Ленка-пенка

Глава 44

— …Ну, пожалуйста, Лен, приезжай!

— Если смогу.

— Лен, а моя мама знаешь какой борщ готовить умеет? Язык проглотишь, вот какой!

— Моя мама тоже борщ хорошо готовила.

— Лен, а твоя мама где?

— Её убили. Арсений, её фашисты убили осенью. Мы с ней пошли собирать остатки капусты с поля. У нас дома нечего кушать было, и мы пошли собирать эти листики. А фашисты стали стрелять по нам из пушек. Мама толкнула меня на землю, а сама легла сверху. И маму убили.

— Лена… прости.

— Да ну, Арсений, это не ты. Я давно перестала плакать. Давно.

— Перестала? А это что?

— Арсений. Ну что вот ты за человек, а? Не тычь меня пальцем в щёку!

— Извини. Тебя не тошнит?

— Есть немного. Качает.

— Меня тоже. Это морская болезнь. Смешно, адмирал Арсений морской болезнью заболел. Моряк — с печки бряк.

— Не смешно. Ты знаешь, знаменитый английский адмирал Нельсон болел морской болезнью. Но это не помешало ему одержать массу морских побед.

— Правда?

— Да.

— Но у меня нет руки. Я не смогу стать адмиралом, Лен. Не смогу.

— Глупости. Сможешь. У Кутузова глаза не было и ничего. Наполеона победил. Не сдавайся, Арсений. Адмиралу рука не так уж и нужна.

— Так то адмиралу. Сначала ведь все адмиралы матросами были. А матросу как без руки?

— Это да. А ты всё равно не сдавайся! Ой!

— Чего?

— Локтем аккуратнее, Арсений!

— Извини, качнуло.

— Ладно, ничего страшного…

Эвакуация. Эвакуация. Странное слово. Одновременно и страшное и доброе. Нас, наш детский дом, эвакуируют в тыл, на Большую землю. Да, все хотят оказаться как можно дальше от этих постоянных взрывов и воздушных тревог. Хочется спать ночью и знать, что тебя в середине самого интересного сна не разбудит гнусный вой сирен, и радио не начнёт кричать: "Воздушная тревога, воздушная тревога!". И в то же время страшно. Страшно куда-то ехать в неизвестность. У нас тут какой-никакой, а дом. У нас огород с картошкой, у меня с Сашей тут школа. А там? Что там? Причём ещё и неизвестно, где это "там". Галина Степановна сказала, что сначала нас должны привезти в Вологду, а куда дальше — она и сама не знает.

Вообще это как-то неожиданно случилось. Мы сидели, обедали, и тут входит Галина Степановна и говорит, что послезавтра мы все уезжаем на Большую землю. После обеда начинаем собираться. Вот так!

Ну, собирать-то нам особо и нечего. Игрушек почти нет никаких. Самая лучшая игрушка — кукла Даша, которую Ковалёва из дома принесла. Женька очень любит её, всё время за собой таскает, даже спать с этой Дашей ложится. На прошлой неделе с Сашкиной помощью новое голубое платье сшила ей.

Нда. У куклы есть новое платье, а у меня нет. С одеждой у нас тоже не очень. Да чего там скрывать, плохо у нас с одеждой. Я, конечно, могла бы сходить попросить одежду у какой-нибудь девочки из нашего класса. Наверное, мне бы дали, но… Как-то стесняюсь я ходить по домам одежду выпрашивать. Что я, нищенка, что ли?

Вот и приходится мне в эвакуацию ехать, надев белое в синий горошек платье. Это платье принёс нам кто-то из посетителей столовой, там рядом с меню всегда объявление висело, чтобы для детского дома вещи приносили, его и принёс кто-то. Нет, платье хорошее, ничего не могу сказать, с карманами и совсем не старое. Только оно немного мало мне. В прошлом году в самый раз было бы, а сейчас мало. Но моё жёлтое платье ещё хуже. Оно, во-первых, старое, штопанное не раз, а во вторых велико, висит на мне, как на вешалке. В жёлтом я на огороде работаю. Ещё халат есть, в котором я по дому хожу и всё. Никаких летних вещей больше нет. А в Сашкиных штанах и рубахе, в которых я зимой ходила, сейчас жарко. Конец июля на дворе.

В общем, немного у нас вещей. Всё барахло нашего детдома в трёх чемоданах поместилось. Эти чемоданы, как самые сильные, несут Сашка, Елена и третья воспитательница, Вера Борисовна. А я и Галина Степановна за малышнёй следим.

Сегодня с утра мы попрощались с нашим домом и с работниками столовой, которые полгода три раза в день кормили нас. Даже зимой, когда так не хватало продуктов, нас всё равно кормили. В январе, я помню, ещё когда мы детсадом были, столовая дважды закрывалась. Не из чего готовить было. Но для нас еда находилась, нам всё равно что-то варили. Нашу еду две молодые девушки, школьницы, наверное, на саночках привозили. Завтрак у нас в восемь был, так ещё же и приготовить его время нужно. Так что эти девушки продукты для садика на весь день часам к шести привозили. Сейчас тепло, солнышко, страшно тот ужас вспоминать. Ночь, мороз, ветер, сугробы, трупы прямо на улице. А они вдвоём идут через всё это и тянут, тянут за собой санки с продуктами для детского садика. Я давно этих девушек не видела уже, продукты ещё с марта на автомашине привозить стали. Но всё равно спасибо им, этим незнакомым девушкам.

Попрощавшись со всеми, мы на Финляндский вокзал приехали. Сами приехали, на трамвае. Там нас зарегистрировали, покормили обедом, и выдали сухпай на дорогу. Упаковки с сухпаем старшие мальчишки понесли, по двое на каждую коробку.

Дальше был поезд, станция, причал, и вот мы уже плывём по Ладожскому озеру. В смысле, идём. Мишка обязательно поправил бы меня и сказал, что плавает дерьмо. Мишка.

Прощай, Ленинград! Прощай, мой любимый город. Вернусь ли я когда-нибудь обратно? Нет! Вернусь! Я вернусь, обязательно вернусь! Ведь у меня есть Лёнька! Я написала ему, что уезжаю в неизвестность, но при первой же возможности сообщу ему свой новый адрес.

Мы в трюме сидим, на деревянных лавочках. Справа от меня Арсений, слева Саша. Иллюминаторов нет никаких, на потолке горит несколько слабых электрических лампочек. И дети, много детей. Весь трюм заполнен детьми. Тут не только наш детдом эвакуируют. Пахнет свежими опилками, наверное, это новый катер. Мы пока грузились, я его осмотреть снаружи успела.

Кораблик наш весь деревянный, на корме надстройка, на ней зенитный пулемёт. На носу небольшая пушечка, около неё краснофлотцы стоят курят. Нас не сразу погрузили, мы в очереди ждали ещё минут десять, пока другой детдом грузился. А за нами в очереди ещё какие-то дети были, человек сорок. Наверное, специальный детский эшелон на той стороне формировать будут.

Пока стояли, видела, как у тех детей, что за нами были, два мальчишки-обалдуя уронили за землю коробку сухпая, которую держали вдвоём. Причём они ухитрились уронить её так, что она одним углом в лужу упала, рыжему мальчишке брызгами белую гольфу на ноге испачкала. Воспитательница ругала этих мальчишек, они что-то лепетали ей в ответ, а я пыталась вспомнить, где я этого рыжего видела. Знакомое лицо, видела ведь его уже, точно видела.

Так и не вспомнила, нам погрузку объявили. А сейчас этого рыжего тут нет с нами в трюме. Либо я не вижу его. Может, он на палубе остался? Кто же это такой, почему его лицо кажется мне столь знакомым?

БАЦ! БАЦ-БАЦ-БАЦ!!

Пушка. Пушка у меня над головой неожиданно ожила и начала стрелять. Вот к ней и пулемёт с кормы подключился, а корабль начал заваливаться на бок.

БУБУХ!!!

В борт нашего кораблика ударила волна и нас очень так неслабо тряхнуло. Арсений судорожно вцепился в меня единственной рукой, Сашка говорит, что всё будет хорошо, а с палубы доносится мат краснофлотцев и чей-то восторженный рёв: "Всосал, гадюка?!!".

Слышу, как кроме наших пушки и пулемёта стреляет кто-то ещё недалеко. Может, наш кораблик сопровождают другие? Я заметила, там чуть дальше у причала ещё несколько катеров стояло. На них не грузили никого, слишком они были маленькие. Но зенитные пулемёты на них, кажется, установлены были.

БУМ!! Треньк! Уй!!!

Сашка!!!

С палубы доносится крик: "Санитара!", а Сашка… У него из головы торчит щепка. Кровь стекает ему по лицу, заливает глаза и капает на меня. Сашка!!

Но он жив и даже как-то не сильно беспокоится. Сам, своей рукой нащупал щепку у себя в голове и вытащил её. Кровь потекла сильнее, прямо ручьём, а Сашка вертит в руке окровавленную щепку и с изумлением её рассматривает.

Подскочила Елена, у неё на боку наша медицинская сумка. Она быстро осмотрела Сашину рану и успокаивает нас. Ничего страшного, просто сильно рассечена бровь. Никакой опасности нет.

Елена достала бинты, вату, баночку с перекисью водорода. Говорит, что надо зашивать, но сейчас не до того, да она и не умеет. На берегу обязательно сразу в медпункт. А пока просто бинтуем Саше голову. Я помогаю, держу тампон пока Елена обматывает Сашку бинтом. Тот шипит от боли, но молчит. А ничего, красиво так. Ну, прямо вылитый раненый красный командир у нас с Еленой получился, хоть в кино снимай.

Бой же наверху всё продолжается. Несколько раз падали бомбы, один раз довольно близко, нас опять тряхнуло. В палубе над нашими головами круглое отверстие, оттуда дневной свет проникает. Наверное, шальная пуля попала. Хорошо, не задела никого, только Сашке щепкой едва глаз не выбила.

Ой, а если бы правда в глаз? Как бы он тогда?

Но всё, это в последний раз. Осталось дотерпеть только этот бой и всё, больше никаких обстрелов и бомбёжек. На берегу фашисты нас уже не достанут!

Пушка наверху закашляла особенно часто, мат, ор, пулемёт на корме бьётся в истерике и выдаёт длиннющую непрерывную очередь. А ствол так у них не расплавится?

Кораблик опять стал заваливаться набок, резко меняя направление движения. Вижу, как в палубе, которая для меня потолок, быстро-быстро появляется цепочка круглых отверстий.

Только бы не попал!..