ГЛАВА XXII Характер ветра

— Этой ночью? Бормотт, ты сошел с ума! Еще слишком рано! Луна еще не пошла на ущерб! — воскликнула Гильфи.

— Мы не готовы, — поддержал ее Сорен.

— Вы давно готовы, Сорен. Я велел тебе в пять взмахов подняться на вершину склада, а тебе потребовалось всего четыре. А ты, Гильфи, поднялась за семь махов вместо восьми. Вы должны улететь этой же ночью.

— Но почему? — хором спросили друзья.

Бормотт испустил тяжелый вздох. Ему будет не хватать этих малышей. Особенно их вечных вопросов. Какое это счастье — иметь право спрашивать и отвечать! Когда-то давно он думал, что на свете нет ничего вкуснее сочной полевки. Наивный глупец! Самое вкусное — это хороший вопрос на кончике клюва. Глоток воздуха перед началом вопроса. Что и говорить, он будет очень скучать по этим совятам! Они такие смешные и славные в своих пушистых перышках, не тронутых когтями вампиров.

— Сегодня ночью придут теплые потоки. Нужно торопиться.

— Какие еще потоки? При чем тут потоки? — выпалил Сорен.

— Теплые потоки воздуха. В этом году они приходят позже обычного. В них лететь куда проще, нужно только выбраться из этого каньона. Отлетите чуток от Академии и сразу же встретитесь с ними. Тогда вы сможете просто парить в воздухе.

— Но мы не умеем парить, — возразила Гильфи. — Мы освоили только машущий полет.

— Не беспокойтесь! Как только встретите теплый поток, то сразу поймете, что нужно делать. Характер воздуха подскажет.


— Кто сегодня охраняет Библиотеку?

— Джатт.


— Джатт? — ухнул Сорен. — Кошмар! Как же ты думаешь отправить его в Погадник?

— Что-нибудь придумаю. Не трусьте, малыши. Уж как-нибудь я от него избавлюсь. Я выдам вам разрешение покинуть Сычарник между третьим и четвертым сонным маршем.

Третий сонный марш только что подошел к концу. Сорен с Гильфи показали пропуска надзирателю, и тот, хлопнув пару раз глазами, разрешил им выйти.

Погруженные в свои мысли, совята тихо брели каменными коридорами Сант-Эголиуса. Они размышляли об одном и том же и всеми силами пытались разжечь в себе веру желания полета. Но разве можно не думать о том, насколько мал их летный опыт по сравнению с обычной подготовкой молодых и только что оперившихся совят? Они до сих пор не умели ни парить, ни планировать, ни зависать в воздухе.

— Слова, слова, слова! — ворчал Бормотт всякий раз, когда Сорен и Гильфи щеголяли названиями хитрых приемов, запомнившихся им из разговоров родителей со старшими птенцами.

Чаще всего вопросы задавала Гильфи, и Бормотт не уставал повторять одно и то же:

— Ты слишком много думаешь, болтушка. Обойдетесь без планирования и зависания, ни к чему оно вам. Все что вам нужно, это научиться быстрому взлету. ТОЛЧОК! СИЛЬНЫЙ ВЗМАХ! — Он энергично вытягивал шею, подчеркивая каждое слово, и прожигал совят неумолимым взглядом своих огромных желтых глаз. — Вот, что вам нужно! А все остальное приложится!

Вот об этом и размышляли Сорен с Гильфи. Только об этом. Сильный мах вниз. Сцепить вместе передние кромки первостепенных перьев. Взмах вверх — и тут же раздвинуть перья, чтобы воздух проходил между ними беспрепятственно.

За время тренировок друзья заметно окрепли. Пожалуй, теперь они были самыми сильными и мускулистыми совятами во всей Академии. Это вселяло надежду. Не каждый сычик-эльф возраста Гильфи мог похвастаться такими сильными махами!

Наконец совята добрались до склада. Бормотт с первого взгляда понял, что друзья отчаянно настраиваются на полет. Вот и славно. Теперь вся надежда на то, что ему удастся одурачить Джатта и Джутта.

К счастью, Бормотт уже давно смекнул, что братья не слишком-то ладят между собой. Возможно, виной тому была зависть. Дело в том, что Виззг заметно благоволила Джутту, особенно во время боевых вылетов. После каждой битвы между совами постоянно возникали ссоры из-за боевых когтей побежденных. Виззг с Ищейке первыми отбирали себе все самое лучшее и преспокойно возвращались в Сант-Эголиус, а оставшееся предстояло собрать и поделить между остальными, исходя из занимаемого положения и воинских качеств каждого.

Хранились боевые когти в главном Арсенале, которым заведовал старый филин по имени Тума.

Вот тогда-то у Бормотта и родился план, как одурачить завистливого Джатта.

Он откашлялся и громко заговорил сам с собой. Сорен с Гильфи изумленно переглянулись, не понимая, что затеял сыч.

— И не говори, не говори… Не годится эдак, совсем не годится! Плохи дела в Арсенале, вот что я скажу! Нет, помяни мое слово, Джатту это не понравится. Совсем не понравится! Уж лучше я расскажу ему все как есть, вот как…

Не переставая бормотать себе под нос, Бормотт стремительно взлетел на площадку перед Библиотекой. Джатт весь распушился и мелко дрожал от волнения. Он так раздулся, что стал казаться вдвое больше — казалось, он вот-вот лопнет от любопытства. Джатт никогда не отличался большим умом, что значительно облегчало задачу Бормотта.

— Не волнуйся, старина! Уж я выложу тебе все, как есть. То есть все, что знаю. А теперь успокойся и смекай. Сегодня я своими ушами слышал, как Джутт разговаривал с Ищейке. Он расхваливал новые боевые когти и говорил, будто Тума, мол, плохо за ними ухаживает. Ищейке покачала головой и пообещала переговорить с Виззг.

— Нет, только не это! — заухал Джатт. — Знаю я, что на уме у моего братца! Он спит и видит, как бы самому стать начальником Арсенала. Но я-то знаю, зачем ему это! Он хочет стать самым главным после Ищейке и Виззг, хочет отбирать себе лучшие когти…

— Ты слушай, что дальше было. Наша Виззг решила, чтобы Тума с Джуттом сразились между собой. Дуэль вот-вот начнется, и Джутт собирает силы. Лети и ты, Джатт. Собери свою ватагу — и вперед! Главное, не терять времени, сам понимаешь. А я посторожу тут вместо тебя.

— Спасибо тебе, Бормотт! Ох, спасибо! Ты не волнуйся, я умею помнить добро. Когда стану начальником Арсенала, ты всегда будешь первым выбирать себе боевые когти!

— Я не волнуюсь, Джатт. А теперь лети, пока не опоздал!

Как только Джатт свернул за угол и скрылся в глубокой каменной расщелине, Бормотт окликнул Сорена с Гильфи:

— Поднимайтесь скорее, ребятки. Нельзя терять ни минуты.

Совята бегом бросились в Библиотеку. Войдя внутрь, оба изумленно ахнули. Но не книги привлекли их внимание и не коллекция сверкающих боевых когтей, развешанных по стене. Все их внимание поглотило небо, черное небо, унизанное звездами. Звезды висели так низко, что казалось, будто их можно сорвать когтем. Небо пробудило воспоминания. Воспоминания о небе и ветре — ведь здесь уже чувствовался ветер! Свобода была близка, как никогда. Они верили! Они смогут это сделать!

Но не успели Сорен с Гильфи сделать первый взмах крыльями, как в Библиотеку ворвалась Виззг. Совята впервые видели свою командоршу в полном боевом облачении, и едва не закричали от ужаса. Огромные боевые когти почти вдвое удлиняли ее лапы, а кончик клюва украшал металлический шип, который угрожающе поблескивал при свете новой луны, кривой саблей зависшей над Библиотекой.

— Взмах! — закричал Бормотт. — Еще взмах! Вы сделаете это! Сделаете, я вам говорю! Верьте! Сильный мах! Сильный! Двумя крыльями сразу — и вверх!

Но совята оцепенели от страха. Крылья их упали, словно каменные. Все пропало. Они были обречены.

Сорен с Гильфи, словно зачарованные, смотрели на приближавшуюся к ним Виззг. А потом произошло нечто невероятное. Какая-то невидимая сила подхватила командоршу и с силой швырнула прямо в стену, в трещинах которой, как рассказывал Бормотт, хранились запасы волшебных крупинок.

— Летите! — прогудел Бормотт. — Это ваш последний шанс! Так оно и было. Виззг, словно парализованная, рухнула на пол, не в силах сдвинуться с места.

Сорен с Гильфи дружно замахали крылышками и начали подниматься.

— Вы сможете! Вы верите! Слушайтесь своего желудка! Вы созданы для полета! Летите, детки! Летите!

А потом послышался дикий визг, и кровь брызнула в ночное небо.


— Не оглядывайся. Не оглядывайся, Сорен! Верь!

Но это кричал уже не Бормотт. Это был голос Гильфи.

Не успели совята подняться к краю каменного ущелья, как сразу почувствовали поток теплого воздуха, словно чьи-то огромные мягкие крылья протянулись к ним сквозь ночь, подхватили и подняли в небо.

Друзья ни разу не оглянулись назад, не увидели истерзанного тела на полу библиотеки, не знали, что к умирающему Бормотту вернулся его истинный голос, похожий на гул церковных колоколов в сердце ночи, и сыч успел пропеть древнюю совиную молитву:

«Я исполнил свой долг и вдохнул веру в крылья молодых. Да будут благословенны те, кто верят, ибо только они смогут летать!»

Загрузка...