Легенда о Дриззте: Избранные Истории

Третий уровень обмана

Артемис Энтрери меня очаровывает. Его появление послужило контрастом для Дриззта, когда впервые его имя было упомянуто в эпилоге «Хрустальный осколок». Во второй книге я начал видеть в нём полную противоположность Дриззта, его отражение в тёмном зеркале (мои глубочайшие извинения названию второго рассказа). В ходе повествования первых книг я смотрел на Энтрери глазами Дриззта. Мне хотелось, чтобы он узнал наёмного убийцу лучше, и узнал, в кого бы он, Дзиррт, превратился, если бы остался в Мензоберранзане. Эпизоды в «Потоках серебра», где Дриззт и Энтрери сражаются бок о бок в Мифриловом Зале, поединки между ними в «Сокровище полурослика», и особенно в «Наследии», по сей день остаются одними из моих любимых эпизодов во всех книгах.

В один из моментов Артемис Энтрери отступил от своей роли, став значить для меня намного больше, чем очередное исследование очередного аспекта бытия мыслящего смертного существа. Кажется, я осознал это в 1991-м во время работы над «Отступником», когда Энтрери ещё не было и в помине (по летоисчислению Королевств он тогда ещё не родился). В то время TSR как раз перешла на вторую редакцию AD&D, в которой намеренно был ликвидирован класс ассасинов. Я получил звонок от Джеффа Грабба, координатора Королевств, который любезно попросил меня «убить» Энтрери, чтобы этого не пришлось делать разработчикам игры. Дело в том, что по замыслу все души ассассинов должны быть отданы злому богу — такой подход объяснял происходящие в Королевствах изменения. Наш спор продолжался полчаса. Я настаивал на том, что ни я, ни TSR не должны убивать Энтери. И вдруг меня осенило.

— Не понимаю, почему он должен исчезнуть? — недоумевал я.

— Потому что во второй редакции Королевств ассассинов нет, — в сотый раз отвечал Джефф.

— Он не ассассин, — не унимался я и, удивившись, что не слышу ответа Джеффа, добавил, — он вор-боец, который убивает людей за деньги.

После очередной паузы Джефф ответил:

— Это мы сможем устроить.

Повесив трубку, я поразился тому, как отчаянно защищал Энтрери. Для меня он не был простым разбойником; он превратился в важного персонажа, выходящего далеко за рамки взаимоотношений с Дриззтом. Я прекрасно понимаю, почему многие рассказы этой антологии сосредоточены на его персоне, и в рассказе «Третий уровень обмана» я хотел узнать почему. Почему этот человек потерпел неудачу там, где Дриззт преуспел? Почему он стал жертвой своего презренного окружения?

Работая над рассказом, я увидел в Энтрери человека безнравственного, не бессмертного, лишённого эмоций. Он знает лишь мрачную сторону этого мира, но умеет в нём выживать. Мы знаем, что, как правило, преступники возникают откуда-то из мрака. Тысячи книг, тысячи часов сеансов психотерапии посвящены выявлению тёмного прошлого, которое может наставить человека на тёмный путь. Думаю, это касается и Артемиса Энтрери.

Тёмные глаза юноши обшаривали окрестности. Такова жизнь — всегда в движении, всегда настороже. Он заметил шевеление слева, между двумя ветхими хижинами из дерева и глины.

Ребёнок. Играющий ребёнок, благоразумно скрывающийся в тени.

Движение справа — там женщина в глубокой нише за окном, представлявшей собой дыру в стене (никто в этом районе Калимпорта не был настолько богат, чтобы застеклить окна). Женщина стояла не шевелясь и наблюдала за ним, не догадываясь, что и он, в свою очередь, наблюдал за ней.

Он чувствовал себя хищной кошкой, пересекающей равнину, и женщина казалась ему одним из многих оленей, который надеется, что его не заметят.

Молодому Артемису Энтрери нравилось ощущение власти. Он работал на этой улице — если можно назвать улицей случайное скопление облезлых лачуг, разбросанных по разбитому повозками полю — уже более пяти лет, с тех пор как ему исполнилось всего девять.

Он остановился, медленно повернулся к окну, и женщина отпрянула, почуяв малейший намёк на угрозу.

Энтрери улыбнулся и продолжил инспекцию. Это его улица, сказал он себе, оглядывая место, которое объявил своим спустя три месяца после прибытия в Калимпорт.

У места не было официального названия, но теперь, благодаря ему, оно обрело индивидуальность. Теперь это был квартал, хозяином которого был Артемис Энтрери.

Какой же путь прошел он за эти пять лет, добираясь на перекладных от самого Мемнона. Артемис усмехнулся при фразе "от самого". По правде говоря, Мемнон был ближайшим к Калимпорту городом, но в бесплодной пустыне Калимшана даже до ближайшего города добираться было долго и трудно.

Но Энтрери справился, выжил, несмотря на все трудности пути, начиная от тяжёлых работ, взваленных на него жестокими караванщиками, и кончая домогательствами развратного старика, вонючего небритого тупицы, который, видимо, думал, что девятилетний мальчик…

Артемис выгнал воспоминание из головы, отказываясь следовать проторенной тропинкой памяти. Он пережил дорогу и обокрал купцов на второй день по приезду, когда узнал, что они взяли его с собой лишь для того, чтобы продать в рабство.

Не стоило вспоминать и ужасы, которые заставили его сбежать из родного дома. Он до сих пор чувствовал смрадное дыхание отца и дяди, как и того развратного старика.

Боль воспоминаний уступила место ненависти, в тёмных глазах заблестела сталь, на руках напряглись точёные мышцы. Он смог. Остальное не в счёт. Это его улица, безопасное место, где никто не смеет ему угрожать.

Артемис возобновил наблюдение за своей территорией, изучая глазами окрестности. Он видел каждое движение и каждую тень — он был хищной кошкой, выискивающей скорее добычу, чем угрозу.

Он невольно издал пренебрежительный смешок, глядя на великолепие своего "королевства". Его улица? Только потому, что ни один другой вор не подумал взять её себе. Артемис мог трудиться шесть дней подряд, обворовывая каждого пьяницу, коих немало валялось в грязи в этом обнищалом районе. Но при этом ему едва удавалось наскрести монет, чтобы прилично поесть на седьмой день.

Всё же, для беспризорника этого было достаточно. Все эти годы уличное ремесло кормило и поддерживало в нём гордость. Теперь он был молодым человеком четырнадцати лет — или почти четырнадцати. Артемис не помнил точно дату своего рождения, помнил только, что это было перед коротким сезоном дождей, когда обстановка дома была не так ужасна.

И снова молодой человек выкинул из головы нежелательные мысли. В конце концов, ему всего четырнадцать; как бы в подтверждение этого он посмотрел на своё прекрасно тренированное, гибкое тело весом чуть менее шестидесяти килограмм, каждый сантиметр которого был покрыт тугими мышцами. Всего четырнадцать, а он уже горд за себя — и по праву! — потому что выжил, преуспел. Он осматривал свою улицу, свои владения, и его маленькая грудь вздымалась. Даже старые пьяницы боялись его, обращаясь к нему с должным уважением.

Он это заслужил, и все в этом маленьком квартале Калимпорта, состоящего из тысячи таких маленьких трущоб, сгрудившихся вокруг беломраморных, отделанных золотом купеческих дворцов, уважали его и боялись.

Все, кроме одного.

Новый бандит, молодой человек, вероятно на три-четыре года старше Артемиса, объявился в начале декады. Не спросив разрешения у Артемиса, он начал грабить бродяг и даже являться в дома при свете дня и терроризировать жителей. Пришелец заставлял "подопечных" Артемиса готовить ему еду или предоставлять другие "лакомства".

Это злило Артемиса больше всего. У Артемиса не было ни любви, ни уважения к простому народу его "королевства", но он встречал людей, подобных этому бандиту и раньше — как в своём ужасном прошлом, так и в тревожных ночных кошмарах. По правде сказать, места на улице двум головорезам хватало. За пять дней, проведённых здесь новоприбывшим, они с Артемисом даже ни разу не встретились. И, конечно, ни один из несчастных информаторов Артемиса не просил защиты от новой напасти. Никто из них не осмеливался даже заговорить с юношей, если тот сам не спрашивал.

Но оставался ещё вопрос чести, и он не терпел отлагательства.

Артемис выглянул из-за угла хижины, осматривая грязную улицу.

— Точно по расписанию, — прошептал он, когда пришелец показался на другом конце относительно прямой дороги. — Предсказуем.

Артемис презрительно скривил губы. Предсказуемость — это слабость. Надо запомнить.

У бандита, как и у самого Энтрери, были тёмные глаза и чёрные, как воды Кандадского Оазиса, волосы. Их чернота была столь глубокой, что отливала всеми цветами радуги. Уроженец Калимшана, решил Энтрери. Вероятно, человек не сильно отличался от него самого.

«Какое мучительное прошлое толкнуло захватчика на его улицу?» размышлял юноша. «Нет, никакого сочувствия!» одернул себя Артемис. «Жалость приводит к смерти».

Сделав глубокий вдох, он вновь сосредоточился и стал равнодушно смотреть, как пришелец повалил на землю шатающегося старика и рывком сорвал у несчастного потёртый кошелек. Очевидно не удовлетворившись скудным содержимым, молодой человек оторвал полусгнившую доску от ближайшей лачуги и с размаху ударил бедолагу по лбу. Старик жалобно заскулил, но бандит ударил снова, разбив ему нос. Старик стоял на коленях, по лицу текла алая кровь. Он плакал и умолял, но получал удар за ударом, пока не уткнулся разбитым лицом в грязь, заглушившую его всхлипы.

Артемис не испытывал жалости к старому бродяге. Однако его возмущало то, что старик признал хозяином этого пришельца, который явился незваным во владения Артемиса Энтрери.

Энтрери опустил руки в карманы, нащупывая скромный арсенал, который носил при себе: две пригоршни песка и камень с острым краем. Он вздохнул, чувствуя трепет возбуждения от предстоящей битвы и понимая её неизбежность. Юноша собрался выйти из-за угла, но замер, сосредотачиваясь на ощущениях. Он был хищной кошкой, хозяином здешних мест, и законно защищал свои владения. Но вместе с тем оставалось некое чувство грусти, которую Энтери не мог отвергнуть, и чувство смирения, которого не мог понять.

Где-то в глубине души, в маленьком её уголке, запечатанном ужасами пережитого прошлого, он понимал, что так не должно быть. Но осознание этого не отвратило от предстоящей драки. Наоборот, это ещё больше разозлило его.

С губ сорвалось животное рычание, и Артемис выступил из-за хибары на открытое место, преграждая врагу путь.

Тот остановился, в ответ разглядывая своего соперника. Конечно, он знал об Артемисе, точно так же, как тот знал о нём.

— Наконец-то, ты показался, — самоуверенно произнес пришелец. Он был крупнее стройного Артемиса, хотя его бойцовскую фигуру слегка отягощал лишний вес. Своими широкими плечами он был обязан не только возрасту, но и жизненным тяготам. Мышцы его, хоть и не были массивными, переплетались, как крепкие верёвки.

— Я искал тебя, — сказал он, медленно приближаясь. Его осторожность подсказала наблюдательному Артемису, что под напускной храбростью парня скрывалось сильное волнение.

— Я не прятался, — ответил Артемис. — Ты мог найти меня в любое время.

— С какой стати?

Артемис обдумал глупый вопрос и пожал плечами, решив не удостаивать хвастливую реплику ответом.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — сказал, наконец, парень. Голос прозвучал ещё резче, что ещё раз подтверждало его излишнюю нервозность.

— Забавно, а я подумал, что это я нашел тебя, — ответил Артемис. Он старательно скрывал озабоченность тем, что негодяй пришел на его улицу с целью более важной, чем он предполагал.

— У тебя не было выбора, — твёрдо заявил захватчик.

Нет, что-то здесь явно не так. Артемису пришло в голову, что этот мужчина (а он выглядел действительно, как мужчина, а не уличный беспризорник), должен быть выше того, что бы заявлять свои права на такую убогую территорию. Даже если он был новичком в деле, такой принцип не подходил взрослому бандиту. Наверняка он связан с одной из многих воровских гильдий в этом городе воров. Тогда, почему он пришел? И почему один?

Может, его вышвырнули из гильдии?

На мгновение Артемис испугался, что такой противник ему не по зубам. Его оппонент был взрослым, и, вероятно, опытным вором. Но Энтрери сразу же отбросил эту версию. Молодых выскочек не "вышвыривали" из воровских гильдий Калимпорта; они просто исчезали — и об их внезапном отсутствии никто не задумывался. Но этот соперник, очевидно, не был ребёнком, брошенным на произвол судьбы.

— Кто ты? — резко спросил Артемис. И тут же пожалел о сказанном, опасаясь, что невольно признался в собственной неосведомлённости. Артемис был абсолютно одинок в этом мире. Вокруг него не было никакой организации, никаких союзников, представляющих хоть какую-то ценность, и он имел весьма смутное представление о том, кто действительно правит Калимпортом.

Бандит усмехнулся, и долгое время изучал противника. Артемис был мал и, вероятно, быстр и опасен в драке, как указывалось в сообщениях гильдии. Он стоял спокойно, держа ладони в карманах потрёпанных штанов, голые смуглые руки были маленькими, но мышцы были развиты неплохо. Бандит знал, что у Артемиса нет союзников, ему сказали об этом, перед тем, как послать сюда. Тем не менее, этот паренёк — а в глазах опытного вора Артемис и впрямь был ребёнком — стоял легко и казался не по годам выдержанным. Но мужчину беспокоило другое.

— У тебя нет оружия? — с подозрением спросил он.

И, опять, Артемис в ответ лишь пожал плечами.

— Ну, ладно, — сказал головорез твёрдым тоном, будто только что принял решение. Чтобы подчеркнуть это, он взял доску, с которой всё ещё капала кровь старика, и резким движением поднял её к плечу. Поднял, как понял Артемис, в более удобную позицию. Бандит был едва в шести метрах, когда начал движение к нему.

В этот момент Артемис понял, что за происходящим скрывается нечто большее, и захотел выяснить правду.

Три метра.

Артемис продолжал стоять в уверенной и спокойной позе, но мускулы напряглись.

Мужчина был не более чем в полутора метрах от него. Рука Энтрери выскочила из кармана, швырнув облачко мелкого песка.

Дубинка ушла вверх, и человек отвернул голову, смеясь.

— Хотел ослепить меня горсткой песка? — спросил он с издевкой. — Как умно, пустынный воин догадался использовать песок!

Конечно, это был пресловутый "старейший трюк" в толстой книге по технике коварного уличного боя любого калимшанского плута. За ним последовал второй старейший трюк, когда Артемис снова запустил руку в карман и кинул вторую горсть песка.

Бандит смеялся, уже закрывая глаза, отводя от себя атаку. Он быстро моргнул, всего на мгновение, на долю секунды. Но этого мига хватило, что бы одинаково хорошо владеющий обеими руками Артемис, извлек из кармана левую руку и метнул острый камень.

У него была лишь единственная возможность, один миг и крохотная мишень. Он должен был быть безупречен — это стало принципом жизни Артемиса ещё с малолетства, с тех пор как он вышел в пустыню, которая не прощает ни малейшей ошибки.

Острый камень просвистел мимо поднятой дубины и угодил бандиту в горло, чуть в стороне от центра. Он рассек трахею и отклонился налево, разрезав стенку артерии.

— Чт…? — начал бандит, и остановился, явно удивленный любопытным присвистом, неожиданно появившимся в его голосе. Из горла хлынул фонтан крови, заливая щёку. Свободной рукой он схватился за рану, пытаясь остановить поток. Он ещё сохранял хладнокровие, держа свою импровизированную дубину, чтобы не дать Артемису возможности подойти, хотя юноша уже убрал руки в карманы и не двигался.

Он хорош, решил Артемис, искренне аплодируя спокойствию человека продолжающего защищаться.

Он хорош. Но Артемис безупречен. Приходилось быть безупречным.

Поток крови почти остановился, но артерия была перерезана, а с ней и трахея.

Бандит зарычал, приближаясь. Артемис даже не шелохнулся.

Бандит внезапно остановился, широко раскрыв тёмные глаза. Он пытался заговорить, но лишь выплюнул яркий сгусток крови. Он попытался вдохнуть, но лишь вновь забулькал — его лёгкие быстро наполнялись кровью — и упал на колени.

Умирал он долго. Калимпорт был безжалостным местом. Приходилось быть безупречным.

— Неплохо, — послышался голос слева.

Артемис обернулся и увидел двоих человек, небрежно выходящих из узкого переулка. Он сразу понял, что это были воры, вероятно, члены гильдии. Артемис был уверен, что только матёрые воры могут подойти так близко к нему незамеченными.

Артемис поглядел на труп у своих ног, и в голове завертелись тысячи вопросов. Тогда он понял с холодной уверенностью, что это была не случайная встреча. Бандита, которого он убил, к нему подослали.

Он усмехнулся, скорее, насмешливо фыркнул и пинком послал кучку грязи в лицо покойнику.

Не будешь безупречен — и тебя убьют. Безупречных, как Артемис скоро выяснил, приглашают в воровскую гильдию.

Артемис с трудом привыкал к тому, что любая еда теперь стала доступна по щелчку пальцев. Кроме того, ему предоставили мягкую постель, но он побоялся, что такая роскошь расслабит его. Ночью он спал на полу.

Тем не менее, сам факт был важен. Артемиса мало заботили богатства и удовольствия, главное, что ему их предлагали.

Это было преимущество членства в Клике Бассадони, одной из наиболее влиятельных воровских гильдий города. На самом деле преимуществ было много, но для такого независимого молодого человека, как Артемис Энтрери, недостатков было не меньше.

И одним из них был лейтенант Тиблис Руазет, которого паша Бассадони назначил персональным наставником Энтрери. Он олицетворял тех людей, к которым Энтрери испытывал отвращение: обжора и лентяй с тяжелыми, вечно слипающимися веками. Кудрявые каштановые волосы воняли и были настолько сальными и грязными, что прилипали к голове. На его рубахе всегда виднелись остатки последних четырех обедов. Тиблис ничего не делал быстро, кроме одного движения, которым он отправлял последнюю пригоршню еды в недра своих чавкающих челюстей, но в интеллектуальном плане мужик был проницателен и опасен.

Ещё он был садистом. Несмотря на явные физические ограничения, Тиблис занимал второе после паши Бассадони место в иерархии гильдии, наряду с полудюжиной других лейтенантов.

Артемис его ненавидел. Тиблис раньше был торговцем, и, как многие другие поставщики Калимпорта, нажил себе неприятности с городской стажей. Тогда Тиблис использовал своё богатство, что бы купить себе место в гильдии и уйти в подполье, таким образом избежав ужасных тюрем Калимпорта. Видно, богатство было немалым, учитывая, что Паша Бассадони принял этого опасного слизняка в гильдию, не говоря уже о том, что бы назначить его лейтенантом.

Артемис был достаточно сообразителен, что бы понять, что Бассадони выбрал садиста Тиблиса его персональным наставником для настоящей проверки верности новой "семье".

Тяжелейшей проверки, сделал вывод Артемис. Он стоял, облокотившись на обтёсанную каменную стену комнаты в подвале гильдии, скрестив руки на груди, и нетерпеливо постукивая пальцами в толстых перчатках. Чем дальше, тем сильнее он скучал по своей улице и тем дням, когда он ни слушался никого, кроме себя и своих инстинктов выживания. Те дни закончились после меткого броска острым камнем.

— Ну? — снова напомнил Тиблис, опять пришедший с неожиданной проверкой. Он извлёк что-то довольно большое из своего широкого плоского носа. Как и все остальное, что попадало в его пухлые, похожие на детские, ручонки, это быстро отправилось в рот.

Артемис не пошевелился. Он перёвел глаза с Тиблиса на пятидесятилитровый стеклянный ящик на другом конце плохо освещенной комнаты. Помещение находилось почти на десять метров под землей, но было сухим и пыльным.

Покачиваясь на каждом шагу, толстый лейтенант подошел к ящику. Артемис послушно последовал за ним, поймав кивок сторожившего дверь вора, того самого, что встретил Артемиса на улице после убийства бандита. Его звали Танцор, один из подчинённых Тиблиса, и один из многих приятелей, которых молодой Артемис завёл, попав в гильдию. Танцор кивнул в ответ и выскользнул из комнаты.

Он мне доверяет, подумал Артемис. За это он считал Танцора идиотом.

Артемис поравнялся с Тиблисом возле ящика. Толстяк внимательно смотрел на маленьких оранжевых змей, сплетающихся внутри.

— Красавицы, — сказал Тиблис. — Такие гибкие и изящные, — он посмотрел на Артемиса из-под опухших век.

Артемис не мог с ним не согласиться. Это были смертоносные фесалийские, или как их ещё называли, «двухшаговые», гадюки. После укуса рептилии человек с воплем успевал сделать два шага, после чего замертво падал на землю.

Действенно и прекрасно.

Добывать яд из ужасных гадюк даже в толстых перчатках было незавидным заданием. Но, похоже, у гнусного Тиблиса Руазета был пунктик — никогда не давать Артемису простых поручений.

Тиблис долго любовался шевелящимися змеями, затем глянул вправо. Он с трудом подавил удивление, когда понял, что Артемис неслышно обошел вокруг него, подойдя к дальнему концу комнаты. Он повернулся к молодому вору и, скривившись, тихо хохотнул. Пущенный свысока смешок тут же напомнил Артемису, что он здесь всего лишь подчинённый.

Тогда-то Тиблис и увидел столик, частично скрытый за ширмой. На миг его заплывшее лицо выразило удивление, но он тут же одёрнул себя и успокоился.

— Твоих рук дело? — спросил он, приближаясь к ширме и указывая на маленький круглый стол со стеклянной столешницей, с каждой стороны которого было по большому рычагу.

Артемис медленно повернулся и посмотрел через плечо на Тиблиса, но не удосужился ответить. Артемис был сборщиком яда. Естественно стол был "его рук делом". Кто ещё, кроме его жирного начальника, захочет приходить в эту комнату?

— Ты нашёл много союзников среди низших членов гильдии, — заметил Тиблис. Из всего, что Артемис от него слышал, это походило на похвалу больше всего. На самом деле Тиблис действительно был впечатлён. Это было прямо-таки героической ловкостью со стороны новичка, чтобы передвинуть имеющий дурную репутацию вращающийся столик в удобное, тихое место. Но, немного поразмыслив, Тиблис не особо удивился. Этот обаятельный юноша, обладал характером, внушавшим уважение головорезам гораздо старше него.

Да, Тиблис знал, что Артемис Энтрери не был обычным малолетним карманником. Он мог стать великим вором, одним из лучших. Он мог принести Клике Бассадони огромную выгоду. Или серьёзные неприятности.

Не оборачиваясь, Артемис перешёл комнату и сел на одно из двух кресел, поставленных с противоположных сторон вращающегося стола.

Конечно, это не было полной неожиданностью. Тиблис пережил несколько подобных сцен с юнцами, проходившими у него жестокое обучение. Более того, молодой Артемис уже наверняка знал, что это Тиблис послал в трущобы бандита, который бросил вызов подростку. Тиблис догадывался, что Танцор уже рассказал Энтрери об этом. Он сделал себе заметку поговорить с Танцором, когда закончит с Энтрери. Тихо посмеиваясь, толстяк прошёлся по комнате и встал возле сидящего воришки. Он увидел, что четыре стакана, стоящих в равномерных углублениях по периметру стола, были до половины налиты прозрачной водой. В центре стола стоял пустой пузырек с белёсыми стенками из-под яда.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я близкий друг Паши Бассадони, — сказал Тиблис.

— Я понимаю, что если ты сядешь в это кресло, ты добровольно примешь вызов, — ответил Артемис. Он протянул руку и убрал пузырек. По четким правилам состязания на столе не должно было быть ничего кроме четырёх стаканов.

Тиблис затрясся от смеха, но Артемис ничего другого и не ожидал. Он знал, что не имеет права бросать такой вызов, но испытал облегчение, когда Тиблис похлопал его по плечу и начал обходить стол. Толстый лейтенант остановился и, как будто что-то заметив, внимательно посмотрел в каждый стакан.

Он блефует, убеждал себя Артемис. Яд фесалийской гадюки был абсолютно прозрачен, как вода.

— Ты налил достаточно? — с абсолютным спокойствием спросил Тиблис.

Артемис не пошевелился. Он знал, так же как и толстый лейтенант, что достаточно было одной капли.

— И ты отравил только один стакан? — задал Тиблис ещё один риторический вопрос, хотя правила состязания были чётко определены.

Тиблис сел в предложенное кресло, по-видимому, принимая вызов. Спокойствие Артемиса чуть не дало трещину, и он едва сдержал вздох облегчения. Лейтенант мог отказаться, мог приказать выволочь Артемиса из зала и выпотрошить его за одну только мысль о том, будто он удостоился бросить вызов вышестоящему члену гильдии. Но Артемис подозревал, что жестокий Тиблис не пойдет таким простым путем. Тиблис ненавидел его так же сильно, как и Энтрери ненавидел Тиблиса, и он делал всё, чтобы подпитывать эту ненависть в течение последних нескольких недель.

— Только один? — опять спросил Тиблис.

— Это имеет значение? — ответил Артемис, полагая себя умным. — Один, два или три отравленных напитка — мы рискуем одинаково.

Лицо толстого лейтенанта приняло кислое выражение.

— Это Стол Четвертей, — сказал он снисходительно. — Четверть. Одна четвертая. Это правило. Когда столешница раскрутиться, у каждого из нас есть один шанс из четырёх глотнуть отравленный напиток. И, по правилам, отравленным может быть только один стакан, и только один из участников может умереть.

— Отравлен только один, — подтвердил Артемис.

— Это яд именно фесалийской гадюки, и никакой другой, верно?

Артемис кивнул. Такому настороженному сопернику, как молодой плут, заданный вопрос мгновенно раскрыл тот факт, что Тиблис не боялся этой отравы. Конечно, не боялся.

Тиблис кивнул в ответ и сделал серьёзное лицо.

— Ты уверен в том, что делаешь? — голосом, полным торжественной важности, спросил он.

Артемис не упустил из виду скрытый смысл фразы опытного убийцы. Тиблис претворялся, что хочет дать ему возможность передумать, но это была всего лишь уловка. И Артемис стал подыгрывать. Он нервно огляделся, а на его лбу показались капли пота.

— Может быть… — начал он осторожно, делая вид, что не уверен в себе.

— Ну? — подначил Тиблис после долгой паузы.

Артемис начал вставать, будто действительно передумал бросать вызов. Тиблис остановил его резким словом. Выражение удивления на юном хрупком лице Артемиса казалось искренним.

— Вызов принят, — зарычал лейтенант. — Обратной дороги нет.

Артемис упал в кресло, схватил край стола и сильно рванул. Столешница, как рулетка, тихо и плавно завертелась на центральной оси. Артемис взялся за длинный рычаг у своего бока — один из тормозов стола — и Тиблис, самодовольно улыбаясь, сделал то же самое.

В этой игре нервов Тиблис, сцепившись взглядами с Артемисом, впервые начал подозревать всю опасность юного противника. В этот момент лейтенант оценил чистейшее коварство безжалостного Артемиса Энтрери. Но он не боялся, не расслабился, и заметил легкое движение глаз Артемиса, указывавшее на то, что юноша следил за вертящимися стаканами более внимательно, чем хотел показать.

Артемис поймал незначительное мерцание, неуловимую вспышку, отблеск с поверхности стола, затем вторую. Задолго до того как Тиблис навестил его, он слегка поцарапал край одного из стаканов. После этого Артемис старательно выровнял стол и своё сидение. С каждым вращением крохотная насечка на стакане отражала мерцание факела, горящего в ближайшем канделябре — но только для его глаз.

Артемис тихо считал время, пролетающее между вспышками, оценивая скорость движения стола.

— Почему ты так рискуешь? — спросил настороженный Тиблис, пытаясь сломить концентрацию юноши. — Неужели ты так меня возненавидел за несколько коротких декад?

— Долгих месяцев, — поправил Артемис. — Но вообще-то ещё раньше. Моя драка на улице не была случайностью. Это была подстава, проверка, между мною и человеком, которого я должен был убить. И это устроил ты.

То, как Артемис описал своего противника "человек, которого я должен был убить", указало Тиблису на мотивацию юноши. Незнакомец на пыльной улице, скорее всего, был первой жертвой Артемиса Энтрери. Лейтенант улыбнулся про себя. Некоторые слабаки находят, что убийство трудно принять. Либо первое убийство, либо неизбежная дорога, на которую оно привело молодого человека, не нравились Энтрери.

— Мне нужно было узнать чего ты стоишь, — сказал Тиблис, признавая свою причастность. Но Артемис уже не слушал его. Молодой вор снова сосредоточил внимание на вертящихся стаканах.

Тиблис отпустил свой тормоз, заметно замедляя вращение. Ось была хорошо смазана — некоторые даже утверждали, что не обошлось без магии, — и столешнице не нужно было сильного толчка, что бы продолжать вертеться.

Артемис не выказал ни малейшего беспокойства от внезапного изменения скорости. Он оставался полностью сосредоточен и снова начал считать. Помеченный стакан отблескивал точно на одну восьмую окружности от кресла Тиблиса. Артемис настроился на ритм, что бы каждый полный поворот происходил на счет восемь.

Он увидел вспышку, сосчитал до девяти и резко потянул тормоз. Столешница остановилась, жидкость в стаканах заплескалась, капли разбрызгались по столу и по полу.

Тиблис уставился на стакан перед собой. Он подумал, что надо указать молодому воришке на то, что он не понимает должного протокола вращающегося стола, ибо предполагалось, что тормозить надо медленно, по очереди, и окончательная остановка делается вызванной стороной. Толстый лейтенант решил не делать из этого проблемы. Он знал, что его провели, но не волновался. Он ожидал этого вызова уже почти десять дней, и у него в крови было достаточно противоядия, что бы противостоять яду сотни фесалийских гадюк. Он поднял свой стакан. Артемис сделал то же, и вдвоём они сделали по большому глотку.

Прошло пять секунд. Десять.

— Что ж, — начал Тиблис, — похоже, что никто из нас не нашёл сегодня смертельную четверть, — он вытащил свою огромную тушу из кресла. — Конечно, о твоей наглости будет подробно рассказано Паше Бассадони.

Энтрери не моргнул глазом и не шелохнулся. Тиблис подумал, что молодой вор скрывает своё удивление, или кипит от злости, или пытается вычислить, как ему избежать этого нежданно обрушившегося несчастья. Секунды бежали, и спокойствие юноши начинало нервировать толстого лейтенанта.

— У тебя был один шанс, — неожиданно громко огрызнулся Тиблис, — Я жив, значит, ты проиграл. Готовься дорого заплатить за свою дерзость.

Артемис не пошевелился.

“Весьма неплохо, для юного выскочки”, подумал Тиблис, прищёлкнув пальцами. Уходя, он думал, как бы поизощрённее наказать мальчишку.

Эта пытка будет восхитительна, и в этот раз Бассадони не сможет его остановить. Глава гильдии, который, по оценке Тиблиса, сделался к старости слишком мягким, много раз вмешивался, защищая Энтрери и останавливая Тиблиса, когда узнавал, что толстый лейтенант планирует жестокое наказание для молодого новичка. Но только не теперь. В этот раз Бассадони не сможет вмешаться. В этот раз Энтрери точно заслужил наказание.

Придя в свои роскошные апартаменты, Тиблис первым делом направился к набитому доверху буфету. Известно, что сыворотка от яда фесалийской гадюки вызывает сильный голод, а Тиблиса никогда не нужно было уговаривать поесть. Лейтенант извлёк двухслойный пирог, огромную, посыпанную сахаром выпечку, украшенную самыми сладкими фруктами.

Он взял нож, что бы отрезать кусочек, но пожал плечами и решил съесть пирог целиком. Обоими руками он потянул пирог ко рту.

— Сообразительный парнишка, — поздравил Тиблис своего подопечного, возвращая пирог на стол. — Хитрость внутри хитрости, притворство внутри притворства! Конечно, ты знал эффект противогадючьей сыворотки. Конечно, ты знал, что я сразу побегу к своему буфету! И у тебя было время, не так ли, Артемис Энтрери? Умный паренек!

Тиблис посмотрел в окно, и уже собрался выкинуть пирог на улицу. Пусть бездомные бродяги найдут ошмётки, съедят и попадают замертво! Но пирог был великолепен. Он не мог его выбросить, он был так голоден.

Вместо этого лейтенант прошел в глубь комнаты к своему бюро. Он тщательно отпёр защищенный ловушкой ящичек, проверил восковую печать, чтобы убедиться, что никто не лазил сюда до него и что Артемис не испортил его запасы. Удостоверившись, что всё в порядке, Тиблис открыл секретное отделение в дне ящика и извлек очень ценный флакон. В нём была янтарного цвета жидкость, магическое снадобье, которое нейтрализует любой яд, принятый человеком. Тиблис посмотрел обратно на пирог. Был ли Артемис так умён, как казалось Тиблису? Понимал ли молодой мошенник концепцию хитрости внутри хитрости?

Тиблис вздохнул и подумал, что у Артемиса вполне могло хватить на это ума. Флакон с универсальным противоядием стоил очень дорого, но пирог выглядел так аппетитно!

— Я заставлю Артемиса Энтрери купить мне другой флакон, — решил оголодавший лейтенант, проглатывая противоядие. Он протопал по комнате и откусил маленький кусочек от края пирога, пробуя на вкус. Пирог был действительно отравлен. Опытный Тиблис сразу догадался об этом по едва заметному кисловатому привкусу.

Лейтенант знал, что противоядие справится и не позволит юному выскочке провести его с такой прекрасной едой. Он потёр свои пухлые ручки и взял пирог. Он давился, заглатывая огромные куски, вылизывая серебряную тарелку.

Той же ночью Тиблис умер страшной смертью. Он проснулся в страшной агонии. Его внутренности горели огнём. Он пытался позвать на помощь, но захлебнулся кровью.

Слуга нашёл его на следующее утро, со ртом, полным свернувшейся крови, подушка была в коричневатых пятнах, а живот покрыт воспалёнными синими рубцами. Многие в гильдии слышали от Танцора про брошенный вчера вызов, и, таким образом, вывод о причастности молодого Артемиса Энтрери напрашивался сам собой.

Молодого ассассина поймали на улицах Калимпорта только через десять дней, но он заставил побегать всю разветвлённую шпионскую сеть могущественной гильдии Паши Бассадони. Он был скорее спокоен, нежели напуган, когда два дородных убийцы раздражённо вели его обратно в здание гильдии.

Артемис верил, что Бассадони накажет его, может быть, даже убьет, но осознание того, что Тиблис Руазет умер в муках, этого стоило.

Он никогда раньше не бывал в верхних палатах гильдии и не мог представить, какие находятся там богатства. По комнатам сновали прекрасные женщины, сверкая драгоценностями. Повсюду стояли огромные мягкие ложа и разбросанные подушки, а за каждой третьей аркой скрывались ванны с тёплой ароматной водой.

Весь этаж был посвящён всевозможным утехам. И всё же, Артемису оно казалось скорее опасным, чем соблазнительным. Его целью была безупречность, а не удовольствие. Это место делало человека мягким.

Он был несколько удивлён, когда, наконец, оказался перед Пашой Бассадони. Артемис первый раз увидел его вживую. Маленький кабинет Бассадони был единственной на этом этаже комнатой, не обставленной роскошью. Меблировка была незатейливой: деревянный стол и три простых стула.

Вид паши вполне соответствовал его кабинету. Миниатюрный человек, старый, но полный достоинства, одет скромно и неброско, седые волосы тщательно уложены. Его взгляд, как и осанка, были идеально прямыми.

Почти сразу Артемис понял, что этого человека нужно уважать, даже бояться. Смотря на Пашу, юноша в который раз задался вопросом, как не к месту был здесь такой слизень как Тиблис Руазет. Энтрери догадался, что Бассадони, должно быть, глубоко ненавидел Тиблиса. Эта идея подарила ему надежду.

— Так ты признаёшь, что сжульничал за Столом Четвертей? — спросил Бассадони, специально затянув паузу, после того как изучил Артемиса так же внимательно, как и тот изучал его.

— Разве это не часть состязания? — быстро нашелся Артемис.

Бассадони хихикнул и кивнул.

— Тиблис ожидал, что я буду жульничать, — продолжал Артемис. — В его комнате нашли флакон из-под универсального противоядия.

— Который ты подменил?

— Нет, — честно ответил Артемис. Озадаченное выражение лица Бассадони побудило молодого плута продолжать.

— Противоядие сработало, как и предполагалось, и пирог был действительно отравлен, — признал Артемис.

— Но… — замялся Бассадони.

— Но ни одно противоядие Калимшана не защитит от толчёного стекла.

Бассадони покачал головой.

— Хитрость на хитрость внутри хитрости, — сказал он. — Притворство на притворстве внутри притворства. — Он с любопытством поглядел на умного парня. — Тиблис был способен мыслить до третьего уровня обмана, — рассудил он.

— Но не верил, что я могу, — быстро отпарировал Артемис. — Он недооценил своего противника.

— И заслужил смерть, — после небольшой паузы подвел итог Бассадони.

— Вызов был принят добровольно, — быстро заметил Артемис, напоминая старому паше, что любое наказание по законам гильдии будет несправедливо.

Бассадони откинулся на стуле, постукивая кончиками пальцев друг о друга. Он смотрел на Артемиса долго и внимательно. Молодой ассассин рассуждал достойно. Но он уже почти приказал убить Артемиса, ясно видя жестокость и абсолютное отсутствие сострадания в его чёрном сердце. Он понимал, что никогда не сможет полностью доверять Артемису Энтрери, но также понимал, что тот вряд ли обернётся против него, старика и потенциально ценного учителя, если только сам не вынудит его. Бассадони также знал, насколько ценным кадром является столь умный и хладнокровный убийца, каким может стать Артемис Энтрери — особенно когда ещё пять честолюбивых лейтенантов дерутся за место главы гильдии, в надежде что он скоро умрет.

“Возможно, я всё же переживу этих пятерых”, с легкой улыбкой подумал паша. Артемису же он сказал:

— Я не буду тебя наказывать.

Артемис не выдал эмоций.

— Ты действительно хладнокровный негодяй, — с искренней симпатией в голосе продолжил Бассадони, не удержав улыбки. — Теперь оставь меня, Лейтенант Энтрери. — он махнул старческой рукой, как будто всё происходящее ему наскучило.

Артемис собрался уйти, но остановился и оглянулся, только сейчас понимая значение того, как обратился к нему Бассадони.

Два дюжих охранника по бокам новоиспечённого лейтенанта тоже это поняли. Один из них обеспокоено ощетинился, уставившись на молодого человека. «Лейтенант Артемис Энтрери?», будто недоверчиво спрашивало суровое выражение его лица. Мальчишка, в половину его ростом, попавший в гильдию всего несколько месяцев назад. Ему же всего четырнадцать!

— Наверное, первой моей обязанностью будет проследить за продолжением твоего обучения, — сказал Артемис, холодно смотря в лицо качка. — Ты должен научиться лучше скрывать свои чувства.

Момент злости сменился у человека откровенным ужасом, когда он, в свою очередь, посмотрел в эти бессердечные тёмные глаза, слишком злобные для юного возраста Артемиса Энтрери.

Ближе к вечеру Артемис Энтрери, вышел из здания гильдии Бассадони, чтобы совершить короткое путешествие, которого долго ждал. Он вернулся на свою улицу, на территорию, которую выкроил среди нищеты Калимпорта. Пыльный оранжевый закат отмечал конец ещё одного жаркого дня, когда Артемис повернул за угол и ступил на то же место, где ему пришлось убить молодого бандита.

Артемис покачал головой, чувствуя себя полностью подавленным. Он выжил на этих улицах, пережил вызов, брошенный Тиблисом Руазетом, и свой ответный вызов ему. Он выжил и преуспел, и стал полноправным лейтенантом в Клике Бассадони.

Медленно Артемис прогуливался по грязной дороге, скользя взглядом справа налево и обратно, как он делал когда-то, когда был здесь хозяином. В те дни это были его улицы, и жизнь была проста. Теперь его путь простирался среди таких же вероломных людей, как и он сам. И всегда с этих пор он должен будет ходить, повернувшись спиной к стене — твёрдой стене, которую он уже проверил на наличие смертельных ловушек и секретных проходов.

Всё случилось быстро, в течение всего нескольких месяцев — путь уличного беспризорника до лейтенанта Клики Бассадони, одной из самых могущественных воровских гильдий Калимпорта.

И всё же, смотря на дорогу, что привела его из Мемнона в Калимпорт, из грязного переулка в отделанные полированным мрамором покои воровской гильдии, Артемис Энтрери начал задумываться, не было ли это превращение куда менее чудесным. Ничто не случается так быстро; он шел к этому, казалось бы, волшебному превращению, годами оттачивая свои уличные навыки, годами бросая вызов и побеждая жестоких людей, таких как Тиблис, старый развратник в караване или отец…

Шум со стороны привлёк внимание Артемиса к боковой улочке, где шумно бегала стайка мальчишек. Половина чумазой толпы перебрасывала друг другу маленький камешек, в то время как другая половина пыталась его отобрать.

Артемис Энтрери испытал настоящий шок, когда осознал, что эти дети — его ровесники, а возможно даже немного старше. Он почувствовал укол боли.

Мальчишки вскоре скрылись за следующей хибарой, смеясь и крича, оставляя за собой облако пыли. Артемис выбросил их из головы, подводя итог, снова думая о том, чего он добился, и какие высоты славы и власти лежат перед ним. В конце концов, он купил себе право на такие тёмные мечты, заплатив своей юностью и невинностью — теми ценностями, которых не понимал, пока не растратил.