…

Да, Эмма была беременна. Никто не верил, но между ними с Горацио очень долго была именно платоническая любовь, казалось, переступив невидимую черту и став любовниками, они либо что-то потеряют, либо уже совсем не смогут жить друг без друга. Произошло второе, жизнь друг без друга потеряла бы смысл. Она еще не сказала Нельсону о том, что носит под сердцем его ребенка, а теперь и вовсе не знала, как это сделать. Сообщение просто убьет Нельсона, он так слаб…

Слабость более молодому Нельсону прощалась, поскольку он был любим. Слабость старому и измотанному невзгодами лорду Гамильтону ставилась в вину — его уже не любили.


Мария-Шарлотта приняла все возможные меры, чтобы оставить сэра Уильяма на посту, но неожиданно воспротивился король. Ему до смерти надоела шумная толстуха, которую можно было застать у Ее Величества даже в спальне в любое время суток.

Ничего не помогало, и Эмма решилась на последний шаг, она отправилась к Фердинанду сама.

— Его Величество примет меня независимо от вашего желания!

Фердинанд, услышав громкий, высокий голос леди Гамильтон, поморщился. У короля не было ни малейшей охоты беседовать с этой дамой, но он понимал, что существуют неприятности, которых все равно не избежать, от них следует избавляться решительно, одним махом.

— Джорджо, пропустите леди!

Войдя, Эмма плотно закрыла за собой дверь и широко улыбнулась, видно, считая, что в таком виде неотразима. Но король устоял.

— Ах, Ваше Величество, боюсь, вы не знаете последние ужасные новости! Понимаю, вам не до того…

Фердинанд молчал, пока леди Гамильтон не принялась перечислять свои заслуги перед короной, просто он понимал, что, если не остановить, разговор до вечера не закончится, а ему уже хотелось кушать.

— Я помню о ваших заслугах, миледи, но ничем не могу помочь. Заслуги оценены и оплачены, а решение отозвать лорда Гамильтона принимал не я.

— Но вы могли бы воспротивиться! Вы же знаете, как лорд верой и правдой служил интересам Вашего Величества долгие годы, неужели вы готовы потерять такого друга?

Король подумал, что лорд был обязан служить верой и правдой не ему, а Англии, но произносить этого вслух не стал. В конце концов, почему он должен церемониться с женщиной, которая давно стала всеобщим посмешищем и превратила в такое же, адмирала? К тому же ему самому Эмма Гамильтон надоела до чертиков, она давно потеряла былую красоту, которая утонула в жировых складках, зато приобрела визгливый голос и вернула себе весьма вульгарные манеры. Он сам не красавец и не слишком галантен, но толстуха явно переходила все пределы.

Секретарь прислушался, из-за двери доносились уже не спокойные голоса, а почти крик, там явно ссорились. Потом крик перешел в настоящий визг, дама не сдерживала эмоции. Закончилось отлетевшей от пинка ноги леди дверью и воплем:

— Вы еще меня узнаете, жирный боров!

Глядя вслед фурии, вылетевшей с воплями из приемной, король утирал пот платком:

— Джорджо, эту даму не пускать на порог.

Секретарь, отличавшийся щуплостью и невысоким ростом, с тоской подумал, что в одиночку не справится, если леди Гамильтон придет в голову взять дверь королевского кабинета штурмом.

Слава Богу, не пришло. Разобидевшись, Эмма нажаловалась на несговорчивого короля королеве, а та сообщила, что едва не пострадала сама, пытаясь заступиться за подругу.

Оставалось только по прибытии замены уезжать.

У королевы на почве заступничества за подругу совсем испортились отношения с мужем. Фердинанд откровенно заявил, что обойдется без их визга и глупости. Мария-Шарлотта обиделась окончательно и решила вместе с детьми перебраться в Вену к старшей дочери. Король не возражал, мало того, он даже не пришел помахать платком на прощание.

Нельсон, совершенно забыв, что он вообще не сам по себе и не при леди Гамильтон, а в составе английской эскадры, тут же предложил доставить всех в Ливорно, надеясь оттуда уж без королевской семьи, только с Гамильтонами, плыть в Англию. Конечно, королева приняла предложение Нельсона.

Адмирал Кейт просто взъярился: Нельсон нарушал один приказ за другим. Напрасно Первый лорд адмиралтейства Георг Спенсер в специальном письме просто умолял Нельсона вернуться в Англию одному и заняться своим здоровьем, вместо того чтобы служить яхтсменом у королевских особ, у которых есть свои́ флот.

Замечание было не лишним, потому что Мария-Шарлотта предпочитала английские суда под командованием адмирала Нельсона, в то время, как неаполитанские спокойно стояли в заливе. Возмущенный лорд Кейт запретил Нельсону возить королевскую семью туда-сюда и приказал вернуть корабли в состав Средиземноморской эскадры.

— Средиземноморским флотом уже слишком давно командует леди Гамильтон! Пора положить этому конец!

В Ливорно Нельсон всю компанию доставил, а вот что дальше?

Дивились все: на сей раз Эмма очень плохо переносила путешествие, она страдала морской болезнью даже тогда, когда качки не было вовсе, причем усиливалось это по утрам. Леди была не в духе, отвратительно себя чувствовала, капризничала и обещала умереть не сегодня завтра. И это Эмма, которая не боялась ни шторма, ни качки, ни врагов!

У опытной Марии-Шарлотты появилось подозрение, но подруга столь яростно отвергла его, что пришлось извиниться. А ведь королева права, вовсе не морская болезнь оказалась причиной тошноты леди Гамильтон. Ситуация — ни вперед, ни назад!

А тут еще французы в очередной раз начали наступление на Италию! Мария-Шарлотта планировала сушей добраться до Флоренции, оттуда до Анконы и кораблем в Триест, чтобы снова по суше ехать до Вены. Тяжелый, но необходимый путь. Но теперь от Ливорно до Флоренции пришлось бы ехать прямо под носом у французской армии. Мария-Шарлотта истерически заверяла по десять раз на день, что ее, как и сестру Марию-Антуанетту, обязательно повесят. Какое дело французам до королевы Неаполя, к тому же расставшейся с мужем, никто не спрашивал.

Адмирал Кейт лично прибыл в Ливорно следом за всей компанией и категорически запретил использовать корабли эскадры для пассажирских перевозок, требуя вернуть «Молниеносного», на котором Нельсон намеревался везти Гамильтонов в Англию, на место в боевом строю.

И тогда… Наверное, это было сумасшествием с любойточки зрения, но они пошли на это — отправились в сухопутное путешествие все вместе! Нельсон совершил очередное сумасшествие ради леди Гамильтон — покинул службу, сказавшись больным. Напрасно лорд Кейт предлагал ему и Гамильтонам вернуться в Палермо и оттуда плыть в Англию на пассажирском судне, вместо того чтобы делать немыслимый крюк через всю Европу.

Эмма не могла плыть, понимая, что не выдержит даже малое волнение, к тому же ей вдруг пришло в голову показаться при нескольких дворах Европы, посетить Вену, Прагу, побывать в Саксонии… Почему бы нет?

Услышав такой вариант, лорд Гамильтон почти потерял сознание. Путешествие означало его собственную гибель. Но кто теперь с этим считался? На суше Эмма чувствовала себя гораздо лучше, снова была полна энергии и задора. Нельсон возражать и не собирался, он уже знал о беременности Эммы и ради нее и будущего ребенка был готов на все. Морской волк, не привыкший передвигаться ничем, кроме парусников, спокойно соглашался долго-долго тащиться в дорожной карете с опасностью быть убитым, ограбленным или вообще попасть в руки весьма сердитых на него французов.

Адмирал Кейт, плюнув на все уговоры, отправился на Мальту без адмирала и Гамильтонов. В Лондон полетели соответствующие донесения и сердитые письма. У Нельсона хватило наглости потребовать прислать за ним в Гамбург бриг, чтобы оттуда плыть к берегам Англии. В адмиралтействе это расценили как настоящую наглость. Если хотел добраться в Англию с почетом, нужно было принять предложение адмирала Кейта.

Но Нельсону было наплевать на Кейта, адмиралтейство и, пожалуй, всю Англию, вместе взятую, потому что с ним рядом была обожаемая Эмма, к тому же носившая под сердцем его ребенка!

Из Ливорно уехать удалось не сразу, горожане, перепуганные приближением французов и обрадованные присутствием легендарного адмирала Нельсона, потребовали от него возглавить сопротивление.

— Только этого нам не хватало! — Ужаснулась Мария-Шарлотта.

Когда выяснилось, что почти повторяется неаполитанский сценарий, то есть толпа у дверей дома не намерена выпускать никого, королева привычно упала в обморок, а Эмма, наоборот, почувствовала себя в своей тарелке. Она вышла на балкон и громким голосом укорила собравшихся за столь непочтительное обращение с несчастной королевой. На что получила ответ, что неаполитанская королева им на… не нужна, а нужен Нельсон. Даже от смачных ругательств леди Гамильтон, слышавшая в жизни и не такое, в обморок не упала, чем сохранила целостность балкона. Она просто выругалась в ответ, хотя и не столь забористо.

Словесные упражнения Эммы привели толпу в состояние полнейшего восторга и понимания одновременно. Не теряя времени на дальнейший обмен любезностями, леди объявила, что Нельсон согласен их спасать при условии, что его не будут принуждать к этому вот так невежливо. Толпа должна разойтись и не мешать отдыхать прославленному герою, если желает, чтобы тот завтра был способен совершать подвиги.

Дальше последовало еще одно ругательство вполголоса, и команда «Разойдись до утра!» уже в полный голос.

Вернувшись в комнату, Эмма спокойно объявила, что путь свободен, только уезжать нужно этой же ночью.

— Но вы обещали им, что я возглавлю оборону…

— Плевать на обещания! Мало ли что я кому обещала.


Они сбежали из города ночью, правда, пробираться подземным ходом не пришлось. Никому не пришло в голову, что прославленный герой удерет в карете, укрытый одеждой своей любовницы.

Лорд Гамильтон ехал вместе со всеми, у него просто не было выбора. Семидесятилетнего, совершенно больного Уильяма Гамильтона никто не спрашивал. Робкая попытка объяснить Эмме, что у них просто нет денег на такое путешествие, привела к отмашке: Займите у Горацио, он даст.

Нельсон и впрямь согласился оплачивать расходы на путешествие, просто предложив поделить их пополам, чтобы лорд вернул свою половину в Лондоне. И снова Гамильтона никто не спрашивал, Эмма с Нельсоном все решили сами… Старому лорду было уже все равно, он только поинтересовался у обожаемого им Нельсона:

— Горацио, если я умру по дороге, вы довезете Эмму до Лондона?

Мог бы и не спрашивать, даже если бы умер сам Нельсон, то непременно воскрес именно ради того же!

Это была весьма занятная троица: крупная, даже толстая женщина, очень активная, громкоголосая, решительная, и двое щуплых мужчин, каждый вполовину тоньше, один рослый, но согнутый годами и плохим самочувствием, второй щуплый однорукий калека, не видящий одним глазом и с пленкой на втором.

Но мужчины смотрели на женщину с таким обожанием, что было ясно — они готовы отдать за нее жизнь и нести на руках, если бы сумели вдвоем поднять такую тушу.

Сама Эмма с таким же восторгом смотрела на Нельсона и заставляла так же смотреть всех. Никто не был против, даже там, где о победе при Абукире имели несколько расплывчатое представление, Нельсона считали героем, его увечье только придавало дополнительный шарм, а его совершенно откровенная влюбленность в леди Гамильтон изумляла.

Компании действительно удалось добраться до Анкона, переправиться в Триест, причем на русском корабле, где Эмма, Нельсон и лорд Гамильтон едва не умерли от морской болезни, а потом доехать до Вены.

В Вене их встречали с восторгом, было множество приемов и праздников, в том числе в имении князя Эстергази, которому в свое время пришлось спасаться из негостеприимного Неаполя вместе с королевской семьей и Гамильтонами. Князь прекрасно помнил услугу, оказанную Нельсоном, а также мужество леди Гамильтон во время страшного шторма.

Помня страсть Эммы к пению, князь устроил в честь именитых гостей концерт, не предупредив о приготовленном сюрпризе.

Лорд Гамильтон все же был настолько утомлен, что не смог присутствовать, но Эмму с Нельсоном это ничуть не смутило, они вполне могли обходиться и без мужа-рогоносца. Князя Эстергази тоже не смутило, он привык к любым выходкам леди Гамильтон. И все же слегка обиделся, когда пара, не дослушав концерт, вдруг отправилась за карточный стол играть. Дочь Эстергази пришла в ужас, но Эмму это нимало не смутило. Они играли удачно и выиграли за ночь почти четыреста фунтов!

Потрясая деньгами, леди Гамильтон смеялась:

— Ну вот, а муж твердит, что я умею лишь тратить!

Когда ей шепнули, что концерт был необычным, ведь оркестром дирижировал сам Иосиф Гайдн, Эмма едва не последовала примеру своей подруги-королевы — с трудом удалось удержаться от обморока.

— Что же вы сразу не сказали?! Мало ли какой старикашка встанет дирижировать, что же я, всех в лицо знать должна? Горацио, мы остаемся на пару дней, я должна спеть с Гайдном.

Согласием хозяев не интересовались, мнением самого Нельсона тем более, Лорда Гамильтона — тоже. Да и Гайдна не спрашивали.

Она действительно пела под аккомпанемент Иосифа Гайдна, хотя и не его произведение. Все забыли, что перед ними толстая, грубая, безумно шумная и вульгарная тетка, голос которой во время разговоров часто срывается на фальцет. Стоило зазвучать музыке, как этот голос преобразился, преобразилась и сама Эмма, она пела, и произошло чудо — леди Гамильтон снова стала молодой и красивой, очаровала всех, особенно самого Гайдна.

Гайдн подарил ей партитуру английских песен и согласился переложить на музыку произведения Корнелии Найт, которая все это время путешествовала с Гамильтонами от самого Неаполя, посвященные Нельсону.


Однако не все и не везде были столь благосклонны к Эмме. Пока разъезжали по Европе, она все тяжелела и тяжелела. К природной полноте прибавились лишние килограммы из-за беременности. Как ей только пришло в голову в таком состоянии разъезжать по чужим владениям и государствам!..

Большинство новых знакомых отзывались не слишком одобрительно не только о ее полноте, это бы ничего, но Эмма за последние годы слишком уверовала в свою исключительность, в свои заслуги и в обязательное восхищение ею и Нельсоном, не желая понимать, что давно перестала таковое вызывать.

Многих восторгало ее умение позировать, изображая те самые «картины», которые она демонстрировала еще со времен позирования в качестве «богини здоровья». Актерский дар у Эммы был несомненно, ей легко удавалось при помощи только поз и выражения лица создавать любой образ. Но это отнюдь не искупало неумение вести себя в приличном обществе. Если бы это было только незнание или игнорирование правил приличия, возможно, ей простили бы, однако вволю посмеявшись, но леди Гамильтон умудрялась шокировать окружающих откровенной вульгарностью и непомерной любовью к лести, граничащей с глупостью.

Редкие случаи задушевного пения, когда аплодировали не из вежливости, а от души, сменялись натянутыми улыбками, когда она допускала один промах за другим. Эмма неумеренно пила, правда, медленно пьянея, спаивала рядом с собой Нельсона, который пьянел быстро и попросту засыпал в уголке, неумеренно восхваляла своего возлюбленного, а заодно и себя, превращая каждый разговор в длинный монолог о собственных и адмирала Нельсона заслугах перед Неаполитанским королевством, а, следовательно, и перед всеми остальными.

Это было бы понятно при венском дворе, все же Мария-Шарлотта, которую, к изумлению Эммы, в Вене стали звать Каролиной (таково было ее официальное имя, Шарлотта — это внутрисемейное), приходилась матерью правящей императрице и теткой императору. Когда перебрались в Прагу, столь пространные рассказы о событиях в Неаполе уже вызывали некоторое недоумение. Для пражан Абукир был далекой бухтой, находившейся на другом конце света.

В самых разных дневниках в те дни записано одно и то же: огромная, вульгарная, тщеславная любительница выпить и поговорить о Нельсоне и о себе. С удовольствием внимает откровенной и грубой лжи, видно, из-за недостатка интеллекта не сознавая, что комплименты преувеличены. Адмирала просто позорит, держа, как прирученного медведя на поводке, и всем демонстрируя. Нельсон этого не замечает, видя перед собой только леди Гамильтон и каждому внушая, что она чистый ангел. Не соглашаться опасно. Лорд Гамильтон рядом просто сморчок, пригодный только для того, чтобы носить шаль.

А еще отмечали вопиющее косноязычие, матросские замашки вроде предпочтения стаканов фужерам и выливания последней капли на ноготь большого пальца, и неразборчивость в выражениях в любом обществе.

Дело в том, что Эмма за годы вынужденного скитания по морям, по волнам и впрямь растеряла многие воспитанные лордом Гамильтоном привычки, зато приобрела множество таких, которые были бы простительными среди веселой компании на пикнике или в матросском кубрике, но никак не при европейских дворах. Поэтому уследить за своей речью и своими манерами, особенно после колоссального количества шампанского (бывало, хозяину приходилось запрещать слугам подавать напиток, чтобы гости не свалились под стол), трудно, широкая и добрая душа Эммы раскрывалась нараспашку, вводя собеседников в ступор.

Вывод у всех один: своей связью с этой особой, своей влюбленностью в нее и немыслимым почитанием, граничащим с глупостью, адмирал Нельсон серьезно компрометирует себя и роняет свой престиж. О лорде Гамильтоне с его поведением даже не вспоминали, в семьдесят лет он стал посмешищем для всей Европы, не просто рогоносцем, но именно посмешищем, потому что в угоду своей беспокойной супруге временами забывал о правилах приличия и тоже выкидывал какие-нибудь шутки, на которые никогда не решился бы, будучи послом Англии.

Дурной пример куда заразительней доброго.


Но этой троице было все равно. Они любили: Эмма и лорд Гамильтон Нельсона, а сам Нельсон Эмму. Лорда Гамильтона не любил никто. Он это чувствовал и молил Бога только о том, чтобы живым добраться до Лондона, до Чарльза Гревилла, узнать у него новости об остальных коллекциях, найти жилье и зажить тихо и спокойно. Как такое получится рядом с Эммой, почему-то не думалось.

Все ближе море, а за ним Англия. Все чаще двое мужчин задумывались о том, что же будет там. Гамильтон с надеждой, Нельсон с опасением. В Англии Фанни, придется что-то решать, как-то объясняться по поводу трехмесячного отсутствия и предпочтения дальнего пути перед обычным морским… Ах, если бы Фанни могла относиться к ним с Эммой так же спокойно, как лорд Гамильтон! Если бы женщины смогли подружиться… Но что-то подсказывало Нельсону, что его супруга вовсе не обрадуется пребыванию рядом с ним леди Гамильтон.

Но до Англии еще есть время, они могут быть вместе, вовсе не думая ни о каких запретах!

Нельсон ошибался: это в Вене их принимали, как старых знакомых, это Эстергази, который бежал вместе с королевской семьей подземным ходом, сквозь пальцы смотрел на откровенные отношения Эммы и Нельсона, а в Дрездене, например, эрцгерцог Карл категорически отказался принимать при дворе женщину с развратным прошлым! Конечно, им отказали более дипломатично, все же это двор, а не матросский кубрик, посетовали на неготовность дворца к приему высоких гостей. Но почти сразу донесли до ушей настоящую причину.

Нельсон был в ярости: кто-то посмел недооценить его Эмму?! В адрес эрцгерцога немедленно были высказаны самые резкие характеристики, а еще обещано везде и всюду отныне говорить о нем гадости!

Нечего сказать, отличный ответ лорда Нельсона. Слова адмирала тут же передали в обратном направлении, и вся компания объявлена нежелательными персонами, Сопровождавший их несчастный Элиот (когда-то он бывал в Неаполе и был обласкан лордом Гамильтоном), вынужденный ходить по острию ножа всюду и везде сглаживая углы, которые словно намеренно создавала Эмма и, глядя на нее, Элиот не чаял уже избавиться от беспокойных гостей. Чтобы удалить их от саксонского двора во избежание еще каких-то неприятностей, он пошел на хитрость, сообщив, что в Гамбурге уже ждет корабль, который Нельсон просил у английского правительства, отправляясь из Ливорно.

Никто не сказал адмиралу, что английское правительство вовсе не было намерено потакать его прихотям и отправлять парусник в Гамбург только потому, что ему вздумалось сопровождать в вояже по Европе позорящую его леди Гамильтон.

Конечно, никакого корабля в Гамбурге не оказалось, пришлось ждать хоть, какое-то судно, идущее в Англию. Когда в конце октября нашлось английское транспортное судно, готовое взять на борт пассажиров, но не обещать им удобства, Элиот молил Господа только о том, чтобы беспокойные гости не отказались. Не отказались, все понимали, что пора уезжать, деньги на исходе.

Вообще-то, чтобы троица наконец уплыла, Элиот был готов сам зафрахтовать для них судно: слишком дорого ему давались ежеминутные фокусы и необходимость предотвращать или терпеть выходки Эммы, за которой следовали Нельсон и ее мать миссис Кэдоран, тоже не слишком стеснявшаяся по примеру дочери в выражениях и действиях.

Наконец, вволю позабавив и разозлив Европу, показав себя не в лучшем свете, Эмма, Нельсон, лорд Гамильтон и остальные погрузились на корабль, умудрившись даже при посадке устроить настоящее представление. Эмма пела, выделывала разные танцевальные па, заставив зрителей усомниться в своей трезвости.

Когда судно наконец отвалило от берега, бедолага Элиот был готов целовать пирс и долго стоял, убеждаясь, что никто не повернул корабль обратно, не бросился в воду, что дорогие гости уплыли… Вечером он по примеру Эммы от радости, напился. Бедолага еще долго вздрагивал, когда на улице ему слышался голос леди Гамильтон.


Судно неудобное, но все рады и тому.

От бесконечных переездов устали, хотелось приткнуться куда-нибудь и отдохнуть. Отдыха получилось, осеннее море штормило, качка вымотала неимоверно, к берегам Англии добрались

Лорд Гамильтон не боялся уже ничего, его не пугал шторм, возможность утонуть, нахлебаться соленой морской воды… Последние годы научили тому, что хуже всегда может быть, и стоит держаться за сегодняшний день, не ожидая ничего хорошего.

И все же он ждал. Уильям Гамильтон приезда в Лондон, как манны небесной. Казалось стоит ступить на знакомые улицы, добраться до Гревилла попросить племянника забрать его к себе, как все решится, само собой.

Чем ближе Англия, тем серьезней задумывались оба мужчины. Где и как жить в Англии? Они так привыкли быть все время втроем, что не могли придумать выхода из создавшегося положения, не понимая, что оно ненормально.

Хотя что такое нормально или ненормально?

Двое далеко не красивых внешне, да и характерами людей любили, боготворили друг друга. Им было все равно, нравится это кому-то или нет, правильно или нет, вписывается ли в нормы поведения. Они просто любили, у них должен родиться ребенок, они счастливы, несмотря на множество преград и неприятностей, несмотря на неопределенное будущее и всеобщее осуждение и осмеяние.

Третий любил этих двоих — женщину уже давно и когда-то страстно, мужчину, как собственного сына, которого никогда не имел. Любил и был готов терпеть их любовь, если бы они только уделяли и ему хоть чуть своей любви, хоть чуточку внимания, если бы замечали хоть изредка. Он жаждал, чтобы его не отторгали из своего счастья, не прогоняли со света в непроглядную темень вокруг. Он любил эту женщину, несмотря на все негативные изменения, произошедшие в последние годы, на ее открытую измену и неуважение, на то, что его выставили посмешищем, унижали, возможно, не желая того или просто не замечая. Он был приложением к этим двум счастливцам.

Правильно все это или неправильно? Для них правильно.

Любовь тоже бывает разной — страстной, ревнивой, терпеливой, спокойной… Бывает любовь, которая против правил и пытается воевать с этими правилами, сопротивляясь, разрушая их, чего-то добиваясь. Побеждает или погибает сама…

У леди Гамильтон и адмирала Нельсона была особая любовь, они ничего не доказывали, ни от кого не прятались и не сопротивлялись, не преодолевали никаких преград. Они просто любили, эти самые преграды не замечая. Всеобщее осуждение… насмешки… порицание… даже закон? Какая разница, если они любят?

И представьте себе: отступило все! Они нарушили все законы, ко времени встречи были некрасивы оба, вели себя крайне неразумно, временами глупо и даже преступно, навязывали окружающим восхищение собой и друг другом, но они любили, и в веках осталась память именно об их любви, а не о несоответствии каким-то канонам.

Перед их чувством отступили все: родственники, друзья, знакомые, враги, и пока эти двое существовали, они были непобедимы никакими недоброжелателями или ударами судьбы. Пока были вдвоем…

По законам сказки сказочные герои должны умереть в один день в объятьях друг друга, но судьба подарила им дочь, а потому забрать сразу обоих не могла…

А потому жизнь продолжалась, и берега Англии приближались пусть медленно, но неуклонно.


Загрузка...