Легенды ночных стражей: Похищение

ГЛАВА XVI Рассказ Гортензии

Но сначала нужно было поговорить с Гортензией. Выбрать подходящий момент оказалось несложно, гораздо труднее было найти нужные слова.

Случай не замедлил представиться. Следующей ночью друзья так ловко согласовали свои расписания, что час отдыха Сорена пришелся на рабочую смену Гильфи. Он вежливо попросил разрешения помочь подруге разносить мох и получил более чем благосклонное согласие, поскольку Яйцехранилище, так же, как Инкубатор, продолжало испытывать недостаток рабочих когтей. После этого двое друзей открыто полезли на дальнюю скалу, где Гортензия отрабатывала свою ночную смену, сидя на огромном гнезде с восьмью яйцами.

— Уф, — пропыхтел Сорен. — Ну и прогулочка!

— Пустяки! — отозвалась скакавшая рядом Гильфи. — Привыкнешь! Считай это тренировкой. Чур, ты первый с ней заговариваешь!

Сорен задумался. С чего бы начать? Первое слово он уже придумал: начать нужно с имени: «Гортензия!» И говорить как можно проще.

Они добрались до вершины. Дул сильный ветер. За время пребывания в Сант-Эголиусе Сорен успел отвыкнуть от ветра. Серебристо-серые тучи неслись по черному небу. Здесь был настоящий совиный мир — высокий-превысокий, рядом с ветром, небом и мерцавшими в ночи звездами. Впервые за долгое время Сорен почувствовал себя спокойно и уверенно.

— Добро пожаловать в мой убогий каменный приют, номера 12-1 и 25-2.

Сорен бросил в гнездо принесенный в клюве мох, и Гортензия тут же принялась деловито затыкать им щели в глине.

— Гортензия!

Крапчатая сова подняла голову и моргнула. Но в то же мгновение глаза ее затянулись желтоватой пеленой и она бесстрастно уставилась на Сорена.

— Гортензия, почему ты называешь свое гнездо убогим? Это же настоящее место для сов — высокое, рядом с небом и ветром, здесь слышно, как бьется сердце ночи!

«Он просто великолепен! — подумала про себя Гильфи. — Пусть он не знает, что такое „революция“, зато он прирожденный оратор!»

— Гортензия, ты — сова! Пятнистая сова по имени Гортензия.

— Я — номер 12-8.

— Нет, Гортензия, — покачал головой Сорен. Настала очередь Гильфи.

— Гортензия, брось эти пустые погадки. Никакой ты не номер, я своими глазами видела, как ты вела себя, как настоящая Гортензия — храбрая, хитрая, умная пятнистая неясыть. Я видела, как ты выкатила яйцо из гнезда и передала его орлу.

Гортензия снова моргнула — и пелена мгновенно исчезла из ее взгляда, как исчезает туман под лучами солнца.

— Ну вот, Гортензия, — ласково сказала Гильфи. — Я же говорила, что ты такая же лунатичка, как мы с Сореном!

— Я вас давно подозревала, — негромко отозвалась Гортензия. Взгляд ее потеплел, и Сорен с изумлением понял, что никогда в жизни не видел таких прекрасных совиных глаз. Они были темно-бурые, как вода в лесном пруду, который он птенцом заметил из своего дупла. Глубокое мерцание струилось из их глубины. Голова Гортензии была усеяна белыми пятнышками, а тело переливалось оттенками рыжеватого и бурого с вкраплениями белых точек.

— А мы тебя не подозревали, — быстро вставил Сорен. — Пока Гильфи тебя не увидела.

— Здесь есть другие необлученные совы? — спросила Гильфи.

— Думаю, нас всего трое.

— Но как тебе это удалось? Как ты устояла перед лунным облучением?

— Это долгая история. А насчет лунного облучения, я и сама до конца не понимаю. Дело в том, что через края, откуда я родом, протекает большой ручей. Дно этого ручья густо усеяно крупинками, которые здешние совы добывают из погадок.

— А что такое крупинки? — выпалила Гильфи.

— Точно этого никто не знает. Известно только, что они встречаются в горах, в земле и в воде. Они есть повсюду, но больше всего их в нашей части королевства Амбала. Залежи крупинок пронизывают ручьи и реки. Эти крупинки — проклятие и благословение наших мест. Считается, что благодаря им некоторые представители нашего рода приобретают необыкновенные таланты, зато другие теряют способность находить дорогу в воздухе или вообще не могут летать. Моя бабушка, например, потеряла разум, зато ее сын, мой отец, может видеть сквозь скалы.

— Правда? Никогда бы не поверила!

— Это чистая правда, как и то, что мой родной брат ослеп в младенчестве. То есть никто не знает, как подействуют на него эти крупинки. Я думаю, меня они сделали неуязвимой для лунных чар. Но я еще не рассказала вам, как попала сюда. Это была не случайность. Я пришла сама.

— Сама? — в один голос выдохнули Сорен с Гильфи.

— Я же говорю, это долгая история.

— У меня перерыв, так что я свободен, — быстро заявил Сорен.

— Здесь почти нет надзирателей, — неуверенно протянула Гильфи. — Пожалуй, моего отсутствия тоже никто не заметит.

— Тогда слушайте. Во-первых, я гораздо старше, чем кажется. Я взрослая сова.

— Как? — снова хором воскликнули Сорен с Гильфи.

— Честное слово. Я вылупилась почти четыре года назад.

— Четыре года назад! — ошарашенно повторил Сорен.

— Да. Возможно, виной всему те же крупинки, но только я с рождения была маленькой. Я была самым мелким совенком в нашей семье, да так никогда и не выросла во взрослую сову. Перья у меня тоже появились очень поздно, но к тому времени я уже научилась бороться с ними, — при этих словах Гортензия порылась клювом на дне гнезда и вытащила оттуда хорошенькое бурое перышко с белыми крапинками.

— Осталось после линьки? — деловито поинтересовался Сорен. Он тоже линял, когда потерял свой первый пушок. Тогда родители устроили ему церемонию Первой Линьки, а мама спрятала на память несколько его детских пушинок.

— Никакая это не линька! Я сама выщипала себе перья.

— Сама себя ощипала? — в ужасе пробормотали Сорен и Гильфи.

— Ну да, — рассмеялась Гортензия, и ее веселое чуррр показалось друзьям самым приятным звуком, который они слышали в Сант-Эголиусе. — Надеюсь, вы не забыли, что я НПП? — лукаво подмигнула она.

— Не Предназначена для Полетов, — тихо прошептал Сорен.

— Разумеется, секретность тоже сыграла свою роль, но вообще-то я не летаю из-за задержки оперения. Так что я добровольно.

— Что добровольно?

— Пришла сюда. Чтобы выяснить, что тут творится. Понимаете, наше лесное королевство Амбала особенно пострадало от патрулей Сант-Эголиуса. Мы потеряли огромное количество яиц и новорожденных совят. Нужно было что-то делать. Кто-то должен был пожертвовать собой. Одна из храбрейших наших сов полетела следом за патрульными и обнаружила на дне глубокого каньона этот каменный лабиринт. Во имя этого открытия она пожертвовала собственным яйцом, которое похитили разбойники Сант-Эголиуса.

Я тоже решила помочь общему делу. Я рано поняла, что из-за задержки оперения меня вряд ли ждет нормальная совиная жизнь. Даже когда перья мои все-таки появились, толку от них почти не было. Я так и не смогла по-настоящему летать: ни силы, ни размаха — так, жалкое трепыхание. Я с трудом могу перелететь с одного дерева на другое. Какому самцу нужна такая убогая подруга? Какая из меня мать, если я не могу охотиться и никогда не сумею научить летать своих деток?

Что мне оставалось делать? Моей судьбой было превратиться в никчемную сову-одиночку, которая живет в вонючем, кишащем червями дупле у самых корней дерева и кормится подачками сердобольных родичей. Сама мысль о таком существовании мне была ненавистна. Я не желала становиться никому ненужной приживалкой, не хотела, чтобы родители заставляли своих птенцов навещать меня из жалости!

И тогда я приняла решение. Если мне не суждено жить нормальной жизнью, я могу использовать свое уродство на благо общего дела! Я решила отправиться в Академию Сант-Эголиус и сделать все возможное, чтобы помешать осуществлению кровожадных планов по захвату совиного мира. Вы ведь уже догадались, к чему они здесь стремятся?

Сорен и Гильфи молча кивнули.

— Яйца стали частью моего плана. Я делаю все, что в моих силах. За время моего пребывания в Сант-Эголиусе мне удалось спасти более двадцати яиц. В этом деле на помощь нам пришли гигантские белоголовые орлы. Они единственные птицы, которые могут беспрепятственно подлетать к этому страшному месту. Трещины в скалах издавна служат местом их гнездовья, поэтому орлы отлично ориентируются в горах. Не говоря уже о том, что здешние совы их до смерти боятся. Видели шрам на крыле у Виззг? Это отметина от орлиных когтей.

— Но как же ты здесь очутилась, если не умеешь летать? — не понял Сорен.

— Затяжной перелет, — ответила Гортензия.

— Какой перелет? — хором переспросили совята.

— Затяжной. Чтобы такой совершить, надо было дождаться особенно пасмурного, хмурого дня. Я заранее выщипала себе перья, чтобы походить на настоящего совенка, — при этих словах Сорен невольно поморщился. — Затем две большие полярные совы, оперение которых превосходно сливается с облаками, перенесли меня на камни перед самым входом в каньон Сант-Эголиус. Там есть небольшая рощица с мшистой землей. Кстати, именно там добывается мох, которым выстланы наши гнезда. Вот в этом пустынном месте полярные совы и оставили меня в тот далекий пасмурный день.

— И ты в одиночку спасла целых двадцать яиц?

— Да. И сейчас в моей родной Амбале обо мне складывают легенды. Жалкая сова, о которой никто слова доброго не сказал, стала героиней сказок и преданий! — без тени былого смирения проговорила Гортензия.

— Но послушай, — перебил ее Сорен, — нельзя жить только этим! Ты же не можешь навсегда остаться в Сант-Эголиусе.

— Орлы обещали по первой просьбе забрать меня отсюда. Но я каждый раз говорю — нет-нет, сначала спасем еще несколько яиц, а потом еще… Я просто помешалась на этом.

— Но ведь ты смертельно рискуешь, — прошептала Гильфи.

— Все добрые дела требуют риска, — печально ответила Гортензия. — А это по-настоящему доброе дело.

— Слушай, мы хотим улететь отсюда. Хочешь с нами? — предложил Сорен.

— Каким образом? Я ведь не умею летать. Как и вы, кстати.

— Мы научимся! — горячо заверил ее Сорен.

— Вот и славно, — негромко ответила Гортензия, и что-то в ее голосе заставило Сорена с Гильфи невольно поежиться. Видимо, неясыть и сама поняла, что напугала совят, потому что быстро сменила тон и гораздо веселее произнесла: — Выше клювы! Не сомневаюсь, у вас все получится! У кого есть крылья, тот найдет выход. Дайте-ка мне взглянуть на ваши!

Сорен и Гильфи с гордостью развернули перед ней свои крылья.

— Прелестно, — прошептала Гортензия. — Сорен, у тебя уже показались кроющие перья. И первостепенные маховые тоже хороши. Будешь отлично парить, никакие воздушные ямы тебе не страшны. Бородки у вас обоих пока мягкие, но ничего, скоро затвердеют. Я вижу, что вы оба будете прекрасно летать.

— А можно посмотреть на орлов, когда они прилетят за яйцом? — спросил Сорен.

— Я даже не знаю… Они прилетают перед самым рассветом.

— Я вызовусь отработать две смены подряд и приду, — быстро сообразила Гильфи. — А ты, Сорен, выпроси для себя дополнительный перерыв.