Лес

- Нравится? – Ольт мог бы и не спрашивать. Мальчишка только утвердительно мотнул головой. – У нас такие ножи кузнец кует для своих. В продаже их пока не найдешь. А ты уговори матушку переехать к нам в деревню и вступай в нашу малую дружину. Глядишь и у тебя такой же нож появится. А пока у нас к тебе дело.

Мальчишка был не дурак и давно понял, что его позвали в проводники не просто так. И он с готовностью уставился в лицо Ольту.

- Нам нужно попасть в остальные ваши деревни, как их… Березняки и Медвежий ручей. Какая из них ближе?

- Так Березняки совсем рядом. Если по-быстрому, то за полдня добраться можно. А так к вечеру будем.

- Нам надо по-быстрому, чтобы раньше наших дружинников успеть. Сможешь?

- Ну а что бы не смочь. Вы главное – не отставайте.

- Это еще надо посмотреть, кто отстанет. – вполголоса проворчал Серьга, который вполне ожидаемо оказался фанатиком воинских искусств. Его детская мечта стать сотником заставляла его вкладываться на тренировках до последней капли пота. В мечном бое он уступал только Ольту и Оли, а в стрельбе из лука был лучшим. Ольт с улыбкой посмотрел на него.

- Вот и посмотрим, не даром ли вы тренируетесь.

На что Серьга с Кольтом только фыркнули. Побежали волчьим скоком. Как Тибо и предсказывал, добежали за полдня, как раз к обеду. Правда сам проводник держался чисто на упрямстве, но не жаловался и пощады не просил, хотя Ольт и видел, что последние шаги давались ему с трудом. Кольт с Серьгой одобрительно молчали, учуяв родственную душу. Впрочем, среди мальчишек-лесовиков такие как Тибо не были редкостью, так что никто не бил в литавры и не дудел в фанфары. Обычное дело. Хотя сам мальчишка как видно так не считал, его явно задело, что кто-то оказался выносливее его. Впрочем, Ольту было не до его переживаний. Пока не село солнце, надо было перекусить и осмотреться.

Деревня оправдывала свое название, берез здесь было немало. Они окружали деревеньку кольцом, чуть ли не вплотную подходя к самим избушкам. Это позволило мальчишкам подобраться поближе к крайнему жилищу и уже укрывшись за его углом посмотреть на окружающую обстановку. Все было тихо и спокойно. Избушку, в которой расположились дружинники Кредрона, они нашли сразу, потому что возле нее стоял часовой и полу загруженная телега. Еще двое воинов сидели на ней, изредка принимая груз от крестьян. Видно было, что им глубоко наплевать на жителей деревни и на то, что они таскают, всем своим видом выказывая пренебрежение хоть и нужной, но такой надоевшей работой. И никаких воплей, криков, насилия и мордобоя. Только, видно старший из воинов лениво, просто выполняя ритуал, поругивал крестьян, записывая на кусок бересты количество принесенного.

Ольт поднял правую руку и показал, что пора отходить назад. Язык жестов в малой дружине изучали наравне с мечным боем, поэтому непонятливых, кроме Тибо, не было. Да и он хлопот не доставлял, так как внимательно следил за мальчишками и повторял все, что делали они. Убравшись из деревни, они забурились в березняк, там, где он был погуще и устроили привал. До деревни было метров пятьдесят, так что они продолжали видеть все, что в ней творилось. Быстро поели всухомятку, запив сухари с копченным мясом водой из берестяных фляжек. Ольт назначил караул, поставив первым Серьгу, и все улеглись отдыхать. Естественно, что такого механизма как часы здесь не было. Время измеряли такими понятиями как «утренние петухи», «полдень» и «солнце зашло», ночью по звездам. Так и сказал Серьге, чтобы толкнул, когда появятся первые звезды. Карновские дружинники скорее всего явятся к вечеру и навряд ли сразу пойдут в атаку. Так, что время было.

Никто во время сна не беспокоил, поэтому выспался от души. Мальчишки еще сопели в две дырочки, когда Ольт, смочив лицо водой из фляги, символически изобразив умывание, отправил спать Серьгу, а сам стал слушать ночной лес. В ночной темноте призрачными огоньками летали светлячки, шуршали в траве мыши-полевки, пару раз бесшумной тенью промелькнул филин – лес жил своей ночной жизнью. Луна была какая-то совсем маленькая и тусклая и еле проглядывала сквозь туманную хмарь, затянувшую все небо. Еле-еле на грани видимости мерцали звезды. Чувствовалось, что осень во всю вступает в свои права. Еще пару-тройку седьмиц и начнется сезон дождей. То, что здесь называлось дорогами развезет до уровня непролазной грязи и станет непреодолимым препятствием для повозок. А у них с Карно еще столько дел задумано. Успеют ли? Ольт досадливо покачал головой, сколько ее надо сделать, а времени все меньше и меньше. Мысли не давали спать, да и не хотелось. Поэтому не стал будить Кольта. Пусть поспит, им сегодня еще ко второй деревне бежать. Так, в размышлениях почти до утра сам и додежурил.

А под утро появились бойцы Свельта. Вышли к деревне недалеко от них, видно их проводник тоже эту тропу знал. Ольт услыхал их еще на подходе и недовольно поморщился. Как ни гоняет их Карно, а все равно – то железо звякнет, то ломятся как кабаны, с шумом и треском сквозь кусты, разве что не хрюкают. Хотелось выругаться, что с них взять – «пяхота», мать ее. Хотя в глубине души и понимал, что слишком много от них ожидает. Что с них спрашивать, если всего два месяца, как тренируются, да и не их это дело, бесшумно продвигаться по лесу. Их дело – встать строем и стенка на стенку. Это он своих пацанов тренирует совсем по другой методе. Хочет сделать диверсантов-лазутчиков. Сейчас уже присматривается к ним, выбирает тех, кто после того, как им стукнет по пятнадцать лет, будут тренироваться дальше. Остальным прямая дорога в пехоту. Карно в обиде за новобранцев не будет, уж копейный и мечной бой в строю они изучают «от» и «до».

Опять кто-то из дружинников упал. Звону на весь лес. И как воины Кредрона не слышат? Ольт видел сквозь предрассветную мглу, как десяток Свельта, рассыпавшись, пробирается к избушке, где остановились дружинники барона. Караульный клюет носом, сидя на крыльце. Такой точно ничего не услышит, пока не наступишь на него. Две тени материализовались рядом и утащили затрепыхавшее тело в сторону. Затем возле двери собрался уже весь десяток и по сигналу десятника ринулись вовнутрь. Шум ударов, ругань, возня и все было кончено минут за пять. Что там будет дальше Ольту было уже не интересно. Свельт показал себя молодцом. Все правильно сделал. Не пожалел дружинников, погнал в ночной марш, зато прихватил противника под утро, в так называемую «собачью» вахту, когда сон особенно сладок. Захватил так сказать со «спущенными штанами». Ну а ему пора будить своих мальчишек. Солнце показало краешек, а путь предстоит не близкий. Утренняя зарядка, чтобы размять затекшие после сна мышцы, заняла немного времени. Легкий перекус всухомятку и опять легкий бег трусцой, перемежаемый обычным шагом.

Между деревеньками было километров пятнадцать. Что такое расстояние для легконогих деревенских хлопцев, выросших в лесу? Три-четыре часа неспешной размеренной ходьбы. Для них, с детства ходивших на охоту с отцами и старшими братьями – это было как плюнуть и растереть. Так что к следующей деревне они прибыли даже чуть раньше десятка Леко Большого. Тот, видно не желая бить ноги по ночному лесу, устроил по пути ночевку и прибыл к своей цели где-то к полудню. Ольт с мальчишками, успевшие чуть раньше, как раз смогли осмотреться.

Деревня Медвежий ручей была один в один с Березняками. Разве что речка подходила ближе и омывала одну из окраин. Те же вросшие наполовину в землю полу землянки-полу избушки, та же одна на всю деревеньку улочка. Даже жилище старосты, выделявшееся среди общего ряда кое-каким забором и хлипкими воротами, стояло на таком же месте в центре деревни. А вот местных жителей что-то не было видно. То ли попрятались, то ли вообще ушли куда-то. И только с самим домишкой старосты было не все в порядке. Вернее, с тем, что творилось внутри его. Слышался женский плач и несколько грубых мужских голосов, то ли ругавшихся, то ли что-то приказывающих. Кому-то там было очень плохо. Ольт с мальчишками залег возле крайней избушки, откуда мог видеть дом старосты и всю недолгую улицу. Он уже хотел подойти поближе, когда на другом конце улицы показалась трое воинов из Карновки. Наверно разведка. Они, крадучись и постоянно оглядываясь, быстро прошли до ворот, заглянули вовнутрь двора и затем махнули руками, подзывая остальных дружинников. Леко большой не стал мудрить. Пользуясь тем, что обнаглевший противник даже не выставил дозора, весь десяток вошел во двор и выстроился перед дверьми. Семь человек встали в две шеренги, спереди четыре мечника, позади три копейщика, и трое лучников рассредоточились по двору позади них. На узенькие окна никто даже не посмотрел. В них, при всем желании разве что только кошка могла бы пролезть без потерь для себя. Леко, не заходя вовнутрь, заорал в приоткрытую дверь:

- Эй, там! Выходь давай! Вы окружены, кто рыпнется, тот получит стрелу в бочину.

Минуты три в доме была тишина, видно внутри оценивали обстановку, а затем в дверь выскочил здоровенный бородатый мужик, размахивая мечом. От него за версту разило спотыкачом, и он явно был не вполне адекватен, так как орал что-то бессвязное и из-за рта шла пена. Ольт вспомнил, что на земле существовали так называемые берсёрки, которые бросались в битву, доведя себя до бешенства и в таком виде не чувствуя ран, но этот герой был явно не из таких, так как получив две стрелы, одну в правое плечо, другую в ногу, он тут же сковырнулся на землю. Обыкновенная упившаяся пьянь. Злое рычание сменилось на тоскливый вой. Эти звуки настроили оставшихся внутри на более конструктивный лад и они, после недолгих переговоров, в начале выкинув из двери мечи и ножи, вышли сами.

Жители деревни оказывается никуда не ушли, а попрятались по домам, затихарившись в надежде, что беда обойдет их стороной. А куда деваться бедному крестьянину? Приехало недовольное и хапужистое начальство, пару-тройку мужиков накормят зуботычинами, снасильничаю одну-другую девку, но лишь бы кого не убили. Это как дождь или снег, неприятно, но не смертельно. Надо просто переждать непогоду. А если взбрыкнешь, так могут и повесить. И не сбежишь, да и куда бежать? В леса? Так одному еще куда не шло, как-нибудь прожить можно, но куда девать семью, деток малых. Им-то в лесу без поддержки односельчан будет куда труднее. Неизвестно еще, выживут ли. И в деревне не оставишь, если что на них барон и отыграется. Так что проще затаиться и перетерпеть.

Ольт, хотя и понимал их, но не одобрял. Но он был человеком другого времени и другой земли и совсем с другим менталитетом. И он понимал, что не ему лезть с поучениями. Но и мириться с таким положением дел не желал. Пока он еще не знал, как и что он сделает, но обязательно придумает что-нибудь. Но это потом. А сейчас все четверо направились в обратный путь. В Березняках все уже было понятно и причин задерживаться не было. По пути не торопились, потому что Ольт вовремя вспомнил, что они вроде бы как на охоте. Поэтому, не доходя до Листвянки километров пять, чтобы было недалеко тащить добычу, приостановились на промысел. У всех были луки, все умели неплохо ими пользоваться, все знали, как вести себя в тайге, поэтому на охоту много времени не ушло. Наградой для юных охотников стал красавец олень килограмм на сто. Быстро, чуть ли не на ходу разделали тушку и разделив груз поровну, не останавливаясь на привал, пошли в деревню. Зачем останавливаться, если жилье близко, а там их ждет полноценный обед и настоящий отдых.

Так что в деревню вошли довольные и с добычей. Особенно доволен был Ольт. Устроенная им проверка вполне себя оправдала. Мальчишки показали, что выносливость, дисциплина и быстрота принимаемых решений у них вполне на уровне, ну так – чье воспитание, но и десятники показали себя хорошо. Ольт мог бы придраться к паре мелких огрехов, допущенных и Свельтом, и Леко, но в целом оба выполнили свои задания на твердую «четверку», а большего он и не стал с них требовать. Тот самый случай, когда лучшее – враг хорошего. Все равно им еще тренироваться и тренироваться.

В деревне их специально не ждали, ну ушли ребятки на охоту, чего здесь такого, но неожиданному приварку обрадовались. Нелегкое это дело прокормить тридцать здоровых лбов. А тут еще воевода заставил отрабатывать штурм населенного пункта, то бишь деревни, чем доставил немало радостей деревенской малышне. С обеда еще оставалась каша, а в шалашах, поставленных дружинниками для собственного временного проживания, нашлось достаточно места для спанья, поэтому мальчишки, быстро поев завалились спать. Карно, увидев показанный Ольтом знак, принесенный им с родной Земли, соединенные кругом большой и указательный пальцы, не стал донимать лишними расспросами, оставив все на вечер.

Ближе к вечеру явился Свельт со своим десятком и привел с собой пять пленных дружинников барона Кредрона и двух наиболее авторитетных жителей Березняков. Вражеских дружинников Карно определил под охрану, а крестьянам предложил подождать до завтра, когда придет из похода десяток Леко. Атаманский костер, поддерживаемый дружинниками постоянной подкормкой, горел как вечный огонь не погасая. Возле него и уселись воевода и проснувшийся Ольт для разговора. Обсудили прошедшее и наметили будущее. Карно был доволен тем, как идут дела, а когда мальчишка похвалил действия десятников, то вообще расцвел. Главное, что порученного не запороли. Внимательно выслушал замечания и согласился, что все это мелочи. Главное, это то, что ему не хватало полусотников, и он собирался назначить их из десятников. А мелочи… Так обучение еще не закончилось, зато испытал людей в самостоятельных боевых операциях. Так и отшлифуют свое мастерство. На том и сошлись, и закончили обмывать косточки своим дружинникам. Тем более кашевары как раз объявили ужин.

Народ потянулся к котлам, каждый неся свою деревянную чашку. Что интересно, деревенские тоже стояли в очереди, но Карно этого как будто и не замечал. Видно пойти под руку Карно было уже делом решеным. Даже пленникам выдали пайку. Караулы бдительно несли службу, десятники следили за порядком, поэтому ночь прошла спокойно. А на следующий день к обеду пришел и десяток Леко с двумя крестьянами. И тоже приволок пленных. Правда только четырех, но хорошо побитых. Синяки и кровоподтеки были видны даже издали. Леко рассказал, что когда он собрал жителей Медвежьего ручья и выставил перед ними на суд всех грабителей, то народ, никем не удерживаемый, знатно отыгрался на пленниках. А одного, того самого, кто первым бросился сопротивляться, по общему решению повесили, как насильника и за издевательства.

Зато в Березняках вообще никого из вояк не тронули. Ну приехали мужики собирать налоги, служба такая. Но ведь при этом никого не трогали, даже в меру посочувствовали. Обязанности свои выполняли нехотя, просто исполняли свой долг. По домам не шастали, в горшки не лезли. Ну так за что их бить? Люди ведь подневольные, работа у них такая. Не исполнишь, так хорошо, если только на конюшню пороть отправят, а то ведь барон может и зарубить ненароком. Даже посочувствовали, тоже в меру, мол барон гад, чем только не заставлял заниматься.

На поляне поднялся шум и гам. Крестьяне из разных деревень рассказывали друг другу о своих проблемах, возникших с приходом барона Кредрона, дружинники из двух первых десятков делились впечатлениями о боевом крещении с другими воинами полусотни, малышня носилась по поляне, слушая то одних, то других и просто добавляя суеты и бестолковщины. Короче, все были заняты. В этот день у кашеваров был день ударного труда. Два десятка воинов были с утра отправлены на охоту, так что помимо традиционной каши всех ожидало оленина и кабанятина, туши которых жарились на вертеле, а в котлах бурлила похлебка из потрохов. Это оживление придавало всему какое-то чувство праздника, ожидания чего-то хорошего и светлого. Женщины прямо на земле расстилали полотнища холстин, на которые ставили кувшины со спотыкачом и брагой. Только для воеводы и старост с десятниками поставили настоящие столы с лавками, которые мужики ради такого случая притащили из дома. Было их немного, но на начальство хватило. Посуды на такую ораву собирали всей деревней, но все равно похлебку и кашу подавали в больших горшках на троих-четверых едоков сразу, куда они поочередно с сельской непосредственностью совали свои ложки, а мясо вообще подавали в деревянных тазиках, откуда каждый желающий выхватывал понравившийся кусок. Хорошо еще у дружинников были свои миски и ложки. Впрочем, никто не был в обиде. Когда все расселись за импровизированными столами и в деревянные кубки, чаши и кружки было налито по первой порции спотыкача из-за стола встал Карно и с кубком в руках начал речь:

- Я не любитель много говорить, но сейчас должен сказать. Сегодня мы празднуем победу над бароном Кредроном. Но в графстве осталось еще два барона, которые в скором времени обязательно придут в ваши деревни, чтобы установить свою власть. Деревня Листвянка уже перешла под мою руку и ее я буду защищать. Я никого не зову к себе и если кто-то хочет жить сам по себе, то я не против. Но пускай тогда они и защищают сами себя. И в голодную зиму я буду помогать только тем, кто пришел под мою руку. Независимость от власти хороша, если ты силен и у тебя есть хлеб, чтобы накормить своих людей. Но хочу сразу сказать, на днях я устрою поход против баронов и самого графа и вымету поганой метлой из графства. Поэтому первый глоток я хочу сделать за дружину, которая будет держать эту метлу. За вас, воины! – и Карно не отрываясь выпил весь немаленький кубок до дна и с кряканьем поставил на стол.

Ольт слушал немного сумбурную речь воеводы и думал, что ничего, научится еще. Сейчас главное – не умение говорить. Главное начать войну, а сегодня они по-настоящему и целенаправленно начали борьбу за свое освобождение. И пусть крестьяне радуются, что уничтожен один барон, Ольт-то знал, что этим дело не кончится, что все еще впереди.

Дружинники с криками ликованья лихо опрокинули свои посудины и даже мужики, на которых слова воеводы нагнали задумчивость, тоже увлеклись всеобщим порывом. Как оно там дальше будет – неизвестно, зато вот сейчас перед тобой кружка со спотыкачом и кусок жаренного мяса. А проблемы? Не проще ли и в правду свалить на воеводу? Пусть он думает, ведь так проще. Смех и здравицы понеслись над поляной.

- Уф, никогда еще так долго и много не говорил. – пожаловался Карно на ухо сидящему рядом Ольту.

- Привыкай, воевода. Тебе в будущем еще немало придется говорить.

Глава 5

Пир продолжался до самой ночи, пока было видно то, что лежит на холстах. Некоторые, желая продолжения банкета, притащили факелы, сделанные из палок с накрученной на них берестой. Основная масса пирующих уже расползлась по своим спальным местам, но за, так называемыми столами, еще оставались фанатики, пока на холстах еще было что есть и что пить. Не каждый день можно так повеселиться, то есть пожрать вволю, не оглядываясь на завтрашний день. Карно ничего никому не запрещал, только предупредил десятников, которые, блюдя свое достоинство и службу, не напивались допьяна, чтобы с утра готовились в путь и сам ушел спать. Пора обратно, в родную уже Карновку. К дочке.

В родную деревню прибыли по уже установившейся традиции к обеду. Впереди ровной размеренной походкой шагал воевода. За ним ровными рядами в колонне по трое маршировали воины, гордо выпячивая свои груди. Еще бы, ведь они возвращались с победой, с доказательствами, что не зря едят деревенский хлеб. И уже в конце ехали шесть телег, отправленных по приказу Карно крестьянами трех спасенных деревень. На телегах, кроме старост, сидели вдовы со своими детьми, которым воевода предложил кров и хлеб в своей деревне. Ольт подозревал, что этих несчастных Карно не столько пожалел от своего природного человеколюбия, сколько хотел сделать приятное Истрил.

Ну и хорошо, не все ли равно по какой причине человек совершает добрые поступки. Во всяком Ольт не собирался выставлять воеводе какие-нибудь претензии. Тем более, что и сам преследовал свои цели, так как за одной из повозок шагал Тибо, вдовий сын, а такие люди были ему в будущем понадобятся. Вся Карновка вышла встречать своих воинов, когда дозорные доложили, что видят карновских дружинников, ушедших причинять справедливость. Оставшиеся в деревне воины, кроме караула, выстроились широким строем в два ряда и тут же сбоку построились и дети младшей дружины. Наверно тому прежнему циничному старику, каким был Ольт, показался бы смешным строй мальчишек и девчонок с восьми до тринадцати лет, с серьезным видом сжимавших в своих ручонках палки, изображавших собой мечи и копья, но нынешний Ольт с серьезным видом, в котором не было ни капли насмешки, отдал им честь, прижав правый кулак к сердцу, тем самым ответив на салют мечом стоявшей впереди строя Оли.

Остальной народ во главе с Брано держался позади строгих воинских рядов. Оставленный за старшего в дружине, на время отсутствия воеводы, десятник Хуго Нож, отвечавший за воспитание молодых воинов, вступивших в дружину недавно, отдал Карно рапорт, что в деревне спокойно и никаких происшествий не случилось, на что тот, внимательно его выслушав, отдал команду «вольно». Народ, притихший на время доклада, бурно отреагировал на это восторженным ревом и киданием шапок вверх.

Ольт с удовлетвореньем отметил про себя, как изменился народ в деревне по сравнению с тем, что было раньше. Строй воинов рассыпался по знакомым и родичам, а к Карно тут же подскочил Брано. Нетрудно было понять, что проблем у него скопилось немало и их надо было срочно решить. Но Карно сразу одним только жестом остановил его и со словами:

- Все потом. Сейчас я домой и в баню. Потом придешь и доложишь. – подхватил на руки весело смеющуюся Оли и зашагал к своему дому. Дочка что-то шептала отцу на ухо, а тот только довольно глупо, по мнению Ольта, улыбался и щурился. И ему было глубоко наплевать то, что там думал одни глупый мальчишка.

Ольт пошел вместе с ними, так как их дома находились рядом, и он тоже спешил в родной уже дом, в котором его ждала мать. Истрил сразу, еще при расставании, предупредила его, что не будет встречать его со всеми, а будет ждать на пороге родного жилища. Ольта совершенно не волновали ее женские заморочки, решила она так, значит это правильно, а зачем да почему… Так повелось еще с времен их лесной эпопеи, когда она раненая лежала в шалаше, а он уходил на охоту, на которой мог пробыть и один день, и два. Главное, что она любит своего сына, остальное не важно. И он знал, что к его приходу дома уже будет готов свежий, только приготовленный, горячий обед. Откуда она всегда знала о его приходе, для него было загадкой. Может это было пресловутое материнское чутье? Он не задавался этим вопросом, а просто принимал все таким, каким оно есть и радовался, что ему так повезло.

Встреча их была не такой бурной, как у Карно с Оли. На шею он вешаться не стал, но объятий и материнского поцелуя в лоб удостоился. Карно, вошедший следом с висевшей на шее Оли, получил легкий кивок и ласковую улыбку. По обыкновению, обед проходил у Истрил дома и Карно был не дурак, чтобы отказываться от такой хорошей, а главное удобной традиции. Все-таки поварское искусство Оли явно не дотягивало до умений Истрил. Так как праздничный обед уже стоял на печи и только ждал, когда его подадут на стол, то мужчины не стали долго задерживаться в бане, а, быстренько омывшись, в одних домашних портках и рубахах уселись за стол, на который пыхтящая от усердия Оли уже таскала блюда.

А тут еще Брано ввалился в дом с кувшином спотыкача и самое главное – Вьюн, который, пока они были в походе, вернулся из Узелка. Лазутчик притащил с собой и бочонок пива, купленный в городе. И судя по всему вернулся не пустой, а с новостями. Но он не стал сразу вываливать их за трапезой, а оставили их на потом. Значит, дело не срочное и может подождать. По обычаю, во время обеда и сразу после него об делах не говорили. Еда – дело серьезное и требовала к себе уважения.

После плотного и долгого обеда мужики опять сходили в баню. На этот раз не забыв выполнить весь положенный ритуал, то есть с вениками, пивом и долгим, на грани выживания, сидением в парной. Люди не беспокоили, дав начальству один день на отдых от дел праведных. Так что выходной вышел на славу, позволив хоть ненадолго не думать о повседневных хлопотах.

Но жизнь требовала своего, так что вечером все четверо уселись в зале Ольтова дома, устроив, давно ждущее своего часа, совещание. Истрил с Оли тоже мелькали по комнате то подавая отвар, то присаживаясь на лавку, стоящую у стены. Никто на них не обращал внимания, они были своими, а без Истрил, которая обычно молчала, но иногда давала редкие, но мудрые советы, вообще не обходилось ни одно важное совещание.

Первым отчитался Брано о том, какие сделаны запасы на зиму, сколько работников и чем заняты, сколько народу находится на иждивении, как проходят работы по постройке защитных сооружений вокруг деревни… Короче, хозяйство выросло и требовало все большего внимания. Слушали Брано больше часа и в конце решили, что ему требуются помощники. Карно все больше времени уделял дружине, ее тренировкам и вооружению и не мог часто отвлекаться на дела деревни, поэтому и поручили Брано найти среди молодежи двух смышленых и сообразительных, а главное грамотных пареньков и привлечь их на службу деревне.

Затем настала очередь Вьюна. Оказалось, что постройка трактира и его внешняя и внутренняя отделка уже давно окончены и в эту поездку в Узелок им были куплены последние мелочи, такие, как красивая посуда и материя на постельные принадлежности. В самой деревне кроме грубого холста, годного только для верхней одежды и мешков, ничего не делали. Вообще в Карновке, направившей все усилия на оборону и подготовку к зиме, мало думали о предметах роскоши, не до того было. Хотя в будущем, когда основные проблемы будут решены, Ольт собирался несколько улучшить крестьянский быт и ввести несколько не очень значимых в плане прогресса, но значительно облегчающих труд крестьян, вещей.

Так что трактир был готов для запуска в эксплуатацию, и Вьюн попросил Истрил с Ольтом взглянуть на результат его трудов и высказать свое квалифицированное мнение. Естественно все присутствующие получили приглашение на торжественное открытие, которое и было благосклонно принято всеми присутствующими. Брано уже был не нужен, поэтому был отпущен домой и вот после его ухода Вьюн и поделился своими главными новостями.

Не то, чтобы Ольт в чем-то подозревал Брано, но старые привычки сразу не искоренишь. Впрочем, он и не собирался делать такой глупости. Здоровая паранойя не раз выручала его в той жизни и Ольт не видел причины, почему здесь должно быть по-другому. Скорее уж наоборот, при здешних условиях следовало холить и лелеять это чувство и поэтому он считал, что каждый человек должен знать только то, что ему положено. Меньше знаешь, дольше живешь.

А новость оказалась тревожной. Управляющий уехал в Микравд, центр провинции Дальней. Зачем и почему, этого никому не сказал, да и не обязан был, но судя по тому, что он вытряс из населения Узелка и всех близлежащих деревень все существующие и несуществующие налоги и продал все, что только можно из своего имущества, повез дань своему хозяину графу Стеодру. Перед отъездом дал хороший нагоняй Узелковской дружине и приказал привести в порядок всю амуницию и вооружение.

Городская стража, давно погрязшая в бытовых проблемах, оженившаяся на местных девушках и частенько обзаведшаяся своим хозяйством, ведь управляющий довольно часто не выплачивал положенного им жалованья, попросту прикарманивая его, давно уже перешли на подножный корм. А куда деваться бедному стражнику? Вот и выкручивались кто как мог. Кто-то занимался мелкой торговлей, кто ремесленничал, а кто-то, пользуясь своей властью, как незабвенный десятник Труерд, чтоб Единый не дал ему возрождения, добывал хлеб свой насущный вымогательством и угрозами.

А тут вдруг управляющий именем графа приказывает вспомнить, что они все-таки воины графской дружины, которая давно уже из всех воинских дел занималась только охраной рынка с пристанью и редким ночным патрулированием городка. Многие воины даже подумывали уйти из дружины, все равно жалованья не платят. Держала их только клятва сюзерену, но с другой стороны и он должен соблюдать условия договора. Так что воины имели полное право уйти, но их держала привычка и, пускай раз в полгода, но хоть какая-та плата за службу.

Так что дружинники поворчали, но принялись ремонтировать и начищать свои кожаные доспехи и точить мечи, давно забывших, что такое дневной свет. А тут еще управляющий отдал приказ всем баронам со своими дружинами прибыть оружно и доспешно через три седьмицы в Узелок. Но самой главной новостью было то, что Вьюн подслушал, подкравшись темным вечером к приоткрытому окну в доме управляющего. Управляющий тогда крепко выпил и жаловался сынку на несправедливость жизни и многочисленные помехи, мешающие ему взять от жизни то, что положено ему по праву. Непонятно было, откуда у него возникло мнение, что ему вообще что-то положено, но Вьюн лишний час выслушивал жалобы на «тупого» графа, на несправедливость законов, даже Единый оказался виноват в бедах управляющего, в том, что не помог тому справиться с врагами. Короче ничего интересного в его стенаниях не было, если бы в конце он произнес одну фразу, которую Вьюн передал дословно.

- Ничего, вот съезжу к этому недоумку графу, отделаюсь от него, а потом посмотрим. Через три седьмицы все взвоют, всю округу переверну задницей к верху. Из-под земли достану разбойников.

Потом управляющий еще долго плакался и скрежетал зубами, пока не вырубился, весь в пьяных соплях, но ничего интересного больше не сказал. Хотелось бы знать побольше, но даже этого было достаточно, чтобы всем призадуматься. Понятно, что «разбойники» - это они, понятно было, что к графу управляющий поехал не за помощью, а просто отдать положенную тому подать. Но что такого должно было произойти через три седьмицы? Что должно было дать управляющему силу, способную всех «перевернуть задницей к верху»? На что или на кого он надеется?

Вьюн, доложившись давно ушел со спокойствием человека, выполнившего свой долг, а Карно с Ольтом все ломали свои головы над заданными им загадками. Но прийти к чему-то умному никак не получалось. Ольт слишком мало еще знал об этом мире, чтобы выносить хоть какие-то суждения, а Карно слишком долго сидел в лесу, чтобы знать о том, что творится в большом мире. Дело дошло совсем уж до фантастических домыслов. Когда Ольт в третий раз спросил одноглазого воеводу, уверен ли тот, что магии не существует, Истрил погнала их спать. Может сон и отдых после нудного похода и завершающего его разговора оказали свое воздействие, а может мозг во сне, избавившись от отвлекающих факторов, наконец получил возможность целенаправленно заняться возникшими проблемами, но Ольт встал утром с постели с ясным пониманием дальнейших действий. И тут же побежал к Карно. Тот тоже уже встал и в одном нижнем белье разминался у себя в спальне. Увидев взъерошенного Ольта с горящими от возбуждения глазами сделал испуганное лицо:

- Ты!? Да нету, нет у нас магии и вообще ты так толком и не объяснил, что это такое.

- Все бы тебе шутить, господин воевода. – отмахнулся от этих его слов Ольт. – Ты лучше послушай, что я надумал.

И они, расположившись в спальне Карно, воевода еще на неприбранной постели, а Ольт на лавке напротив, погрузились в обсуждение возникших проблем. Минут через пятнадцать в дверь заглянула зевающая Оли, немного послушала, пожала плечиками и ушла умываться. Еще через час собеседники пришли к общему мнению и торжественно пожали друг другу руки. В этом мире не знали, что такое рукопожатие. При встречах кивали или кланялись, и глубина поклона зависела от важности встречного индивидуума, то же самое при расставании. Если две высокие договаривающие стороны приходили к какому-нибудь соглашению, то договор скрепляли словами, которые имели выработанный веками ритуал, по-разному применяемый при различных формах соглашений. Ольт научил и показал Карно рукопожатие, сказав, что таким же образом заключал с ним договора и сам незабвенный Архо Мед, которого одноглазый воевода заочно сильно уважал. Карно проникся и теперь совал свою лопату, называемую ладонью, при заключении соглашений всем подряд. Это вошло в моду и уже вся Карновка нет-нет, а пользовалась этим жестом вдобавок к общепринятым.

Довольным Ольт побежал домой, где Истрил уже готовила завтрак. Минут сорок ушло на разминку, затем умывание и наконец они сели за стол. Давно уже под забылись те времена, когда они, живя в лесу, бывало ели один раз в день и по два-три дня одно и то же блюдо. Истрил ввела правило, что когда она дома, то трехразовое питание – это обязательный элемент их маленькой семьи. На завтрак и обед каждый раз готовилось что-то свежее и новое и только на ужин могли быть поданы остатки от обеда. Еда – дело важное, чуть ли не святое и принимая пищу, обычно молчали, поэтому Ольт еле дождался конца завтрака и рассказал Истрил про вдов с Листвянки и других деревень. Так же он поделился с ней одной мыслью, которая подспудно давно уже маячила в его сознании, но нашла свое выражение только этой ночью.

Давнишний разговор с Серьгой, с Тибо из Листвянки, Карновские вдовы и сироты, а теперь и обездоленные из Листвянки с Березняками и Медвежьего ручья, да и собственное положение помогли обрести его неясным мечтаниям определенную форму. Он захотел построить что-то наподобие детского дома, где вдовы могли бы найти себе работу, а сироты обрести свой родной кров. Это конечно не заменит родных отца и матери, но все-таки дети будут иметь свой угол, питание и мудрых наставников, которые обучат тому, к чему будет лежать их сердце. Он еще обсудил с Истрил, круг обязанностей будущих наставников, количество учебных предметов и каков должен быть обслуживающий персонал и что в общем надо для такого, несомненно хорошего, дела.

Как Ольт и ожидал, Истрил сразу загорелась этой идеей и если до этого увещевала его есть не спеша, тщательно прожевывая пищу, то тут поцеловав его в щеку и сказав, чтобы не забыл прибраться за собой, когда поест, бросилась одеваться в выходную одежду. Ольт знал к кому и зачем она пойдет. Бедному Брано предстоял нелегкий разговор. Истрил уже ушла, когда Ольт закончив с завтраком, прибрался на столе. Ему надо было успеть на утреннее построение дружины, на котором Карно собирался объявить о кое каких реформах. Одев поверх рубахи курточку, которую ему когда-то сшила Истрил из шкуры, добытой им косули, и вышел во двор. Там его уже ждали Оли и Лако, который флегматично сидел на своей пятой точке и лениво ловил пастью последних осенних мух. Оли кидала нож в специально установленную для этого мишень на заборе, и вся извелась от нетерпения и долгого, как ей казалось, ожидания.

- Ну ты где застрял, копуша? – возмущенно начала она, но Ольт не дал разгореться пожару ее красноречия.

- Тихо, Маша, я – Дубровский. Идем на плац, потом нам нужен Вьюн, потом Жаго с Вельтом, потом обед, затем тренировка, проверю как ты тут без меня управлялась, потом… Короче дел сегодня невпроворот. А ты мне тут мозг выносишь.

- А кто такая Маша? А Дубровский? А как можно вынести мозг? А мне не нравятся жаренные бараньи мозги. Вот шашлык – это да. А можно сделать шашлык из рыбы? – как всегда завела свою песню Оли, приноравливаясь к его более широкому мальчишескому шагу.

Ольт только улыбался, слушая ее бесконечные вопросы. В той жизни бог не дал ему ни братьев, ни сестер и раньше он не знал какое это счастье иметь рядом вот такую чистую и непосредственную душу. Ему нисколько не мешала ее бесконечная болтовня, наоборот он наслаждался каждым ее вопросом и каждым словом. Самое интересное, что при необходимости она могла молчать сутками и только с тремя людьми вела себя «без тормозов». Кстати, ее нисколько не удивляли его словечки и различные выражения, не свойственные ни этому времени, ни этому обществу. Она воспринимала это как должное, как неотъемлемую черту его характера, так же как цвет его волос и глаз. Ну вот такой у нее брат и кто там имеет что-то против? Поэтому с ней Ольту было даже легче, чем с тем же Карно, перед которым иногда приходилось более тщательно подбирать слова и думать о том, что говоришь. С Оли таких проблем не было. Тем более, что она частенько перенимала у него идиомы и слова, иногда даже не понимая того, что говорит. А ему время от времени приходилось употреблять термины, которых просто еще не было в этом мире, и они, с легкой руки Оли, плотно входили в деревенский лексикон, иногда полностью подменяя собой первоначальное значение.

Они шли по деревне, мальчишка и девчонка, она не умолкая задавала вопросы, не всегда ожидаясь ответа и тут же перескакивая на что-нибудь другое, он, глуповато улыбаясь и частенько не реагируя на ее вопросы. Так и вышли на плац, где уже было построена карновская дружина. Ольт, занятый многочисленными проблемами со стройкой и изобретательством, а точнее воспоминаниями об изобретенном, и тренировками с малой дружиной, давно не обращал внимания на то, как идут дела с пополнением взрослой дружине. А дела оказывается шли. Его удивило количество воинов, стоящих стройными ровными рядами.

- Сто тридцать два человека! – похвасталась Оли. Ну да, кому еще не знать все о дружине, как не воеводской дочке.

Им повезло. Дружина только построилась и сейчас Карно принимал рапорты десятников. Вскоре канцелярщина кончилась, и воевода взял слово. Попробовал бы кто ему не дать.

- Воины! Поздравляю вас с победой! – на что воины ответили слаженным ликующим троекратным воплем:

- Гра! Гра! Гра! – этот воинский клич принадлежал еще предкам лесовиков и с этим криком лесные дружины шли в бой. Откуда он взялся, кто его придумал уже затерялось в глубине времен, но он гремел над полями битвы прошедшей войны и не у одного старого вояки щемило и сжималось сердце при знакомых звуках. Не было уже страны, не существовало войска эдатронского, а клич остался в памяти и Карно решил возродить подзабытые традиции.

- А теперь десятники Свельт Птица, Леко Большой, Хуго Нож, выйти из строя! Поименованные десятники вышли из строя и развернувшись лицом к строю встали перед строем.

- Вы хорошо и добросовестно выполняли свои обязанности и проявили себя, как думающие начальники воинских команд. Поэтому вы назначаетесь полусотниками. Под команду Свельта идут десятки с первого по пятый, под команду Леко – с шестого по десятый. С тобой Хуго остаются все остающиеся десятки. Полусотникам повышается жалованье до золотого в месяц. Первой полусотне выдать премию за удачный поход – по серебряному на каждого. Всем воинам в честь завершенного похода объявляю увольнительные на три дня. Разойтись! Полусотникам – подойти ко мне!

Тут еле сдерживающиеся от нетерпения воины по своей инициативе прокричали:

- Гра! Слава воеводе! – и разбежались, как тараканы, застигнутые утром на кухне. Остались только новоиспеченные полусотники.

Вид у них не сказать, чтобы был очень радостный. И это понятно, ведь кроме почета и уважения новое звание несло с собой и кучу хлопот, как хозяйственного назначения, так и боевой подготовки. И если раньше за все отвечал сам воевода, то теперь, если что-то будет не так, то с кого спросит Карно? Ответ очевиден.

- Ну что, господа полусотники? Нам надо кое-что обсудить. И не надо делать такие постные рожи, быстро порешаем дела, и я вас отпущу. Ольт, пойдешь с нами?

- Нет, господин воевода. У меня еще дела с Жаго.

- Понятно. Ну чтож, не буду удерживать. Полусотники, за мной марш. – и Карно зашагал к казарме, где была отдельная комната для учебных занятий, которую Ольт назвал непонятными словами «ленинская комната». Когда он сказал Карно, что в каждой казарме надо будет сделать кроме спального помещения еще по большой комнате для обучения воинов грамоте, то сказать, что воевода удивился - этого будет мало.

Зачем воину знание букв? Умел бы мечом махать. Но Ольт чуть ли не на пальцах объяснил всю пользу новых знаний, приведя несколько примеров, якобы выдуманных им, возможных случаев использования грамоты. Пересчитать вражеское войско, указать на каком расстоянии оно находится, когда будет возможная встреча, да мало что еще… И обо всем этом надо составить и написать грамотное донесение.

Как всегда, Карно проникся и ввел в учебный процесс обучение умению читать и писать. Причем если простому воину было достаточно просто, пусть и по слогам, прочитать и написать пару фраз, то начальству, начиная с десятника, уже придется поднапрячься, чтобы суметь написать понятное и ясное донесение. Тех, кто не понимал всю мудрость начальства, воевода пригрозил подвергнуть наказанию, сказав при этом в одночасье ставшую знаменитой фразу: «Всех, кто не может – научим, а кто не хочет – заставим. И если не дойдет через голову, то дойдет через ноги!» Десятникам так понравилась это выражение, что они специально выискивали вольных или невольных лентяев и поймав их на нежелание выполнять предписанное, отправляли их на плац заниматься строевой подготовкой, при этом назидательно поднимая указательный палец и произнося крылатую фразу. Причем это касалось не только учебы, но и вообще всего, от невыученной азбуки до пятнышка ржавчины на наконечнике копья. И нередко можно было видеть, как какой-нибудь десятник с ядовитым видом говорит провинившемуся воину: «Не доходит через голову, дойдет через ноги. Марш на плац!»

Так что полусотники послушно замаршировали за своим воеводой в «ленинскую комнату». Ольту это было не нужно, все, что им было надо они с Карно уже обсудили. Пусть воевода сам вываливает на бедные головы полусотников все, что Ольт надумал ночью, вспоминая годы службы в «непобедимой и легендарной». На то он и воевода, чтобы заниматься показухой и гонять полусотников, показывая свое начальственное самодурство.

А он в это время проведает механиков. Ведь наверняка опять придумали что-нибудь бесполезное, да и не мешало бы узнать, как там поживает катапульта. Как ни странно, споров и ругани в мастерской механиков Ольт не застал. Жаго с Вельтом молча и деловито собирали ту самую катапульту, про которую он так переживал. Оба бывших каторжника обрадовались его приходу, хотя Ольт подозревал что радуются они не мальчику Ольту с прекрасной душой, а мастеру, который может разрешить их сомнения. Впрочем, он не обижался, сам был такой. Оказалось, что сей механизм они собирают уже в третий раз. В первый раз катапульта просто рассыпалась на запасные части после четвертого выстрела. Единственное, что здесь утешало, это то, что она все-таки стреляла. Во второй раз лопнули торсионные натяжители, сделанные из простых льняных веревок, сплетенных в канаты. Теперь четверо здоровенных мужиков, под управлением механиков и с их помощью, натягивали канаты из сухожилий. Они с усилием ворочали неподатливые вороты, приводя гигантскую ложку в боевое положение.

Ольт подоспел как раз к окончанию работ. Катапульта трещала и скрипела всеми своими суставами, но пока выдерживала силу натяжения. Ольт, сразу влившись в общую работу взял на себя важную работу – командовать и следить за порядком. Мужики, видно из недавно прибывших на заработки и еще не знающие местных раскладов, косились на него, но так как Жаго с Вельтом молчали и принимали его команды, как должное, пока молчали. Но на их лицах было все написано. Пришел какой-то левый пацан и раскомандовался над мужиками.

И ладно над ними, так еще и над мастерами изгаляется. А мастера здесь - люди уважаемые. Люди бешенные деньги отдают, чтобы своего отпрыска мастеру на обучение отдать. Причем издевается не над какими-нибудь сапожниками или даже кузнецами, а над механиками. Это вообще ни в какие ворота не лезет. И люди, которые смогли придумать и построить мельницу и лесопилку, покорно терпят такое к себе отношение. Странные порядки в этой Карновке и люди здесь странные.

Ольт их понимал, на это его знаний местных реалий хватало. И понимал их недоумение. Но ему было плевать на мнение каких-то мужиков. В деревне давно уже привыкли к его чудачествам и не обращали на это внимания. Про таких как Ольт местные говорили: «его Единый в темечко поцеловал», хотя некоторых он явно не поцеловал и пристукнул, так как редко кто из «поцелованных» выделялся умом и сообразительностью. Получались все больше слабоумные, пускающие слюни, идиоты. На Земле таких называли юродивыми. Но иногда среди общей серой массы появлялись люди, придумывающие что-то совершенно новое и полезное, или умеющие лучше всех драться на мечах, или писать ученые книги, короче – имеющие способности и идущие за горизонт. Таких практичные лесовики привечали и не смотрели на некоторые странности поведения. Главное – все идет на пользу деревне.

Наконец катапульта была взведена и в большую метательную ложку был положен килограммовый округлый камень. Мужики опасливо отошли в сторону, вдруг веревки из сухожилий порвутся – мало никому не будет. Ольт подождал пока они отойдут подальше и одним ударом выбил стопор, удерживающий ложку в натянутом положении. Взвизгнули разматывающие с гигантской скорость торсионы, свистнула прорезаемым воздухом ложка и глухой стук ее о перекладину возвестил, что снаряд отправился в путь. Расстояние, которое пролетел камень, Ольт определил, как метров двести пятьдесят-триста. Потом, когда доведут катапульту до ума, уже устроят настоящие испытания на дальность и разрушительную силу. Мужики чесали затылки, такого результата они не ожидали. Вельт с Жаго торжественно пожали друг другу руки. Заслужили право. Имея только дилетантские чертежи Ольта, они все-таки построили метательную машину. Но Ольт не дал им долго праздновать такое событие. У него прямо свербело в одном месте скорее поделиться с механиками одной мыслью, которую он уже озвучил вчера вечером Карно. Отпустив помощников, которые с радостью и облегчением удалились от чудаков-изобретателей, сами уселись тут же возле катапульты. Конечно в начале Ольт похвалил механиков:

- Молодцы мужики. Неплохая игрушка получилась. Только перекладину, - Ольт показал рукой, - надо усилить. Вы представьте с какой силой бьет ложка и долго ли выдержит вот это бревнышко. И в месте удара надо придумать что-то вроде подушки. И выточите еще одну ложку, подлиннее. И наберите камней одинаковых по весу в одну десятую дильта, в одну пятую и в одну третью. Но это все потом, а сейчас поговорим о кое-чем важном. О том, что надо молчать – не говорю. Сами понимаете.

Мужики молча закивали головами. Что такое секреты производства, гостайна и подписка о неразглашении он им как-то объяснил, легко подогнав земные понятия под местные условия, да еще рассказал при этом, что будет с ними и с их семьями, причем разъяснил, что угроза исходит не от него, упаси Единый добиваться верности запугиванием, а именно от них самих, и бороться c их собственным недержанием языка будет не он, а различные соглядатаи, шпионы и просто завистники и недоброжелатели. Ольт объяснил им, что такое шантаж при помощи выкраденных членов семейств, что такое пытки сами мастеров и как избавляются от нежеланных свидетелей, когда все тайны уже выведаны. Запугал мастеров на совесть и совесть его не мучила. В конце концов, в его мире это бывало, так почему бы и не быть в этом.

По распоряжению Ольта мастерская механиков изначально была устроена по в отдалении от других, подальше от чужих глаз. Так что никто им не мешал обсудить свои тайны. Хотя иногда и приходилось периодически отвлекаться на Оли, которая, послушав их разговор минут пять, отвлеклась на другое. Ей были не интересны их секреты, когда вокруг находилось столько заманчиво интересных механизмов. Хорошо еще, что ей не хватало силенок натянуть катапульту или взвести баллисту, которая хоть и находилась в стадии доводки, но была уже вполне способна доставить неприятности, как самим механикам, так и окружающим. В особенности – окружающим.

Впрочем, эти мелкие хлопоты не шли не в какое сравнение с теми задачами, которыми Ольт озадачил двух механиков. Но когда он сказал, зачем это ему нужно, они твердо пообещали найти подходящих людей и в течении двух недель решить все поставленные им вопросы. За разговорами не заметили, как подошло время обеда и если бы не ворчащий Лако, то и не вспомнили бы. Жаго с Вельтом были понятливые и быстро поняли, что от них требуется, но детали… Ведь известно, что дьявол таится в мелочах и Ольт старался не просто разжевать, а еще и положить в рот, но Лако было глубоко наплевать на его переживания и он, влекомый зовом своего желудка, громким жалобным ворчанием требовательно настоял на прекращении обсуждения. Механики как раз слушали, как в одной далекой стране испытывают только построенные мосты. Главный строитель становился под свежепостроенный мост, по которому пускали телеги с максимальным грузом, и если мост был построен неправильно или некачественно, то неудачное строение обрушивалось на незадачливого строителя. Жаго с Вельтом были впечатлены столь радикальным способом проверки мастерства.

Они давно уже не задавались вопросом, откуда их малолетний знакомец знает такие интересные истории и способы постройки разных удивительных приспособлений. Они просто приняли по факту его знания и умения и с упоением слушали о чужих людях, дальних странах и чудесных механизмах. И пусть он даже сочинял бы свои истории, но они были так интересны и захватывающи, как будто увиденными своими глазами наяву. Но этот несносный комок медвежьего жира своим плачем о еще не съеденных мясных обрезках лишний раз напомнил, что заставлять ждать Истрил, то это чревато.

И если самому Ольту это грозило, по материнскому мягким, укоряющим взглядом, то его собеседникам таким презрительным безразличием, что резало прямо по живому, доставляя нешуточные терзания. Все в деревне знали, что легче встретиться зимой на узкой тропинке с о злым медведем-шатуном, чем увидеть, как мимо тебя скользит полный равнодушия взгляд, только вчера светившийся теплом и участием. Зверя хоть можно победить или на крайний случай убежать, но куда денешься от безразличия, которое обрекает на молчание. Как этого добилась Истрил Ольта совершенно не волновало, но народ прямо из шкуры вон лез, лишь бы услышать негромкий одобряющий голос этой невысокой миловидной женщины, не имеющей в деревне никакого официальной должности.

Вот и сейчас Жаго с Вельтом сами поторопили Ольта идти домой, не говоря этого вслух, но подразумевая, что Истрил наверно уже заждалась своего сынка. А так как Ольт в сущности озвучил все свои предложения, то не стал упираться и вместе с Оли, которую пришлось выковыривать из строящейся неподалеку домницы, сопровождаемый явно слышимыми вздохами облегчения и радостным ворчанием Лако отправился до дому. По пути прошли мимо готового трактира и позвали Вьюна зайти к ним после обеда.

Дома их ждал уже накрытый стол, оставалось только набрать горячее в миски, и Карно, который о чем-то беседовал с Истрил. Лако тут же подбежал к своей лохани, где уже остывал его личный обед, а дети, по очереди поливая друг другу на руки, умылись и чинно уселись на лавки. На первое был суп-харчо, наваристый и настолько острый, что не столько утолял голод, сколько разжигал еще больший аппетит. А на второе Истрил подала «курицы-гриль». Правда курицы были не совсем курицами, а то ли тетеревами, то ли глухарями, без оперения не разобраться, и приготовлены были не в духовом шкафу, а на жаровне с натуральными березовыми углями. Так, что скорее это блюдо можно было назвать – дичь-барбекю. Впрочем, какая разница, как называть блюдо, лишь бы оно было вкусно, а эти тушки, напичканные и натертые какими-то травками и приправами, несомненно были достойны самого изысканного стола. Никакого обмана и никаких суррогатов. Настоящая кур…э-э-э, дичь-гриль. Истрил и так была поваром от бога, или говоря по-местному – от Единого, а с рецептами от Ольта стала кулинаром экстра-класса.

Толпа местных баб казалось навечно оккупировала их кухню, запоминая тонкости приготовления очередного шедевра. Особенно старалась одна разбитная вдовушка. Впрочем, как утверждали некоторые языки, уже давно не вдова, а очень даже жена будущего великого работника общепита и гостиничного бизнеса Ханто Вьюна. Дело стояло только из-за такой формальности, как официальная свадьба, которую будущий трактирщик обещал справить вместе с новосельем.

Так что из-за стола все встали с животами, набитыми как барабан. Только Лако продолжал в углу довольно хрустеть косточками от дичи, оставшимися после сытного обеда. Во время трапезы их никто не беспокоил, чтя обычаи предков, но после обеда обычно начиналось паломничество. В основном это были бабы и не только за новыми рецептами, но и за решением своих женских проблем. Но и Карно не оставался забытым, так как все в деревне знали, что если и можно поймать старосту и воеводу наверняка, то это сразу после обеда у Истрил, игнорировать который не мог даже он. Да и не хотел и этим все пользовались.

Изредка был востребован и Ольт, которого обычно разыскивали мастеровые, но это было довольно редко, потому что он сам ходил по мастерским, в которых у него была куча дел. Сегодня явился Вьюн, тоже нередкая фигура в гостях у старосты, когда он хотел не на людях обсудить некоторые дела, сугубо секретные и не касающиеся чужих ушей. Но в этот раз он пришел официально пригласить местную верхушку на официальное торжество, посвященное открытию трактира, которого уже заждались деревенские мужики. Хотя толику секретности все-таки прихватили, еще раз обсудив обговорив обстановку в Узелке и скоординировав свои действия. Получив от Карно уверения, что тот обязательно будет на празднике, довольный Вьюн отправился доделывать последние приготовления, а сам Карно обратился к Ольту, который сидел тут же.

- Ну что, слышал? Так что завтра ничего не намечай. Пусть народ отдохнет. Боюсь только продлится это дня два.

- Да мне-то нечего переживать. Я-то все равно не пью, маленький еще. Это тебе вздыхать надо.

- Да мне тоже с моей дубовой головой бояться нечего. Переживу как-нибудь. Сейчас куда, к своим пойдешь?

- Да. Надо проведать малую дружину.

- У меня сейчас строевые с дружиной, а потом штабные учения по тактике, - Карно сделал умное лицо, мол видишь какие слова знаем! – Придешь послушать?

- Если успею, то обязательно. Сам понимаешь, столько времени своих мальчишек не видел.

- Ой, да что с ними будет? – вставила свои пять медяков Оли, - не боись, отец. Придем.

Собственно, ее никто не звал, но мужчины, или вернее один мужчина и мальчишка, пока не тянувший еще даже на подростка, мудро промолчали. Не то, чтобы они ее боялись, но слушать ее нытье и жалобы на несчастную жизнь и несправедливость… Это было выше их сил. Особенно для любящего отца.

- Ну тогда до вечера.

- До вечера.

Оли от снедавшего ее нетерпения уже приплясывала на дороге, дразня неуклюже прыгавшего вокруг нее Лако. Перед уходом Ольт еще заглянул на кухню, где уже толпились женщины с деревни, и пальцами показал Истрил, что они ушли. Мать с улыбкой кивнула. Исполнив свой долг примерного сына, он выбежал со двора на дорогу.

- Ну что? Бегом? Наперегонки…

И они побежали, весело крича и улюлюкая во все горло. В такие минуты Ольт особенно остро ощущал свое второе детство, беспричинную радость и счастье от этого и уже не злился, а даже был благодарен Единому за то, что тот, может и не думая об этом, подарил ему уже давно позабытые чувства и ощущения. Все-таки старый циничный мозг и детское тело влияли друг на друга, приводя две составляющих в одно неразрывное целое. И не сказать, что самому Ольту это не нравилось.

На знакомую поляну Оли прибежала первой. Он специально немного отстал, чтобы доставить девчонке радость. По поляне тут же раздался ее звонкий голосок.

- Становись! Равняйсь! Смир-р-р-но!

Когда Ольт, притворно кряхтя и манерно держась за спину, выбрался на поляну мальчишки и стайка девчонок уже стояла в строю в шеренге по двое. Порядки, введенные им по примеру так хорошо ему знакомой Советской Армии, отлично прижились в малой дружине, а ее участники даже гордились появившейся выправкой и твердым строевым шагом. Дети – есть дети, неважно в какой эпохе они живут.

- Дружина! Вольно! – он оглядел выстроившихся мальчишек и девчонок. Глаза их горели. Еще бы! Их сотник вернулся из боевого похода и наверняка ему будет, что рассказать. Хотя наверняка Серьга с Кольтом, стоявшие тут же в первом ряду, уже успели поделиться впечатлениями. Тут же Ольт с удивлением увидел Трини Кремня, сына северного барона, башней возвышающегося на голову, а то и на две, среди окружающих его детей и подростков. Тот невозмутимо глядел поверх детских макушек и чувствовал себя вполне комфортно. Но Ольт пока ничем не показал своего удивления. Потом выяснит, что и почему. Оли встала слева шеренги, как бы во главе строя.

- Напра-а-а-во! Бего-о-ом! Марш! - и вся ватага, превратившись в колонну по двое, побежала по бывшей лесной тропе, превратившейся в хорошо утоптанную дорогу. Тренировка пошла своим чередом. Когда настала пора упражнений с оружием Ольт, посчитав, что это баронскому наследнику не очень-то и нужно, отозвал того в сторону.

- Здравствуй, Тринвильт. Ну, рассказывай, как до такой жизни докатился?

- Здравствуй. Не понял, до какой такой жизни я докатился? - сын барона по-прежнему был невозмутим, как его имя – Кремень. Точно такой же каменный и холодный. Но чувствовалось, что при определенных условиях может выдать и искры.

- Ну, все-таки баронский сын. Удобно ли благородному человеку заниматься с крестьянскими детьми? Невместно это.

- Что мне невместно, я решаю сам. А что касается удобства, так я вырос среди таких детей. У отца не очень богатое баронство. Поэтому приходилось с детства делать то, что и они. Разве что землю не пахал.

- Но чему может научиться баронский сын у крестьян, ведь наверняка меч с малолетства в руках держишь?

- У вас много такого, что я раньше не знал. Особенно ваши действия отрядом. Того мастерства, которому меня научил отец, мало и способно оно только для того, чтобы защитить себя. А мне надо уметь не только участвовать в поединке, но и управлять войском. А учиться никогда не поздно и не стыдно.

- Так мы хотим стать воеводой? Да, это высокое умение – водить войска. Но этому ты мог научиться и во взрослой дружине.

- Карно – достойный учитель, но я считаю, что если хочешь чему-то научиться, то начинать надо с самого низу. И здесь я только с разрешения самого воеводы. Мне разрешили участвовать в тренировках малой дружине, если я буду успевать с обучением во взрослой.

- Тяжело тебе придется, баронский сын, но хозяин – барин. Только одно условие – у нас тут нет благородных и неблагородных. Спрашиваю со всех одинаково. Так что если устраивают такие условия, то добро пожаловать.

- Меня все устраивает.

Так у Ольта, кроме Оли, Серьги и Кольта, появился еще один индивидуальный ученик. Часа через два, когда дружина перешла к отработке действий в строю, он оставил командование на Серьгу с Кольтом, и прихватив Оли, отправился к Карно на его, как пафосно выразился сам воевода, «штабные учения». В главной казарме, возле плаца у ворот, в «ленинской комнате» вокруг стола уже сидели сам воевода вместе с полусотниками. Занятия уже начались и дети, тихонько проскользнув вдоль стенки, уселись сбоку возле стенки. Их приход не остался незамеченным, но Карно только кивнул головой, показывая, что он их увидел и не отвлекаясь на большее. Как раз заканчивался разбор недавних действий дружины в деревнях Березняки, Листвянка и Медвежий ручей.

- Поняли меня? – Карно обвел внимательным взглядом полусотников. Те дружно закивали головами. – Повторяю, главное – это разведка. Это глаза и уши дружины. И пусть даже вся дружина на отдыхе, но разведка всегда должна быть настороже. Как только что-то новое, тут же доклад командиру. Приказываю всем полусотникам организовать при своих полусотнях дополнительно десятки разведчиков. Набрать туда воинов из наиболее опытных лесовиков, чтобы умели и следы читать, и маскироваться и, если надо, часового снять без шума и пыли. Стандартная подготовка есть у всех наших воинов, но разведке придется еще дополнительно добавить занятий. И самое главное, чтобы они были обучены грамоте. А то доклад подадут, а когда спросишь о количестве, то в ответ слышишь «много». Это что – ответ командиру? Запоминайте, доклад разведчика – это кто такие, сколько, как вооружены, где и когда. Например, отряд барона такого-то, три десятка во главе с самим бароном, половина копейщики, десяток мечников, остальные – простые ополченцы. Идут по дороге в пяти полетах стрелы и будут здесь к обеду. Получив такой доклад, вы уже можете рассчитать свои дальнейшие действия. Все понятно? Запоминайте. А теперь идите и набирайте десятки разведчиков. Чтобы завтра с утра у меня уже лежали списки.

Полусотники шумно встали и переговариваясь потянулись к дверям. Карно потянулся всем своим большим телом, разминая мышцы после долгого сидения.

- Ну что, молодежь? Похож я на мудрого и дальновидного полководца?

- Папка, ты лучше всех!

Ольт только проворчал что-то невразумительное. Карно и в правду мудро и постепенно проводил в жизнь то, что они обсуждали долгими вечерами.

- Не заметил, как и день прошел. Вот время летит. – Карно покачал головой. – Ну что, пора домой? По пути только зайдем к Брано, пора ему становиться опять старостой. А то мне времени уже совсем ни на что не хватает. Завтра на празднике у Вьюна и объявим, пусть готовится.

Празднование открытия трактира на следующий день прошло эпически. Были приглашены все желающие со окрестных и не очень деревень. И Карно и Ольт на три дня отменили все тренировки для своих дружин и объявили для них выходные. Оставили только три десятка для охраны деревни и для поддержания порядка во время праздника. Эти три десятка вступали на дежурство только на сутки, потом дежурили следующие три десятка. Так что погулять смогли все воины. Вьюн, не без помощи Брано и всей деревни, поставил на плацу и прилегающей к нему улице временные столы. Каждый день жарилось по одному быку и двум кабанам, не считая лесной дичи. Каждая семья хоть что-то, но притащила на общий стол. Кто принес кузовок лесных ягод, кто грибов, кто пучок лука или чеснока. Бабы напекли хлеба из специально выделенной Брано для этих целей трех мешков муки. Короче, если бы веселье заключалось в том, чтобы от души пожрать, то несомненно праздник удался. Но Карно и Истрил, науськанные малолетним подстрекателем, еще устроили и различные конкурсы. Народ, запуганный и забитый за годы оккупации, радовался даже самым простым развлечениям. Большой интерес вызвало соревнование лучников, в котором участвовали все желающие. Даже женщины и девушки, что, впрочем, не было удивительным среди населения, которое в основном жило охотой. Среди взрослых его выиграл до этого мало кому известный Свельт Оглобля. Когда его имя зачитали в числе участников, то до многих просто не дошло, что это не полусотник карновской дружины, а его тезка. Люди только удивились, что тот участвует в соревнованиях, так как, будучи в стрельбе из лука крепким середнячком, никогда не числился в претендентах на искусного стрелка. Но все разъяснилось, когда Оглобля вышел на позицию. Тогда все недоразумения сразу пропали. Нельзя было найти большего антипода кряжистому плечистому Свельту Птице чем вся какая-то изломанная, длинная сухопарая фигура Свельта Оглобли. Но несмотря на всю внешнюю нескладность своего телосложения, стрелком он оказался от бога. Во всех трех видах стрельбы из лука, на дальность, точность и быстроту, он оказался первым. От молодежи приз вполне ожидаемо достался Серьге, что несомненно в краю, где все мальчишки с раннего детства натягивают лук, было большим достижением. Потом были соревнования по борьбе, где первенствовал Леко Большой. Он с неутомимостью гидравлического пресса, применяя минимум приемов, с помощью только своей медвежьей силы, укладывал своих соперников на лопатки, не обращая внимания на их жалкие попытки как-то ему противодействовать. Затем десяток дружинников, признанный по результатам внутри дружинных соревнований лучшим и которым вполне ожидаемо стал бывший десяток Свельта, выступил с показательными выступлениями, показав всем крестьянам, что они не зря едят деревенский хлеб. В начале они, четко печатая ритм парадным шагом, строем вышли на площадку, специально отведенную для подобных действий, на минуту замерли, показывая безупречную линию построения, а затем, по команде десятника, началось основное действо. Фаланга, «черепаха», каре… Закончилось все показательной атакой, когда дружинники выстроились в боевой порядок и с боевым кличем сделали десять шагов по площадке. Короче зрители были в восторге. С места выступления их провожали криками восхищения. А тут еще Карно подогрел народ, выдав воинам приз, по серебряному дильту каждому, а десятнику вручив меч, специально выкованный для такого случая в кузницах деревни. Глаза мальчишек, да и не только их, горели огнем. Заиметь такое оружие с недавних пор стало мечтой любого воина. Кронвильт с Ольтом еще экспериментировали с закалкой и воронением, стараясь сделать не только оружейную сталь, но и легендарный булат или дамаск. Результат не то, чтобы их обрадовал, но был где-то рядом и то, что у них уже получалось, вызывало восторг и восхищение у местных кузнецов.

Но Ольт, точно знающий, к чему он стремится, был пока недоволен, и они с Кроном экспериментировали раз за разом. А результаты неудачных, по их мнению, экспериментов отходили Карно и хомячились им похлеще золота, потому что даже эти полуфабрикаты выглядели супероружием на фоне тех изделий из сырого железа, которое здесь выдавали за мечи. Еще Ольт «придумал» кучу развлечений для простого народа типа гладкого, намазанного для скользкости жиром, четырехметрового столба с новыми сапогами наверху, карусели, которая представляла из себя такой же столб с привязанными к нему веревками и качели. Два последних аттракциона тут были оккупированы деревенской детворой, для которой до этого единственным развлечением в деревенской жизни, полной забот о хлебе насущном, были сбор ягод и грибов и стрельба из охотничьего лука, причем не по каким-то банальным мишеням, а по вполне реальным рябчикам и глухарям. А парни от пятнадцати до двадцати лет лезли на скользкий столб не только из удали и хвастовства, но и потому что новенькие сапоги, это было реально круто, когда даже почтенные отцы семейств носили местную разновидность лаптей.

И если сами жители Карновки уже потихоньку привыкли к тому, что праздники – это неотъемлемая часть их жизни, то приезжие, а их было большинство, привыкшие к постоянному гнету и к тому, что веселый смех может привлечь нежелательное внимание властей, воспринимали все происходящее как чудо. Так что народ, почувствовав свободу, отрывался по полной. Тем более, что из последнего рейса в Узелок Вьюн привел целый караван, в котором не последнее место занимали две телеги, груженные спотыкачом и пивом, что явно подогрело общий градус веселья.

Ольт высидел в трактире, где были накрыты столы для верхушки деревни, торжественную часть, на которой Карно объявил о перестановках в дружине и о новой-старой должности Брано, а затем Вьюн сообщил общественности о своем браке с Веретрил, что было встречено всеобщим одобрением. Вообще-то нравы в деревне были довольно свободны, любой паре было достаточно объявить о том, что они решили жить вместе и все формальности считались соблюденными. Закрепить эту своеобразную сделку должен был жрец Единого, но единственный храм находился в Узелке, и не каждый крестьянин мог посетить его из-за такой мелочи. Обычно раз в год, после сбора урожая, жрец отправлялся по окрестным деревням, чтобы провести перед богом церемонию бракосочетания, да и то заезжая не в каждую, а только в центры баронств. Специально к его приезду готовились все уже вступившие или только готовящиеся к этому таинству и ему оставалось только запечатлеть этот факт, благословив всех разом. Судя по всему, в этом отношении Единый был не очень строг. Ну и правильно, считал Ольт, а то пока дождешься жреца, можно было остаться и без пары. Жизнь в тайге, да еще во время войны и оккупации, так непредсказуема. А посадить жреца в каждую деревню – так где их столько взять-то. А помолиться Единому можно было под любым кустом, на поляне или просто идя по дороге. Считалось, что Единый вездесущ и если помолиться ему искренне, то он услышит везде. Последующая за объявлениями пьянка с обжираловкой Ольта не прельщала, поэтому он вышел на улицу и сел на лавочку возле ворот трактира. Минут через пять за ним вышла Истрил и села рядом.

- Что Ольти, загрустил? Или тебе не понравился праздник? – она ласково взъерошила ему волосы и обняв за плечи, притянула к себе.

Ольт прижался к ее боку и только вздохнул. Ему и в правду было немного не по себе, и он не знал, как объяснить матери то, что было на его душе. А она, видно вспомнив что-то свое, тоже грустно улыбнулась и больше ни о чем не спрашивала. Тут из ворот выскочила Оли и уже открыла рот, но затем, видно почувствовав их настроение, молча прислонилась к Истрил с другого бока, тоже подстраиваясь под руку. Та обняла и ее и так их и застал Карно. От него пахло настоящим вином, которое купцы привозили с далекого Юга и стоило оно бешеных денег, и которое Вьюн специально купил один бочонок для такого случая, но пьян он не был. Просто немного выпившим, как говорится – для настроения.

- И что это мы сидим такие грустные, как будто горем убитые? Народ вон как веселится.

Ну насчет «горем убитые» он конечно преувеличил, но настроение уловил точно. Ольт давно уже знал, что внешность туповатого звероподобного громилы далеко не соответствует действительности. Впрочем, этот факт успел дойти даже до последнего дружинника.

- Веселится, - вздохнул Ольт и высвободился из-под руки Истрил, - а после праздника мы пойдем в поход и сколько воинов могут не вернуться назад.

- Тю! Время ли сейчас об этом думать? – Карно все еще улыбался, но из единственного глаза уже ушла хмель. – То - доля воина, погибнуть в бою.

- Ты понимаешь, что это не просто бой. Стеодр не оставит это просто так, когда узнает, что мы выбили всех его баронов. Он попросит помощи у других графов, надо будет, обратится к руководству Северного Союза, а это война. Война на уничтожение. Доделают то, что не сделали пятнадцать лет назад. И тогда все эти веселящиеся люди будут мертвецами.

Карно тоже уселся на скамейку, благо она была достаточно длинна.

- Понимаю конечно. Но так, как мы живем, тоже уже нельзя. За столько лет даже до последних трусов и приспособленцев дошло, что сколько не виляй хвостом, все равно рано или поздно отрубят по самую шею. Терпеть дальше – уже просто некуда.

- Но начинать войну сейчас еще рано. Народ не обучен, разрознен, нас просто раздавят, как и предыдущие восстания. Эх, нам бы еще лет пять.

- Так придумай что-нибудь. Как нам отодвинуть войну.

- Ольти, ты же умный, ты же придумаешь что-нибудь!? – неожиданно вмешалась Оли, до этого сидевшая молча и только переводя внимательный взгляд с отца на названного брата. – Ну пожалуйста!

Истрил промолчала, но Ольт не сомневался, что уж она-то не упустила ни слова из произошедшего разговора. Она все так же улыбалась, глядя на своего сына. Ольт понял, что она молчит не от того, что ей нечего сказать, а просто уверена, что ее сын сделает правильный выбор и обязательно найдет выход. И эта слепая вера в него что-то задела в душе старого, прошедшего Крым и рым, циника.

- Ну конечно, куда же я денусь? Что-нибудь придумаю. О-хо-хо. – ворчливо отозвался Ольт, старчески покряхтел и машинально ухватился за поясницу, разгибаясь. И хотя никакой боли он не чувствовал уже давно, но непреодолимая тяжесть ответственности за этих простодушных до наивности людей кажется придавила к самой земле. – К бесам лесным эти думы. Будет день – будет и пища. Оли, ты качалась на качелях? Нет? О, ты много потеряла. Побежали?

Глава 6

Полусотник Леко Большой ехал верхом на лошади в середине строя. Почему именно так - объяснил, показал и доказал сам воевода на «штабных учениях». Леко был еще слишком молод, чтобы застать большую войну, но он компенсировал это тем, что как только достиг совершеннолетия, сразу же записался в охрану каравана одного купца, жившего в одном с ним графстве. Тот без долгих разговоров принял к себе рослого не по годам парня. В пятнадцать лет он уже был ростом со взрослого мужика, а по силе даже превосходил многих. Не хватало только умений и опыта, но это - дело наживное. В сопровождении караванов он провел почти три года, вырос до двух метров, научился сносно махать мечом и копьем, дорос до десятника, набрался опыта и потребовал у своего работодателя повышения оклада, так как он давно уже перестал быть тем недорослем, не знающим толком с какой стороны браться за меч.

Почему-то больших сильных людей часто принимают за туповатых и медлительных увальней и считают, что их можно легко обвести вокруг пальца и безнаказанно на них ездить. Ну он может и не был слишком большого ума, но обладал хитрость и крестьянской сметкой, но наниматель этого сразу не понял, а потом стало уже поздно. Не слушая вполне справедливых требований наемника, он стал обвинять не по годам наглого воина в черной неблагодарности, а в конце и вообще сказал, что стоит проверить, а не подстраивает ли молодой десятник сам те нечастые нападения на его караваны, чтобы потом получить премиальные. Не стоило ему этого говорить. Воинская честь, в которую входило и понятие личной честности, не позволила оставить эти высказывания просто так, в чем купец и убедился, потеряв все зубы и одно ухо.

Ему следовало благодарить судьбу и Единого за то, что он вообще остался жив и еще легко отделался. Ибо к тому времени Леко уже знал, что обладает неимоверной силой и может убить человека одним ударом. Но помимо этого у него еще был и по-крестьянски изворотливый ум и он-то вовремя подсказал, что убийство купца не совсем благоприятно скажется на его репутации. Так что с нанимателем он расстался вполне мирно, отсыпав из кошелька валявшегося в беспамятстве торгаша справедливую, по его мнению, сумму, которая вполне компенсировала его долгие ночные дежурства и однообразную еду на протяжении пяти лет.

Последующие два года наемничества не принесли его мятежной душе удовлетворения. Ну вот хотелось ему чего-то большего, чем кратковременные небольшие заказы и долгие дни ожидания следующего. Ну и не последнюю роль играл и шкурный вопрос. Тех денег, что он получал едва хватало, чтобы обеспечить пропитание без изысков в промежутках между заказами и пару раз в месяц сходить к шлюхам. На что-то большее, как например хорошее оружие или доспех, средств уже не хватало. А ведь так хотелось. Как не хотелось менять нищую свободу на гарантированный кусок хлеба в какой-нибудь баронской дружине, но жизнь заставила. Так и привела его извилистая тропа наемника в деревню Карновка. В начале он с насмешкой смотрел на деревенскую дружину, среди которой настоящих воинов было раз-два и обчелся. Да и одноглазый воевода не вызывал в нем доверия. Ну как скажите деревенский староста может что-то понимать в воинском искусстве и чему он может научить? Удерживало его в дружине только бесплатное питание и нормальное, даже по сравнению с графской дружиной, денежное довольствие. Так что он решил, что от добра добро не ищут и стоит перекантоваться в этой деревне и поднакопить пока подкожный жирок, а потом найдет куда податься.

Наверно с неделю Леко пребывал в счастливом неведении, считая себя самым крутым петухом в местном курятнике. А потом как-то вечером, когда все отдыхали после трудового дня, воевода позвал его на полянку, которых было множество в окрестном лесу. Грудная клетка Леко, словно гигантские мехи, вздулась и с шумом опала от грустного вздоха. До сих пор он с сожалением вспоминал о том, как тогда себя повел и что из этого получилось. В начале воевода предложил сразиться на мечах. Леко согласился. А что, дурное дело не хитрое – бери подлиньше и бей посильнее и тут уж у кого и на сколько сил хватит. Но оказалось, что есть такое понятие, как фехтование.

Огромный лом, который сам Леко называл своим мечом, но казавшийся в его лапищах палочкой, со свистом резал воздух, иногда с легким звенящим звуком скользя по подставляемой изредка плашмя полосе металла в руках противника и все никак не мог того даже задеть. С другими соперниками схватки обычно кончались быстро, меч в меч, так что у противника отсыхали руки и затем той закорючкой, в которую превращались мечи после такой рубки, завершающий удар. Но тут противник попался ловкий и верткий и Леко уже был готов к долгому упорному бою, ничего страшного, он мог в таком темпе махать своей железкой и полчаса, и час, но видно самого Карно такое не устраивало и он, минут через десять поняв, что из себя представляет противник, просто перерубил меч Леко возле самой гарды и приставил свой к могучей шее. Впрочем, сам Леко на это не обратил внимания. Он с изумлением смотрел на обрубок в своих руках и не мог поверить своим глазам. Это было его первым потрясением.

Вторым стало, причем в буквальном смысле, то, когда воевода предложил бороться. И тут Леко решил, что отыграется за издевательство над собой и своим мечом. Он не знал никаких хитрых уверток и приемов. Обычно он просто и незатейливо хватал противника и сжимал его в своих крепких объятиях. Но привычно протянутая к шее соперника правая рука схватила воздух, и какая-то непреодолимая сила вдруг потянула его вниз. А затем он на мгновение увидел свои ноги на фоне голубого неба и тут же могучий удар о землю сотряс все его тело. Падать он тоже не умел, поэтому приложился к планете плотно всей своей много килограммовой тушей, что на какое-то время выбило из него дух. Он лежал на зеленой травке, не в силах вздохнуть, и не верил собственным ощущениям. Мозг никак не мог воспринять, что его, непобедимого борца во всех поединках, победили, причем не в долгой упорной схватке, а так, походя, будто он какой-нибудь несмышленый дятел. Так в воинской среде называли молодых неопытных воинов. Мол стучит громко, но сам больше ни на что не способен, как на пустой шум. Откуда ему было знать, что Ольт показал Карно немало приемов дзюдо, когда тот один раз застал мелкого, когда тот лихо кидал мешок с песком в полтора раза тяжелее его самого и воеводе так понравилась эта картина, что он потребовал и его научить чему-нибудь подобному.

Ольт вначале поломался, но затем, подумав, согласился, что несколько приемов для общего развития не помешают. Из всего богатого разнообразия арсенала дзюдо и самбо, предоставленного Ольтом на выбор, Карно пришлись по вкусу различные броски через плечо и через бедро, отбросив в сторону всякие подсечки и подножки, как не эффектные. Как по мнению Ольта, этого было мало, но воеводе хватало. Зато их он отработал на все сто. В данном случае Леко получил бросок через плечо с падением на колени. Очень эффективный и эффектный прием, в чем он и сам когда-то убедился. Карно, проверив, что силач ничего себе не сломал, оставил того отлеживаться и скептически хмыкнув, ушел.

А для Леко с тех пор не было большего авторитета, чем воевода. И большего фаната настоящих воинских искусств, чем он, в дружине просто не было. А еще у него была мечта заиметь такой же меч, как у воеводы. Впрочем, эта мечта как раз перед походом исполнилась. Все полусотники получили из рук Карно по мечу, которые по свойствам совсем не отличались от его. Правда у него их было два. Но научиться работать сразу двумя мечами, это было недостижимой мечтой всех воинов дружины. А пока хотя бы одним суметь вертеть так, как делает это воевода.

Ничего, какие его годы, научится и Леко ласково погладил висящие на левом боку ножны. Этот жест заметил едущий невдалеке на лошадке Ольт. Он, вместе с Серьгой и его десятком из малой дружины, тоже участвовал в походе. Еще десяток под командованием Кольта, которого Ольт проинструктировал на дорожку сам лично, отправился с отрядом воеводы. Когда Карно посетовал, что он не может разделиться надвое, чтобы возглавить оба отряда, отправившихся на баронов, то Ольт сам предложил свою кандидатуру. Они решили, что будет правильным напасть на баронов разом, одновременно, чтобы один не успел предупредить второго и вот теперь воевода и сокрушался, что он не может участвовать везде. Пришлось разделить всю дружину на две части и у него сразу встал вопрос о командовании. Предложение Ольта снимало все проблемы. Тут же был вызван Леко Большой и проинформирован, что с ним отправится в качестве наблюдателя вот этот мальчишка, к чему полусотник отнесся со свойственным ему пофигизмом, но намотал на ус, что если этот наблюдатель что-нибудь посоветует, то отнестись к этому стоит со особым вниманием.

Если Карно что-то говорил, то к этому следовало по крайней мере прислушаться. Впрочем, командование оставалось за полусотником, а Ольт обещал не путаться под ногами, так что все было в норме. А наблюдатель… Пусть наблюдает, от него, полусотника Леко Большого, не убудет. Он что-то слышал, что этот мальчишка то ли родной, то ли приемный сын воеводы, а то ли вообще какой-то приблудный, но то, что их связывают какие-то отношения – это было видно каждому. А еще он сотник малой дружины. Ну и что? Воевода тоже человек и то, что он тянет наверх своего любимчика – это для Леко было понятно и нормально. Занятый воинской службой, он не очень вникал в дела деревни.

- Хороший меч. – мальчишеский голос прозвучал неожиданно и совсем рядом.

Леко вздрогнул и очнулся от своих размышлений. Мальчишка подобрался совсем близко и сейчас невозмутимо ехал рядом. И когда успел? И главное – как? Даже в самых глубоких раздумьях полусотник не забывал отслеживать окружающую обстановку и подобраться к нему незаметно… До этого он считал, что это невозможно. Леко встряхнул головой, что-то он слишком расслабился.

- Хороший. – согласился он и снова погладил по деревянным, обшитым кожей, ножнам. Сколько он затратил на них кропотливого труда, когда сам лично, не обращая внимания на беззлобные усмешки товарищей по казарме, любовно сшивал мелкими стежками грубую кожу, знал только он сам, но такое оружие было достойно самого лучшего облачения.

- Не маловата игрушка для такого большого дяди? – казалось мальчишка насмехается.

- В самый раз, чтобы рубить глупые детские головы. – недовольно пробурчал в ответ Леко.

- А мне кажется, что такому великану в самый раз будет цвайхандер, ну или эспадон

- Это еще что такое? – невольно заинтересовался полусотник. Все, что касалось оружия и способов его применения вызывало у него чуть ли не экстаз.

- Это такой длинный меч, который держат двумя руками. С тебя ростом.

- Как же им махать-то? Несерьезно это. В толпе и не размахнешься, любой сможет подобраться и пырнуть обыкновенным кинжалом.

- Так - меч-то не простой, да и для такого есть специальные приемы. Умелый боец может им действовать даже в давке. Да и если есть такой меч, кто тебе помешает не подпускать противника слишком близко? Зато представь, как можно проломить строй копейщиков и что натворить таким мечом против толпы.

Леко невольно представил и подивился людской изобретательности и кровожадности.

- Да, наверно страшная вещь. Как говоришь он называется?

- Цвайхандер, эспадон, клеймор…

- Странные названия, ни разу не слышал. И что, так много названий для одного меча?

- Нет, это все разные мечи. Просто они все двуручные. Есть конечно различия, но так просто их не объяснишь. Это надо хотя бы рисовать, но как это сделать на ходу? – Ольт пожал плечами.

- Слушай, давай на стоянке ты мне хотя бы покажешь. На бересте угольком, а? - в Леко проснулся фанат оружия и мечного боя. То, что показывал на тренировках Карно касалось только боя в строю, а молодому полусотнику хотелось большего, но кто бы ему это показал. Один раз только ему позволили прикоснуться к искусству настоящего боя на мечах, это когда воевода учил его уму-разуму, но что он тогда мог запомнить? Не до того ему тогда было, гоняли его тогда, как щенка неразумного.

- Это можно. Торопиться нам некуда, можем денек передохнуть. – дело в том, что Карно отправил их отряд к ближнему барону, посчитав, что им будет легче, если они приедут на место пораньше и у них будет время на обдумывание атаки. К цели своего похода они должны были выйти на третий день, а отряд Карно – на четвертый. Саму атаку решили произвести одновременно на пятый день, так что запас времени у них был.

- И откуда ты столько знаешь про мечи? – не унимался Леко, задетый за живое любимой темой.

- О, наш воевода еще и не то знает! – без зазрения совести врал Ольт. – Его порасспросить, он еще и не то расскажет. Да только не каждому он скажет.

- Это да, - грустно вздохнул полусотник, - тем более не покажет.

- Я могу показать, все-таки любимый ученик. Он мне многое и рассказывает, и показывает. У него много секретов. Хочешь, могу тебе передать, чему он меня учит? – продолжал заливаться соловьем мальчишка.

- А Карно ничего не скажет? – опасливо спросил Леко. Все-таки авторитет воеводы с некоторых пор был для него непререкаем.

- Если и скажет, то только «спасибо». Если его полусотники научатся хорошо драться, то ему сплошная выгода.

- Ну если ты так думаешь…

- Даже не сомневайся. – и Ольт отъехал. Хитрый мальчишка считал, что для начала сказал достаточно, теперь плод должен созреть. А плод, то бишь Леко Большой, оставался дозревать, то есть обдумывать новые открывшиеся факты.

К обеду он как раз созрел для более развернутого разговора. Что он там надумал было неизвестно, но отношение к Ольту явно изменилось. Из презрительно-снисходительного стало заинтересовано-уважительным. Еще бы, ведь его обучает сам Карно Черномор, а знает он такие интересные вещи. Так что пока воины собирали валежник и ставили котел, большой и маленький воины устроились под березкой, которая и поделилась с ними берестой.

Разговор у них получился интересный и содержательный. Вначале Ольт нарисовал на куске бересты различные примеры мечей и стал объяснять особенности владения ими. Но ему не хватало наглядности и пришлось взяться за валяющиеся вокруг них палки. Двуручник, что из палки, что из него самого, был никакой, но он хотя бы приблизительно мог объяснить, что, куда и как. Тут настала очередь Леко браться за палки. Подходящую валежину искали недолго, благо воины натаскали дров вдоволь. Вооруженный двухметровым дрыном полусотник старательно выводил им в воздухе замысловатые движения, не обращая внимания на удивленных таким зрелищем воинов и на то, что Ольт, войдя в раж, стал даже покрикивать на него. Простой парень, прошедший школу воспитания не у одного десятника, был восприимчив именно к такому способу обучения, а Ольт, в свое время вылезший наверх если не из самых низов, то близко к этому и даже в глубокой старости не забывший приемов обращения с простыми людьми, да еще и в крови нешуточно играло детство со своими детскими гормонами, быстро нашли общий язык. В конце концов, когда их позвали откушать солдатской каши, Ольт, возбужденно прыгавший вокруг неторопливо двигавшейся фигуры Леко, запыхался и изнервничался больше, чем невозмутимый и спокойный полусотник, у которого даже дыхание почти не изменилось. Так, задышал чуть чаще – и все. Впрочем, они оба, и Ольт, и Леко не считали время потерянным. Жалко будет, если такая силища будет использована на половину своей мощности, да и налаживание отношений не стоит отбрасывать в сторону. А ведь им еще и воевать вместе.

На следующий день они подошли к своей цели. Леко, помня лекции Карно и заучив их как молитву Единому, выслал разведку, сам ее и возглавив. С собой взял еще пару ратников, проводника и своего нового друга Ольта. Подобраться к жилищу местного феодала оказалось непросто. Из-за постоянных набегов соседей и просто лесных разбойников и повстанцев все деревья вокруг замка в радиусе метров сто были вырублены. Хорошо хоть траву не скосили, которая несмотря на позднюю осень хоть и пожухла, но стояла еще высоко. Что бы подобраться пришлось немного поползать и спрятаться за небольшим пригорком с каким-то кустом. Сам замок барона представлял собой типичную разновидность местного варианта деревянного сруба. Невысокий частокол, которую венчала небольшая башенка из того же дерева, окружал двухэтажную избу с узкими длинными окнами, больше похожими на бойницы. Впрочем, ими они и были. Крепкие дубовые ворота, на вышке караульный.

- Окопался сволочь. – вполголоса проворчал Ольт, оценив укрепления. – Как думаешь действовать, Леко?

Полусотник, не утруждая себя взглядом на баронскую вотчину, которых он за свою жизнь насмотрелся вдоволь, лежал на спине, прищурившись смотрел в голубое безоблачное небо и жевал травинку.

- Пойдем, всех убьем.

- Так просто?

- А что мудрить? Вот мы, вот противник. Пойдем и набьем всем морды.

- Ага. И как ты ему набьешь его наглую морду, если он не выйдет на драку? Засядет у себя в норе и выковыривай его оттуда.

- Да куда он денется? – Леко удивленно повернул голову в сторону Ольта. – Они же нас за противника не считают. Мы же для них крестьяне-лапотники. А ему сам Единый велел гонять таких одной хворостиной. Он же – благородный. – Последнее слово Леко сказал, как выплюнул, показывая все свое презрение к этому сословию.

- Хорошо бы, если так. – задумчиво произнес мальчишка. – Посмотри там, слева. Там кажется давно кусты не вырубали. Вон как заросло, лошадь можно спрятать.

Леко лениво перевалился на живот.

- Ну да. А чего ему тут бояться. Кто его тут тронет, кроме такого же барона. Разбойников вывели, а с другими баронами у Вриодра мир.

Вриодр – так звали очередного барона, с которым их свела судьба на дорогах войны. По мнению Ольта, смешное имя, наводящее на довольно смешные ассоциации. Но это на родном языке имя звучало не очень, а на местном, так ничего, имя как имя. Так что смеяться Ольт не стал, не поймут окружающие.

-Так-то оно так. Может еще подумаем, чтоб наверняка?

- Можно и подумать. Все равно нападение – завтра. Время есть. – Леко прищелкнул языком, привлекая внимание бывших с ними воинов. – Вы остаетесь здесь. Наблюдать, кто зашел, кто вышел и главное – уточните количество. Смену пришлю в обед. Все. Поползли, Ольт, отсюда.

Все трое, включая проводника попятились задом. Отползали осторожно, не дай бог заметит караульный. Так, задницами к верху, добрались до леса и там уже, поднявшись на ноги, спокойно пошли к стоянке. А под вечер у Ольта с Леко состоялся разговор. На костер только-только поставили котел, чтобы сварить на ужин дежурную кашу, и Леко, который стал фанатиком боя двуручным мечом, не собирался терять ни мгновения на его изучение. Для этого они находили более-менее пустое пространство в лесу, чтобы полусотник мог без помех махать двухметровой оглоблей. Заодно и Ольт не оставался без дела. Он замерил длину рук Леко, заставлял на время держать на весу различные тяжести и многое другое. На вопросы молодого воина, зачем это ему нужно, загадочно отмалчивался, но сегодня решил проговориться.

- Это нужно не мне, а тебе. Любое оружие, чтобы оно лежало в твоей руке как родное, желательно и делать именно по своей руке, тогда ты точно будешь знать на что оно способно. Я вот теперь знаю, что ты можешь спокойно махать мечом, весом в одну третью дильта, пока горит трехмерная свеча.

- Пфе, я могу и больше.

- Можешь. – согласился Ольт. – Наверно, я неправильно сказал. Может быть ты сможешь и дольше, но вот именно драться, и чтобы при этом был толк, то будет именно так, как я сказал. Когда вернемся в деревню, я хочу поговорить с Кувалдой и заказать ему меч именно для тебя.

- Да ты что, серьезно? Меч для меня? Да Кувалда тебя пошлет куда подальше. Он - мастер! – слово «мастер» Леко произнес с легким налетом благоговения и явно с большой буквы. – А я кто? Простой вояка.

-Ну, я думаю меня он послушает. Ведь мы преподнесем ему нечто такое, что до него еще никто не делал, а он любит все новенькое. А этот меч будет тем, что прославит его имя. – тут Ольт немного слукавил. Кувалде он мог просто сказать, что ему нужно и тот посчитал бы за честь что-то сделать для него. Но зачем об этом знать Леко? – Но тебе придется поднапрячься, чтобы, когда меч будет готов, ты показал бы мастеру, для чего нужна такая работа и что она была выполнена не зря.

- Ха! Да ради этого я горы сверну!

- Горы не надо, а то тебе дай волю, ты и в правду пойдешь их срывать. Ты вон лучше барона Вриодра победи.

- Дался тебе этот барон! – в голосе Леко чувствовалось легкое раздражение. – Выйдем к воротам, вызовем на честный бой. Он крестьян презирает, так что выползет из своей берлоги, никуда не денется. Ему ведь неизвестно, что против него будут не совсем безрукие лапотники.

- Ага и сойдетесь вы с ним в бою. Только вот сколько твоих дружинников в этом бою погибнет.

- Ну знаешь… Они – воины, и любой, кто носит меч должен всегда быть готовым к смерти.

- Да не в этом дело. Я не сомневаюсь в храбрости наших людей. – Ольт был в затруднении. Он не знал, как ему донести до Леко мысль о том, что своих людей надо беречь. Ну далеки были от него такие понятия, как сбережение воинской силы. Не привык он к такому ведению боя и в этом не было его вины. Сойтись с врагом лицом к лицу в яростной схватке и пусть Единый даст победу достойнейшему. И если бы так думал он один. Но повод, чтобы он начал думать по-другому, по любому надо было найти и при этом сделать так, чтобы не задеть самолюбие полусотника. – У Вриодра дружина – человек сорок-пятьдесят вояк. Из них опытных воинов пусть будет половина. Эти вояки хоть по одному нашему дружиннику, но разменяют на свои жизни. У тебя сейчас семьдесят два человека, значит после боя останется примерно полсотни. Потом нам надо задавить графа Стеодра. А у того меньше сотни в дружине не будет. Вот и считай, сколько людей останется после боя от всей нашей дружины. И с кем ты выйдешь на бой, когда к нам припрется следующий граф, полусотник без полусотни.

- Ну мы наберем еще людей. – неуверенно проговорил Леко. Видно было, что он никогда не задумывался над таким вопросом.

- Которых еще надо обучить. Сколько к нам приходит настоящих воинов? А сколько простых ребят из крестьянских семей? Сколько времени уйдет на то чтобы их обучить хоть чему-то? И сколько времени дадут нам бароны? Может ты вообще не успеешь обучить новую дружину. И какой тогда из них будет толк, если ты их как баранов погонишь на убой? Сам говорил про то, как к нам относятся баронские дружинники. И правильно делают. Кем, как не смазкой для мечей будут обычные крестьянские парни? В кои-то веки в этих дремучих лесах появился воевода, который стал создавать войско, а не банду отморозков, а тут лихой полусотник Леко Большой раз и одним махом угробит третью часть своей полусотни. Зато это будет честный бой. Тьфу.

В конце своей речи он уже чуть ли не кричал. Что-то Ольт разволновался не на шутку. Его всегда злили исполнительные деятели, которые ради того, чтобы исполнить приказ начальства или прогнуться перед ним, шли напролом, ломая при этом человеческие судьбы. В той жизни, под самый ее конец, он одел свое сердце в камень, стараясь избавляться от таких людей в своих структурах и не обращая внимания на то, что творится у других. Но сегодня что-то его задело, и он обратил свою злость на не в чем еще не повинную голову Леко. А ведь мог и получить на орехи. Нравы здесь были простые и мальчишка вроде него должен все-таки знать свое место. И ведь доводы эти он уже приводил в долгих вечерних беседах с Карно и вел себя при этом привычно хладнокровно. Нет, с этим детским телом надо что-то делать, видно опять вмешались детские гормоны или что там есть у детей. Хорошо еще Леко спокойно перенес его немного сумбурную пламенную речь. Ольт сконфуженно молчал, боясь, что еще пару слов и полусотник взорвется от ярости и обиды, но тот тоже не горел желанием что-то тут же отвечать. На полянке воцарилось молчание, которое через некоторое время нарушил полусотник.

- Ну ты и дал. Как-то я не задумывался над этим так. И кажется – зря. Однако, надо еще подумать. Ладно, пойдем к костру. Там наверно каша поспела уже. – Леко развернулся к мерцающему сквозь деревья костру. И ни слова об речи Ольта. Тот, посчитав, что не следует будить лихо, пока спит тихо, молча последовал за ним. То, что полусотник пропустил мимо ушей обидные слова давало определенную надежду, что он услышал главное. Вообще-то у Ольта уже был план предстоящего сражения, но ему было нужно, чтобы Леко и сам пошевелил мозгами, а не тупо бросился в атаку. Пускай у него будет что-то другое, пускай глупое и неисполнимое, самое главное дать толчок к пониманию того, что все защитники, как и его собственная жизнь – это не просто трудно восполнимая часть всей деревни, а сама надежда на жизнь всех этих крестьян и надо думать о том, как эту часть попусту не растратить. А там уже, хочешь-не хочешь и до плана сражений дело дойдет. А судя по всему, призадумался полусотник крепко и оставалось только надеяться, что над тем, что надо. В этом Ольту пришлось убедиться, когда Леко поднял его среди ночи.

- Ольт, Ольт, - тряс вялое детское тельце гигант, - да проснись уже. Ну ты и силен дрыхнуть. Я кажется придумал, как нам победить Вриодра и людей не потерять.

- Блин, Леко! Ты не мог подождать до утра?

- Причем здесь блины? – благодаря Ольту и появлению в рационе жителей деревни белой пшеничной муки, местные уже знали, что такое блины, оладьи и даже сладкие пироги. – Я о другом. Да просыпайся уже, соня. Все равно ночь уже на исходе, час петуха кончается, так и так скоро подъем, а то, что я придумал, надо делать сейчас, по темноте.

- Ну я бы не отказался еще немного добрать сна. Да не тряси меня так, горилла! – и видя недоумение на лице Леко, поспешно добавил, - горилла – это очень здоровенная, очень сильная и воинственная и очень… э-э-э, умная и сообразительная зверюга в южных странах.

- Ну ладно, если так. Я вот о чем. Выпустим один десяток к воротам, пусть они матерят и ругают барона. Тот обидится и выскочит их наказать, а мы, пока темно, поставим в засаду возле стен остальные десятки. Они в нужный момент ударят в спину и перекроют путь обратно. Окружим в чистом поле и вырежем всех и крепость потом не надо штурмовать. А? Как тебе?

Вообще-то Ольт думал тихонько запустить через невысокий частокол диверсантов, вырезать караул, а потом спокойно и вдумчиво рассредоточиться по территории замка, взяв под контроль и самого барона и его дружину. Но видно до такого извращения местная военная мысль еще не доросла.

- Это ты здорово придумал. – пробормотал еще не совсем проснувшийся Ольт. Но мозги уже вышли на проектную мощность и усиленно прорабатывали полученную информацию. Уже одно то, что Леко предлагал ночью, под покровом темноты, посадить часть дружины в засаду, было прорывом. Выйти в чисто поле при свете дня и там стенка на стенку – это было верхом тактики местных полководцев. То, что предлагал полусотник было свойственно скорее разбойничьим бандам, да и то те предпочитали действовать при ясном дне.

- Это ты здорово придумал! – еще раз с чувством произнес Ольт. Причем в его голосе не было ни насмешки, ни издевки. – А если еще тот десяток нарядить в лохмотья, мол мы бедные крестьяне и вообще сами мы не местные, поможите… э, пропадите вы пропадом, люди добрые... А если не поможите, то мы – ух… Выходи, Вриодр, подлый трус! А в засаду посадить лучших лучников, пусть они нанесут первый удар. И не забыть позади крепости посадить один десяток. На всякий случай, чтобы отрезать пути к отступлению. Да, голова! Это же надо – такой план разработать!

Леко слушал, приоткрыв рот. Он и сам не ожидал, что его план приобретет столько подробностей, но это как будто само собой вытекало из того, что он придумал. Вообще-то дураком он не был и чувствовал, что здесь таится какой-то подвох, но Ольт не дал ему долго размышлять.

- Ты придумал, тебе и десятников наставлять. Давай собирай их на совещание. Сам говорил – ночь на исходе, надо торопиться.

- Да, да, конечно. Караульный, буди десятников. Буду совещание проводить.

Через десять минут все десятники собрались возле костра полусотника. Десятник, отвечающий за наблюдательный пост на пригорке доложил, что за весь день было замечено пятьдесят шесть вражеских воинов, работников и домочадцев. Постановка задач у Леко была проведена безукоризненно. Каждый понял, что от него требуется. Штабные учения, проводимые Карно, давали свои плоды. Ольт сидел молча. Только один раз подал голос, когда потребовал для своего мальчишеского десятка участия в засаде, на что Леко только махнул рукой, мол сам выбирай что, где и как. Ольт и выбрал то самое место, которое заприметил еще днем. Получив задание, десятники вместе со своими десятками расползлись по своим местам. На востоке уже посветлело небо и зачирикали первые утренние птахи. Следовало поторопиться. Ольт с десятком мальчишек тоже собрался к облюбованному им пригорку.

- Тьфу, тьфу, тьфу, - сплюнул Ольт через левое плечо и постучал по ближайшему дереву.

- Это ты зачем? – озадачился Леко.

- Есть такая примета, чтобы не сглазить и чтоб дело сладилось. Надо всего лишь три раза сплюнуть через левое плечо и постучать по дереву.

- Глупая примета, - проворчал великан в спину уходящему мальчишки. И уже пошел за ним, но затем остановился перед могучим дубом. Задумчиво посмотрел на него, воровато оглянулся, вокруг никого не оставалось, и, старательно считая, сплюнул три раза через левое плечо. Затем широко размахиваясь, от всей своей широкой души, так же три раза бухнул огромным кулаком по стволу дерева. На что могучий дуб, непривыкший к такому обращению, вздрогнул и осыпался уже начавшей подсыхать листвой. А на макушку Леко упал державшийся до последнего крепкий желудь. Великан крякнул, почесал ушибленное место, огляделся и еще раз пробормотав:

- Говорю же, глупая примета. – и широко шагая, тоже скрылся в поднимающемся утреннем тумане.

Караульный на сторожевой вышке зябко поежился, ночи были довольно холодны. Осень уже во всю вступила в свои права и по утрам было довольно холодно. Солнце нехотя медленно поднималось из-за горизонта и утренняя роса, так же не торопясь, испарялась, создавая легкую дымку. В этом утреннем тумане все казалось каким-то призрачным и нереальным. Поэтому он не сразу заметил расплывчатые тени, которые через какое время превратились в вполне реальных мужиков, одетых кто во что горазд. В руках они держали разномастное оружие, в основном крепкие сучковатые дубинки, а один даже держал меч. Так что они не были совсем уж безобидными.

Ну и плевать бы на них, мужичье они и есть мужичье и не дружине барона их бояться, но они, встав перед воротами, кричали такие обидные вещи, что караульный не выдержал и позвал кого-то из начальства. Десятник, вызванный им, зевая во весь рот, вначале дал караульному по шее, за то, что тот помешал досмотреть самые сладкие утренние сны, а затем воззрился на десяток крестьян, беснующихся у стен крепости. Ему очень не понравилось то, что он услышал и уже он послал караульного, чтобы тот разбудил барона.

Тот явился еще более недовольный, чем десятник. Правда рукоприкладством заниматься не стал, но свою порцию того, кем по мнению барона является десятник и кем были родители этого нехорошего человека, десятник получил. Ну а затем уже барон соизволил обратить свое внимание на причину столь ранней побудки. Крестьяне, видимо притомившись немного притихли, но при появлении барона оживились и тот с удивлением услышал вариации собственных выражений, только что высказанных в отношении десятника. Бесноватая десятка оборванцев изгалялась как могла, получив добавочный стимул в виде изумленной морды барона. Один из них даже снял рваные портки и развернулся к воротам своей филейной частью, чтобы зрителям было лучше видно. А уж какие перлы они выдавали! Ольта никак не устраивала местная примитивная ругань, в которой наивысшим достижением было выражение: «Да чтоб тебя Единый не принял!» И это было страшным проклятием.

Нет уж, ругаться так ругаться, и он научил вояк некоторым земным выражениям, переведя то, что можно было перевести и оставив в неприкосновенности непереводимое. У барона глаза на лоб полезли, а уши наверно завились в трубочку, когда он услышал о своей родословной в интерпретации Ольта и о том, что он сам собой представлял в результате совокупления таких разнообразных предков. А когда самый наглый из оборванцев прокричал: «neadekvatny» тип, гнойной язвой «parazitiruyoushiy» на народном теле, терпение барона превысило все границы. Он бы еще понял «кусок говна, выблеванный влагалищем самкой шакала, оттраханной диким кабаном в период сумасшествия», но непонятные слова подразумевали под собой нечто такое, что видно и сказать нельзя было простыми словами.

Его рев-команда была слышна далеко за стенами укрепления. При виде открывающихся ворот стайка оборванцев рванула к лесу, за ними беспорядочной толпой, не соблюдая строя и вообще хоть какого-нибудь порядка, во главе с самим бароном побежали баронские дружинники. Когда последний из них отдалился от ворот метров на пятьдесят, возле покинутых ими стен встала стена лучников человек в тридцать. Второй отряд вышел из-за деревьев, куда бежали оборванцы, для которых кстати тоже в кустах были припрятаны луки. А третий отряд ударил во фланг баронской дружине из разросшихся и давно не вырубаемых кустов со смешного расстояния метров тридцати. Одна стрела досталась караульному, который захрипев пробитым легким свесился с вышки, остальные роем устремились в беспорядочную толпу. Первый залп, второй… Растерявшиеся дружинники даже не поняли, что им надо защищаться, тем более, что многие, что бы было легче бежать, даже не одели доспехи и не взяли с собой щиты. Расслабились воины на баронских харчах, гоняя по деревням только малочисленных и безответных крестьян с бабами. Третьего залпа не понадобилось. Ольт впервые воочию увидел, что может сделать на поле боя почти сотня настоящих лучников. Баронская дружина, кто убитый, кто стонущий от ран, полегла вся. Сам барон Вриодр погиб одним из первых, пораженный сразу тремя стрелами. Деревенские дружинники, не ожидавшие такой быстрой и сокрушительной победы, в растерянности замерли с не верящими сами себе улыбками на губах. Леко же вообще стоял с оказавшимся ненужным мечом в опущенной руке и чесал затылок. Сквозь толпу воинов к нему пробился Ольт и восторженно закричал:

- Ну вы и дали! Раз – и все! Теперь надо быстрей захватить замок, там еще осталось немного воинов и семейка барона. – Ольту было легко разыграть восхищение, тем более, что это соответствовало действительности. Но требовалось скорее выводить полусотника из ступора. Дело еще не было закончено.

Леко быстро сообразил и посыпались команды. Первому десятку добить раненых, никто не собирался оставлять обиженных и затаивших в сердцах месть, остальным в крепость. Но не как попало, а в боевом строю. К чему может привести беспечность, все только что увидели. Десяток врагов, выстроящихся перед домом барона в какое-то подобие строя, смели одним махом, потеряв при этом только двоих раненных. Опять отличились лучники, взобравшиеся на стены и контролирующие весь двор. Засадный десяток привел человек семь домочадцев и дворовых людей, которые пытались скрыться через заднюю калитку.

Победа была полной и безоговорочной и можно сказать без потерь, не считать же двух раненных, которые были только легко задеты, да и то из-за своей неопытности, и сама битва заняла от силы час времени. Пленников пока заперли тюрьме, без которой не обходился ни один баронский замок, а Леко занялся расставлением караулов и размещением дружины. Два десятка он погнал по окрестным деревням, чтобы те рассказали все о новостях и собрали выборных людей. Об этом условии Карно предупредил особо. После того как все люди были расставлены или получили соответствующие задание Леко, Ольт и оставшиеся свободными дружинники вдумчиво занялись экспроприацией экспроприированного или проще говоря грабежом награбленного. Все, честно отнятое бароном у крестьян, сносили во двор и складывали в общую кучу. Время дележа наступит потом, когда будет учтена каждая медяшка, и распределение добычи будет проводить только воевода.

Этот факт доводился до всех дружинников еще на стадии обучения, и поэтому все были в курсе, и никто этот факт не оспаривал. Единственное, чем могли распоряжаться полусотники – это запасы продовольствия. Сама Карновка в этом не нуждалась, поэтому на совещании, еще перед выходом в поход, было решено разделить еду среди населения баронств. Поэтому Ольт со своими мальчишками занимался сейчас подсчетом всего, что нашлось в амбарах. Тем временем повара, отложив в сторону мечи и копья занялись приготовлением пищи. Найденные запасы обнадеживали, что на обед будет не только поднадоевшая всем каша. Пока шел сбор баронского имущества и велся подсчет продуктов собирался народ Вриодровского баронства. Крестьяне сдержанно шумели, не зная, чего им ожидать. То ли пришла новая власть, то ли барона побили какие-то разбойники. Но никто не спешил делиться с ними новостями. Воины, кстати, совсем не похожие на разбойничью вольницу, деловито сновали по двору, не обращая внимания на крестьян, что давало определенную надежду на то, что их трогать не будут. Их даже позвали на обед и дали им то же, что ели и сами. Мужики повеселели, уж если накормили, а многие впервые за сегодня поели, да еще так сытно, то убивать точно не будут. Тем более, что некоторые увидели среди воинов знакомые лица.

Наконец к вечеру все дела дружины были закончены и к замку пришли и приехали последние крестьяне, жившие дальше всех. Леко не стал долго тянуть и узнав, что прибыли все старосты баронства, позвал их к своему костру. Там он и объявил им сногсшибательную новость, что они являются дружиной воеводы Карно Черномора, что вся власть в графстве теперь принадлежит ему и он всех приглашает в Карновку на переговоры. Вообще-то крестьяне подозревали что-то подобное, земля слухом полнится, но чего-то конкретного никто не знал. Леко тут же засыпали вопросами, но он сказал, что все ответы в деревне Карновка у воеводы и чем быстрее они туда прибудут, тем быстрее все узнают. Единственное, что он добавил, это то, чтобы ему подали списки о количестве хозяйств в каждой деревне и количестве едоков в каждой семье. Причем уточнил, чтобы не забыли учесть и имеющихся на иждивении вдов.

От всех этих хозяйственных забот Леко в буквальном смысле взмок и, если бы не Ольт, он не знал, как бы со всем этим справился. Но сейчас в полной мере понял и оценил, зачем Карно держит возле себя этого мальчишку. Если бы не он и не строгий приказ воеводы, который у Леко в ранге уважаемых личностей стоял сразу после Единого, то еще неизвестно, чем бы кончилось дело. Но все прошло нормально и утром, разделив среди крестьян награбленные продукты и скотину, и попрощавшись с благословляющими их людьми, полусотня двинулась в обратный путь. По дороге встретились с войском Карно, договоренность о встрече с которым была оговорена заранее.