Легионер. Дорога в Помпеи – 2

Глава 7

Спор за столом мгновенно остановился, едва грек утвердил мнение своего господина. Видимо, этот господин был неизвестен действительно только мне, впрочем, как и личности сидящих за столом.

Сразу перейдя на незначительные темы, вроде «у кого купить зерна в следующем месяце», все начали расходиться. Страж у двери им в этом помогал, выпуская по одному и следя за улицей через щель в ставнях окна. На меня этот самый страж смотрел с затаенной обидой. Паримед выходил последний, поэтому мне удалось подобраться к нему незамеченным для других.

— Подожди… — попытался я затормозить Паримеда, но тот резко вырвал свой локоть из моей хватки.

— Не сейчас, ты все погубишь, — прошипел грек, и я выпрямился, не ожидая такого тона. — Никто не должен знать, что мы знакомы. Прощай. Я найду тебя сам, не ищи меня.

Взмахнув на прощание хитоном и плащом, он выскользнул за дверь, а мы с Вейентоном остались вдвоем в пропахшей дымом и вином комнате. Марк не заметил или сделал вид, что не заметил моего короткого разговора с греком.

— Ступай, — распорядился он стражнику.

Тот кивнул, вышел, оставив свой пост у окна, и я ради интереса подошел на его место.

Миновав скрипучую лестницу без потерь, заговорщики, как оказалось, принялись рассаживаться по бочкам. На мулах. В сопровождении старика и старухи. Я даже моргнул пару раз, настолько мне они показались одинаковые. Но нет — мужчины и женщины в возрасте отличались, хоть и незначительно, друг от друга. Каждая пара сопровождала одного из таинственных патрициев, и поочередно, согласно указаниям стража, выводила груженого ослика на улицу.

Значит, мои мысли по поводу безопасности на Сицилии были не то чтобы неверными… Просто не охватывали весь масштаб бедствия. Раз не только мне приходилось торчать в душной темной бочке на медленно идущем муле. Запихнули всех, не смотря на звания и статус. Ладно, с уважением помогли самостоятельно запихиваться. Но вот готов поспорить, что по крышке долбили кулаком с удовольствием, закрывая бочки получше. Я хмыкнул от иронии происходящего.

— И почему эти люди скрываются, если полуостров контролируется силами марианцев? — все же спросил я, стягивая опостылевшую маску, но пока не выкидывая ее на тот же стол.

Не знаю, как повернутся дела дальше, так что стоит приберечь «таинственность» на потом.

Марк Вейентон выдохнул, и тоже снял свой образ с лица. Я не стал говорить, что маска не могла скрыть его характерные интонации и жесты. Поэтому я узнал его с первых минут своего пребывания в этом клоповнике.

— В городе много… стукачей. За каждым из нас установлена слежка, и в наших интересах, если никто не будет знать, что мы общаемся друг с другом. Нам нельзя привлекать внимание. Нельзя подавать даже виду, кто с кем общается или знаком. Поэтому приходится прибегать… к этому, — Марк с брезгливой гримасой обвел рукой помещение и потянулся к кувшину с вином, чтобы узнать, осталось ли там хоть что-нибудь после собрания.

И только сейчас, при неверном свете дешевых свечей, я заметил тень усталости и возраста на его лице. Вейентон заглянул в кувшин, поболтал его в руке, и жадно сделал пару глотков.

— Так все, кто здесь был, против новой власти? — уточнил я, усаживаясь напротив «друга моего отца». А кого еще оставалось пытать, если все уехали, играя в партизан и спрятавшись в бочках? Нет, не партизаны, они из шайки сорока разбойников, а я, видимо, Али-Баба… Там тоже была похожая история с маслом и бочками.

— Мальчик мой… — тяжело вздохнул Марк Вейентон. — Здесь каждый сам за себя, и прежде всего каждого интересует всего лишь земля. И они будут на стороне того, кто им эту землю даст.

— Ничего личного, просто бизнес… — машинально пробормотал я себе под нос.

— Что? На мой взгляд, лучше делиться землей с рабами, чем пытаться договориться с другими римлянами.

Я проводил его взглядом, наблюдая за бесцельным хождением туда-сюда по маленькой комнатушке. Но мешать не стал, мало ли, может, этому патрицию так думать проще, или от геморроя спасается?

— Рабы предсказуемы, все они хотят одного и того же! — всплеснул руками Вейентон, и я покивал головой, видя, что от меня ждут именно этого. — А эти в любой момент готовы воткнуть нож тебе в спину, если увидят свою выгоду! Или не увидят, но посчитают, что она будет!

— Так почему мы собирались здесь именно с ними?

— А ты думаешь, никто не знает, что под маской скрываешься ты?

— Я уверен в том, что знают все, кому необходимо это знать… — дипломатично ответил я, снова думая про Паримеда и его неизвестного господина. Кто же еще участвовал в тех битвах против Суллы? Вспомнить бы! Кто-то с греческой стороны? Или национальность грека в этом моменте роли не играет?

— Вот именно, мой мальчик, вот именно! — снова всплеснул руками Вейентон, не заметив, как испачкал рукав хитона в вине, пока активно жестикулировал.

Дело ясное, что дело темное… Ничего не понятно, но очень интересно. Для римского гражданина прибегать к помощи рабов было чем-то немыслимым. Как просить помощи у… телеги, с полной уверенностью, что она сейчас заговорит. Если было возможно избежать такого «сотрудничества», то избегали всегда, находя другие пути и решения проблемы.

Рабы были «недвижимым имуществом» и это имущество никто не воспринимал всерьез, вплоть до восстания Спартака, которое будет в этой реальности… лет через семь, примерно. Вот там да, там впервые восстание рабов представилось как политический инструмент, которым воспользовались в своих интересах нужные люди. И воспользовались так и столько, сколько ИМ это было необходимо. Впрочем, ничего нового.

— Ты же понимаешь, что большинство рабов, что способны держать меч в руках, ненавидят все римское. Потому что это либо пленники из других стран, либо преступники, наказаные по всей строгости закона. И если ты сам представляешь собой римского гражданина, или человека, разделяющего римские ценности, то с такими людьми ты не договоришься никогда, чтобы ты ни говорил или обещал! — мне показалось, или в голосе Вейентона звучала горечь, говорящая о чем-то личном? Но слушал я внимательно, и старался не перебивать. Молчание — золото, и все такое.

— Единственная возможность найти с ними общий язык — это стать и быть такими же, как они. Стать своим среди рабов…

— Но откуда ты… — я попытался перевести тему, потому что мне уже переставало нравится, куда она ведет, но Марк Вейентон жестом заставил замолчать, чтобы продолжить.

Ладно, останемся в образе послушного мальчишки.

— Сложно от тебя ожидать иного, если ты все детство провел среди рабов, наблюдая, как твой отец контролировал ситуацию, чтобы второго сицилийского восстания не повторилось. Ты с самого малого возраста был среди них, видел их быт, поэтому и смотришь на рабов… Иначе, чем все мы… Я помню твои глаза, тогда, при зачистке остатков рабов после убийства Афиниона… Поэтому я не удивлен, что ты предложил поискать помощи в неожиданном месте, и использовать рабов в качестве военной силы. Совсем не удивлен, мой мальчик. Когда я получил эти вести, я сразу понял, что ты пойдешь в отца!

Хм… я постарался не показать удивления. Это сейчас что вообще было? Прежний обладатель этого тела кому-то что-то наобещал здесь на Сицилии? Причем что-то такое, что с меня даже пылинки сдувают, пока обещанное не исполню. Я переварил свалившуюся на меня информацию, и взял чашу со стола, маленькими глотками скрывая работу мысли.

Второе сицилийское восстание… Рабы с одной стороны, рабы с другой стороны, якобы внезапно осознавшие, что являются людьми… Примечательно, что поводом к такому стихийному выступлению рабов стало прекращение устроенной сенатом проверки, которая сопровождалась частичным освобождением рабов. Чтобы усилить свое войско, Гай Марий во время Кимврской войны приказал провести проверку среди «говорящего инструмента», и узнать, есть среди них незаконно отданные в рабство. И если такие вдруг найдутся, то люди подлежали освобождению и зачислению в действующую армию. Звучит достаточно неплохо — амнистия за шанс спастить и обрести свободу.

Однако на Сицилии проверка столкнулась с коррупцией, как мне кажется. Кто из богатых землевладельцев захочет терять рабов на ровном месте? Вот и подкупили наверняка проверяющего списки римского наместника Нервы. Тот, впрочем, скоро об этом пожалел, насколько мне известно.

Как бы то ни было, рабы ненавидели сенат и поддерживали марийцев просто потому, что Марий хотел их освобождения, а римская власть — категорически не желала. Ничто не ново под луной, вот и здесь выбирали из двух зол меньшее.

— Да, действительно, — протянул я, чтобы не показать, насколько «детские воспоминания» выбили меня из колеи. Да кто такой отец Тита Ливерия? Какую должность занимал, чем там мешал Сулле, что его имя внесли в списки и казнили? И более того, чем занимался настоящий Тит, пока в его тело не вселился я?

— Поэтому я скажу, что согласен с твоим утверждением, что рабы на Сицилии подвергаются самому жестокому обращению, и нужно лишь немного подтолкнуть, чтобы вулкан взорвался… Если бунт возникнет в одном месте, дальше сработает принцип костяшек… Пам-пам-пам-пам…

Марк Вейентон наглядно продемонстрировал мне этот пример на выстроенных им совсем недавно монетках на столе. Я наблюдал, как с каждым озвученным «Пам» очередная монетка падала на другую, и на следующую, следующую, следующую… И остановить это было невозможно.

Встряхнув головой, как мокрый пес, прогоняя наваждение серебра, я поднял взгляд на собеседника.

— Что нужно от меня именно сейчас?

— О, всего ничего, мой мальчик… — Вейентон довольно заулыбался. — Я подготовил все, как ты хотел. Ты сможешь попасть в это гнездо и, зная как думают рабы, расшатаешь его. Устроишь извержение спящего вулкана! Ты прав, клянусь Марсом, нам нужно восстание рабов, мой мальчик!

Я не сдержал глубоко вдоха. Вся власть советам, земля народам… Да, отлично подойдет. Выходит кто-то дернул меня за язык пообещать организовать на Сицилии восстание рабов. Я то думал, что попал в тело юнца, который еще не отесанный, а он оказывается собрался бунты вооруженные поднимать. Меня только забыли спросить, а оно мне вообще надо?

— Времена нынче переменчивые, Марк. Законы пишутся победителями, так почему, учитывая наш контроль на Сицилии, не выпустить приказ, чтобы дать рабам свободу, взамен на участие в легионах? — поинтересовался я, стараясь так, чтобы мои слова не отдавали отказом.

— Тит… хм… проверяешь мой настрой? Мы уже говорили про это в переписке! Ты сам припоминал, что случилось с Марием, когда он попытался пойти этим путем? И закон был, и приказ, и у него самого была исключительная полнота власти! И ничего не получилось! И рабы бежали при любой возможности из войска, просто получив свободу. Но… — он хитро прищурился. — Я убедился в праведности твоих слов, когда ты сказал, что рабам нужна возможность биться за свои идеалы… Они станут самыми страшными воинами! Гладиаторами!

Я внимательно посмотрел на Марка Вейентона. Вот зачем нужен именно молодой, сильный парень. Они сами не подойдут, а предлагать своим сыновьям рискованный план, за который в большинстве случаев развития событий можно лишиться жизни самыми варварскими методами, не хочется. Прежний Тит либо основательный баран, рад предложил такое. Либо вынужден был согласится, потому что его никто не спрашивал.

— Я понял тебя… поднять восстание, подговорив горячие головы, стать их предводителем и направить в нужную нам сторону, — перечислил я вслух, чтобы ничего не упустить. — А что мне за это будет, запамятовал.

— Да, мой мальчик, именно так. Ты образованный муж, обучен и ораторскому искусству, и военному мастерству. Кто кроме тебя сможет это сделать?

Вопрос про «что мне за это будет» остался без ответа. По опыту, если слышишь в рабочей атмосфере «Кто, если не ты», то значит, что сделать может кто угодно, но ты не успел вовремя убежать, поэтому просто самый крайний. Тогда стоит поторговаться, чтобы получить по максимуму за изначально почти проигрышный план.

— Скажи мне, Марк Вейентон, что я получу за эту услугу, оказанную тебе, другу моего отца? — сухо повторил я.

— Как что, что просил, то и получишь. Виллу, в которой ты сейчас живешь… Если ты сумеешь поднять восстание и добиться нашей цели, вилла останется за тобой, и у тебя еще останутся деньги на имущественный ценз для попадания в сенат, — слишком быстро сказал Вейентон, и я нахмурился.

— Ты вчера так часто говорил, что она моя, что это мой дом, и теперь предлагаешь ее же? — это совершенно перестало мне нравится. Не то, чтобы до этого момента я был в восторге, но…

— Да, она твоя! Она принадлежала еще твоему отцу, и она твоя по праву… Пока сюда еще не пришел Помпей, — Вейентон перестал играть в «доброго друга моего отца» и скинул маски окончательно. — Ливерий, как ты думаешь, мало ли желающих отобрать эту виллу у владельца? Мы можем обыграть уже сейчас великолепную сценку: тебя схватили, продали в рабство, сработали проскрипции… И тебя, лишив гражданства, продали в рабство.

То есть вариантов у меня пока нет, по предложению Вейентона. По сути, меня уже поставили перед фактом, что я сыграл в отличном спектакле, где меня поймали, заочно осудили, продали в рабство… И нет ни одного доказательства, что вернули свободу. А это «ох, твоя вилла, твой дом» — всего лишь бесплатный сыр в мышеловке, куда меня старательно загоняли.

Вот только есть один маленький нюанс… Загоняли они глупого мышонка — избалованного сына патриция, который зависал с мулатками в горячей ванне. А вот в клетке оказался уже кот, знающий не только жизнь, но и события на несколько тысяч лет вперед, и умеющий, как хочется рассчитывать, это использовать для своей выгоды.

— Хорошо, я согласен. Мне действительно нравится эта вилла, — я изобразил легкую улыбку и пожал предплечье Вейентона, дождавшись от него ответного жеста, закрепляя нашу договоренность. Да, размытую, ну так точный контракт на работу мне явно предлагать не собирались.

У меня есть запасной план, поэтому лучше сейчас, не привлекая внимания, соглашаться на предложенное. Зачем спорить с сумасшедшими? Всегда интереснее согласиться и сделать так, как нужно тебе. Тем более, прежний я действительно мог все это пообещать, а слово не воробей…

— За тобой придут, мой мальчик, — снова вернувшись к маске «доброго старичка», принялся он меня инструктировать. — А пока стоит вернуться домой, там отоспись, прими ванную… Вот я помню, мы с твоим отцом…

Я смотрел на мужчину, открывающего рот, даже местами кивал в нужных моментах, но сам понимал одно: восстание поглотит Сицилию. Вот в чем заключается план. Пожертвовать Сицилией, чтобы добиться своих целей.

Я могу заставить Помпея либо ускориться в своем походе, и плыть сюда неподготовленным и не готовым к сражению… Либо заставить Суллу позабыть про Сицилию, посчитав, что-либо рабы перебьют марийцев, либо марийцы рабов, а сам Сулла уже добьет победителя.

И это снова ловушка, но уже для тирана. Сулла ведь не будет знать, что восстание не настоящее, и контролируется на самом деле группой марианцев. Как не будет в курсе, что на Сицилию стекаются лучшие полководцы, чтобы из «говорящего инструмента» сделать полноценную армию рабов. Что после обучения киликийские пираты по договоренности отвезут эти легионы в Италию. Что легионы воинственных рабов поднимут новую волну восстаний по всей Италии, и вот тогда власти Суллы придет конец.

Прекрасный план, надежный, как швейцарские часы. И самое интересное, что это мне предлагается (или я сам предложил) работать под прикрытием, и нацепить рабский ошейник, чтобы в финале его красиво скинуть… Можно гордиться собой? Повысили до раба, после свободного гражданина, которого собирались убить, после центуриона, которого действительно убили, а теперь снова поменять имя и социальный статус. И ведь если пойдет что-то не так, я просто-напросто не отмоюсь. Значит, буду действовать как и раньше — припасу ту самую булавку, что в нужный момент откроет мои кандалы, какими бы они ни были…