Примула моргнула.
Вокруг было светло. Значит, ночь уже кончилась.
Интересно, Ночные Стражи уже заметили ее отсутствие? А Эглантина? Она все еще здесь или вернулась домой? Примула не знала, сколько времени провела в дупле, но, слава Глауксу, с нее по крайней мере сняли мешок.
Пепельная сова, близкая родственница сипух, но отличающаяся более серым оперением, просунула клюв в дупло:
— Я должна передать тебе приказ: немедленно иди спать! Устраивайся в гнезде. Тебе еще никогда не доводилось нежиться на таком мягком мху! Она нащипала для тебя пух со своей собственной грудки и лично выстлала им гнездышко!
«Какая любезность!» — зло подумала Примула, а вслух сказала:
— А если я не хочу спать?
Пепельная сова заморгала, а потом издала странный стрекочущий звук, который, по ее мнению, должен был напугать пленницу.
— Никого не интересует, что ты хочешь, а чего нет! Это приказ.
— На Великом Древе Га'Хуула мы ложились спать, когда хотели!
— Знаешь, что я тебе скажу, Пушистые Бровки? Ты больше не на своем Га'Хууле!
— Я так понимаю, что оказалась среди Чистых? — уточнила Примула.
— А как хочешь, так и понимай. Ложись спать! — рявкнула серая сова.
Примула взлетела и опустилась на жердочку.
— Не сюда! Спускайся и устраивайся вот в этом прелестном мягком гнездышке.
— Я привыкла спать на жердочке.
— Быстро в гнездо! Это тоже приказ.
Примула никогда в жизни не сталкивалась с таким идиотизмом. Какая разница, где устраиваться на ночлег в этом дурацком дупле? Она все равно пленница, как ни садись!
Ладно, она слетела вниз и уселась в гнезде, которое и в самом деле было выстлано поразительно мягким и нежным мхом. Но несмотря на эту роскошь, Примуле было неуютно.
В ушах у нее тоненько жужжало, желудок странно окаменел. Примула вылезла из гнезда — жужжание тут же прекратилось.
Будучи воробьиным сычиком, весом не больше двух унций и ростом чуть больше семи дюймов, Примула была гораздо чувствительнее к переменам окружающей среды, чем более крупные совы. Стоило ей вылезти из гнезда, как она тут же почувствовала изменения в желудке.
Примула приподняла коготь и дотронулась до того места на животе, где располагался мускульный желудок. Потом попыталась представить схему расположения квадрантов, которую показывала ей Отулисса.
Она отлично помнила, как они вместе читали книгу, а Эзилриб доходчиво растолковал им главные отличия четырех гуморов.
В памяти ее вновь зазвучали слова старого наставника:
«Вы уже знаете, что в нашем мозге содержатся крошечные частицы магнитных веществ, во много раз меньше крупинок. Иногда их называют железистыми оксидами. Именно они помогают нам ориентироваться во время полета, поскольку реагируют на присутствие земных магнитных полей. А теперь представьте, что какая-то сила будет воздействовать на эти крошечные частицы…»
«Что-то прямо сейчас воздействует на мой мозг! — поняла Примула. — И из-за этого какая-то беда творится с желудком».
Она словно наяву увидела кривой коготь Эзилриба, указывающий на схему.
У взрослой совы излучение крупинок может нарушить состояние гуморов и вызвать потерю навигационных навыков, но у более молодых сов — у птенцов, как они с Эглантиной — такое воздействие оказывает сокрушительное воздействие на все внутренние системы. Теперь она слышала голос Эзилриба так ясно, словно он звучал у нее в голове:
«Мускульный желудок становится будто каменный, теряет способность оценивать наши чувства и переживания. Это может вызвать бред. Такое состояние называется острым крупинкитом».
Теперь Примула знала: ее пытаются сокрушить, а Эглантину уже сокрушили!
— Эй, ты! — снова заорала пепельная сова. — Я же сказала тебе быть в гнезде! Ты ведь не хочешь, чтобы я пришла и села на тебя сверху?
«Рискни перьями!» — мрачно подумала про себя Примула.
Однако нужно было обмануть врага, хотя бы на время.
— Да успокойся ты, я просто встала отрыгнуть погадку! — пробурчала она.
— Отрыгивай и возвращайся в гнездо! — рыкнула пепельная сова и громко зевнула.
Примула отошла в угол дупла и отрыгнула.
Она мгновенно почувствовала себя лучше, вот только бы еще знать отчего: от того, что избавилась от погадки, или от того, что отошла подальше от гнезда?
Скорее всего, все дело в крупинках, спрятанных в подстилке.
И тут Примула вспомнила, как несколько раз просыпалась в своем дупле от стонов Эглантины, которая металась во время своих «сладких» сновидений, и всякий раз видела склонившуюся над подругой Рыжуху. Ей тогда казалось, что сипуха похлопывает Эглантину по бочку, успокаивая, но что, если она просто подкладывала ей крупинки? Глаукс знает, откуда она их брала!
— Ну что, отрыгнула? А теперь марш в гнездо, или я немедленно доложу ее Чистейшеству.
«Глаукс Великий! — подумала Примула. — Похоже, плохи мои дела…»
Нужно было немедленно что-нибудь придумать.
Она не могла просто разворошить подстилку, потому что в этом случае крупинки рассыпались бы по всему дуплу.
Примула машинально коснулась крылом янтарной капельки, которую носила на шее.
«Счастливый талисманчик, — грустно подумала она. — Давай принеси мне счастье!»
Она рассеянно потерла капельку коготками, а потом отпустила, так что цепочка снова утонула среди густых перьев на ее грудке.
Словно ветерок пробежал по ее груди, и Примула удивленно опустила глаза. Потом моргнула.
Мягкие перышки, на которых покоился талисман, поднялись и встали торчком. Примула снова моргнула.
Никогда в жизни ее перья такого не вытворяли, да и у других сов она тоже не замечала подобных чудес.
— Иди в гнездо!
— Иду, иду.
В дупле царил полумрак, зато снаружи ярко сиял день.
Если противная пепельная сова захочет подсматривать за пленницей, ей придется постоянно щуриться, чтобы привыкнуть к темноте.
Для начала Примула решила устроиться спиной к своей надсмотрщице.
На затылке у всех воробьиных сычиков есть два темных пятнышка, похожих на открытые глазки. Такие ложные глаза могут запросто сбить с толку птиц, не привыкших летать позади воробьиных сычиков.
Повернувшись к пепельной сове затылком, Примула рассчитывала получить возможность получше рассмотреть свою янтарную бусину.
Она влезла в гнездо и устроилась на куче мха и мягчайшего пуха. Тут же в голове у нее снова зажужжало. Но Примула не стала поддаваться панике и снова потерла коготками янтарик.
Перья на ее груди приподнялись, послышалось легкое потрескивание. Мало того, крошечный кусочек мха вдруг подпрыгнул в воздух, как будто хотел приклеиться к янтарной капельке.
Это было уже интересно.
Примула повторила опыт.
«Глаукс! Да этот янтарь притягивает к себе всякую мелочь! Но разве он может быть магнитом? Это не железо и даже не кусок магнитосодержащей руды».
Примула хорошо помнила уроки металловедения, которые вел Бубо.
Янтарь — это окаменевшая смола хвойных деревьев. Но какими свойствами она обладает?
«Великий Глаукс в ночной глауморе, он заряжается! Я тру его, и он заряжается!»
Примула лихорадочно рассуждала.
Если янтарь не магнит, то как он может притягивать предметы? Может быть, все дело в трении? Да-да, Бубо часто называл янтарь «золотом дураков» и говорил, что при трении он превращается в подобие магнита.
«А что будет, если я как следует его натру, а потом суну в мох?»
Примула сняла с шеи амулет и, держа его за цепочку, окунула в рыхлую массу мха и пуха.
Через несколько мгновений она получила ответ на свой вопрос. Вытащив цепочку, Примула увидела, что янтарная капелька ощетинилась сотнями мельчайших крупинок.
Отлично, но как теперь избавиться от всей этой гадости?
Примула знала, что магнитные свойства разрушаются при нагревании, но не могла же она развести костер посреди дупла!
Она огляделась.
Взгляд ее упал не небольшую щель, в которой прятались древоточцы. Может быть, высыпать крупинки туда? В любом случае, там они будут подальше от ее головы. В конце концов, спала же она в одном дупле с Эглантиной и не испытывала никакого вредного воздействия.
Примула принялась извлекать крупинки из подстилки.
Занятие это было скорее похоже на рыбную ловлю, чем на раскопки. Каждый раз, когда она осторожно вытягивала цепочку, янтарик был сплошь облеплен крупинками.
Только на двенадцатый раз «удочка» вернулась чистой.
«А ты и в самом деле оказался счастливым, талисманчик», — благодарно шепнула Примула. — «А теперь нужно притвориться, будто у меня сокрушение!»
Она отлично помнила рассказы Сорена и Гильфи о том, как они притворялись облученными во время заточения в Сант-Эголиусе.
Что ж, она будет изображать сокрушение. Это будет совсем не трудно: пример Эглантины у нее и сейчас перед глазами. При воспоминании о подруге желудок у Примулы пронзило болью.