Лес

- Ну вот и хорошо. – подытожил Ольт, когда у Кронвильта кончился запал и он наконец замолчал. – Тогда посылай за лошадьми, дорога уже известна, и будем грузиться. Надо сколько можно больше набрать руды. И подумай о том, как пробить сюда путь. Сырья надо очень много.

- Это да. Это я подумаю. Ну тогда я побежал, дел и в правду невпроворот. - немного смущенный своим порывом, кузнец неловко развернулся всем своим большим телом и быстро зашагал к лагерю.

Ольт задумчиво посмотрел ему вслед, ну вот и еще одна проблема упала с плеч. Теперь бы довести ее до логического конца, не совершив при этом больших ошибок. Надо будет посидеть с Карно и хорошо все обдумать со всех сторон.

Глава 3

Обратный путь ничем примечательным не запомнился. С тех пор, как исчезла шайка Крильта, подпираемая местными «оборотнями в погонах», дороги в окрестностях графства стали безопасными. Наверно существовали мелкие шайки, но никто не рискнул нападать на обоз, охраняемый целым десятком воинов, не шуточно экипированных и вооруженных.

В родной деревне их встретили с вполне ожидаемой радостью, ведь прошло уже три дня, как их ждали назад. Карно даже собирался отправлять спасательную партию. Но слава богу – все обошлось и вечером по случаю такого события, как находка богатого месторождения железа, в деревне был устроен пир. Люди уже привыкли к постоянным празднествам, когда можно есть и пить вволю, не думая о приближающейся зиме и связанными с ней холодом и голодом. Отчего же не погулять, если староста гарантирует, что этой зимой никто из жителей и гостей Карновки не будет голодать, только не ленись и работай. Но насчет этого можно было быть спокойным. Поначалу Ольта это удивляло, но здесь не было лентяев от слова «совсем». Никто не отлынивал от работы, и никто не прятался за чужие спины, если дело касалось работы. Может люди здесь были такими добросовестными, может полуголодное существованье выработало в местных такой стиль жизни, может еще что-то. Ольт над этим не задумывался, его вполне устраивало такое положение дел, и он не собирался ничего менять.

На площади мужики уже ставили козлы для столов и устанавливали на них доски, а бабы вовсю занимались готовкой. Нелегкое это дело, разом накормить около четырех сотен людей, считая вместе с детьми. Хорошо хоть с запасами проблем не было и Брано выдал с деревенского склада все, что требовалось для праздника. Только мясо было заботой охотников, да спотыкача было меньше, чем ожидали некоторые забубенные головушки. Но это было только их личной проблемой и никак не касалось основной массы жителей Карновки. По случаю праздника Карно объявил выходной день и поэтому в подготовке пира участвовали все. Как потом и все весело и дружно участвовали в его проведении. Хитрый староста уже давно хотел провести нечто подобное, так как чувствовал, что у людей накапливается усталость от каждодневной, с раннего утра до позднего вечера, работы. Даже дружина, которая вроде и не участвовала в деревенских работах, но тренировалась так, что иной крестьянин, глядя на них, только радовался, что его минула сия чаша, потеряла азарт и блеск в глазах.

Так что Кронвильт Кувалда со своим железом подоспел как раз вовремя, тем более что это событие того стоило. Как много значили в жизни лесных жителей изделия из металла, Ольт понял уже тогда, когда, не имея даже простого топора, ножом пилил заготовку для лука. Ну не был здесь топор повседневным орудием труда. Разве что у плотников имелись специальные топорики, именуемому «тесло», но срубить ими дерево было довольно проблематично. Да и сами плотники берегли инструмент, источник своего дохода, и не давали кому попало. Нередко в деревнях топор имелся только у старосты и выдавался строго по очереди, а уж о пилах и говорить нечего. И хотя такой инструмент здесь уже знали, но найти его в деревнях было нереально. В двух словах, тяжело было с железом.

Так что праздник получился славным и крестьяне, и воины получили передышку, которой им так не хватало. Целых два дня, на которые расщедрился Карно, вся деревня обжиралась дармовой едой и спотыкачом, который, несмотря на неодобрение старосты, народные умельца натаскали из окрестных деревень. Пока народ отводил душу Ольт с Карно, освобожденные от каждодневной рутины, получили время на обсуждение своих дальнейших планов. Поэтому с утра до вечера они заседали в доме старосты. Пришлось поработать и Вьюну, которого послали в Узелок. Надо было узнать, как продвигаются дела у управляющего и насколько далеко у него продвинулись дела в поисках ночных грабителей. В то, что он успокоится и оставит их в покое ни староста, ни мальчишка не питали никаких иллюзий. Поэтому вопрос о обороне деревни стоял на первом месте.

Ольт, зная из земной истории, что человечество за все время своего существованья, по подсчетам неких ученых-историков, провело без войн, в общей сложности, всего два месяца, думал, что местная история немногим отличается от земной. Судя по всему, местные люди ничем не отличались от их земных собратьев. Да и то, кто их подсчитывал – эти два месяца? Только в жизни господина Краснова его родная страна воевала раз шесть или семь. И это только те войны, о которых он знал и которые освещали в прессе. А сколько их было тайными и данные о которых рассекречивались только спустя какое-то время? Или, так называемыми, конфликтами местного значения, которые не удостаивались даже большой статьи в газете.

Так что и он и Карно, на второй день после праздника, когда вся деревня и ее гости опохмелялась, на своем очередном заседании решили форсировать подготовку дружины. Хочешь мира – готовься к войне, в правильности этой старой мудрости Ольт убеждался не раз в своей прошлой жизни. Поэтому, решив, что дружина уже достаточно подготовлена к действиям в общем строю, решили углубить тактическую подготовку подразделений от десятка до всей карновской дружины, численность которой уже достигала почти сотни человек. Увеличить время на индивидуальную подготовку, то есть усилить личные умения копейщиков, мечников и лучников. Староста, после того как получил и изучил почти все, что Ольт помнил о земных сражениях, с ним согласился. Решили, что после общих занятий с каждой из групп будут проводиться занятия по чисто специфическим дисциплинам.

Затем стоял вопрос о оборонительных сооружениях вокруг деревни. Ров, глубиной метра три, был закончен, оставался вал с крепкой двойной стеной из деревянных бревен общей высотой четыре метра. Его строительство тоже подходило к концу, но оставалось только поставить ворота, которые доделывали в кузницах, набивая на створки железные полосы, и покрыть крышей восемь сторожевых и надвратных башен. Четыре из них как раз были поставлены для защиты входа в городок, но до сих пор красовались пустыми проемами для ворот и к ним еще требовалось сделать мосты через ров. Тоже та еще задача, ведь хотелось мосты сделать поднимающимся, а это значит ковать цепи, а это материал и время, которых было катастрофически мало. Да и сами мосты… Делать их большими и крепкими – так поднимать запаришься и воротный механизм еще продумывать, а делать легкими и узкими, то две груженных телег не пройдет. Хотелось бы сделать движение двухсторонним, чтобы в воротах не создавалось толкучки. Короче решение этого вопроса Ольт оставил на будущее, а пока решили строить самый обыкновенный мост на сваях. Только за мостами, сразу за башнями, уже на территории деревни, устроили своеобразные тоннели из плотно стоящих домов, обращенных к проезду глухими стенами без окон и дверей, в конце которых были приготовлены пока сложенные в аккуратные стопы рогатки, из которых, в случае прорыва противника, тут же воздвигались баррикады. А на крышах домов устроили позиции для лучников. Получилась ловушка для тех, кто прорвется в ворота. Так что вход в деревню можно было с натяжкой считать более-менее защищенным. На большее просто не хватало времени. Впрочем, какая уже деревня, по местным меркам вполне такой небольшой городок. Вопросов нерешенных оставалось еще много, но праздник кончился и люди, отдохнувшие и немного отошедшие от каждодневного изнурительного труда, с новыми силами приступили к работе.

Чувствуя, как утекает время, Карно с Ольтом взялись за намеченные первоочередными дела, оставив на потом все остальные проблемы или взвалив их на плечи Брано. Тот кряхтел, но тянул и не жаловался. Не следовало забывать и про себя, свои личные тренировки. Заполненная каждодневной суетой, декада пролетела так незаметно и быстро, что Ольт не заметил времени, ушедшего на претворение в жизнь большинства их замыслов. Просто в одно прекрасное утро, оценив сделанное, до Ольта вдруг дошло, что можно и «придержать коней» и уже не спешить, как на пожар, а заняться наконец тем, что было в свое время отложено, как второстепенное.

Так что уже с утра, когда Карно погнал на тренировки дружину, Ольт, прихватив свои рисовальные доски, направился в мастерские. Там его уже ждали Вельт с Жаго. Они, стоя у какой-то конструкции, о чем-то жарко спорили. С тех пор, как с легкой руки Ольта они построили мельницу, лесопилку и кучу всяких усовершенствований, наподобие механических кузнечных мехов, в них проснулся такой творческий зуд, что Ольту пришлось их притормаживать. Узнав несколько основополагающих законов по физике, они возомнили, что ухватили самого Единого за бороду и брались за решение таких вопросов, граничивших с откровенной глупостью, что Ольт за голову схватился. Например, они решили, что могут сделать крылья и летать как птицы. В другое время Ольт только бы посмеялся и объяснил бы, в чем они не правы, но сейчас, когда он готовился к войне, чувствуя ее приближение всем своим существом, все их закидоны только мешали и не давали сосредоточиться на главном. Тем более, что их знания на самом деле были на довольно примитивном уровне, и там, где земной шестиклассник покрутил бы пальцем у виска, два вполне взрослых мужика с пеной у рта спорили о какой-нибудь мелочи, каждый доказывая свое. Наверняка, проделав кое-какие опыты, они пришли бы к правильному мнению, на время… Времени катастрофически не хватало и на опыты его просто не было. Так что их теоретические споры продолжались бесконечно. Единственным авторитетом для них был Ольт, чье слово было последним и решающим. Ему конечно немного льстило такое отношение к собственной персоне, но и доставляло немало хлопот. Для этих двух фанатиков от механики не существовало ни времени, ни авторитетов, если вдруг в их голову приходила очередная гениальная мысль. Вот и сейчас они азартно спорили о величине ложки на кидающем рычаге. Да-да, под чутким руководством Ольта они строили первую в этом мире, во всяком случае никто никогда о подобном не слышал, катапульту и сейчас спорили, насколько большое ложе надо вырезать под будущий снаряд. Почему-то они считали, что чем плотнее будет лежать метательный снаряд в ложе, тем точнее и дальше он будет лететь. Может это было и так, но не при том примитивизме создающейся конструкции.

Ольт их послушал, а потом образно говоря настучал им по заумным головам, объяснив, что неважно какой величины будет ложе для снаряда, лишь бы его можно было метнуть. Заодно объяснил им понятие калибровки по величине и весу, заодно пожурив, что чем заниматься всякой ерундой лучше бы подумали над улучшением заряжающего ворота. Он и сам мог бы такое сделать, все было уже давно придумано и сделано еще в земной истории, но ему хотелось, чтобы местные сами додумались до того, что уже было когда-то изобретено на Земле. Ему было нужно, чтобы местные механики не повторяли бездумно, то, что он им преподнесет, а сами, пусть и ошибочно, додумывались до решения проблем. Он чувствовал, что в будущем ему придется часто и надолго отлучаться и ему было нужно, чтобы с его отсутствием начатый им прогресс не заглох.

От механиков Ольт перешел к кузнецам, благо они располагались рядом. Кронвильт, вместе с двумя другими мастерами, по чертежам Ольта строил доменную печь. Тут же работали и гончары, на которых Карно возложил задачу о создании кирпичей. Местные знали о таком материале для строительства, но нигде его не применяли. Зачем, когда вокруг полно леса, поэтому технологию изготовления кирпичей никто не знал. Пришлось напрягать свою память. Конечно Ольт не собирался строить здесь основанный на современных ему технологиях завод, поэтому ему пришлось нырять в самые глубины своей памяти и искать самые простые решения возникшей проблемы. Как всегда, ему нужна была идея, а уж ее доводка до практического применения была возложена на местных. И сейчас он решил проверить, что у них получается. Синтез его «гениальности» и умелых рук и смекалки местных представлял из себя яму метра три глубиной и столько же шириной с плоским дном. Пять горшечников вместе со всеми работоспособными членами своих семей работали чуть ли не круглосуточно, разбившись на небольшие бригады. Позабыв про горшки и плошки, они все дружно занялись производством кирпичей. Одни набивали смесью глины и песка деревянные формы и сформовав кирпичи выкладывали для предварительной просушки на ровную площадку, другие кругом укладывали уже подсохшие заготовки на дно ямы, оставляя в центре место с уже уложенной поленницей для будущего костра. Когда все было готово, поджигали дрова и яму быстро закрывали настилом из стволов, замазывали той же глиной и держали так пока дрова полностью не прогорали. Таким же образом была устроена и еще одна печь для производства глиняной посуды и тиглей, которые требовались для производства металла. Соотношение глины и песка, время отжига изделий из глины в яме и многое другое постигалось чисто экспериментальным путем. Не помнил он о таких делах во всех тонкостях. Хорошо хоть знал об общих процессах. Целая неделя ушла на опыты, и горшечники наконец получили более-менее приемлемый кирпич. Правда около половины кирпичей уходил в брак, но как известно первый блин всегда комом. Главное – технология изготовления была нащупана и с каждым отжигом брака было все меньше и меньше. Да и брак тоже не полностью уходил в отходы, из него печники делали в избах печи, которые с подачи Ольта завоевывали в деревне все большую популярность.

Он не жалел денег на оплату их труда, скупая даже «бой» и кирпичную крошку. Ими в Карновке засыпали улицы и дороги. Так что все были довольны. Из самого хорошего кирпича кузнецы по соседству строили домну. Наверно так называть это небольшое строение высотой всего метра три называть было бы слишком громко, но другого названия Ольт просто не знал, да и не заморачивался над этим сильно. Главное, чтобы оно выполнило свою задачу. Печь по выплавке металла получалась самая примитивная, но его это не смущало. Он не собирался двигать прогресс семимильными шагами. Всему свое время, главное дать начальный импульс, а там пусть сами шевелятся. Люди должны сами дорасти до новых технологий, и он не собирался форсировать этот процесс, разве что чуть-чуть подтолкнуть в правильном направлении. Главное – получить хорошую сталь для оружия и для этого почти все было готово и обговорено с кузнецами. Вот достроят доменную печь и дождутся вторую партию руды, за которой Карно сразу же послал большой отряд на телегах к месторождению, и сразу после возвращения их экспедиции и запустят домну. Как раз к тому времени она должна быть готова. Эти же люди должны были сделать и новую более-менее приемлемую дорогу к новому руднику, недаром с ними уехала партия новых топоров и пил.

Староста тоже понимал необходимость и срочность большого количества железа. Возле строящейся домны возвышалась куча угля, которую углежоги свозили со всех окрестных деревень. Раньше этим занимались только деревенские кузнецы в небольших количествах и только для своих нужд, но в Карновке хорошо платили за древесной уголь и в окрестностях появилась новая профессия – углежоги, которая целенаправленно занималась только этим делом и неплохо на этом зарабатывала. В начале Ольт думал пережигать уголь самим, но Брано убедил, что отрывать людей Карновки еще и на это будет неправильным и лучше раскидать заказы на уголь по окрестным деревням. Ольт согласился и не пожалел. Окрестные крестьяне, узнав о том, что можно хорошо подзаработать, да еще и в преддверии будущего голодного времени, просто засыпали их древесным углем. Только плати. И Карно с Брано платили.

И если остальное графство жило в сонном ожидании зимы, то бывшее баронство Кведра кипело и бурлило, и серебро в руках крестьянина стало уже обыденным делом, а кое-где, у наиболее удачливых и работящих, мелькали и золотые кругляши. И слухи о новой деревне и необычных заработках все ширились и доходили даже до других графств, что могло принести определенные неприятности. Приходилось поторапливаться. Утешало одно, что государственности, как таковой еще не было, и все решала грубая сила. Если сумел захватить баронство и еще и отстоять его, то проблем нет. Лишь бы исправно платил налоги в графскую казну и не привлекал внимания сильных мира сего.

Ольт, занятый насущными проблемами, и не заметил, как наступило время обеда, а обед – это дело святое. Местные очень серьезно относились к пище и в определенное время замирали все работы и по всем дворам разносились запахи приготавливаемой пищи. За Ольтом тоже прибежали гонцы, которых представляли Оли с неразлучным с ней Лако. Впрочем, неугомонная девчонка тут же забыла, зачем ее послали и сразу же полезла в строящуюся домну?

- А куда будет ложиться руда, а как из нее получится железо, а как его будут вытаскивать…

Вопросы, задаваемые со скорость пулемета, не требовали быстрого ответа. Они просто означали интерес, и Ольт знал, что вечером, уже спокойно и вдумчиво, Оли, сложив руки на столе, как примерная ученица, будет внимательно выслушивать его объяснения. Поэтому он с улыбкой пережидал, когда улягутся ее первые впечатления.

Раньше эта неразлучная парочка, девочка и медвежонок, хвостиком метались за ним, но в последнее время Ольт взвалил на ее хрупкие плечики заботы об отряде «амазонок», который вырос уже до целого взвода. Тридцать безбашенных девчонок от десяти до пятнадцати лет требовали к себе внимания малолетней предводительницы не меньше, чем два взвода мальчишек от Ольта. Но у него были взводные, Серьга и Кольт, на которых он мог переложить часть обязанностей и которых учил добавочно по вечерам вместе с Оли, а у нее таких кадров пока не было. А при ее желании и умении говорить много и на самые разные темы, то для нее было сущим наказанием почти весь день на занятиях со своим «женским батальоном» выражаться только одними командами и общими фразами. Поэтому она и выговаривалась при встречах с ним, а он улыбаясь слушал ее трескотню, давая ей выговориться.

Время до обеда еще было и даже если немного опоздают, то мать не будет ворчать. Истрил довольно снисходительно и с пониманием относилась к личной свободе сына. Пока Оли, не умолкая ни на секунду, лазила по доменной печи и ее окрестностям, ее верный ординарец Лако недовольно ворча уселся на травку и призывно махал правой лапой, напоминая, что пора бы уже на прием пищи. То ли условный рефлекс выработался, то ли просто привычка к хорошей жизни, но он четко чувствовал время обеда и всегда строго его соблюдал. Для дикого зверя, когда не каждый день можно было поесть, ежедневный сытный прием пищи в определенное время, был сродни манне небесной и несомненно являлся священным ритуалом. Регулярное питание шло на пользу медвежонку, и он был довольно крупным для своего возраста. Если он не вставал на дыбы, прося очередную подачку, то приходился Ольту по пояс и уже не путался под ногами, шастая где-то у коленок. Он уже ничем не напоминал то испуганное существо, которое когда-то принесли охотники. Тело его округлилось, шерсть лоснилась, а довольное и спокойное выражение смышленой мордочки прямо говорило, что счастливее медвежонка в окрестном лесу найти невозможно. Единственное, что не устраивало его в этой жизни – это опоздание на обед, что он и показывал сейчас, задрав свой подвижный, принюхивающийся к доносившимся отовсюду аппетитным запахам черную пипку носа и недовольно ворча. При этом его махание лапой выглядело так, будто он торопил неразумных детишек, не понимающих в чем истинное счастье.

Это и обратило на себя внимание небольшой ватаги парней в пять человек, стоявших недалеко от строящейся домницы. Судя по внешнему виду это были воины, пришедшие наниматься в Карновскую дружину. Клич, брошенный в свое время Карно, по своим извилистым каналам достиг довольно далеко и вышел за пределы провинции. По одному, по двое, а то и такими большими кампаниями приходили воины посмотреть на того, кто не побоялся в нынешнее суровое время обратить на себя внимание. А то ведь может заинтересоваться местный граф, а зачем это какому-то крестьянскому старосте понадобилось дружину набирать. Хотя пока все было тихо и люди в дружину шли и шли и еще не было случая, чтобы кто-то отказался.

Люди приходили самые разнообразные. С северных провинций приходили высокие блондинистые молчаливые крепыши, с южных границ бывшего Эдатрона прибывали такие же высокие, но тонкие и гибкие темноволосые красавцы-южане и еще с различных краев множество самых различных смесков и вариаций этих двух основных народностей. Национальностей как таковых здесь еще не было и человека определяли просто по местности, в которой тот проживал. Даже четких границ между государствами еще не существовало. В основном разграничительной межой была какая-нибудь река, а если ее не было, то говорили примерно так: вон видишь ту горку (дуб, холм, деревеньку…) – это мы, а за ней Северный союз (Империя Венту, Эдатрон, Вольные баронства…). А так как как на границах всегда кто-то с кем-то воевал, то крестьянин, легший вечером спать при одном хозяине земель, на следующее утро вполне мог проснуться при другом. Если вообще повезло проснуться. Потому что хорошо, если этим новым хозяином было какое-нибудь государство со своим войском, которое поддерживало какой-никакой порядок, все-таки земля и люди ее обрабатывающие и были целью захвата, а то ведь завоеватель вполне мог оказаться каким-нибудь вольным бароном или вообще атаманом со своей шайкой, у которых цель одна – это быстро хапнуть и бежать, а там хоть трава не расти, а люди при этом были только досадной помехой между ними и добычей.

В таких случаях крестьянам приходилось туго. Хоть и не часто, но бывало, что с лица земли исчезали целые деревни вместе с населением. Поэтому жили там люди суровые, умеющие рубить топором не только деревья. Вот и эта ватага, судя по виду, пришла с северных приделов. Все молодые, не старше семнадцати-восемнадцати лет. Одеты в плохонькие кожаные, с минимумом железа, доспехи. И оружие такое же, из дрянного железа. А это такое дело, что как за рожью не ухаживай, пшеницей она не станет. Так и мечи их хоть и были заточены до сверкания, все равно было видно, что не раз уже их правили, а у одного даже был сточен настолько, что больше походил на толстую шпагу, чем на меч.

Правда один из них был одет в какое-то подобие кольчуги. Подобие это заключалось в том, что кольчужные звенья были нашиты на кожаную рубаху, но только на груди и на спине. Видно маловата оказалась кольчуга или от возраста расползлась на отдельные фрагменты и мастер, который мастерил этот недодоспех, не нашел ничего лучшего, как просто нашить оставшееся железа на кожу, потому что собирать из не сгнивших колец целую кольчугу, то это получится только на ребенка, а сделать недостающие кольца - то ли умений не хватило, то ли железа.

А хозяин этого оригинального доспеха никак на мальчика не походил. Разве что, глядя на юношеское лицо, на котором стыдливым пушком только-только появилась какая-то несерьезная поросль. Правда все остальное было вполне на уровне. Высокий рост, широкий разворот плеч, мускулистые руки, длинные сухие ноги говорили о том, что это тело наверно сразу с рождения готовили к стезе воина. Светлые волосы перехвачены кожаным ремешком и на лице были написаны этакая легкая смесь презрения и скуки много повидавшего человека. Молодой человек, а скорее всего подросток, явно позиционировал себя как бывалого и опытного воина. Во всяком случае ему очень хотелось так выглядеть. Его выдавали глаза, чистые голубые глаза ребенка, впервые вырвавшегося в большой мир и теперь с жадностью вбиравшего в себя новые впечатления. По меркам Ольта он считался бы юнцом, которому самая пора еще учиться в школе, а не в армии служить, но по здешним понятиям он был уже вполне уже взрослым, сформировавшимся воином, способным отвечать за свои слова и дела.

Вот этот паренек сейчас и пыжился, строя из себя ветерана. Судя по всему, он был вожаком этой небольшой стаи, скорее всего - третий или четвертый сынок какого-нибудь пограничного барона, который собрал свою небольшую дружину и ринулся покорять мир. И если его соватажники комментировали все вокруг, особенно доставалось деревенской дружине, которая в отдалении тренировалась в построениях, то сам он больше молчал, внимательно оглядывая окружающее. Он-то первым и обратил внимание на Лако, который, жалобно ворча, вовсю махал лапой, зовя детей домой. И то правда, время к обеду, а эти недотепы даже не шевелятся. Непорядок. И медвежонок перешел к решительным действиям. Он стал легонько прихватывать Оли зубами за полы одежд и тянуть в сторону дома. Со стороны это выглядело очень забавно и юнец, старательно изображавший из себя матерого воина, рассмеялся еще неустоявшимся баском, по-мальчишески безудержно и весело и сразу стало видно, что он еще совсем мальчишка не старше шестнадцати лет. Вводили в заблуждение высокий рост и широкие плечи.

- А не скажешь ли, красавица, чей это зверь такой потешный? – слегка покровительствовано обратился юнец к Оли, строя из себя благородного, который снизошел к деревенской простушке.

- Мой это медвежонок и он зовет нас домой. Обедать пора. – серьезно ответила девчушка.

- А… - хотел было продолжить расспросы юнец, но тут его прервали соватажники.

- Глянь-ка, Трини, опять этот кривой своих в кучу сгоняет, в линию. – в молодом голосе звучало удивление от такого непонятного действия и восхищение тем, как быстро оно выполнялось.

- Ну хочется ему, вам-то что? Может себе позволить – дурью маяться и гонять таких же придурков, ну и пусть с ним. – мимолетно мазнул взглядом по деревенской дружине мальчишка, называемый Трини. Отвлекшись на секунду от медвежонка и девчонки, он не заметил, как глаза той налились злостью. Не стоило ему это говорить. Но он, отвлекшись на друзей, ничего не заметил и поэтому весело, подсознательно рисуясь перед незнакомой девчонкой, продолжил разговор:

- И как это чудо зовут? – продолжал он допрашивать эту интересную крестьяночку.

- А зовут его Кувалда. – мстительно улыбаясь, ответила та.

- Странное имя.

- А то! Видишь, как он лапами машет? Точь-в-точь, словно кузнец в кузнице.

- Точно, похоже… Кувалда, Кувалда, - позвал он медвежонка.

Но тот не обращал внимания на непонятно чего от него хотящего чужака. У него сейчас были проблемы поважнее. Хозяйка никак не хотела заняться наиболее важным для любого живого существа делом, а это был непорядок и нарушение всех правил. Но чужак все не унимался.

- Кувалда, Кувалда, чтоб тебя духи лесные забрали… - повысил он голос.

Кронвильт как раз находился внутри домницы, где укладывал второй огнеупорный ряд кирпичей. Он торопился, чтобы успеть закончить кладку до обеда, и что кто-то старался его дозваться и отвлечь от дела, его нервировало.

- Ну чего там? – отозвался недовольный голос из глубин домницы.

Юнец недоуменно покосился в ее сторону и не поняв, что вопрос относится к нему, опять позвал:

- Кувалда, ну иди ко мне, зверюга.

Такого обращения кузнец, человек, достаточно уважаемый и самое главное уважающий сам себя, вытерпеть не мог. Недовольно ворча он полез из домны. Узкий проход заставил его согнуться в три погибели, но выбравшись он стал выпрямляться во весь свой немалый рост и через несколько мгновений перед изумленным взором юнца возвышалась громадина чуть ли не на две головы превышающая его самого. Весь вымазанный в глине и саже, со всклокоченной бородой и шевелюрой, он мог бы напугать и менее впечатлительных людей. Мальчишка, хотя и побледневший от испуга, однако машинально ухватился за рукоять меча. Он уже понял, что что-то пошло не так и туда, но еще не понял, куда же он влип. А этот ужас в образе великана уже вопрошал:

- Ну и кто меня звал? Чего от меня надо?

- Кто ты, добрый человек? И спаси Единый того, кто тебя позвал, но это не мы.

- А кто тут орал: Кувалда, Кувалда… Так это я и есть – Кронвильт Кувалда.

- Да я… Да мы… - не зная что сказать пробормотал юнец, переводя глаза с него на эту мерзкую девчонку, которая уже не скрываясь хохотала, ухватившись за живот. Рядом с ней, оперевшись на вставшего на четвереньки Лако, усмехался темноволосый мальчишка и чуть ли не тыкал пальцем в незадачливого допросника. И смеялись они над ним, пусть и третьим, но все-таки сыном барона. Темная волна гнева поднялась откуда-то изнутри и застила глаза, и он зарычал. Да как они смеют!? Но тут неведомая сила вдруг приподняла его над землей, и он почувствовал себя маленьким и беспомощным. Прямо ему в глаза уставились зрачки кузнеца. Кронвильт, не очень напрягаясь, держал его немаленькую тушку на весу, прихватив его сзади за ворот его недокольчуги, и пока еще не гневаясь, но уже потихоньку разогреваясь, пророкотал ему прямо в лицо:

- Ты на кого рычишь? Ты знаешь, на кого хвост поднял?

Весь запал сразу пропал, не успев дойти до состояния, когда уже все равно, как и чем кончится дело. Стало стыдно и неудобно висеть вот так, подобно нашкодившему щенку, поэтому чужак не дергался, чтобы не показаться еще смешнее, а только произнес спокойным голосом:

- Может все-таки отпустишь? Клянусь, я ничего плохого не думал. Звал я вон того медвежонка, мне сказали, что его так зовут.

- Это кто же так надо мной пошутил? – в общем-то добродушно проворчал кузнец.

- Да бегали тут… - неопределенно проговорил юнец. Ольту понравилось, что он не стал перекладывать вину на чужие плечи. По большому счету им-то было все-равно, но сам факт говорил в пользу чужака.

- Кувалда, может и впрямь, отпустишь воина. Ничего непоправимого он еще не сделал. – раздался мальчишеский голос. Чужак обидчиво засопел, за него вступился тот самый темноволосый мальчуган, сообщник этой малолетней заразы. Сейчас он уже не смеялся, а смотрел вполне спокойно и серьезно. Кузнец почесал незанятой рукой кудлатый затылок, припорошенный пылью и золой, задумчиво посмотрел на тело, безвольно висящее у него в руке и, крякнув от усилия, поставил юнца на землю.

- Взяли понимаешь за обычай: Кувалда, Кувалда… А что Кувалда, Кувалда делом занят, а тут всякие отвлекают, работать не дают… - так и ворча кузнец полез обратно в домницу. Чужак как зачарованный смотрел, как человек-гора исчезает в чреве печи и не сразу среагировал на Ольта.

- Это наш кузнец Кронвильт Кувалда. Добрейший человек. А на Оли ты не обижайся. Это она подшутила за то, что ты и твои друзья надсмехаются над нашим воеводой и его дружинниками. А воевода все-таки ей отец родной. Вот она и обиделась.

- Да ладно, чего уж там. – смущенно забормотал юнец, понявший, что ему предлагают достойный выход из положения, при этом не потеряв лица. – Мы и сами виноваты. Но все-таки и в правду - интересные тренировки у вашей дружины. Зачем они то становятся в ряд, то разбегаются?

- А это ты у Карно, так нашего воеводу зовут, сам спроси. Вы ведь пришли в дружину наниматься?

- Ну была такая мысль. Думали вначале присмотреться, а потом чем Единый не шутит. Может и пойдем к вам в дружину.

- А ты не думай, а записывайся в дружину. Уж кто-кто, а уж Карно научит правильно за меч держаться.

- Да мы и сами не без рук выросли, и сами кое-что можем.

- Ха! Могут они, только недавно вылупились, а уже туда же – мы, да мы… - тонкий язвительный голосок не оставлял сомнений насчет того, кому он принадлежал.

- Я же уже сказал, что виноват! – возмутился юнец. – Чего еще надо?

Ольт же внимательно разглядывал пришлую ватажку. В чем-то Оли была права. Вся команда состояла из безусых юношей пятнадцати-шестнадцати лет. Видно собрались юнцы из какой-нибудь северной деревеньки и подались в воины. На северной границе оно так, как шутят местные, там даже пашут мечами. Но большой войны, с тех пор как пал Эдатрон, нет уже пятнадцать лет, а в мелких стычках скорее сам сложишь голову, ничего не добыв и не успев чему-нибудь научиться. Вот и пошли парнишечки со старыми дедовскими мечами и парой уроков, полученных от отцов и старших братьев, искать какую-нибудь дружину. Воевать не с кем, да и умений пока маловато, пахать землю – душа не лежит, а быть нахлебниками, так своя собственная совесть не позволит, да и односельчане самое малое, что сделают, это засмеют, а то могут и вообще выгнать из деревни и ославить всю семью и род на все окрестности. Времена вокруг суровые и нравы такие же. А в какой-нибудь дружине и службе научат, и бою мечному, и харчи от воеводы, а потом, через годик-другой можно и в свободный полет. Поэтому и смотрели с таким вниманием на тренировки карновской дружины, примеривая все на себя и думая, нужно ли это им. И пока их мнение было резко отрицательным. Ну правильно, индивидуальный бой – это наше все, а работа в строе – сие что-то непонятное и наверно ненужное. Молодые еще, не битые, толком жизни не знающие. А тут еще и Оли все никак успокоиться не желает:

- Да что с вас взять-то, неумехи, ничего не знающие, ничего не умеющие…

- Это мы-то не умеющие? – тут же хором возмутилась вся эта малолетняя банда, уже успевшая собраться за спиной своего вожака.

- Вы, вы. – не унималась Оли, - и головы ваши крепкие и круглые.

- Головы-то наши при чем? – досадливо поморщился вожак, не в силах понять девчачью логику.

- Ну как же? Такие крепкие, что ни одна умная мысль внутрь пробиться не может, и круглые, потому что, не пробравшись вовнутрь, мысли с такой головы сами скатываются.

От такого ответа глаза всей кампании стали квадратные и они дружно засопели, в поисках достойного ответа.

- Не будем ссориться. – вмешался в перепалку Ольт. Он-то знал до чего может довести острый язычок Оли, - меня зовут Ольт, эту маленькую занозу Оли. А тебя?

- Трини… Э-э-э… Тринвильт Кремень.

- Трини, у нас сейчас обед, а вот после обеда приглашаю вас на тренировку младшей дружины. Там вы посмотрите на нас, мы на вас. Там и поговорим. Кронвильт, ау! Кронвильт, покажешь чужакам, где наша поляна? – и он толкнул в бок Оли, у которой уже открылся рот, чтобы выплюнуть очередную гадость.

Кузнец, уже вылезший и отряхивающийся возле домницы, только согласно махнул лопатообразной рукой. На том и порешив, Ольт с Оли наконец, к радости Лако, направились к дому. На обед были хинкали и им надо было успеть до начала лепки. Блюдо было новым и еще неизвестным широкой общественности, так что Истрил по просьбе Ольта должна была приготовить фарш и тесто, а уж, как и каких размеров лепить эти пельмени из грузинской кухни, он должен был показать лично. Ольт не сомневался, что все уже готово и только ждет, когда он приложит свои шаловливые ручки, благо продукты дома имелись. Благодаря появившейся мельнице у них теперь не переводилась белая, чистая с кремовым оттенком, пшеничная мука, что вообще-то было признаком неслыханной крутизны и богатства. Мясо, кабаний окорок и заднюю ляжку косули – долю старосты и Истрил, охотники как раз вчера занесли прямо домой. Не было только кинзы и такой травы здесь никто не знал, но Истрил обещала, что подберет травки не хуже и Ольт вполне доверял ее вкусу. Не хватало только мясорубки, но Ольт решил, что все, в том числе и прогрессорство, должно быть в меру, тем более, что рубленое мясо было даже лучше. Как говорилось раньше, он вообще не собирался двигать прогресс дальше необходимого уровня. Дома, как он и думал, было уже все готово и разложено по деревянным корытцам. Ольт только проверил фарш на соль и добавил в него воды. Оставалось только сесть и налепить хинкали, что они все вместе и сделали. Когда Оли долепливала последний хинкали, закипела вода в котле, заранее поставленном на огонь.

Как раз во дворе раздался топот и в дверь ввалился Карно. Война войной, а обед по расписанию. Истрил сразу погнала его к умывальнику, который представлял собой бочку с водой и деревянную шайку для грязной воды. Сама же ему и полила. Карно не поленился и умылся до пояса, для чего ему пришлось снять рубаху с запыленным пропотевшим кожушком. Грязное это дело, обучать воинов ратному делу. Оли сбегала и принесла чистую рубаху, благо их дома стояли по соседству и между ними даже оградки не было. Наконец все уселись за стол. Истрил приготовила большое глиняное блюдо и большую деревянную ложку с дырочками. Эту пародию на дуршлаг Ольт сделал лично сам, целый день выскабливая деревянную баклушу и выбивая в ней дыры большим гвоздем. Большие пельмени уже всплыли и мелькали боками, кувыркаясь в крутом кипятке. Истрил аккуратно по одному их выловила и наконец блюдо с исходящими огненным паром хинкали было торжественно водружено на центр стола.

Все уже знали, как их надо есть, поэтому, хотя главное украшение стола и встретили восторженными нетерпеливыми возгласами, никто не бросился сразу совать в рот огнедышащие пельмени, а аккуратно, взяв по пельмешку в руки, высматривали, где и как куснуть, чтобы не потерять вкусный сок. Не успели едоки надкусить свои равиоли, как в сенях раздались звуки шагов и в дверь пару раз бухнули кулаком. Видно кто-то из знакомых пришел. Тоже еще одна из маленьких проблем – научить местных стучать в дверь. Они искренне не понимали, зачем это нужно. Чай не чужие. Главное – после того как зашел в дом, надо легонько поклониться и пожелать хозяевам удачи в делах и пусть Единый не оставит их без помощи. А стучаться, баловство это все. Но староста, науськанный Ольтом, строго требовал выполнения этого непонятного обычая. Правда все приходящие просто и незатейливо бухали кулаками в дверь, ну никак Ольту не удавалось объяснить, что достаточно тихо постучать костяшками пальцев, но он был уже и этому рад и только радовался, что Кронвильт редко приходил в гости и встречались они в основном в кузне. При его силе, он вполне мог вынести дверь парой ударов. Вошел Брано и проделал весь нехитрый ритуал при входе гостя в чужой дом. Стараясь не коситься на стол, на котором дымилось блюдо с хинкали, он начал было что-то говорить, но Истрил, мягко улыбаясь, усадила его за стол. Законы гостеприимства надо было соблюдать не только гостю, но и хозяевам.

- Садись, Брано, поешь с нами. Попробуй это новое блюдо. Хинкали называется и не спрашивай, откуда это название.

Оли уже метнулась и преподнесла Брано деревянный тазик с водой. Вся деревня уже знала, что в этом доме перед едой надо обязательно мыть руки и Брано безропотно сполоснул свои мозолистые ладони. Затем, недолго думая, ухватил с блюда один пельмень и не мудрствуя долго закинул его в рот. Ольт дернулся в тщетной попытке его остановить, но не успел. На лице Брано было написано благостное выражение, пока он не раскусил тесто и в рот хлынула огненная жидкость. Он выпучил глаза, не зная, что делать. Обычаи, завещанные предками и вбитые на уровне подсознания, не позволяли ему плеваться в чужом доме, тем более пищей, преподнесенной хозяином. Оставалось только жалобно мычать. Оли, не в силах сдерживаться, фыркнула, уткнувшись в стол. Лако, который с чавканьем уже доел свою бурду из обрезков мяса и теста, заинтересовавшись необычными звуками, склонив голову набок, уставился на Брано, может еще чего перепадет. Бывало, что от едоков за столом, особенно от юной хозяйки, частенько прилетали вкусные кусочки вечно голодному медвежонку. Но нет, этот жадный Брано судорожно сглотнул, так и не открыв рот, и с усилием протолкнув в свой пищевод огромный пельмень, отчего на шее вздулись все вены, и от души выдохнул:

- Га! – и теперь, часто дыша, жадно хватал широко раскрытым ртом воздух, осуждая ошпаренную полость рта. Ольт тут же подал ему берестяной ковш с холодной водой. Карно осуждающе покачал головой:

- Что же это ты Брано? Блюдо новое, ты хотя бы спросил, из чего оно да как его есть. А ты сразу хвать и в рот.

- Да кто же знал-то… Не ожидал. Горячее, однако. Что-то я не распробовал. Хозяйка, а не наложишь ли ты мне этих… ну как их… ну короче, этих кусочков теста с мясом еще?

Истрил, по-доброму улыбаясь, наложила полную миску и подала Брано:

- Кушай, Брано. Это называется «хинкали» и их придумал наш Ольти.

- Да, силен Ольт. Чего только не придумает. Одна лесопилка с мельницей чего стоят. Большая помощь нашей деревне. И откуда это только у него. – они разговаривали о нем, как будто Ольт не сидел тут же. Как же, деревенский этикет. Нельзя хвалить детей в лицо, в присутствии родителей. Иногда Ольта так доставали эти деревенские традиции. Да еще и свалил все в одну кучу, наряду с едой и мельницу с лесопилкой. Дерёвня.

В последнем предложении не было вопроса, только малая толика удивления и констатация факта. Брано знал, что ответа все равно не получит. Некоторое время за столом слышались только хлюпающие звуки высасываемого из хинкали бульона и громкое чавканье. Говорить во время еды считалось неприличным, но чавкать и причмокивать – это было обязательным, что бы хозяйка дома могла видеть, как ценят и одобряют то, что она подала гостям. Вот такие здесь были хорошие манеры. Беззвучно ел только один Ольт и здесь уже плевать ему было на этих приверженцев традиций. Он так привык. Первой, съев четыре хинкали, наелась Оли. Ненамного перегнал ее Ольти, оприходовав целых шесть штук. Конечно все рекорды побил Карно, забив в свой живот пятнадцать гигантских полновесных пельменей и с некоторым сожалением отвалился от стола со словами:

- Уф! Ну Истрил, ну хозяйка, угодила. Благодарствую за вкусную пищу. Но хватит, пожалуй, а то мне еще с дружиной тренировку проводить. – затем глубокомысленно подняв указательный палец с видом мудреца изрек: - Последнее это дело – бегать кросс с набитым брюхом.

Он вообще частенько употреблял слова и целые фразы, вынесенных из вечерних бесед с Ольтом. Особенно ему ужасно нравились выражения, которые выскакивали из Ольта непроизвольно, когда тому не хватало слов в процессе обучения. В горячке он, получив свои первые знания по командно-матерному в далекой молодости еще в Советской Армии, начинал выражаться на великом и могучем, в котором воинские команды смешивались с ругательствами самым причудливым образом. Карно, слыша к добавлению уже известных команд все эти новые неизвестные термины на непонятном ему языке, да еще так причудливо связанные с воинской наукой, принимал их за не просто воинские команды, а за некие небольшие заклинания, помогающие для лучшего усвоения военной науки. Уж слишком эффектно и к месту они звучали. А может он принимал их за таинственные заклинания, поведанные Ольту самим Единым? Кто ж его знает. Наверно в чем-то он и был прав, во-всяком случае эффект от их применения явно был так сказать налицо, и поэтому если он услышал что-то новое, то можно было быть уверенным, что вечером, наедине будет допрос с пристрастием с выяснением всех тонкостей, связанных с каким-нибудь новым термином. Ольту было смешно и грустно, слава первого матерщинника его не прельщала. Не так он представлял себе прогресс. Ну как он мог объяснить какой-нибудь многоэтажный мат с упоминанием всего окружающего животного мира, всех родственников и остального народа, да еще в самом невероятном сочетании с каким-нибудь персонажем, не желающим понять простейшие команды? А ведь он еще не употреблял большой боцманский загиб, который знал с детства, проведенном в большом портовом городе. Зато дружина прониклась к своему воеводе подлинным уважением, который на занятиях с привычным видом так и сыпал новыми словечками типа «маневр», «построение» и прочими, щедро пересыпая их волшебными заклинаниями, из которых самыми мягкими были «зелень необмятая», «долбодятлы хреновы» или «ушлепки недоделанные», сказанные на русском матерном. Воины не понимали, но проникались.

Брано тоже сидел с довольным видом и по его хитрому взгляду, брошенному на тарелку с оставшимися хинкали, можно было с уверенностью сказать, что уже после обеда его хозяйка придет в гости к Истрил с вопросами о новом блюде. Впрочем, это было картиной привычной и конечно не обед в доме старосты был причиной его прихода. После витиеватых и многословных благодарностей в адрес хозяйки, он дождался, когда благосклонно принявшая его восхваления, Истрил с Оли убрали со стола и отправились на кухню мыть посуду, наконец обратился к делу, с которым пришел.

- Воевода, тут мужики пришли из бывшего Бродровского баронства, соседи наши бывшие из деревушки рядом. Говорят, что соседний барон прознал о том, что Бродра уже нет и заявился земельку под себя загрести. Пришел со своей дружиной, харь под сорок. Пока только объявился, народ своими поборами обложил и по соседним деревням, коих еще три штуки, по пятку вояк отправил, чтоб значит весь народ в курсе был. Сам в их деревне обосновался, сидит, пьет и жрет в три горла.

- И что, чего мужики хотят?

- Помощи просят. Их-то на деревню всего с полтора десятка наберется, да стариков четверо. И оружия никакого нет, сам знаешь по указу еще десять лет назад все, что длиннее ножа новой власти сдали. А терпеть уже невмочь, баб насильничают, старосту в амбар заперли, бунтовщиком объявили, казнить обещаются. Все кладовые вычистили. Даже если завтра уйдут, все равно вымрет деревенька без припасов-то.

- Мда. Ты понимаешь, что если мы встрянем, то завтра вся графская дружина здесь будет? И так, как возле пожара сидим. То ли тушить, то ли бежать.

- Понимаю, воевода. Да только жаль мужиков. Они все равно поднимутся за жен своих и сестер. Ты же наши обычаи знаешь. Тогда всех перебьют, а кто выживет, то зимой все равно от бескормицы загнутся. Да и наши мужики волнуются, все-таки соседи бывшие. У многих там и родичи есть.

Да, родичи здесь, как успел понять Ольт, это дело святое. Так же, как и кровная месть. Оказывается – да, была она здесь. Правда новые власти старались ее придавить, но она просто ушла в глубь, притаилась. И если люди местного барончика начнут убивать, то в ответ полыхнет все графство. Старики из завоевателей еще помнили пять лет войны и последующее замирение. И хотя после войны прошло уже пятнадцать лет, но по лесам до сих пор бродили отряды незамиренных. Поэтому завоеватели из старшего поколения старались местных лишний раз не задевать. Платят налоги, и ладно. Но вот волна новых барончиков, народившихся незадолго перед войной или и вовсе после замирения, не знали всех ужасов прошедшей войны. А тут еще и с родных земель понаехала молодежь на завоеванные земли и каждый хотел получить свое баронство, считая, что как потомок завоевателей имеет полное на то право. При этом мало обращая внимания на аборигенов, а то и вовсе не замечая их, относясь к ним как к бессловесному и безответному быдлу. Они видели только рабов, которые просто обязаны угождать и служить им по праву завоевания.

- Давно ли мужики прибыли-то? – вздохнул Карно.

- Да вот как раз перед обедом…

- Ты вот что, Брано, мужиков покорми, отведи в гостиный дом, пусть передохнут с дороги. Вечером приведешь, поговорим.

- Будет сделано, воевода.

Брано отвесил всем присутствующим неглубокий короткий поклон, не забыл еще раз похвалить поварское искусство Истрил и аккуратно прикрыв за собой дверь, удалился. Карно еще раз вздохнул.

- Все слышали? И что делать будем? – вопрос вроде был общим, но Истрил, убирая посуду со стола, даже не повернулась к Карно, не бабское это дело – такие вопросы решать, а Оли тем более и не дернулась, да и смотрел староста на Ольта. Тот пожал плечами.

- А что тут делать? Думать будем. До вечера мужики подождут, а мы пока свои делишки доделаем и заодно хорошо подумаем. Слишком все серьезно.

Карно некоторое время помолчал.

- Тогда до вечера разбегаемся, заканчиваем все начатое, а вечерком перед ужином поговорим. Все. Я к дружине, еще раз проверю, кто уже готов. Чувствую, пришла пора их в деле проверить.

Ольт только кивнул и вся семейка, а они давно уже считали себя одной семьей, разбежалась по делам, за исключением Истрил, оставшейся на хозяйстве. Карно твердым размеренным шагом, который у него появился с тех самых времен, как он стал старостой и воеводой, а может вспомнились и вернулись повадки тысячника королевского войска, направился к казармам, где воины уже должны были закончить с обедом. У деревенской дружины была своя столовая, свой кашевар и вообще своя тыловая служба, которой Карно озаботился сразу, как дружина стала обрастать мясом. Вообще за таким решением назойливо торчали уши одного не по годам шустрого пацана, но следует отдать должное уму и опыту Карно, который сразу понял и оценил все преимущества такого устройства войска. Обычно в местных войсках дружинники одного десятка скидывались в общий котел и питались соответственно тому, насколько хватала достатку у десятка. Были и такие, кто питался сам, не желая или делиться, или наоборот, кому было стыдно за свою нищету, но были они редкостью. К таким относились с безразличием и пониманием. Ну хочет человек сам себя кормить, ну и кто же ему может запретить? Но чаще всего в десятке народ был дружен как в семье и, если что, взаимная помощь была не пустым словом. Одна общая еда, общее имущество, общие интересы и жизнь и, если что, одна смерть на всех.

Но в деревенской дружине кормили всех воинов, независимо от того, кто в каком десятке находится и кормили одинаково всех от простого воина до полусотника. И даже сам воевода не чурался иногда зачерпнуть из воинского котла. У дружины имелся свой кузнец и даже свой завхоз, которого этот странный Ольт иногда под настроение почему-то называл «товарищ прапорщик» или «старшина», и на котором лежало обеспечение воинов всем необходимым, начиная с ложек и кончая наконечниками для стрел. Так что вся жизнь деревенской дружины обеспечивалась и крутилась вокруг казармы.

Ольт же вместе с Оли пошли на лесную поляну, постоянное место тренировок «малой дружины». Вообще-то такого понятия до Ольта здесь не существовало. Воинскому ремеслу обучали в семьях отцы и старшие братья, а затем подростки, достигшие пятнадцати годков, могли жениться, заводить семьи и детей, иметь собственное хозяйство и по факту считались уже вполне самостоятельными личностями, вполне годными для того, чтобы вступить в дружину местного барона. Другое дело, что не каждого могли туда взять. Тут уже все зависело от того, насколько хорошо каждый будущий воин был подготовлен в семье. И в этом вопросе каждый лесной житель пускался кто во что горазд. Кто-то, пройдя службу в королевском войске, обучал своих отпрысков сам, но таких было мало, а в последнее время вообще не было, так как королевства уже не было, как и его армии, кто-то в складчину нанимал воина-профессионала, обычно из наемников, из тех, кто всю свою жизнь посвятил войне и умел хоть что-то, а кто-то просто, не имея средств и возможностей, махнул на все рукой, надеясь на природную ловкость и смекалку своих сыновей. Во всяком случае действиям простой дубинкой или шестом и стрельбой из охотничьего лука обучались все лесные мальчишки с малолетства и этой пародией на настоящее оружие более-менее владели все мужчины лесного края.

А куда деваться, если одним из первых указов новой власти был запрет на владение боевым оружием, так что даже тем немногим знаниям, что еще помнили оставшиеся в живых воины Эдатрона, учились тайком. Бывало, что в роли учителей оказывались и северные воины, давно уже считавшие Эду своей Родиной. Но чему мог научить наемник, выучивший пару приемов, которых хватало только на то, чтобы отбиться от разбойников? Да и то, честно говоря, среди них частенько попадались люди случайные, зачастую имевшие к армии самое косвенное отношение и только потому, что им повезло как-то разжиться железякой, именуемой мечом. А чего же не заработать на бедных эданцах, которым разрешены к ношению только короткие ножи и длинные палки?

И тут вдруг появляется возможность обучить воинскому ремеслу, да еще и бесплатно. Какой же хозяин от такого откажется, когда землю приходится пахать с щитом за спиной, держась, образно говоря, одной рукой за плуг, а другой за копье. Многочисленные банды безземельных баронов, дезертиров и просто крестьян, лишившихся земли и дома, оседлали все дороги королевства, грабя всех проезжающих иногда заходя и вглубь лесов. Так что сожженные и ограбленные деревеньки не были редкостью. И отцы семейств, хоть и задавленные бесчисленными репрессиями и хлопотами по хозяйству, отнюдь не страдали всепрощением и сами гоняли своих отпрысков на тренировки, находя для них окна в плотном графике деревенской жизни. Для них умелое владение острым куском железа означало не только кусок хлеба, как у наемников, а саму жизнь и жизнь своих детей и рода.

Ольт чувствовал, что уже запаздывал и поэтому они с Оли побежали легким бегом. А что? Он же не староста, чтобы ходить неспешным вальяжным шагом, а бегущие куда-то по своим делам дети не вызовут лишних вопросов. Ему кстати вспомнилось одно шутливое выражение с уже хорошо подзабытой Земли: «В мирное время бегущий генерал вызывает смех, а в военное – панику». Ну так он же не генерал, а пока еще мало кому известный лесной мальчишка. Ему можно.

На полянке уже собрались все будущие воины. Кто-то заранее разминался, кто-то, собравшись в небольшие группы шушукался, передавая друг другу деревенские сплетни, а кое-кто просто лежал, получив небольшую передышку от домашних дел. Ольт мельком заметил и давешних чужаков, которые стояли чуть поодаль обособленной кучкой, как будто отгородившись невидимой стеной от основной массы мальчишек и девчонок, свысока посматривая на деревенских. Ну еще бы, ведь они уже были воинами и у каждого на поясе висел хоть плохонький, но меч. Да и были они постарше присутствующих, которые занимались неизвестно чем, а не оттачивали свое воинское искусство. Ольт, со следовавшей за ним по пятам Оли, выбежал на поляну.

- За мной! Бегом! – и не останавливаясь помчался дальше по уже хорошо натоптанной широкой тропе.

Вся толпа, бросив все дела, тут же подорвалась за ним и бегущей следом Оли, по пути выстраиваясь в какое-то подобие строя и длинной цепочкой втянулась в лес. Чужаки вначале оторопели от такой неожиданности, недоуменно смотря как вся, недавно такая многочисленная, толпа исчезает с поляны и вот уже последние спины мелькают между деревьев, а затем, все также в растерянности, нехотя, побежали вслед. Неизвестно куда и зачем ринулись деревенские, но ведь ринулись. Наверно там что-то интересное? Сделав круг по лесу, километров этак шесть, всей оравой вернулись на поляну. В отличии от первого раза выдохшихся не было и на место тренировки прибежали, может и немного поотстав, но все. Ольт усмехнулся, увидев, как на поляну последними по одному выбираются запыхавшиеся и тяжело дышащие чужаки. Не все. Кто-то сел по пути передохнуть. Впрочем, они Ольта пока не волновали.

- Не останавливаться! Пошли по кругу, руки подняли, вдыхаем, руки опустили, выдыхаем…

Потом было движение приставными шагами, движение левым боком вперед, правым, кувырки вперед и назад… Ничего нового Ольт не придумывал, взяв за основу разминки те самые упражнения, которые с детства в него вдолбили на занятиях дзюдо. На все про все ушло полтора часа, а затем началась сама тренировка. Около восьмидесяти мальчишек и девчонок по команде маршировали, на ходу перестраивались и атаковали различным строем: колонной, фалангой, черепахой и по команде дружно выкидывали вперед шесты, изображающие копья:

- Гра!

И даже в детском исполнение эти единые слитные движения вызывали чувство страха и уважения. Дети всегда легче обучаются и если взрослым понадобилось бы минимум полгода для такой слаженности, то мальчишки за пару месяцев достигали таких высот, о которых взрослые дружинники и мечтать не могли. Затем были индивидуальные занятия по владению личным оружием, когда все разбились на пары и отрабатывали бой на мечах, топорах и копьях. Естественно, все это оружие заменяли деревянные муляжи, но они ничем не уступали настоящему, а в чем-то даже превосходили. Например, по весу они были раза в полтора тяжелее.

Чужаки не участвовали, но уже не смеялись, только негромко переговаривались, а кое-кто в отдалении пробовал и повторять за ними базовые движения. Они явно не ожидали, что здесь, в какой-то заброшенной среди дремучих лесов деревеньке, так профессионально поставлено воинское обучение. И это «младшая дружина». Что же тогда творится в дружине самого воеводы? Чужакам было страшно даже это представить и если в начале тренировки у многих на лицах было написано в лучшем случае снисходительное выражение, то теперь уже на их озадаченных рожах читалось сомнение, а возьмут ли их вообще в дружину. Ольт не обращал на них внимания. Смотрят? Ну так за смотр денег не платят. Не лезут с глупыми вопросами, и ладно.

Голова у него была занята совершенно другим. Отдавая привычные команды и наблюдая за упражнениями упрямо сопящих мальчишек и девчонок, он раздумывал над вечерним совещанием, ждущим его вечером. Итак, что там имеется? А имеется очередной барон-отморозок, которому нужна земля и крестьяне. Люди тут простые и все на что хватает их фантазии – это золото и земля. А это значит богатство и власть. До таких извращений, как золотые унитазы и дверные ручки, осыпанные драгоценными камнями, тут еще не доросли. Самое большое, чего могло достигнуть развитое воображение какого-нибудь местного барона или графа, то - много золота и много земли. Других эквивалентов успешности и высокого положения здесь просто еще не было. Видимо рейдерский захват не только на Земле придуман, а так как с умом видно не очень, зато хватает тупой силы, то простое и незатейливое насильное присвоение чужого имущества рулит, тем более почивший хозяин не может предъявить никаких претензий. Правда имеются конкуренты в лице других баронов, но тут кто первым хапнул, тот и в своем праве, а потом уже можно и с конкурентами поговорить с позиции силы, тем более, что там такие же хищники и все это отлично понимают. А графу можно будет кинуть пару деревень на откуп, тем более, что графы и сами не брезговали по случаю хапнуть на халяву деревеньку. Ольт назвал бы это откатом.

Но и здесь существовали кое-какие правила. Какого-нибудь отмороженного барона, совсем потерявшего берега и который разинул пасть на то, что, по его мнению, плохо лежит они прижмут – это без вариантов. Порядок в графстве должен быть. Но если все сделано тихо, налоги поступают исправно, то можно и закрыть глаза на поступки некоторых баронов. А таких барончиков от трех до пяти голов на каждое графство будет и каждый претендует на деревню соседа, а то и на все баронство. По их мнению, единственное, что достойно благородного человека дело – это война, а с кем еще воевать, кроме соседа, когда у тебя всего лишь пятьдесят-шестьдесят человек дружины?

В данном случае, насколько он помнил из разговоров с Истрил, их как раз пятеро. Двоих, баронов Кведра и Бродра, уже отправили на собеседование с Единым и если туда же уйдет и третий, то этим несомненно заинтересуется граф, владелец местных земель, как его там? Стеодр, Стерводр… Впрочем, с его управляющим они и так уже на ножах. Зачищать придется всех и договариваться с графом. Хотя и графа придется убирать. Со временем. Ольт еще не забыл, что он когда-то обещал Истрил. А это уже конфликт с наместником провинции, герцогом Крайвенским. Кто там сейчас на этой должности? Неважно, придется до поры, до времени подкармливать обоих. И как далеко это может тянуться, один Единый знает. А он так мечтал о тихой спокойной жизни с паровым отоплением, сауной и теплым ватерклозетом с настоящей туалетной бумагой. Но видно не судьба. Ольт усмехнулся, и в этом мире не утихает борьба за жизнь. Ну чтож, драться так драться. Только придется хорошо продумать все шаги предстоящего противостояния.

Тем временем тренировка заканчивалась. Напоследок он устроил бой стенка на стенку, предложив и чужакам влиться в одну из сторон. Те с радостью согласились. И без бинокля было видно, что у них уже давно руки чесались. На три-пять лет старше местных, а в сущности такие же пацаны. Ольт построил всех в одну шеренгу, отведя в сторону тех, кто младше десяти лет, малы еще в бою участвовать, пусть и в учебном, и скомандовав рассчитаться на первый-второй, поделил всех присутствующих на две команды. Развел их на две стороны по краям полянки, дал им пять минут на подготовку и скомандовал:

- Бой!

Что тут воцарилось! Чуть больше полусотни подростков с криками и воплями бросились друг на друга. Сам Ольт не участвовал, выбрав для себя роль судьи. Он, да еще Кольт с Серьгой, которые тоже не участвовали в общей свалке, оттаскивали в сторону тех, кто считался убитым. И если с деревенскими проблем не было, достаточно было Ольту указать «убитому» палкой на край поляны, как тот покорно отходил в сторону, то с чужаками было не все так просто. Охваченные азартом битвы и не всегда чувствующие удары палкой, а то и вовсе плюющие на все правила, они не слушались никаких команд. В таких случаях Ольт с помощниками действовали жестко и безжалостно. Ударами палкой под дых, под коленки, а то и по голове выводили упрямцев из строя и стонущих уволакивали с поля боя.

«Повезло» той команде, в которой оказалась Оли. Она тут же, с помощью команд, а кое где и ударами маленького, но крепкого кулачка, организовала фалангу. И пока чужаки, и с той и другой стороны, не понимающие и не признающие любой строй, дорвавшись до любимого дела с упоением рубились в центре полянки, неровная, но достаточно крепко сбитая шеренга уже ощетинилась ежом из шестов и уже делала первые шаги в направлении противника. Противоположная сторона тоже пробовала создать нечто похожее, но чужаки, кинувшись в драку сломя в голову, увлекли за собой немало азартных голов, а самое главное – у них не нашлось лидера, который смог бы организовать толпу.

У Оли же таких проблем не было. Все деревенские дети уже привыкли, что мало того, что она дочь воеводы, так еще и сама далеко не подарок. В драке она была по девчачьи мстительна и бескомпромиссна. Победа любой ценой – вот был ее девиз. Тайком обучаемая Ольтом, она была страшным противником и вставать с ней в спарринги давно уже желающих не было. Все признавали ее главенствующую роль. Авторитет ее в деревенской иерархии был непререкаем. Так что, в отличии от противника, сколотить строй для нее было достаточно легко. Фаланга и решила исход дела. Шаг, «Гра!», еще шаг, «Гра!» и все, добивание мелких очагов сопротивления.

Под занавес ей пришлось сойтись в поединке с блондином из чужаков, тем самым барончиком по имени Тринвильт. Сил у него было немеряно для его возраста. Да и выносливости хватало, потому что он даже не вспотел. Хотя это было понятно. Он-то наверняка привык к долгой рубке, где главное – это сохранить силы для длительного боя, а тут раз, два и общий бой окончен, даже и разогреться толком не успел. И лишь он один, как березка в поле, против почти не пострадавшей группы молчаливых мальчишек и девчонок. Оставалось только подороже продать свою жизнь, что он и сделал, с одного-двух ударов «вырубая» любого, попавшего под горячую руку, противника, не зная, что они по сути такие же новички, как и он сам. Опытные же бойцы стояли полукругом, следя за тем, чтобы он кого не покалечил. А он, в слепой ярости, уже торжествовал победу, думая, что те струсили и не видя равных ему противников, как угораздило же его столкнуться с этой бешенной девчонкой, которая сама вышла ему навстречу. В сущности, на взгляд Ольта у него не было шансов, но тут сама Оли допустила ошибку, сойдясь с ним в силовом противостоянии. Ее палка, изображающая меч и подобранная как раз под ее руку, улетела в сторону после столкновения с тем дрыном, который был в руках у противника, а сам он на какой-то миг замер с занесенным «мечом», не зная, как дальше поступить. Этим Оли и воспользовалась. Короткий «кинжал» одним легким касанием отвел «меч», давая пространства лишь для того, чтобы скользнуть под занесенную руку и мгновенно оказаться за широкой спиной, которая уже начала разворачиваться в усилиях успеть за столь шустрым противником. Но медленно, слишком медленно. А там уже Оли пяткой ударила в слабое место, под коленку. Нога у барончика подломилась, и он, сам того не желая, брякнулся на одно колено и тут же его голова была задрана за волосы к небу и к шее приложилась короткая палка, бывшая у Оли вместо кинжала.

Ольт сразу дал команду к окончанию боя. Командный исход был ясен, а отработать индивидуальные бои бойцы могут и в спаррингах один на один. Его немного удивило и рассмешило окончание поединка Оли с барончиком, когда тот встал, нашел выбитую им палку и с легким поклоном преподнес ей, как будто у него в руках был настоящий меч. Наверно это что-то значило, так как Оли приняла это как должное и с видом царствующей королевы приняла подношение и даже обозначила легкий ответный поклон. Причем и все остальные приняли это, как будто такое было в порядке вещей. Один только Ольт фыркнул, уж слишком смешно для него выглядела эта пигалица, строящая из себя невесть что. Впрочем, рассмеялся он про себя, не став портить торжественность момента. Хотят дети выглядеть взрослыми, ну и пусть их. Только отметил у себя в уме, что опять что-то он упустил из местных дворянских заморочек. Местная жизнь, хотя он и считал, что уже достаточно акклиматизировался, нет-нет, но преподносила иногда ему подобные сюрпризы. Попросить Истрил вечерком рассказать ему пару сказок из жизни местных дворян? А то много ли он видел местную знать? Только двоих-троих и кстати ни один не прожил достаточно долго, чтобы что-то узнать о правилах поведения дворянства. Что-то не переживают они встречи с ним. Впрочем, время еще есть. Он хлопнул в ладоши, привлекая внимание:

- Так, мальчики и девочки! Одни налево, другие направо. Все к речке умываться и по домам. На сегодня тренировка окончена.

Две ватаги с шумом ломанулись сквозь кусты, обсуждая перипетии прошедшего боя, а он скорым шагом направился к дому. Ему еще надо было успеть перетереть с Карно кое-какие вопросы, чтобы в дальнейшем между ними двоими не было неясностей и разногласий. А то воевода скажет одно, он другое… Ольт хорошо знал, к чему приводит раздор в командовании. Спаси Единый от такого «счастья».

Глава 4

Первым вопросом, который Ольт задал Карно вечером – это понимает ли тот, чем для них может кончиться уничтожение барона-захватчика. Оказалось, что все он отлично понимает, но вот просчитать дальнейшие шаги не посчитал нужным. Карно, сам того не зная, оказался последователем Наполеона, который считал, что главное – это ввязаться в драку, а там война план покажет. Но это совершенно не устраивало Ольта. Тот хитроумный старикашка, живущий в памяти, еще нет-нет, но подавал свой скрипучий голос, а он всегда просчитывал свои шаги при совершении акции, что и помогло ему в той жизни достигнуть определенных высот.

Когда Ольт разложил перед старостой все по полочкам и предложил обдумать все сейчас же, чтобы не метаться потом в поисках выхода, тот сразу же согласился. Дураком он не был. Стратегию будущих действий они обсудили вплоть до встречи с наместником. На нем и остановились, слишком непредсказуемая ситуация складывалась в дальнейшем. Слишком много вариантов и просчитать их все – дело нереальное, а где-то даже и ненужное.

Тут как раз и ходоки заявились, сопровождаемые Брано. С ними зачем-то приперлись и Жаго с Вельтом. Зал в доме Карно Ольт обставил, как кабинет для официальных встреч, вспомнив заморочки из прошлой жизни, но с учетом местных реалий. У дальней от двери стены стоял крепкий дубовый стол с широкой короткой лавкой, застеленной медвежьей шкурой. Над лавкой, прямо на стенке, где по идее должен был находиться портрет или по крайней мере герб правителя, была распята тигриная шкура, что внушала уважение только одними своими размерами. Остальная мебель - еще две длинные, ничем не застеленные, лавки, стояли у стен по обе стороны от входа. Еще пара табуреток стояли рядом с «председательским» местом. Само пространство от двери до стола было свободным, так что у людей, оказавшихся на этом месте и стоящих перед столом, невольно возникало чувство открытости и незащищенности и даже где-то иррационального страха и подавленности. Минимализм и голая функциональность, вот то, чего добивался Ольт, обставляя эту комнату. Любой посетитель сразу понимал, что это помещение предназначено только для работы и для решения важных проблем. Единственное, что немного разбавляла строгость линий этого помещения – это полки, стоящие у стены справа от стола, заваленные стопками бересты, да пара скрещенных мечей на тигриной шкуре.

Естественно, что вошедшие мужики сразу оробели и мялись у двери, комкая в руках облезлые меховые шапки. За столом, пугая людей черной повязкой, протянутой через выбитый глаз, с важным видом сидел староста деревни Карновка. Ольт сидел чуть позади него на одной из табуреток и не отсвечивал. Брано, уже привыкший к официальной обстановке комнаты, спокойно прошел и уселся на одной из лавок поближе к столу. Жаго с Вельтом остались в широком дверном проеме, подпирая косяк и закрывая выход своими телами. Собственно, их никто не звал, но никто и не прогонял. Если пришли, значит что-то надо. Когда придет срок, сами скажут. После поклонов ходоков и ответного кивка Карно все какое-то время молчали. Мужики ждали, когда их спросят и позволят говорить, а Карно присматривался, думая, как начать разговор.

- Ну мужики, рассказывайте, кто такие, зачем пришли, чего хотите. – раздался наконец из-за стола начальственный рык.

Мужики переглянулись между собой, немного помялись, а затем тот, что был справа, ничем из себя непримечательный тип, черноволосый, с кожей, потемневшей и задубевшей от тяжелой жизни в лесу, обыкновенный такой охотник-лесовик, начал первым:

- Я Кристо Полуха, а это сосед мой – Трельт Стружка. Мы из деревни Листвянка. Раньше был у нас хозяином барон Бродр, но вот пропал он…

- Да мы не очень-то и огорчились. Дрянь был баронишка, но хоть соседи не трогали, а тут вдруг раз – и нет его… - подхватил второй ходок, такой же мужичок, копия первого, только более светлый волосом. – И куда делся, никто не знает. Скорее всего, пришиб кто-то, но нам-то от этого не легче. Явился сосед Бродра – Кредрон и как бы еще тяжелее не стало…

- Раньше-то хоть один барон шкуру сдирал, - продолжил первый, - а теперь еще один явился и уже последнее отбирает…

- Мы уже и не знаем, что нам делать. Вот и пришли к вам. Может вы чем поможете? Мы и раньше сюда собирались, земля-то о Карновке слухом полнится, но теперь барон Кредрон наших баб и детишек как бы в заложники взял. Погубит он их…

- Как есть погубит. Этот Кредрон – такая скотина. Грозится всех на рудники продать, если налоги не заплатим. А мы уже все прежнему барону отдали. Помощи просим, господин староста. – и мужики, как один вдруг бухнулись на колени и в таком положении замерли.

В этот момент от двери донеслось еще два голоса:

- Помоги им, атаман…

- Просим за них…

Это дали о себе знать Вельт с Жаго, которые, вот уж чего Ольт с Карно от них не ждали, тоже не нашли ничего лучшего, как тоже упасть на колени. Ольт со стороны молча наблюдал за происходящим. Как он понимал, то сейчас местные, прося о помощи и встав на колени, своими действиями поднимали Карно на очень высокий уровень, признавая его хозяином, который имеет право распоряжаться их жизнями и судьбами. Когда перед этим Ольт с Карно обсуждали свои дальнейшие действия, они предполагали нечто подобное, но думали, что к этому крестьян придется приводить чуть ли не силком, доказывая, что для тех это будет со всех сторон выгодно. А тут такой подарок судьбы. Надо хватать не думая. Карно тоже это понимал, поэтому немного выждав, чтобы у всех в памяти зафиксировалось такое положение, недовольно проворчал:

- Вставайте уже. Нечего мне тут полы протирать. Здесь баронов нет.

Мужики кряхтя стали подниматься с колен и тут в комнату вошла Истрил.

- А чего это тут у вас? У меня там ужин скоро поспеет, а вы тут до сих пор какие-то дела решаете. – в ее голосе чувствовалось легкое недовольство.

На какое-то мгновение все в комнате замерли, не зная, как реагировать на неожиданное вторжение. Ходоки недоуменно уставились на женщину, которая имела смелость вмешиваться в мужские дела. Но их земляки, Жаго с Вельтом, усиленным подмигиванием, вытаращенными глазами, со зрачками, указывающими на вошедшую женщину, и вообще всей мимикой своих лиц, отчего Ольта, не спускающего внимательного взора с происходящего, чуть не пробило на смех от их кривлявшихся рож, быстро перестроили немного растерявшихся ходоков на подходящий лад. Они склонили головы перед этой невысокой миловидной женщиной, а Карно будто бы нехотя, произнес:

- Да вот, ходоки с Листвянки. Просят помощи, совсем их задрал барончик местный.

Слово «барончик» он произнес с таким пренебреженьем, что сразу становилось понятным, что никакие местные власти не представляют какой-либо угрозы для властителя Карновки. И тут всех присутствующих, ну кроме разве что Ольта и Истрил, будто прорвало. Все заговорили разом и вместе.

- Барон Кредрон совсем озверел…

- Последнее забирает…

- Голод их ждет…

- Вымрут они. Единый – свидетель, все вымрут…

Какофония звуков создала такую завесу, что казалось ничего в ней невозможно было разобрать, но Истрил как-то вычленила самое главное.

- И что? Ничего нельзя сделать? –спросила с такой уверенностью в своем праве задавать вопросе старосте, что никто в этом не усомнился. Причем произошло это у нее так обыденно, будто спросила у соседки соли.

- Если не вмешиваться, то крестьяне сами поднимутся. Деваться им некуда. И скорее всего их барон перебьет. Нельзя против власти бунтовать. И останутся бабы одни с детьми малыми. И выживут ли этой зимой, то одному Единому известно. – подал голос из своего угла Ольт, решивший, что пора ему вмешаться. И он специально ввернул в разговор про баб с детьми, которым предстояло стать вдовами да сиротами. Он хорошо понимал свою мать и знал, чем ее можно задеть, как повернуть дело так, чтобы избежать долгих разговоров. Может это и показалось бы некоторым людям циничным и безнравственным, но он давно считал, что иногда приходится насильно делать людям добро, беззастенчиво используя при этом их самих. А сами люди… Сами они конечно не должны и подозревать об этом. Неправильно поймут. Еще и обидятся. А обиды от близких людей – это последнее, что Ольт желал в этом мире.

Истрил повернулась к Карно.

- Как же так? Могут остаться вдовы и сироты?

Карно показательно недовольно покосился на Ольта и пожал плечами, мол он-то тут при чем.

- Бабам и детям надо помочь. И не важно, как ты это сделаешь. – сказала, как припечатала Истрил и вышла из комнаты.

- Ну что ж, если Истрил сказала… - Карно нахмурившись крякнул. Хотя душа его просто играла и пела. Все получалось просто отлично. Своим невольным вмешательством Истрил, сама того не зная, сразу, продвинула дело на стадию завершения. Не нужно долгих уговоров, объяснений и доказательств чистоты намерений. – Но не забывайте, мужики – это вы ко мне пришли.

Мужики, как болванчики, закивали головами. Они еще не поняли, как, но до них уже дошло, что дело, с которым они пришли в Карновку, сделано и помощь будет. А Карно уже вступил в свою стихию. Командовать боевым отрядом, от подготовки к походу до завершающей победы – это ли не дело, достойное тысячника эданского войска? И пусть нету уже самого Эдатрона и сам король его пропал где-то на просторах некогда свободной страны, есть он, Карно Кривой - тысячник мечников и есть дело, которое нужно сделать. Его речь в такие моменты приобретала краткость и емкость воинских команд:

- Жаго, ты к казармам. Пусть первая полусотня готовится к походу. И скажи старшине, пусть проверит снаряжение. Плохое заменить, недостающее выдать. И пусть получит у Брано припас на десятицу. Только крупы, сухари… Короче, он знает. Брано, ты на склад. Ждешь старшину. Сам знаешь, чего и сколько. Вельт, отведи ходоков в гостиный дом. Пусть мужиков покормят и определят на ночь. Выступаем завтра с утра, а вам надо отдохнуть, будете проводниками. Пока все, разбежались.

Все присутствующие порскнули в разные стороны, как куропатки из-под ног охотника, и вскоре в комнате остались только Карно с Ольтом.

- Ну что, малой, повоюем?

- Как скажешь, воевода.

Раним утром, еще роса не успела высохнуть на придорожной траве, первая полусотня выступила в боевой поход. Все уже знали куда и зачем они идут и были в предвкушении драки. Даром что ли они бегали изнуряющие кроссы, до онемения в коленях маршировали на плацу и вгоняли в чучела копья и стрелы? Вот теперь и посмотрят, чего стоили их тренировки. Полусотня шагала единым строем в шеренгах по трое. Десятники шли впереди и по бокам, иногда меняясь местами. За колонной бодро трусили десять низкорослых крестьянских лошадок, неся на своих крепких спинах съестные припасы и все то, что не нужно и мешает при ходьбе. И уже за ними шагали Карно с Ольтом, который прихватил с собой Кольта с Серьгой. Карно не спрашивал, зачем они нужны, взял и взял, но Ольт сам объяснил, что мальчишки будут вестовыми, да и ему в малой дружине нужны будут полусотники. Вот их и готовит на должность. Пусть на практике учатся.

Провожающих почти не было. Брано, старшина деревенской дружины, который все проверял, не забыли ли чего, да Истрил с Олентой. Девчонка со вчерашнего вечера все еще дула губки, что ее не взяли с собой в поход, но Ольт спросил ее, на кого еще он может оставить младшую дружину? Кто будет тренировать этих балбесов, пока он будет отсутствовать? После долгих мучительных раздумий Оли согласилась, что оставлять без присмотра «балбесов» не стоит, тем более Ольт прямо завалил ее всяческими инструкциями и руководствами, но все равно строила из себя обиженную. Уже потом, когда строящиеся башни деревни растаяли за стеной деревьев, Карно с облегчением торжественно пожал руку Ольту и признался, что у него так не получилось-бы. Обмануть дочку, внушив ей, что в деревне без нее никак – это было выше его сил. Не мог он ей врать даже в малом. А брать ее с собой в бой – это ж какие нервы надо иметь.

Шли маршем весь день, только в полдень устроив небольшой передых, на котором всухую перекусили сухарями с копченным мясом и запив водичкой из деревянных баклаг, которые, по настоянию Ольта, входили в обязательную принадлежность дружинника. Зато вечером устроили уже нормальный привал, после длительного марша требовалось хорошо отдохнуть. Лучники, отправленные в дозор и заодно поохотиться, подбили с десяток различных птиц, так что каша была с мясом. Каждый десяток обычно имел отрядный котел, в котором готовилась еда на весь десяток, но сейчас на одной из лошадей был загружен большой котел литров на восемьдесят. Так что десятские повара, объединившись в одну команду, готовили на весь отряд. После ужина долго не рассиживались и, выставив дозоры и договорившись о сменах, сразу улеглись спать. На следующий день Карно, посчитав, что отряд уже достаточно размят для боевого режима, приказал идти волчьим скоком, пятнадцать минут - легким бегом, пятнадцать - быстрым шагом. Тем более дорога, по которой крестьяне обычно водили сборы в город, дальше шла совсем не в ту сторону, куда им было надо. И дальнейший путь пролегал по таежным тропам, а то и вообще по бездорожью. Сквозь лесную чащу и заросли, через которые, чтобы пройти в нужном направлении, нужно было родиться и жить в этой тайге, отряд проходил в хорошем темпе. В полдень опять легкий перекус, и опять марш до вечера.

Когда Карно объявил привал, то все попадали на землю там, где стояли. Лишь несколько человек, родом из профессиональных охотников и воинов, остались стоять на ногах и чувствовали в себе достаточно сил, чтобы стать в караул, пока основная масса отряда отходила после трудного перехода. Но в общем Карно с Ольтом остались довольны подготовкой воинов. Все-таки преодолеть за день километров шестьдесят, да еще пусть и в частичной, но все-таки боевой выкладке - это не кот чихнул. И пусть копья, дротики и кожаные панцири были нагружена на лошадей, но щит за спиной и меч на поясе тоже весят не мало. Правда после такого марша воевать уже мало кто был способен, но зато не было отстающих и больных. Сказались упорные тренировки и Карно воочию убедился в их несомненной пользе, хотя он никому не признавался, что его частенько мучали сомненья, когда он слушал выкладки Ольта. Теперь же во многом его мысли о целесообразности тренировок были рассеяны. Осталось боем проверить те тактические схемы, которые предлагал этот ударенный в самое темечко несносный мальчишка. Поэтому Карно собрал вечером после ужина всех десятников возле костра.

- Завтра мы выйдем к деревне. У кого какие есть мысли? Как будем нападать? – задавая такой вопрос, Карно не только проверял себя, но и преследовал свои далеко идущие цели. Он помнил, что дружина растет и вскоре ему будут нужны инициативные командиры, способные действовать самостоятельно, если вдруг окажутся в отрыве от основных войск и даже в окружении врага.

- Придем и нападем, - пожал плечами один из десятников, - нас больше, порубим всех, кто только пикнет.

Другие одобрительно зашумели. И правда, чего уж проще? В конце концов, даром что ли они столько пота пролили на тренировках. В своем преимуществе дружинники не сомневались. В основном все предложения сводились к тому, что надо выйти к деревне, построиться клином и просто и незатейливо пройти деревню из конца в конец, по пути уничтожая противника. Карно выслушал все, не отличавшиеся разнообразием предложения, и поднял ладонь. Десятники тут же умолкли, все-таки воеводу уважали и побаивались.

- Теперь слушайте сюда. К деревне выдвигаемся скрытно. Не высовываемся и не дай Единый, кто попадется на глаза противнику. Вне очереди пойдет в наряд на кухню. Ты, - Карно повернулся к десятнику первого десятка, - выделишь трех самых шустрых в разведку. Пусть опять-таки скрытно проберутся в деревню, может встретятся с деревенскими, поговорят, что, где и как. Ходоки из деревни где? Так вот, мужики, проводите разведчиков в деревню, и что бы не то, что барон, ни одна собака не учуяла. Не мне вас тут учить. Вы местные, все ходы знаете. Потом с докладом ко мне. А там посмотрим, как дальше действовать. Все поняли? Ну если вопросов нет, то всем, кроме караульных спать, завтра будет трудный день. Десятники, не забудьте: от каждого десятка – один на караул и озаботьтесь о смене.

Ольт, сидя в отдалении вместе со своими мальчишками, до конца досмотрел устроенное Карно представление у костра и удовлетворенно хмыкнул. Ненавязчивое напоминание воеводе об основных правилах боевых действиях, так, что он и сам этого не замечал, давало свои плоды. Раньше бы, Ольт был в этом уверен, Карно сам во главе лихой полусотни первым бы бросился в атаку с мечом наголо. А тут – стратег, смотреть приятно. И про разведку не забыл.

- Эх, салаги они еще. Учить их еще и учить. – мелькнула мысль сквозь засыпающее сознание.

Утром отряд быстро преодолел оставшиеся до деревни километров пять и засел в лесу, почти вплотную прилегавший к околице. Разведка без напоминания, ведомая деревенскими мужиками, отправилась на задание. Остальные отдыхали и набирались сил перед предстоящим боем, оставив в кустах подлеска только хорошо замаскировавшихся наблюдателей. Часа через три в сопровождение одного из них явились разведчики.

- Ну рассказывайте, глаза и уши, что видели и слышали. – Карно в окружении собравшихся десятников сидел у костра.

- Так пьянствуют, господин воевода. – начал один из разведчиков. - С трех деревень весь спотыкач собрали и уже почти седьмицу не просыхают. Половина уже кто где в умат, а самые здоровые в доме старосты собрались и последнее добивают. Баб молодых со всех деревень нагнали, заставляют жрать варить. Ну и между делом того… этого самого…

- Если бы только насильничали… Издеваются по-всякому, бьют. Одну уже вроде насмерть забили. И старосту повесили… Мужиков всех заперли в коровнике.

- Мда… Чуток опоздали мы. – покачал головой Карно. – Так, десятники, слушай сюда. Первый десяток со мной. Идем напрямки к дому старосты. Спереди лучники, гасите сразу всех чужаков, кто на глаза попадется и за меч хватится. Второй и третий десяток за нами, проверяете все дома, коровники, сеновалы… Короче все строения. Чужаков вяжете. Четвертый и пятый десятки, заходите с той стороны. Делаете то же самое, четвертый десяток идет к центру деревни и отстреливает всех, кто с оружием, пятый за ним и вяжет тех, кто спрятался. По возможности все делать тихо. Вязать, в рот кляп и пусть пока полежат. Начинаем по свисту свиристеля. Все, четвертый и пятый десятки – бегом. Как будете готовы, прочирикаете трясогузкой.

Деревенька была так себе, примерно на полтора десятка домов, которые тянулись вдоль единственной дороги. Поэтому первые три десятка недолго ждали, когда их товарищи обегут деревню и зайдут с другой стороны. Минут пятнадцать и вот уже с противоположного конца деревни чирикает трясогузка. Тут же просвистел свиристель и воины шагнули на единственную улочку, больше похожую на широкую натоптанную тропу. Карно махнул рукой и второй и третий десятки разделились по обе стороны этой тропы, проверяя крестьянские хижины. Так же и тем же самым занялись четвертый и пятый десятки.

В первой же избушке наткнулись на двух мертвецки пьяных вояк из дружины барона. Они даже не очнулись, когда их вязали. То же творилось и в других домах. Некоторые землянки оказались пусты, в некоторых их ожидали лишь хозяева, которые были в курсе происходящих событий, а в нескольких домишках карателей ожидала и добыча, которую тут же вязали и оставляли под охраной крестьян. Без шума и пыли зачистили всю деревню. Только возле коровника, где были заперты деревенские мужики, оказался караульный, но и тот оказался пьян до изумления. И пока он протирал залитые спотыкачом глаза, лучники карновской дружины с испугу просто напичкали его стрелами. Так что незадачливый караульный умер счастливым и пьяным. И еще в каком-то то ли сарае, то ли хлеву застали группу пьяных дружинником, которые занимались с хозяйкой нехорошим делом. То, что она была против такого времяпровождения, свидетельствовали завязанный ее же платком рот, разорванная рубаха и большой на пол лица синяк. Разговор с насильниками оказался коротким. Кажется они даже не поняли, от чего вдруг умерли.

Наконец вся полусотня собралась возле дома старосты, который единственный в деревне имел хоть какую-то изгородь и ворота, на которых теперь висел сам хозяин. Десятники вполголоса доложились воеводе. Шесть человек убито, девять вояк из дружины Кредрона было повязано. По словам местных, еще восемь человек гуляли в доме старосты. Тихо и бесшумно, хотя, судя по шуму из дверей можно было слишком и не таиться, два первых десятка подобрались к дверям и встали по обе стороны от входа. Остальные рассредоточились вокруг, приготовив луки и дротики. Сами входить не стали, чтобы не устраивать боя в комнате. Могли пострадать женщины, которых бандиты, а как их еще называть, заставили себе прислуживать. Ловили по одному выходящих «проветриться», били по голове и утаскивали за угол связывать и затыкать рот. Где-то на четвертом «зассанце», не вернувшимся назад, в избе забеспокоились. Даже пьяные в стельку вояки всполошились, а чего это все выходят, и никто не заходит. Странно это и оставшиеся, поорав собутыльников и не дождавшись ответа, шатаясь и опираясь друг на друга вышли из избушки все вместе, чтобы разобраться на месте. Тут на них всем гамузом и навалились. Настоящего сопротивления никто не оказал. А один вояка, получив в ухо, вообще упал и сразу захрапел, вызвав у дружинников нервный смех.

- Ну вот, а вы говорите – клином, строем… Главное – это хорошая разведка. – Карно смотрел, как связывают последнего из Кредронских дружинников.

Воины во главе с десятниками обескуражено молчали. Еще бы, настраивались на бой, а тут пришлось вязать каких-то пьянчиков. Даже мечи толком и не вытаскивали. Даже Кольт с Серьгой сконфужено воротили носы от убойного перегара, и отворачивались от безвольных тел. Карно и сам не ожидал такой легкой победы, но делал вид, что так и надо и только посмеивался, когда воины притаскивали очередное тело, собирая в кучу всех тех, кого захватили по пути.

Кто был по-настоящему рад, так это Ольт и небольшое количество ветеранов. Они-то знал, каково это – терять близких людей, с которыми только сегодня делил кусок хлеба. Но основная масса дружины была из деревенской молодежи, для которых бой в деревне, если это можно было назвать боем, был боевым крещением. Естественно, они были недовольна, что им не дали совершить подвиг. И что они будут рассказывать деревенским красоткам, когда вернутся в родную деревню? Как вязали пьяных воинов? Слишком легко далась им победа. Не прочувствовали они ее. И эти обыкновенные перепившиеся мужики не вызывали в них ничего кроме брезгливости и даже где-то жалости. Это ж надо так упиться, что они даже не поняли, что уже находятся в плену.

Ольту не нравилось такое положение дел. Его циничный успел взвесить и оценить все последствия такого, с позволения сказать, боя и они ему не понравились. Учитывая будущее развитие событий, ему не нужны были добренькие, размякшие от сочувствия, дружинники. Ему нужны были волки, которые без всякой жалости загрызут любого, отбросив в сторону все симпатии и даже чувство равнодушия было неприемлемо. Ему было нужно, чтобы преобладающим направлением движения их душ стала ненависть к врагам деревни. А эти, сейчас безвольные и безобидные, именно такими врагами и были. И не приди сегодня деревенская дружина сюда, завтра эти вояки, протрезвев, пришли бы в их деревню и еще неизвестно, чем бы тогда все закончилось.

Ольт подошел к Карно и отозвал его в сторону. Никто не слышал, о чем они говорили, они отошли достаточно далеко, но то, что Ольт что-то доказывает, это по его жестам поняли все. Видно было, как мальчишка что-то говорил, а воевода, хмурясь и временами несогласно поднимая руку, слушал. Но видно доводы Ольта оказались убедительными, так как Карно минут через десять махнул рукой в жесте: «Единый с тобой, делай как знаешь» и подозвал ближайшего десятника.

- Найдите из этих, - он указал на сопяще-храпящую кучу рукой, - барона Кредрона и приведите ко мне. И соберите на сход всех деревенских. Через несколько минут двое дружинников приволокли пьяного в умат барона со связанными за спиной руками, оказавшимся здоровенным детиной с бычьей шеей и черной густой бородой. Он ворочал налитыми кровью глазами и надувал щеки в тщетной попытке выругаться сквозь мешающий ему кляп. Народ уже вытащил из петли тело старосты и положил рядом с еще одним трупом, женщиной, чье горло было безжалостно перерезано. Крестьяне, еще не понявшие, что власть переменилась и не знающие, чего им еще ожидать, молча собирались в толпу. Тут и там виднелись, освобожденные из коровника старосты, местные мужики в разной степени побитости. Двое из них, не в силах стоять самостоятельно, опирались на плечи жен и детей. В глазах крестьян, еще не отошедших от ужасов последних дней, было выражение безысходности и какой-то покорности, происходящей от бессилия, что-то изменить.

- Полусотня! Строиться в две шеренги! – рев Карно был слышен на другом краю деревеньки.

Уж что-что, но разного рода построения дружиной были выучены назубок и вбиты в мозги на уровень рефлексов. Не прошло и двух минут, как десятки во главе своих десятников стояли в строю напротив толпы крестьян. И те, и другие притихли, не зная, чего ожидать. Карно прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в своем большинстве безусые лица. Воевода прошелся до конца шеренги и подал команду:

- Равняйсь! Смирно! Вольно! – мощный густой бас сделал бы честь любому прапорщику времен столь памятной Ольту Советской Армии. – Всем молчать и слушать.

Карно подал знак Ольту, уже стоявшему рядом с бароном Кредроном. Тот сидел, опираясь спиной об колесо телеги, притащенной для снятия тела старосты с ворот. Ольт с трудом вытащил крепко забитый кляп.

- Быдло! Быдлища… Кха… Всех повешу, на ремни нарежу! Живых еще на ремни пущу! Кха… Суки! Ублюдки! Глаза повыкалываю! Вы еще узнаете барона Кредрона! Кха… На кол посажу! Мало я вас резал! – барону не хватало слов, чтобы выразить всю свою ненависть, он задыхался от желания высказать все и сразу. Ольт, несмотря на яростное сопротивление, затолкал кляп обратно и опять стало тихо. Карно опять пошел вдоль строя своей дружины, тыкая пальцем то в одного, то в другого.

- Ты сука, а ты ублюдок, знаешь, что такое ублюдок? Знаешь… А тебе выколют твои такие красивые голубые глаза, а тебе загонят в задницу кол и будешь медленно гнить на нем, пока не подохнешь. О, Свельт! А тебе, как десятнику, будет особая честь. Из твоей крепкой спины нарежут ремни. И всех вас повесят. Повесят за ваши славные крепкие шеи. Молчать! Что, щенки, расслабились, добрые стали? Пожалели этих уродов? Так мало того, что вас убьют, вот такое, - воевода показал на труп старосты, - сделают с твоим отцом, Кольт. А вот так обойдутся с твоей матерью, Серьга. Молчать! Я сказал! – Карно оборотился к деревенской толпе. – А не расскажете ли моим добрым воинам, кто и как над вами измывался?

- Да все они одним миром мазаны. – раздался из толпы неуверенный голос. И как прорвало. Заголосили бабы, заскрипели от сдерживаемой ярости зубами мужики. Крестьяне тыкали пальцами то в одного, то в другого пленника, перечисляя все их пакостные деяния. Карно подождал минут десять и поднял руку, призывая к вниманию:

- Значит нет среди них невиновных? Скажите честно, может хоть кто-то из повел себя по-человечески?

- Да нет среди них незамазанных. Все хоть в чем-то, да отметились.

- Ну что ж, вот вам они, перед деревней они провинились, перед вами им и ответ держать. Пусть каждый получит то, что заслужил. Они ваши, делайте с ними, что захотите. – и Карно повернулся к строю. – Всем стоять. И не рыпаться.

Толпа в нерешительности замерла. И тут из ее рядов шатающейся походкой вышла совсем еще молоденькая девушка. Крестьянский армяк, накинутый кем-то сердобольным, при ходьбе упал с ее плеч, открыв изорванное платье и окровавленные ноги, но она, не замечая этого добрела до Кредрона и даже не с криком, а с каким-то хрипом, вцепилась в его горло. Тот замычал, задергался, стараясь вырваться из скрюченных пальцев и даже умудрился пнуть девушку связанными ногами. Но та, упав навзничь на спину, медленно перевернулась на живот, и видно не в силах встать на ноги, опять поползла к нему, целеустремленно глядя безумными глазами на ненавистное горло. Это как будто послужила тем спусковым крючком, который бросил толпу крестьян на беспомощных пленников. С каким-то диким рычанием и нечленораздельными криками мужики, бабы и даже дети в буквальном смысле голыми руками рвали мучителей на части. Многие дружинники отворачивались от страшной картины, кто-то еле сдерживал приступы тошноты, а Карно спокойным голосом произнес:

- Теперь поняли, как надо довести народ, чтобы он вот так озверел?

Дружинники молчали, мрачно хмурясь и пряча взгляды в землю. Скоро все кончилось и народ, сам удивляясь и ужасаясь тому, что сотворил, стал приходить в себя. Они смотрели на свои и чужие окровавленные руки, на лица, на которых застыли брызги крови, на то, что недавно были пусть и хуже последнего скота, но живыми людьми, и неизвестно чем бы все кончилось, но Карно уже командовал, внося своим зычным голосом успокоение и уверенность, что все нормально, что все идет как надо и что есть кому ответить за все, что они тут натворили. Первые два десятка побежали за водой для умывания, разнося ее по домам, еще два десятка помогали крестьянам дойти до их избушек. Ольт видел, как здоровенный дружинник нес на руках девушку, первой бросившейся на барона. Один десяток, разделившись на пятерки побежал на оба конца деревни в караулы. Повара уже разжигали костры и ставили на них все котлы и котелки, которые были в полусотне. Все, и крестьяне, и дружина приходили в себя. Жизнь продолжалась. Ольт и Карно сидели у отдельного костерка и тихо беседовали.

- Мда. Не ожидал я, что так получится.

- Я и сам в шоке. Остается только утешаться, что такого никто не ожидал. Но ты все-таки настоящий воевода. Вел себя, как будто, так и надо.

- Эх, пацан. Видел бы ты, что я повидал на своем веку.

Вообще-то Ольт мог бы рассказать про БМПшку, подорвавшуюся на кумулятивной мине. Боевая машина стояла с виду совершенно целая, разве что борта чуть закоптились, но содержимое пришлось тогда выгребать лопатой. Веселого парня, сержанта Саню-одессита, он узнал только по золотой челюсти и хорошо помнил позеленевшие лица сослуживцев, совсем еще молодых пацанов, враз ставших взрослыми. Но сейчас это было совершенно не к месту, да и не ко времени. Ольт ни на минуту не забывал, кто он теперь такой.

- Не видел. И дай Единый – не увижу. Что дальше делать будешь, воевода?

- Как и говорилось. Но сначала наведаемся в Карновку, возьмем всю дружину. Пусть все понюхают, чем пахнет война. Потом - по оставшимся баронствам и под конец наведаемся в гости к управляющему. Надо успеть, пока сезон дождей не начался.

- Успеем.

- Я тоже так думаю. И ты…Это… Не бери слишком близко к сердцу. Не переживай от того, что сегодня увидел. Война, она такая…Война.

- Хорошо, Карно. Я постараюсь.

- Ну вот и молодец. Так и скажу Истрил, что ее сын растет настоящим воином. Свельт! Почему без дела стоим? Все сделал?

- Да, воевода.

- Каша готова?

- Еще немного надо подождать.

- Тогда пройдись по избам и пригласи мужиков на совет. Вежливо попроси. Я буду тут, у костра. И всех деревенских тоже зови на кашу. Когда им сейчас готовить. Небось эти гады все выгребли.

Импровизированный совет собрался быстро. Никто не желал заставлять ждать влиятельного старосту и воеводу Карновки. Но хоть кровь, свою и чужую, успели смыть, а кое-кто даже и переоделся. Хмурые крестьяне молчаливо столпились вокруг костра, у которого сидел Карно. Четырнадцать мрачных бородатых рож.

- Ну что, мужики, успели свои убытки подсчитать?

- Да что там считать, как не было почти ничего, так ничего и нет. Много ли у крестьянина добра? Еще эти живоглоты последнее на ветер пустили. – с безнадегой махнул рукой один из мужиков. Это оказался один из ходоков, которые прибежали в Карновку за помощью. Ольт вспомнил его имя – Кристо Полуха.

- И как дальше жить собираетесь, Кристо? – оказывается Карно тоже запомнил их имена.

Крестьяне замялись, переглядываясь между собой. Им наверно было легче землю пахать, чем говорить с таким высоким начальством. Но тут второй ходок бросил свой облезлый колпак наземь:

- Эх! Да что вы мнетесь мужики!? Как за помощью посылать, так все храбрые были, а как пришла пора поблагодарить, так все засунули языки в одно место. Если не можете, так я скажу! Благодарны мы тебе и дружине твоей, что не оставили нас в беде такой. Спас ты нас. Да только остались мы, как есть, голые да босые. И если сделал ты засеку на дереве, то должен его до конца срубить…

- Трельт хочет сказать, если начал помогать, то не дай и дальше погибнуть. – все-таки подал голос Кристо. Наверно отчаянная смелость односельчанина и ему прибавила решимости.

- А не слишком ли вы наглые, мужики деревни Листвянка? А? От ворога спаси, потом одень, обуй, накорми, а потом вы и на шею сядете?

- Что ты говоришь? – испугался Кристо. – Мы же просим в долг. Не просто так. Сейчас отдавать нечем, но следующий урожай, как положено. Десятину тебе, как хозяину, и должок туда же. Мы же так и так хотели к тебе с такими просьбами идти. Только эти… этот… помешал нам барон. – мысли крестьян были понятны, взять в долг, перезимовать, а там до осени еще дожить надо. Почти целый год впереди, еще неизвестно, кто доживет до осени.

- Так кто вам сказал, что вы мне нужны? У меня своих – немаленькая деревня. Дружину вон кормить надо.

Мужики растерялись. Их можно было понять, впереди ждала смерть, не от голода, так от холода. И помощи ждать неоткуда, в соседях только две такие же нищенские деревеньки. Видно было, что Карновка – это была их последняя надежда, как мужик прячет последнюю монету на последний, самый крайний случай. А тут оказывается, что - монета-то фальшивая. До них никак не доходила, что же теперь делать, а Карно все не мог подвести их к нужной мысли. Пришлось Ольту идти мужикам на помощь. Он потихоньку, стараясь быть незаметным, из-за спины Карно мимикой показал крестьянам: «кланяйтесь, кланяйтесь». В этом мире кланялись в пояс или даже становились на колени только перед благородным, признавая его своим хозяином, ответственным за жизнь и смерть своих подданных. Феодализм во всей своей красе. Некоторые даже клятву верности давали. Впрочем, это касалось в основном воинов, но и простые крестьяне могли поклясться, подтверждая этим самым право на суд над собой. Но на то они и крестьяне, что всегда старались получить максимально все, что возможно и при этом не поступиться хоть чем-то своим и тем более взваливать на себя какие-то обязательства. Но это не устраивало Карно, и он упорно делал вид, что до него не доходит. Не повезло крестьянам нарваться на такого же местного уроженца, как и они сами, да еще и повоевавшего в далеких краях и набравшегося там такого опыта, что им и не снилось. Он видел их, как облупленных и заранее знал все их крестьянские хитрости. Это не какого-нибудь северного барончика дурить. До мужиков наконец дошло, что здесь не проходят их жалобы и стенания, и они, в начале Кристо с Трельтом, а потом и все остальные бухнулись на колени.

- Будь нашим господином, Карно... Карновильт… – крестьяне замялись, не зная, как его теперь величать. Косым? Не обидится ли? Вон как судьба его вознесла, он уже не простой воин, коего можно обозвать по-всякому.

- Черномор. – подсказал Ольт из-за спины воеводы громким шепотом. Что его натолкнуло на это? Из каких глубин памяти вылезло это имя, он и сам не сказал бы. Может потому, что за спиной стояли бойцы его дружины, как тридцать три богатыря? А может сыграла свою роль подспудная тоска по Земле, по прежней жизни, вот и вылезло наружу хоть что-то, напоминающее о прежнем? Как бы там не было, а имя было произнесено.

… Черномор! - хором не хором, но получилось у крестьян почти слитно, хоть и немного в разнобой.

Хорошо, что Ольт стоял позади Карно и не видел его изумления на его лице. Даже широкая спина казалось выразила некоторое удивление. Благо, что Карно не растерялся и принял происходящее внешне вполне невозмутимо, да и крестьяне только преисполнились уважения, приняв выражение некоторой ошарашенности на его лице за знак неудовлетворенности. Ну вот такое оно – начальство. А Ольт вздохнул, вот кто его за язык тянул, теперь вспоминай поэму великого поэта, ведь как-то придется теперь оправдываться за необычное в этих местах прозвище.

- И куда же от вас деться? – проворчал Карно, раздраженный неожиданным именем и крестьянским хитромудрием. Помолчал, будто раздумывая и мстительно добавил, – я подумаю. Ответ скажу, после того как поедим. Свельт! Каша готова?

- Уже несу, господин воевода!

Дети, от трех до четырнадцати лет уже толпились возле костров, где кашевары щедро насыпали им в подставленные разнобойные глиняные и деревянные плошки кашу с вяленным мясом. Тут же кучковались бабы и подошедшие мужики. Это дало Карно и Ольту без лишних ушей обсудить свои дальнейшие действия. Но в начале Ольту пришлось коротко отчитаться насчет неожиданного имени и пообещать вечером прочитать прекрасную балладу заморского мореплавателя Архо Меда, оказавшегося ко всему прочему еще и поэтом. Потом подошли Кольт с Серьгой и принесли каши на всех четверых. Стало не до заморских поэтов. Перекусили. Не успели запить обед отваром, как невдалеке уже скопились крестьяне. Невтерпеж им было скорее решить вопросы, связанные в буквальном смысле с их жизнью и смертью. Карно не стал их долго мучить и махнул рукой, подзывая их поближе.

- Ну так что мужики, не передумали под мою руку идти?

Крестьяне, они наверно и в другом мире такие крестьяне – долго запрягают, но быстро ездят. Видно было, что уже на что-то решившись, они от своего не отступят, и даже если кто-то будет возражать, то они только укрепятся в своем решении. Карно только вздохнул, хоть они с Ольтом уже просчитали ситуацию и в сущности он был готов к подобному исходу, но все-таки лишняя ответственность и добавочные хлопоты ложились именно на его широкие плечи.

- Тогда скажите мне, в вашем баронстве еще же есть деревеньки?

- Как не быть, есть еще Медвежий ручей и Березняки. – ответил Кристо, которого крестьяне видно выбрали за старшего, так как молча, но настойчиво выдвигали его вперед. – Было еще две, но одна деревня, во главе которой был Брано уже к тебе ушла, а другая была вотчиной барона Бродра. Но как он пропал, так и о деревне той ничего не слышно. И людей оттуда нет. Наверно ее барон Кредрон первой захватил.

- Понятно. А в Медвежий ручей и Березняки барон тоже дружинников послал?

- А как же! По пять воинов туда и туда. Они там налог собирают.

-Ну что ж, мужики, тогда вот вам мое слово. Выберите мне двух человек в проводники. Они должны будут провести моих воинов в эти две деревни. Свельт! Найди Леко и подойдите сюда.

Через пару минут Свельт и Леко, десятник второго десятка подбежали к костру.

- Вызывал, воевода?

- Да. Соберите с утра свои десятки в дорогу. Пойдете с проводниками в две оставшиеся деревни. Кто куда – решите сами. Там осталось по пятку дружинников Кредрона. И сразу говорю: никаких лихих атак, тихо пришли, тихо повязали. Если будут потери, то лично с каждого спрошу. Не для того воины тренируются, едят кашу и получают жалованье, что бы вы их в бестолковой атаке положили. Помните про разведку. Это ясно? Кредроновских вояк, если останутся живые – на суд жителей деревень. Пусть сами решают их судьбу. Потом возьмете старост и сюда. Будем сразу все вопросы решать, чтобы туда-сюда не мотаться. Все поняли? Р-р- разойдись!

Собравшуюся у костра толпу как ветром сдуло. Карно еще посидел о чем-то раздумывая и позвал десятников трех оставшихся десятков.

- Пинто Лесовик, Смельт Сухостой, берите ваших людей и на охоту. Жду вас завтра до обеда и чтоб без добычи не появлялись. Лано Барсук, расставь свой десяток по двое в караул вокруг деревни.

Карно не ждал никаких неожиданностей, но мало ли что бывает в жизни. Да и тяготы караульные воины должны нести, чтобы не забывали, что находятся на службе. Как говорил Ольт: «Дисциплина, это тот хребет, на котором строится вся армия». И в данном вопросе Карно полностью поддерживал этот постулат. И где только этот сорванец нахватался таких выражений. Карно, сам прошедший в войну путь от простого воина до тысячника, иногда просто поражался точности и емкости некоторых его выражений. Точно сам Единый их ему подсказывает. Кстати вот он и сам подошел.

- Разреши обратиться господин воевода, - вот так всегда, непонятно то ли так тонко издевается, то ли просто смеется. Но точно, что никакого почтения к званию не испытывает. Хорошо хоть, что столь тонкие нюансы чувствует только сам Карно, а все окружающие воспринимают такие обращения на полном серьезе. Но воевода и сам не лыком шит и поэтому он повелительно, но с лукавинкой в глазах, махнул рукой:

- Разрешаю, сотник малой дружины. Что там у тебя?

Ольт поперхнулся от такого обращения. Конечно под его началом было уже около сотни мальчишек и девчонок, но все это было неофициально. Как бы на общественных началах, а тут воевода своими словами придал малой дружине как бы не официальный статус, причем это слышали все присутствующие, а тут, это вам не там. Сказанное публично являлось по сути заявлением, которое должны были учитывать все услышавшие и передать его дальше. Ольт невольно покачал головой вроде уже и привык к здешним реалиям, но нет-нет, а местные подкидывали иногда такие сюрпризы, что он задавался вопросом, а не тупой ли он сам.

- Отпусти и нас на охоту. Все больше мяса добудем. А то толпа большая, да еще старосты с тех деревень прибудут и скорее всего не одни. Вот и мы окажем помощь малую.

Опять малой что-то придумал. Карно уже давно понял, что Ольт ничего не делает просто так, но если промолчал и ничего ему не сказал, то значит дело не столь важное и не требует его непосредственного участия. Надо будет, сам скажет. Главное, что не во вред.

- Идите и не забывайте, что бы через три дня были здесь.

- Конечно, господин воевода.

Через полчаса Ольт, Серьга и Кольт, прихватив с собой проводником местного паренька, с родителями которого сговорились заранее, собрались и утопали в лес. Отошли километров на два вглубь тайги и по знаку Ольта остановились передохнуть. Расселись прямо на траве.

- Так как говоришь тебя зовут? - обратился Ольт к местному мальчишке.

- Тибо. – как и многие лесовики он был немногословен. Хотя широкая улыбка на веснушчатом лице говорила, что молчаливость, это не признак мрачности характера, а просто привычка молчать там, где можно обойтись минимумом слов. И был он удивительной расцветки, необычной для этих краев, где преобладали в основном разных оттенков брюнеты. Хотя в последнее все чаще время встречались и светленькие шевелюры, так сказать последствия завоевания. Впрочем, местных это не волновало, так как в затерянных среди тайги деревушках вливание новой крови даже приветствовалось. Правда многим не нравились методы, которыми это вливание проводилось, все-таки среди местных приветствовало добровольное согласие, но дети тут при чем? Но этот Тибо был огненно рыжим, что в здешних краях было делом невиданным. Ему было лет двенадцать, и он тоже являлся «последствием» войны, поэтому отца он не знал и не помнил. Мать его была типичной эданкой с темными волосами и большими грустными глазами. Оставалось только удивляться, что где она только нашла среди завоевателей такого рыжика. А может это ее нашли. Неважно, в любом случае Тибо вырос нормальным мальчишкой без комплексов. Ну разве что в глубоком детстве подразнили немного, что сделало этого мальчишку только более устойчивым к внешним раздражителям. Во всяком случае сейчас на его бесхитростном лице читались интерес и восхищение своими новыми друзьями. Одни только боевые ножи чего стоят.

Надо сказать, что в малой дружине не у всех было такое оружие. Их Ольт отковал сам, тренируясь и готовясь к изготовлению мечей для себя и близких и вспоминая все, что помнил о кузнечном деле. Кронвильт Кувалда лично был у него за молотобойца, на время работы выгоняя всех посторонних, за исключением только родного сына, который был у него в подмастерьях. Другие кузнецы конечно повозьмущались, но тихо и про себя. Родовые тайны мастерства никто не отменял и Кронвильт был в своем праве. Получение стали с помощью тигля, цементирование и воронение сделали свое дело – таких ножей этот мир еще не знал, во всяком случае ни сам Кувалда, ни никто другой нигде и никогда не видели, и не слышали ни о чем подобном. Сколько это стоило мучений, сколько «первых блинов» вышло комом ни сам кузнец, ни оба остальных участника этих экспериментов не распространялись. Зато воевода и его дочка обзавелись великолепными боевыми ножами с черными хищными лезвиями, а у Истрил появился длинный и тяжелый кухонный нож, которым она могла рубить любые кости. Стоило бы еще поэкспериментировать и довести до ума кое-какие детали, но Кронвильту пока и этого хватало, и он поставил дело на поток. Ольт у него и выпросил, как плату за обучение, десяток ножей, которые, как знак отличия, собирался вручать своим десятникам. Естественно, что одними из первых владельцев нового оружия стали Серьга с Кольтом. Вот этими ножами сейчас и восхищался юный Тибо.