Несколько раз за ночь выли на улице сирены, но сегодня не моя очередь и я не вставала. Только всё равно спала этой ночью плохо. Сашка всё время ворочался и мешал мне. И очень хотелось кушать. Нормально заснула лишь где-то под утро.
Проснулась часов в десять. В комнате холодрыга, понятно. Саша не спит, молча лежит с открытыми глазами, обняв меня. Я на место Вовы легла, рядом с Сашей. Так теплее. Хоть и в одежде спим, а всё равно теплее.
Увидев, что я проснулась, Саша попросил попить и ведро. Попить сложнее. Щепочек-то я ещё с вечера настрогала и в буржуйку сложила. Их только поджечь осталось. А вот воды сразу нет. Она наверняка уже замёрзла в чайнике.
Я спустила с кровати ноги, села, подождала, пока голова перестанет кружиться, встала, откинула светомаскировку с окна и зажгла буржуйку. От нашего бревна меньше половины уже осталось. Как оно закончится, придётся разбивать на дрова мебель. Сначала из комнаты Анны Сергеевны, потом из Сашиной, а затем уж и нашу. Найти на улице дрова сейчас крайне сложно.
Буржуйка весело загудела огнём. Сейчас теплее станет! Поставила на неё сверху чайник со льдом, оттаивать. Пока он грелся, подержала Саше ведро. Он сам дойти до него не может, хоть и стоит оно в этой же комнате. Приходится мне ведро держать. Первые пару дней Саша страшно смущался этого. Да и я тоже, откровенно говоря. Но если просто поставить ведро рядом с кроватью и отойти, то Саше неудобно и он часто промахивается. Приходится мне стоять с закрытыми глазами и держать это несчастное ведро в руках, пока Саша свои дела делает.
Саша закончил. Я оттащила ведро за шкаф и сама сделала в него то, что только что делал Саша. Мне проще. Я могу хотя бы за шкаф уйти. Конечно, от звуков это Сашу не спасает, но всё равно мне намного проще, чем брату. Ему-то всё приходится делать прямо рядом со мной.
Чайник закипел. Налила Саше и себе кипятку. Горячий. Поставила на тумбочку у кровати и, пока он остывал, сходила во двор выбить ведро. Я через день хожу делать это. За ночь всё внутри ведра застывает, и ведро приходится не выливать, а выбивать. Во дворе специально для этого обрезок железной трубы валяется. Ведро ставишь на землю кверху дном и стучишь этой трубой по дну, пока ледяная лепёшка из ведра не вывалится. Так все делают. В углу двора, где эта труба лежит, вся земля такими лепёшками усеяна. Страшно представить, что тут будет весной, когда это всё растает. Хлев будет.
Вернулась домой. Саша полулежит в кровати, двумя руками держит чашку и прихлёбывает кипяток. Совсем плохо он выглядит. Страшные чёрные мешки под глазами. И взгляд… У Вовы был такой взгляд за пару дней до того, как он…
Чем, ну чем мне накормить его? Клей мы весь съели, котлеты из корешков книг у нас не получились. Либо наврал тот дядька, либо книги у нас неправильные. Я разрезала папин портфель и долго-долго варила его. Получились варёные тряпочки. Никакого студня из портфеля не выварилось. У нас совсем ничего нет.
Мы ждали, что, может быть, придёт с работы тётя Шура и принесёт хоть что-нибудь. Но её не было дома уже больше двух недель. Наверное, что-то случилось и с ней. В лучшем случае, она сейчас в госпитале. В школе говорили, что недавно открылись какие-то стационары для тех, кому совсем уж плохо. Вроде, там кормят немножко. Но толком никто не знал, что за стационары, где находятся и что нужно, чтобы попасть туда. И как туда добраться — непонятно. Саша до стола дойти не может, где уж ему ещё в какой-то стационар переться.
Сегодня понедельник. Понедельник, пятнадцатое декабря. Скоро Новый Год. Дожить бы ещё до него. Целых две недели! Кушать хочу. Я слышала, что в субботу, когда мы с Валькой ходили Вову хоронить, в нашем гастрономе макароны давали. По десять штук на карточку. А я всё пропустила. Так обидно! Двадцать макарон на двоих — это же целое богатство!
Всё, выпила свой кипяток. Поцеловав Сашку, наказала ему держаться, включила радио, чтобы он не скучал один, а сама отправилась в школу. Обедать. Думаю, этот лишь дрожжевой суп и поддерживает нас с Сашей. Без супа я бы не смогла ходить за хлебом. Саша вот суп не кушает, так как дойти до него не может. Потому и угасает.
В школе всё было как обычно. Уроков не было никаких. Я уж и портфель перестала носить с собой. Покушала суп, а на обратной дороге зашла в булочную. Хлеб купила. На завтра.
Я стараюсь не думать об этом. Мы уже второй день кушаем хлеб на завтра! Нам так хотелось кушать, что мы не утерпели. Сегодняшний хлеб у нас закончился вчера вечером. Другой еды нет никакой. Совсем-совсем никакой. И вот, я иду домой и несу хлеб на завтра. Который мы съедим сейчас! А завтра станем есть хлеб на послезавтра!..
Утро. Снова мутное безнадёжное и голодное утро. Я проснулась от голода. Страшно, безумно хочу кушать. Мне всю ночь сны про еду снились. Картошка с грибами снилась. Борщ, который мама так здорово варила, котлеты с макаронами. Ууу! Я хочу котлеты!! Из мяса!
В доме еды опять нет. Сегодняшний хлеб мы скушали вчера. Нужно идти покупать хлеб на завтра. Чтобы съесть сегодня. Очень хочу кушать. Не могу терпеть!
Сварила кипяток, подержала ведро, напоила Сашу, попила горячей воды, оделась, как луковица, и пошла в булочную. За хлебом. Время уже без десяти шесть, пока дойду — откроется.
Около булочной была длинная очередь. Она тянулась от дверей до середины соседнего дома. И это несмотря на страшный холод. Все хотят кушать.
Но что это? Время идёт, идёт, а я всё стою на одном месте. Вообще ни на шаг не продвинулась. Хотя давно открыть должны были. Люди вокруг волнуются. Что случилось?
Тут вижу, как из дверей булочной повалил народ. Шумят. Потом вышла продавщица и повесила на двери объявление. Очередь распалась, а перед объявлением толпа скучилась. Что ж там такое? Протолкавшись поближе, прочитала, что:
По техническим причинам в связи с аварией на водопроводе продажа хлеба 16 декабря 1941 года осуществляться не будет. Карточки на 16 декабря можно будет отоварить 17 декабря. 17-го декабря карточки на 17 декабря отовариваться не будут. С 18-го декабря булочная работает в обычном режиме. 18-го декабря будут действительны карточки на 17, 18 и 19 декабря.
Я стояла пред этим объявлением и не верила своим глазам. Это всё. Всё. Конец. Это мой и Сашин приговор. Два дня, целых два дня без хлеба нам не продержаться ни за что. Раньше ещё можно было бы попробовать пойти в другую булочную, но не теперь. С декабря месяца все карточки приписываются к конкретному магазину и в других магазинах они недействительны. Так проще планировать подвоз и распределять продукты. Очереди после этого действительно стали меньше. Зато, если этот единственный магазин закрывается, пусть и временно, то…
Нет!! Не хочу! Вспомнила надпись Анны Сергеевны на её фотокарточке: "Никогда не сдаваться!". Анна Сергеевна. Я знаю, что сделаю. Я найду еду!..