Легенда о Чёрном ангеле

4. Марго

Мне очень хочется узнать, что творится в его жизни, чем он живёт, но не хочу быть навязчивой. Тем более с тем, с кем не виделись так долго, что можно было уже и не вспомнить друг друга, случайно столкнувшись нос к носу на пути.

Но для меня он навсегда останется Вороном — мальчиком, спасшим меня однажды от чужой злости. Смогла бы я тогда справиться сама, отбиться? Да вот вряд ли — к бабке не ходи, потому что тогда я совсем не умела сопротивляться и бороться тоже не могла. Да и с кем? Теми, для кого в радость гнать, улюлюкая, тощую девочку по сумрачным коридорам? Нет уж, такие враги мне были не по плечу. Но Карл появился в том кругу, ещё бледнее обычного, худой и длинный, с упавшими на лицо мокрыми белоснежными волосами и посмотрел на меня, впервые так долго смотрел. А я улыбнулась ему, потому что показалось тогда, что так правильно. Именно так и должно быть.

Ему вообще редко кто улыбался. А мне захотелось, потому что он был добрым, а добро я ценить умела. Как, впрочем, и сейчас.

Он показался мне ангелом. И до сих пор я считаю, что, не случись его в моей жизни, не выйди он тогда на шум, утром меня бы закопали на заднем дворе в безымянной могиле. Мне хоть и исполнилось всего двенадцать, и наивности во мне было, хоть засаливай, но прекрасно понимала, что в приюте мне вряд ли рады. Уж слишком злобные взгляды летели в мою сторону, стоило переступить порог.

Год после того случая в коридоре Карл держал своё слово: защищал, подкармливал, даже игрушки какие-то приносил. Куклу, например, с чудесными шелковистыми волосами. Она казалась мне необыкновенной, будто из другого мира — того, частью которого я когда-то была, пока в жизнь не пришло горе.

Я долго допытывалась, где он её взял, но Карл упорно молчал. Собственно, он вообще не считал нужным посвящать меня в детали своих вылазок. Просто исчезал на несколько дней, не прощаясь, а потом появлялся, словно герой, с дарами под мышкой.

Я снова задумалась, слишком глубоко нырнув в воспоминания и тягостные мысли, но голос Карла возвращает к реальности.

— Скажи мне, Маргаритка, ты всё такая же смелая? — спрашивает, глядя на меня, а в глазах — насмешка.

— Хочешь проверить?

Взгляд мой цепляется за мерно тикающие настенные часы, и я вдруг понимаю, что мы сидим уже вот так больше часа. Погружённый каждый в свои мысли, но молчание не напрягает ни капельки. Уютно даже.

Карл резко поднимается на ноги и возвышается надо мной, высокий и стройный.

— Странное дело, Маргаритка, но хочу.

Сейчас он уже не такой тощий, как в четырнадцать: расширились плечи, стали сильными руки, но, в общем, он всё такой же. Или мне просто так хочется? Обмануть ход времени и снова вернуться туда, где он тайком мне приносил бутерброды и дарил игрушки. А ещё смотрел иногда так странно, когда думал, что не замечаю… странно и волнительно. Я стремительно убегала тогда прочь вдоль гулких коридоров, запиралась в пустых классах или в комнате, совсем не понимая, что это вообще может значить. А ещё, не могла понять, почему краснею.

Сейчас поднимаюсь следом, потому что и правда, смелая. Или глупая, потому что совершенно ведь не знаю этого мужчину. Кто он мне? Ожившее воспоминание? Друг детства? Но по сути — посторонний мужчина, случайно зашедший на огонёк.

Но я хочу узнать его получше. Потому что не только глупая и рисковая, а ещё и любопытная.

— И как проверять будешь? — спрашиваю, глядя на Карла снизу вверх.

Я обычного роста — скорее, чуть выше среднего, — но Карл всё равно прилично так надо мной возвышается. В помещении тихо и сумрачно, чуть слышно играет музыка, а Ворон будто бы светится. Моргаю, пытаясь отогнать наваждение, и борюсь с искушением дотронуться до него, чтобы проверить, не сошла ли я с ума, вообразив, что он — реальный.

— Погнали, — говорит и берёт меня за руку.

Охаю от неожиданности и того, насколько крепкой оказывается его хватка, но ладонь на удивление очень тёплая, горячая почти. Не успеваю ни о чём задуматься, а Карл тащит меня к выходу, и я ощущаю какой-то странный прилив энергии, переполняющей, бурлящей. Смеюсь, потому что давно не чувствовала себя настолько глупо. Что я творю? Я же совсем не знаю ни его, ни того, на что способен может оказаться. Вдруг он маньяк, а я позволяю увести себя в ночь, даже не предупредив никого. Просто иду за мужчиной, которого знала лишь мальчиком, и смеюсь. Точно, сумасшедшая.

Карл тем временем подходит к двери, толкает её, а я смеюсь уже в голос, потому что дверь заперта.

— Подожди, я открою, — прошу, а Карл кивает и делает шаг в сторону.

Достаю из кармана ключи и, не глядя на Карла, отпираю дверь.

— Мне нужно всё проверить, я не могу так уйти, — говорю, понимая, что глупость совершить я всегда успею, но бар закрыть нужно.

— Хорошо, — усмехается и опирается спиной о стену, сложив руки на груди. Просто следит за мной, ничего не говоря, а я чувствую его взгляд, кажется, каждой клеткой.

Дикость какая-то, не иначе.

Тем временем запираю кухню, протираю стойку, будто намеренно затягивая время, но на самом деле мне нравится, как Карл смотрит на меня: изучающе, пристально. Что-то будит этот взгляд во мне — что-то давно угасшее.

— Ты боишься? — спрашивает, когда я в последний раз кидаю взгляд на обеденный зал, проверяя, всё ли сделала. — Трусиха…

— По-моему, это не я пару часов назад сбежать хотела, — говорю, ловя взгляд странных глаз. — Так что, кто из нас ещё трусиха.

Растягивает губы в улыбке и протягивает руку ко мне. Не знаю, что хочет сделать, да и неважно это всё. То ли выпитое накануне, то ли общая странность ситуации кружит голову, делая меня совсем отчаянной.

— Какого чёрта я сюда припёрся? — размышляет, а пальцы замирают в считанных миллиметрах от моей щеки.

Сама не понимаю, хочу ли, чтобы дотронулся до меня. Сотни эмоций, невысказанных слов и незаданных вопросов кружат в сознании, потому просто молчу. Чтобы не спугнуть.

— Жалеешь? — спрашиваю, а Карл хмыкает, и глубокая складка залегает меж бровей.

— Я не умею жалеть о содеянном. Разве что самую малость. Готова?

Нет, ни к чему я не готова, но рука моя уже снова в крепкой хватке бледной ладони, а ноги будто сами выносят за порог — туда, где царит неизвестность.

— Куда мы? — спрашиваю, но Карл молчит и тащит меня куда-то в ночь.

Он и раньше не большой был любитель разговоров, а сейчас ещё сильнее закрылся. А мне так хочется, чтобы он мне доверял. Зачем мне это? Не знаю, но чувствую его одиночество, и от этого как-то… почти тоскливо.

— Карл, да постой же ты! — прошу, когда понимаю, к чему он клонит. — Ты же выпил, нельзя тебе за руль!

Он резко останавливается и оборачивается ко мне, пронзая взглядом. Навылет, хлёстко бьёт наотмашь бушующей на дне глаз энергией: сокрушительной и беспощадной. И испугаться бы того, что вижу сейчас, отступить, вырвать руку и убежать домой, но не выходит.

— Нельзя? — заламывает бровь и делает шаг в мою сторону. Он совсем близко, и я могу ощутить аромат кожи, смешанный с запахами табака, виски и лосьона после бритья. — Уверена?

— Да, — киваю решительно и сцепляю руки в замок за спиной. Ногти больно впиваются в кожу ладоней, но наплевать. Я не отступлю, пусть даже под колёса лечь придётся. — Нельзя.

— То есть ты мне запрещаешь… я правильно понял? Не ослышался?

Ещё один крошечный шаг стирает расстояние между нами, а я сглатываю мешающий свободно дышать ком.

Карл совсем близко — даже руку протягивать не нужно. Я чувствую его дыхание, сердцебиение слышу. Или это моя кровь шумит в ушах морским прибоем?

— Не ослышался.

— Хм… как интересно. А если мне плевать на это “нельзя”?

— Было бы плевать, не стоял бы здесь. Просто бы уехал.

— Маргаритка, аккуратнее же, с огнём играешь.

— Ничего не знаю, но за руль тебя не пущу.

Он запрокидывает голову и смеётся. Громко, а я думаю, что никогда не слышала его смеха. С чего это он так веселится?

— Маргаритка, я впервые не знаю, что сказать.

— Не о чем тут говорить, утром поедешь. Или такси можно вызвать, если…

— Если что? — спрашивает, обрывая смех на излёте.

— Если у тебя какие-то дела срочные.

Наклоняет голову вбок, смотрит на меня, о чём-то размышляя, а я замираю, потому что не хочу, чтобы он уезжал. Маленькая Маргаритка внутри меня так рада видеть своего друга, что с ней почти не справиться: рвётся наружу, в ладоши хлопает.

— Сегодня я свободен.

Вдруг делает странный жест, обхватывает ладонями моё лицо и упирается в мой лоб своим. От неожиданности чуть слышно вскрикиваю, а Карл шумно втягивает ноздрями воздух.

— Хорошо, я не сяду за руль сейчас. Но и не уеду.

— Оу…

И вдруг прижимает мою голову к своей груди, сжимает порывисто в объятиях, а я не знаю, что делать. Вырваться? Обнять в ответ?

— Ты скучала по мне, Маргаритка?

— А ты?

Задать встречный вопрос — всегда безопаснее. Так есть время подумать над своим ответом.

— Иногда, — отвечает, а длинные пальцы проходятся по волосам, и я чувствую, как резинка ослабевает. — Совсем чуть-чуть.

Распускает мои волосы, зарывается в них, слегка массирует кожу, а я теснее прижимаюсь к нему, вдыхая терпкий мужской аромат, позволяя эту вольность мальчику из далёкого прошлого. Карл не стремится подтолкнуть меня к чему-то, принудить — в его действиях нет явного сексуального подтекста. И от этого тепло и безопасно.

Когда-то давно, когда мы были детьми, Карл иногда обнимал меня вот так, гладил по голове, даря спасение и покой. Он был слишком хорошим, но помнит ли об этом сейчас?

А мне хочется, чтобы вспомнил.

— Ворон… хочешь чаю?

Вопрос вырывается на свободу, минуя все доводы рассудка, почти неосознанно, и я чувствую, как Карл замирает, будто леденеет весь. Если сейчас оттолкнёт, сядет на мотоцикл и решит уехать, я же не смогу остановить, несмотря на все усилия.

— Ты меня, что ли, в гости приглашаешь? — спрашивает, а в голосе усмешка.

Я не вижу его лица, но почему-то кажется, что он улыбается.

— Приглашаю, — подтверждаю очевидное, понимая, что, скорее всего, не согласится.

Но он удивляет меня:

— Я хочу чаю.

— Отлично, пойдём, — говорю решительно, а Карл отпускает меня.

Надо торопиться, пока он не одумался.

Моя квартира находится над баром — это очень удобно и экономит мне кучу времени. Я рада, что однажды судьба свела меня с человеком, подарившим душевное равновесие и любимое дело. И пусть его давно уже нет со мной, хорошая память о нём жива, а это дороже всего на свете.

Огибаем помещение бара, входим в тихий двор, залитый тёплым светом уличного фонаря, что изогнул стальную шею в самом центре асфальтного пятачка. На улице так тепло, и дышится полной грудью. Вдыхаю пахнущий сиренью воздух, и распахиваю стальную дверь подъезда, выкрашенную в тёмно-красный цвет.

Один лестничный пролёт, ещё пара ступенек, и вот мы стоим уже у светлой деревянной двери, ведущей в мою квартиру.

— Недалёкая прогулка, — усмехается, следя за тем, как я достаю ключи из заднего кармана тёмно-синий джинсов.

Улыбаюсь, заправляя распущенные волосы за ухо. Вот куда он дел мою резинку, интересно мне знать?! Ладно, Бог с ней, ещё есть.

Распахиваю дверь и вхожу в тёмное помещение. Щелчок по выключателю, и яркий свет разрывает мглу.

— Чёрт, — шипит Карл, и не успеваю ничего понять, а он выключает свет. — Предупреждать же нужно.

— Глаза? — спрашиваю, вспомнив, как мучился он раньше от яркого света.

— Всё нормально, — раздаётся голос совсем близко, и эта близость кажется особенно острой.

Но то, что с ним происходит — точно ненормально, уверена в этом.

— Так и будем в темноте стоять? — спрашиваю, не понимая, что дальше делать.

— Можешь включать, не ослепну, — говорит и чем-то щёлкает за моей спиной.

— Не хотелось бы, конечно.

Карл издаёт странный горловой звук — то ли смеётся, то ли подавился, — а я снова нажимаю на кнопку выключателя, а ощущение такое, будто чеку с гранаты сорвать собралась.

— У тебя во всех комнатах такой яркий свет?

И надо было мне купить такую мощную лампочку! Но кто же знал, что так получится?

— Нет, только в коридоре, — отвечаю, сбрасывая обувь. — Разувайся, я чайник пока поставлю.

Не дождавшись ответа, иду в кухню и только там понимаю, до какой степени напряжена. Вот зачем я выпила? Теперь в голове каша, а мысли прыгают, как горные козлы. Правда, пару глотков всего сделала, но в моём нынешнем состоянии проще обвинить алкоголь, чем пытаться разобраться в реальных причинах. Так, Марго, соберись! Ты всё делаешь правильно, потому что ему и в самом деле нельзя за руль.

Знаю, что не смогла бы нормально жить дальше, позволь ему уехать в таком состоянии. А вдруг бы что-то случилось? Авария, например. Даже выяснить об этом не смогла бы. Не спрашивать же у него номер телефона в самом деле.

Пока размышляю, выполняю привычные действия: набираю полный чайник воды, зажигаю конфорку под ним и мою руки под почти ледяной водой. Это немного освежает и помогает успокоиться.

— Миленькая квартирка, — раздаётся за спиной, а я подпрыгиваю от неожиданности. — Испугал, что ли?

— Немного… я просто задумалась. Присаживайся.

Карл выбирает стул по другую сторону стола, будто сторонится меня. Или мне просто так кажется? Пойди, пойми его.

— Можно вопрос?

Карл опирается спиной о стену, вытягивает длинные ноги в чёрных плотных брюках и насмешливо смотрит на меня.

— Задавай, — медленно кивает и улыбается. — Но не обижайся, если не отвечу.

— Постараюсь не сильно плакать по этому поводу. В общем, ты байкер, да?

Удивлённо смотрит на меня несколько секунд, а потом хохочет. Второй раз за вечер слышу его громкий смех и, боюсь, ещё немного, и могу привыкнуть.

Отвыкать потом не хочется.

— Маргаритка, мы не виделись миллион лет, а ты о такой ерунде спрашиваешь.

Не знаю, обижаться мне или тоже рассмеяться. Нет, не стану корчить из себя оскорблённое достоинство. Незачем это, только не с Карлом.

— Мне интересно, правда.

— Интересно ей, — усмехается и лезет в карман. Молчит, а я слежу за его движениями, наплевав окончательно на то, прилично ли это, допустимо ли.

В итоге достаёт пачку сигарет, зажигалку, на корпусе которой поблёскивает серебристый байк.

— Но ты всегда такой была, — говорит, продолжая улыбаться, и постукивает по столу зажигалкой. — И да, я байкер.

Ого, думала всё-таки не ответит.

— Если хочешь, кури, — предлагаю, а он удивлённо заламывает бровь.

— Слушай, Ворон, я же не девочка-ромашка и мне не двенадцать. Хотя и тогда знала, что ты куришь.

— А что ты ещё обо мне знала? — спрашивает и, высекая огонь, подкуривает.

Встаю, чтобы найти в шкафу пепельницу и вдруг понимаю, что и сама не отказалась бы от сигареты. Нервы натянуты, как струны, будто бы даже звон их слышу. Чертовщина какая-то.

Лезу в кухонный ящик, нахожу пачку тонких сигарет, дым которых ненавязчиво пахнет шоколадом. Это мой неприкосновенный запас, но сейчас можно. Сегодня можно всё.

— Я была наблюдательной девочкой, — смеюсь, снова присаживаясь на своё место напротив Карла. — Но и ты умел хранить свои секреты. И, кажется, в этом плане всё стало ещё хуже.

Улыбаюсь, а чайник свистит, выпуская струйку пара в воздух. Встаю, завариваю две чашки душистого чая. Так странно сидеть на этой кухне с мужчиной и просто общаться. И не потому, что мужчины в моей жизни — табу, просто однажды я пообещала, что приведу сюда того, кто мне по-настоящему дорог.

— Я не умею быть откровенным, — говорит Карл, докуривая. — Не научился.

— Обнажать душу не всегда полезно. Плюнуть могут, — говорю и вдруг понимаю, что этой премудрости когда-то научил меня именно Карл.

— Запомнила, посмотрите на неё, — щурится, а в прозрачных покрасневших глазах странное выражение застыло. — А у тебя можно что-то спросить?

— Попробуй… вдруг отвечу. И чай пей, а то остынет!

— Командуешь, что ли? Ну-ну.

Но глоток чая всё-таки делает, а я радуюсь, что не закрывается. И пусть вижу, что напряжён, возможно, побольше моего, но не уходит. Значит, ему это тоже зачем-то нужно.

— Так вот, Маргаритка, как ты жила после того, как меня… как я пропал?

Вопрос застигает меня врасплох, потому что о том времени вспоминать не люблю. Карла забрали, и первое время все ещё верили, что он сможет выбраться, вернётся. Он же всегда возвращался, но время шло, и скоро стало ясно, что всё это всерьёз. И снова началась травля, от которой было не спастись. Правда, я уже не была наивной дурочкой — благодаря Карлу научилась быть сильной и поверила в себя. А потом моя тётя вернулась в страну, закончив важный многолетний контракт, и забрала меня к себе. Оформила опеку, и всё в моей жизни наладилось.

— Сначала было очень плохо, а потом стало хорошо.

— Мне жаль… что было плохо.

Не успев остановить свой порыв, протягиваю руку и накрывают ладонью кисть Ворона.

— Разве моё “плохо” может сравниться с твоим?

Карл мрачнеет, но руку не вырывает, лишь смотрит внимательно, будто под кожу залезть хочет. И, вроде бы, должно быть неуютно — под таким-то свинцовым взглядом, но нет, ничего подобного.

— У каждого своя боль, Маргаритка.

Мы молчим, а время проносится мимо, вязкое, словно густой мёд. Я даже забыла, что курить хотела.

Вдруг хлопает входная дверь, и из коридора доносятся звуки, хлопки и приглушённое бормотание.

Господи, неужели? Приехал?

Карл напрягается, бросает быстрый взгляд на на вход в кухню, а я встаю с места.

— Муж твой? — спрашивает коротко, а в глазах ирония. — Мне в шкаф лезть или через окно прыгать?

— Что? Нет, ты что? Это мой сын вернулся.