Лицо смерти

ГЛАВА 10

Руби пришла в сознание, и мир снова сфокусировался перед её глазами. Её лицо лежало на земле. Под щекой она чувствовала острую, словно лезвие, траву. Она перевела взгляд, на расстоянии увидев огни города, затем оглянулась вокруг себя, увидев возвышающиеся тёмные высокие деревья, загораживающие ей обзор слева и справа.

Должна быть, она потеряла сознание в лесу. Девушка с трудом смогла вспомнить, что произошло. Всё, на чём она могла сосредоточиться – были горячие, влажные струйки крови, стекающие по её телу.

Как долго она была без сознания? Было всё ещё темно, холодно, и она всё ещё была жива. Осторожным движением она прижала руку к шее и обнаружила, что та всё ещё была влажной. Но уже не настолько, как раньше. Если бы она истекала кровью долгое время, то уже была бы мертва.

Руби насторожилась, услышав поблизости какой-то шум, и инстинктивно замедлила дыхание, изо всех сил стараясь не издавать громких звуков. Чем медленнее становилось её дыхание, тем меньше она ощущала пульсацию крови у себя на шее. Рана была такой глубокой, что она чувствовала, как из неё выходил воздух. Она сильнее прижала руку к раскалённой полосе боли, изо всех сил пытаясь сдержать кровотечение.

Шаги. Это были его шаги. Медленные, осторожные, одна нога за другой. Он не спотыкался, пробираясь по лесу, он двигался с большой осторожностью. Он искал. Он искал её.

Дикий прилив страха пронзил её своим остриём, и она отчаянно пыталась взять под контроль своё дыхание, чтобы оставаться бесшумной настолько, насколько это было возможным. Он подходил всё ближе, направляясь прямо к ней. О, Боже, если он снова её найдёт. Это будет конец.

Руби крепко держала руку на ране, и каждый раз, когда её хватка ослабевала, выпуская очередной поток крови, перед её глазами мелькали звёздочки. Каждая частичка её тела хотела поддаться подкрадывающейся темноте и снова погрузиться в сладкое неведение бессознательного состояния. Но она знала. Руби знала, что если ещё раз потеряет сознание, то больше не придёт в себя.

Шаги были так близко, что она вообще перестала дышать. Она не двигалась, пытаясь, насколько это было возможным, сохранить полную неподвижность, пока единственным движением во всём её теле была пульсация крови на шее с каждым ударом её сердца. Она ждала. Как долго она ещё сможет удерживать дыхание, прежде чем будет вынуждена сделать следующий вдох? Что, если он заметит её? Сколько пройдёт времени до того, как он её убьёт?

Шаги продолжали своё движение, и когда Руби поняла, что они отдаляются в другом направлении, глубже в лес, она наконец-то смогла сделать вдох. Её тело вернулось к жизни. Она ощущала всю боль, наполняющую её и напоминающую о холодной поверхности земли, морозном воздухе и тёплом потоке крови, струящемуся по телу с каждым ударом сердца.

Если ей удастся остановить кровотечение, то у неё будет шанс. Она сможет выбраться отсюда, если потребуется, она будет ползти. Было ещё далеко до рассвета, у неё было достаточно времени до того, когда он сможет воспользоваться преимуществом солнечного света, чтобы выследить её. К тому времени она могла бы добраться до города, до больницы и оказаться в безопасности. Она справится. У неё хватит сил.

Нужно просто остановить кровотечение.

Руби пыталась думать, приводя в действие своё затуманенное сознание. Повязка – вот что ей нужно было. Её руки были скользкими от крови и слабыми от её потери в таком количестве. Она больше не могла должным образом зажимать рану. Повязка может ей в этом помочь.

Но где ей взять повязку?

Не обязательно медицинская повязка – это может быть что угодно. Полоска ткани. Скотч. Она видела такое в фильме. Даже нитки. Нет, скотч и нитки ей точно негде взять – нужно думать дальше. Думать. Думать о чём-то, к чему у неё был доступ в данной ситуации.

Одежда! Её одежда! Она же была сделана из ткани. Что на ней было надето? Джинсовые шорты – поэтому её ногам было так холодно. Тонкая обтягивающая тенниска - единственное, что было между её животом и холодной землёй. Расстёгнутая толстовка на молнии с капюшоном сзади шеи, удерживающим там тепло.

Её сумка! Там был шарф… но… ей нельзя было… возвращаться в машину.

Ладно, надо продолжать думать. Она могла исходить только из наличия той одежды, которая была на ней сейчас. Ткань тенниски была тонкой. Должно быть, её будет проще разорвать. Она могла порвать её и использовать. Так ведь делают в фильмах, правда? Нужно просто разорвать её руками напополам.

Руби собрала в кулак оставшиеся силы, убирая руку от шеи, и оттолкнулась от холодной земли. Перед тем, как наконец-то сделать движение, под пальцами она почувствовала влажную землю, впитавшую такое большое количество жидкости. Сначала медленно, а затем одним резким движением, с помощью силы тяжести, она перевернулась на спину. От этого толчка она почувствовала встряску, и из её раны снова вырвался воздух.

Так. На один шаг ближе к цели. Теперь кровь стекала назад по её шее прямо в волосы, и она почувствовала, что может на минутку отпустить руки, чтобы заняться повязкой. Она натянула ткань тенниски на себя, но в руках не было прежней силы. Её движения не приносили результата, руки съезжали, и ткань выскальзывала сквозь оледеневшие пальцы.

Думай, Руби, думай.

Швы – они были самым слабым местом.

Она пыталась нащупать боковой шов, наконец-то нашла его и удерживала обеими руками с каждой стороны. Затем она потянула тенниску в этом месте, глубоко дыша и вкладывая все свои силы в это движение – а потом шов поддался, стежки разрывались, издавая звук, похожий на расстёгивание застёжки на липучке.

Руби захотелось плакать. Она сделала это. Это был только первый шаг.

Шаг.

Она слышали их – его шаги.

Они становились всё громче.

Он возвращался.

Он упорно пытался её найти, прилагая усилия, рождаемые пламенем страха и ярости. Всё шло не по плану. Она нарушила все его планы.

Эта глупая девчонка должна была умереть там, куда он её привёз, там, где ей суждено было умереть. Почему она вот так вот убежала? И не куда-нибудь, а в лес.

Было темно, но он не хотел рисковать и включать фонарик на своём телефоне. Если он так сделает, его будет видно с дороги. Тогда кто-то сможет опознать его машину, и у полиции появится возможность выйти на него, разослать ориентировки, расставить блокпосты и начать поиски. Ему пришлось выключить фары и заглушить мотор, оставив машину в темноте на обочине – там, где, как он надеялся, её никто не заметит.

Но больший риск для него представлял не случайно проезжающий мимо водитель или прохожий, который мог обнаружить его машину, а эта девчонка. Если ей удастся сбежать – она нарушит схему, и даже более того. Она видела его лицо. Она сможет описать его машину. Может быть, она запомнила номера, когда согласилась, чтобы он её подвёз.

Если она выберется из леса и доберётся до полиции, им не составит особого труда выйти на него.

Он пробирался сквозь деревья с всё нарастающим чувством отчаяния. Он даже начал издавать рычащие звуки по мере того, как отдалялся от дороги. Ничего не было видно. Сначала он воодушевился, увидев пятна крови возле машины, но свет луны не проникал сквозь ветви, и он уже не мог идти по следу.

Он знал, что порезал её – но насколько сильно? Если рана была небольшой, то она могла добраться до города. Может, даже до того, как он найдёт её. Если он вообще её найдёт. Может быть, она уже сейчас на полдороги в город.

Он остановился и замер, прислушиваясь к покачиванию деревьев и шелесту их ветвей на слабом ветру. Это безнадёжно. Если не произойдёт чудо, он не сможет найти её вовремя. И всё закончится.

А что это там за звук? Он обернулся, его сердце принялось биться всё чаще, стуча так громко в ушах, что он боялся, что его стук заглушит все остальные возможные подсказки.

Он пошёл по направлению раздавшегося звука, ускорив темп, жертвуя осторожностью в пользу скорости. Что это было? Звук был таким, как будто кто-то разрывал что-то, похожее на ткань. Это не было шумом, издаваемым животными. Это была не птица или белка, это была девушка.

Он вслепую двигался вперёд в темноте, различая только самые близкие предметы, выставив руки перед собой, чтобы не удариться о дерево, пока его взгляд фокусировался на земле под ногами. Вон там – это были брызги крови?

Он обернулся назад на дорогу и некоторое время колебался, оценивая риски. Он максимально уменьшил яркость экрана своего телефона, чтобы подсветить местность, и присел на корточки. Да – это кровь! Он продолжал подсвечивать себе путь, направляя свет вперёд, вперёд, вперёд, до того момента, пока…

Свет коснулся её тела, отражаясь в её глазах, в лужах влаги вокруг неё и струйке крови всё ещё вытекающей из её шеи.

Наконец он улыбнулся и устремился вперёд, присев на корточки возле девушки и соблюдая осторожность, чтобы не вступить в лужу крови.

Она всё ещё дышала. Но её дыхание было поверхностным и низким, её взгляд уже становился тусклым. Руки, которые были опущены возле разорванной футболки, были все в крови и их пробирала сильная дрожь. Она смотрела прямо ему в лицо. Он не знал, понимала ли она, что происходит или нет.

Повсюду вокруг неё была кровь. Она сама была вся в крови. Девушка вся была покрыта кровавыми следами. Ему удалось нанести ей глубокую рану, прежде чем она ударила его и убежала. Кровь всё ещё вытекала из глубокого пореза поперек её шеи.

Её руки перестали дрожать. Он наклонился вперёд, всё ближе и ближе, пока его лицо не оказалось в нескольких сантиметрах от её лица. Он сконцентрировал внимание, успокаивая собственное тело и пытаясь оставаться настолько тихим, насколько это было возможным.

Она больше не дышала.

Девушка, наконец-то, истекла кровью.

На секунду ему захотелось испустить победный клич, но спустя мгновение ему захотелось разразиться яростью. Всё это было неправильным. Она умерла не в том месте! Эта сука всё испортила, всё! Схема была нарушена, испорчена, уничтожена!

Он встал и ударил ногой тело девушки сбоку, услышав глухой стук, который напомнил ему звук, который исходит от мяса, когда по нему стучат, чтобы отбить молотком.

Он чувствовал себя не вполне удовлетворённым, учитывая, что девушка разрушила его схему и уничтожила всё, над чем он так усердно работал.

Он отступил назад, тяжело дыша, и опустил глаза, чтобы получше рассмотреть всю картину наступившей смерти, подсвечивая телефоном пространство вокруг себя. Крови нужно уделить внимание. В данный момент здесь слишком много улик, слишком много зацепок, указывающих следователям, где нужно искать.

Но… что это было… вон там? Теперь, когда он присмотрелся ближе… да, она, должно быть, откатилась, оттолкнувшись от того места, где упала изначально. И там, расцветая практически в идеальной симметрии, кровь пролилась из её раны. Это было… прекрасно. Нет, сейчас, когда он присмотрелся ближе, то заметил, что следы крови были симметричными, подобно идеальному цветущему дереву, как в тесте Роршаха.

Шаблон.

Его дыхание стало замедляться, затем снова выровнялось, а сердце бешено колотилось в груди. Здесь была схема, даже сейчас. И в этой схеме он находил подтверждение, что всё в порядке.

Девушка ничего не испортила. Нет, это было всего лишь небольшое отклонение от плана. Он совершил убийство именно в том месте, где и планировал. Она отбежала немного вперёд, но она уже была мертва с того момента, когда его проволока скользнула по её шее – подобно курице, тело которой продолжает двигаться после того, когда ей уже отрубили голову.

Схема не была нарушена.

Это было совсем как с тем стариком на ферме, которого до сих пор не обнаружили, потому что редко кто приходит его навестить. Он тоже пытался убежать. Но, в конце концов, это ничего не изменило. Там проявилась схема, и здесь она находит своё продолжение. Подобно божественному провидению, которое не позволяло ему отклониться от намеченного пути, давая возможность в полной мере исполнить свою миссию.

Момент ликования длился недолго. Теперь, когда он знал, что всё идёт должным образом, ему нужно было предпринять ещё кое-какие действия. Схема продолжает работать, а это значит, что он не может оставить полиции никаких улик, чтобы они нашли и остановили его, прежде чем он закончит с завтрашним убийством – или убийством, которое совершит послезавтра, или ещё через день.

Прежде всего нужно заняться следами крови. Если ему удастся позаботится о них, он смог бы уехать до рассвета, и никто бы ничего не заподозрил.

Он выпрямился, немного размялся, распрямив плечи. Ему снова предстояло заняться физической работой, впрочем, он был совсем не против этого. Это поможет очистить сцену, оставить только схему. Стереть собственные следы – было подобно тому, как художник отступает назад, позволяя его творению говорить самому за себя. Это был акт отрицания собственного эго, подтверждение его преданности шаблону, его вера в то, что схема важнее его самого.

Неподалёку он нашёл усыхающую ветку, отростки и листья которой ещё не совсем засохли - её сломали совсем недавно. Она идеально подходила для того, чтобы избавиться от следов на месте преступления. Он подобрал её и начал сметать собственные следы вокруг тела, осторожно отступая назад, точно следуя пути, которым сюда пришла девушка.

Он напрягся, когда мерный звук его метлы был прервал другим звуком. Затем застыл, заставляя своё тело прислушаться каждой клеточкой к этому шуму, полностью погасив свет экрана своего телефона. Что это было? Голоса птиц?

Нет… вот опять этот звук: вне всякого сомнения, это был человеческий голос.

Он внимательно слушал, поворачивая голову по направлению ветра и пытаясь как можно чётче настроить все свои чувства. Он посмотрел вперёд, как будто само лицезрение источника звука могло прояснить его. Так, это были голоса. Двух мужчин. Они, должно быть, подходили всё ближе. Медленно, но уверенно.

- Вот оно, здесь, - сказал один их них.

Другой что-то ему ответил, но так тихо, что он не смог разобрать слов.

- О, да хватит ворчать. Любой зверь, шкура которого хоть чего-нибудь стоит, уже знает, что мы здесь. Они слышат наши шаги. И то, что мы перекинулись парой слов не сделает особой погоды. Когда мы будем на месте, я буду молчать.

Преступник прищурился, анализируя их слова. Скорее всего, это были охотники. Они устраивались в специальных укрытиях в лесу, чтобы звери привыкли к их присутствию и забыли, что они были там. Игра на долгое ожидание.

Он не мог находиться здесь дольше них.

Ему надо было выбираться и делать это прямо сейчас.

Его следы всё ещё были нетронуты, и кровавая дорожка вела от машины прямо к телу. Но ничего не поделаешь. Ему надо уходить, прежде чем они услышат звук сломанной ветки или его самодельной метлы и заметят его. Или даже хуже, спутают его с каким-нибудь животным. Настало время убираться отсюда, и он больше ничего не мог сделать.

Убийца быстро и осторожно отступал по направлению к своей машине, всё время помня о том, где он стоял, чтобы не приближаться к кровавому следу и не наступить на него, тогда он не оставит своих отпечатков. Он отошёл в строну, чтобы отбросить ветку подальше, надеясь, что никто не заметит, какую работу она выполняла, и, таким образом, не сможет найти доказательств. Теперь это всего лишь одна сломанная ветка среди многих таких же веток. Ему ничего не удалось закончить как следует – но уже есть, как есть, иначе ему придётся и вовсе остановиться, прежде чем он закончит свою миссию полностью.

Его работа ещё далека до завершения. Ещё трое должны умереть – и он не собирался останавливаться до тех пор, пока все они не будут лежать на земле, истекая кровью - только тогда схема будет завершена.