ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Читатель входит в повесть Анн Филип, как путник в незнакомый, но гостеприимный дом. Поначалу неясно, какие родственные или дружеские связи собрали под этой крышей, в этом тенистом саду на берегу Средиземного моря людей разных лет: уже немолодую, но полную жизненных сил и предзакатного света Эльзу, упоенных своей любовью и ожиданием первенца Жанну и Франсуа, неугомонного маленького Пюка, школьницу Шарлотту, одержимую присущим переломному возрасту стремлением разрешить для себя «загадки» взрослых, юношу Тома, как бы отгородившегося от всех музыкой, книгами, бешеной скоростью мотоцикла, погруженного в то уединение на людях, которое так свойственно и так необходимо молодому человеку на пороге самостоятельности. Мало-помалу читатель втягивается в быт дома, в это «лето у моря»-лето на исходе, перед прощанием с солнцем, с отдыхом, с покоем. Он включается в диалоги между персонажами повести, входит во внутренний мир Эльзы, в ее воспоминания, нередко трагичные, в ее размышления о близких. Эффект присутствия — это пленительное качество подлинно реалистической прозы (достаточно редкое в современном французском романе) — достигается Анн Филип просто, без натуги, благодаря интимной доверительности точно взятого тона, душевной открытости разговора о том, что действительно волнует писательницу и что не может, по ее глубокому убеждению, оставить равнодушным собеседника-читателя.

Если знать Анн Филип, нетрудно обнаружить в ее художественных произведениях автобиографические мотивы, а в ее героинях — автопортретность. С этим связана и лирическая интонация, вызывающая читателя на сопереживание, сочувствие, а не просто «ви́дение» того, что описывается. Хотя «зримость»-неотъемлемое достоинство прозы Анн Филип: несколькими скупыми, но очень точными штрихами она умеет воссоздать пейзаж, настроение, в коротком и как бы незначительном диалоге передать внутреннее состояние и взаимоотношения собеседников, — главное, очевидно, в том, что собственная жизнь и «письмо» лежат для Анн Филип не в разных плоскостях, это сообщающиеся сосуды. Роман или повесть — способ придать лирическому, в значительной степени автобиографическому материалу своего рода «общезначимость», выведя его тем самым из узкого поля «частного случая» в пространство опыта исторического и общечеловеческого. «Письмо» Анн Филип не самоцельная форма, оно всегда — письмо к читателю.

В предыдущем романе Анн Филип «Тут, там, далеко» (1974) не было даже единого сюжета. Единство повествования, складывавшегося из разрозненных эпизодов, обеспечивалось именно тональностью повествующего голоса, интонацией. Тому, кто знаком с автором, могло быть известно, что это сама Анн Филип глядит из окна поезда на среднеазиатскую пустыню, гуляет по знойным улицам Бухары и Самарканда, что через этот дворик с одиноким деревом посредине нужно пройти, чтобы добраться до ее квартиры в старом парижском доме неподалеку от Люксембургского сада. Но читателю вовсе не обязательно знать это. Он и без того ощутит, что только глубоко и лично пережитое придает повествованию тот неподдельный оттенок подлинности и ту подкупающую доверительность тона, которые и сообщают целостность книге, — целостность видения мира, его нравственной и художественной интерпретации.

Повествовательница — «там», «далеко», в чужом прекрасном городе, под экзотическим синим небом, отраженным лазурью минаретов; она внимает голосу алма-атинского писателя — историка этих мест, но она и «тут» — в родном Париже, и в парке, где была счастлива двадцать лет назад, и за кулисами театра, вместе с тем, кого любила и кто ушел навсегда. «Тут, там, далеко» — разнозначащи для времени и пространства, но в каждом человеке все это сосуществует нераздельно.

«Лето у моря» обладает единым сюжетом. Но неослабевающий интерес читателя связан не с напряженностью и остротой фабульных перипетий, это интерес человека к человеку, возникающий при личном контакте. Такой личный контакт возникает у читателя с героиней, потому что тот фрагмент жизни — короткое лето у моря, — который дан в повести, объемлет собой всю жизнь Эльзы, и читатель постепенно узнает и начинает любить эту женщину.

Бродит ли Эльза с внуком по тропинкам вдоль виноградников, рассказывает ли она Пюку сказку, беседует ли с беременной Жанной, заплывает ли далеко в море, она естественно живет и в настоящем и в прошлом, она несет в себе все пережитое: и детскую боль, неуютность существования ребенка в распавшейся семье, и боль утрат, и боль измен, и мгновения счастья, и укоры совести. Проблема воссоздания пластов сознания, сосуществующих в каждую секунду бытия — непосредственного восприятия происходящего и «геологических» отложений памяти, оставшихся в сердце чувств, — волнует сегодня многих романистов, которые ищут, каждый на свой лад, особые художественные приемы для воплощения симультанности разновременного, того, «как образ входит в образ и как предмет сечет предмет». Анн Филип решает эту проблему с почти обескураживающей простотой, без всяких технических ухищрений. Переживаемое и пережитое, интимный шепот и гул истории тесно сплетаются в ее повести. Рев реактивного самолета в безоблачном небе напоминает о войнах, которые идут «там», «далеко». И это «там» оказывается не так уж «далеко»: смерть фотокорреспондента Франсуа, который убит в одной из «горячих точек» планеты незадолго до рождения сына, надрывает душу, словно сирена тревоги.

Русский читатель впервые познакомился с Анн Филип по горькой и целомудренно сдержанной книге «Одно мгновенье», где она говорила о трагедии своей жизни — смерти любимого мужа, замечательного французского актера Жерара Филипа. Тема смерти, подстерегающей все живое, коварно затаившейся в каждом мгновении хрупкого счастья, проходит через все книги Анн Филип, сообщая непритязательным зарисовкам быта бытийный подтекст. Это позволило одному из рецензентов «Лета у моря» сравнить «сдержанную патетику», пронизывающую в повести банальную повседневность, с атмосферой чеховских пьес. Жизнь и смерть нераздельны, как свет и тень, и, чем ярче солнце, тем резче и глубже тени. Есть высокая мудрость в приятии извечного, неотвратимого круговорота природы — «и пусть у гробового входа младая будет жизнь играть». Эта мудрость присуща Анн Филип, не случайно «Лето у моря» начинается сновидением о родах, о мощной реке жизни, выносящей на берег разрешившуюся роженицу, и завершается — после гибели Франсуа — появлением на свет его сына. Но эта мудрость не имеет ничего общего с равнодушием. Она не притупляет у лирических героинь Анн Филип ни способности сострадать, ни стихийного чувства протеста против боли и смерти, если они порождены социальной несправедливостью, насилием, войной.

Смерть Франсуа — свидетельство неблагополучия в мире, перед которым человек не вправе смириться. Именно так воспринимает эту трагедию юноша Тома. Для него она толчок, требовательный призыв обдумать свою жизнь, суровое напоминание о том, что человек не может и не должен уходить от личной ответственности за судьбу человечества, не может успокоиться, пока на земле бушуют войны и льется кровь.

Каждый человек — «узел связей». И семейный островок обнаруживает в повести Анн Филип свои связи со всеми материками планеты. Камерная тема — без громких слов, без риторики, без выспренних деклараций — приобретает общественное звучание.

«Среди наползающей со всех сторон мутной серятины повесть Анн Филип точно глоток кислорода, — пишет рецензент «Юманите», — это «Лето у моря»-отдых среди живых людей. И даже смерть, с которой здесь соприкасаешься, свидетельствует о безостановочности жизни». О безостановочности жизни и о требовательном к ней отношении. Из воспоминаний героини, из ее размышлений, из проникнутых мягким юмором диалогов взрослых с детьми складывается нравственный лейтмотив книги, позволяющий, как отмечает тот же рецензент, «представить себе завтрашний день тех персонажей, которые формируются» у нас на глазах. И можно с уверенностью сказать, что из них вырастут не самодовольные эгоисты и не унылые циники, но люди достойные, активные, с обостренным чувством ответственности. «Трагедия, — отмечает, имея в виду Тома, Веркор, в своей статье о «Лете у моря», — мгновенно и навсегда обращает подростка во взрослого человека, то есть бойца. Об этом Эльза, об этом Анн Филип говорят нам вполголоса на своем прозрачно-спокойном языке, без всякого нажима и тем паче педантизма, с той сдержанностью, которая заставляет понять с полуслова, волнует и проникает в самое сердце».

О чем бы ни рассказывала Анн Филип, она делится с нами самым сокровенным, она говорит о себе, о людях, стараясь их — и себя — понять, сочувствуя горю, сопереживая радости. И эта душевная чуткость, эта органичная тяга к содружеству и взаимопомощи — человеческое богатство, которое Анн Филип щедро дарит читателю. Голос ее серьезен без ложной значительности, сострадателен без надрыва, весел или печален без истерической взвинченности. Эта ровность, сдержанность — пусть даже речь идет о незаживающей ране, — это умение сказать многое немногими словами заставляет вспомнить те образцы французской прозы, вершиной которых была исполненная великого человеческого достоинства повесть о неосуществленной любви принцессы Киевской. Я не сопоставляю художественную значимость произведений Анн Филип и ставшего одной из вех в истории французской литературы романа госпожи де Лафайет, но мне хочется подчеркнуть, что «Лето у моря» связано с классической традицией говорить просто о сложном, отстаивать нравственные ценности, не морализируя, свидетельствовать свое уважение, свою любовь к людям без напыщенных фраз и внушающей недоверие велеречивости.

Л. Зонина

Загрузка...