Лицо света, лицо тьмы (СИ)

10

Я резко вылетела из комнаты, и так быстро, как могла, пересекла эти метры, и просто ворвалась в соседнюю спальню. Хорошо, что была не заперта дверь.

Ой, нет! Плохо! Плохо, что была не заперта дверь!

Александр был раздет. Полог отодвинут в сторону, покрывало небрежно свалено на пол, как и одежда. Наглец уже держал руки на резинке белых (опять!) трусов, собираясь их снять. Если бы я опоздала на пять секунд… Хотя, если бы опоздала на целых десять, он бы уже лежал под одеялом. Бра горело на стене прямо над кроватью, так что вставать, чтобы выключить свет, ему бы не пришлось.

Он резко обернулся на меня и убрал руки от трусов. В первую секунду у него отвалилась челюсть, но Саша быстро взял себя в руки.

— Так-так, ничего не меняется, а я уж было понадеялся, что ты стала другой.

— Ой! — только и выдавила из себя я, отворачиваясь и стремительно краснея. Почему-то только когда он заговорил, я поняла, что так и стою в спальне постороннего мужика в трусах и даже дверь за собой не закрываю. — Извини.

— «Ой, извини»? Ты серьезно?

Я не поняла, что он имел в виду, потому что вспомнила про свою миссию.

— Телефон!

— Что?! — Саша скоро в обморок грохнется от моего поведения, не иначе. — Какой телефон? Что ты несешь?! Ты или сюда, или обратно, но дверь закрой немедленно! Сквозит, знаешь ли!

Я закрыла дверь, оставшись внутри, хоть все мое естество вопило, чтобы я убиралась как можно скорее.

— Где твой телефон? Быстро!

— А твой что? Не работает? Ты теперь снимать это будешь?

— Что снимать? Это ты собирался кое-что снимать! Тебе нормально спать на чужом постельном белье совершенно голым? — Он послушно повернулся к спальному месту и пожал плечами, мол, мне норм. А я повторила вопрос: — Где твой телефон?

Так как он не горел желанием отвечать, я водила глазами по комнате и наконец его нашла. На прикроватной тумбочке, которая по чьей-то странной прихоти была со стороны ног, да еще и в метре от самой кровати.

— Ты бы не успел, — сказала я сама себе, хоть и могло показаться, что обращаюсь к нему.

Ему и показалось.

— Чего бы не успел? — И без перехода задал еще один вопрос: — Элла, ты как себя чувствуешь?

— Не очень, — честно ответила я и наконец покинула его опочивальню.

Если Зайчик2020 не Саша, тогда остается еще один вариант. Я быстро слетела со ступенек, едва не навернувшись, и начала барабанить в нужную дверь. Потом заметила еще одну, совсем рядом. Может, Тони открывал ее? Я могла и перепутать в потемках. Короче, следом я стала барабанить уже в эту дверь — на всякий случай.

Обе двери открылись одновременно. Из первой вышел Тони, все еще одетый (а я ведь была права в первый раз!), из второй — Леонелла в небрежно накинутом халате.

— Девушка, вы в своем уме? Я сплю вообще-то.

— Элька, ты че? Позвонить не могла? Весь дом перебудила.

Леонелла, поняв, что я не к ней, повозмущалась для порядка еще полминуты и скрылась за дверью.

— Не могла, я потеряла твой номер. У меня телефон украли.

— Шутишь?

— Нет.

— Ладно, щас скину гудок… — Антон ушел в недра своей комнаты, как я видела из коридора, весьма небольшой, а я крикнула:

— Не надо, у меня теперь другой номер, тот отключен.

— А почему восстанавливать не стала?

— Купила другую симку, сразу с хорошим тарифом.

— Странная ты…

Пока Тони записывал мне номер на листочке, в коридоре появились Таисия Арсеньевна, завязывающая пояс на длинном, в пол, белом шелковом халате, и Сергей Петрович в одних шортах.

— Элла? Это ты шумишь? — спросила старушка.

— Да, я, — не стала я спорить.

— Ты разочаровала меня, Элла!

О боже, еще высокопарности мне не хватало.

— Это не очень хорошее поведение для молодой леди! Макаров стал поддакивать:

— Да, Элла, что бы сказал Ян?

— Что приставать к несовершеннолетним аморально, — ответила я дерзко, взяла бумажку из рук Тони и под осуждающими взглядами поднялась наверх.

Боже, что со мной? Я так сильно вжилась в роль Эллы, что превзошла даже ее саму. Не знаю, поняли ли что-то Антон и Таисия, а вот Петрович должен был понять. Вопрос, не выйдет ли мне это боком.

На всякий случай я достала коробку с загадочным чаем из рюкзака и спрятала получше. А перед тем как уснуть, несколько раз поднималась и подходила к двери, чтобы проверить, точно ли заперла ее на ночь.

После завтрака Сергей Петрович строгим голосом велел явиться всем на генеральную репетицию. Он явно был чем-то недоволен, для всех остальных причина оставалась загадкой, кроме меня. Я, как никогда, вызвалась первая, Макаров позволил, невзирая на то, что я по его плану должна завершать концерт, и спела все так, как надо (пришлось представить себе, что я в этой огромной библиотеке одна), все аплодировали, однако сам Петрович и слова похвалы не сказал. Коротко кивнул и заявил, что я могу быть свободна. Этого-то я и добивалась, потому что мне нужен был дом в моем полном распоряжении, вернее не весь дом, а второй этаж. Ирина попросила меня посмотреть ее выступление и вызвалась идти следом за мной, но я сделала вид, что у меня живот прихватило, и все-таки смылась с репетиции. Прежняя Соня никогда бы не смогла не то что выдумать такое, а сообщить об этом, даже когда это правда, она бы терпела и мучилась до последнего, но я была новой Соней. Точнее сказать, я была Эллой. Я уже не притворялась. Я чувствовала ее в себе.

Итак, нужно поторопиться, пока Ирина не закончила выступать. Очень хорошо, кстати, что она освободится следующей, потому что я и с ней хотела поговорить. Но сперва нужно исследовать комнату, в которой раньше останавливалась Элла. Если я нашла ее браслет на кладбище, то, возможно, и что-то другое смогу отыскать в ее спальне.

Мысли об этом приходили ко мне с того самого момента, как, ища туалет, я наткнулась на комнату с разобранной кроватью, но я их отбраковывала как глупые, отталкивала от своего сознания, словно надоедливых комаров, ведь при ремонте все, что можно было найти, уже бы нашли. И все же, скорее от безысходности, я решила проверить ее. Возможно, просто из-за уверенности, что эти мысли покинут меня, только когда выполню действие, которого они требовали.

Итак, спальня. Больше моей, как уже упоминалось старушкой. Скорее всего, такая же, как и Сашина, просто за неимением мебели казалась еще просторнее. Гардероб, тумбы, стулья и кресла отсутствовали. Кровать разобрана, деревянные составляющие стоят прислоненными к одной из стен. Вдоль смежной стены стоит под наклоном матрас, обмотанный целлофаном. На полу светлый ламинат. У меня под ковролином точно такой же, его видно и у порога комнаты, и у окна, и еще где-то по углам, куда не доходит напольное покрытие. Я прошла внутрь, слыша, как мелкий строительный мусор хрустит под подошвами моих тапочек. Встав в центре комнаты, я огляделась. На трех стенах поклеены новые обои, возле четвертой стоит банка с краской. Видимо, тут собираются делать контраст. Обои серебристые с крупными розовыми и сиреневыми цветами, краска сиренево-лиловая, судя по крышке на банке. Наверняка к этой стене поставят изголовье кровати, я видела такое часто в голливудских фильмах. Я подняла глаза. Потолок побелен почему-то лишь наполовину, белая краска с грязными валиками валяется прямо в центре помещения на газетках. Итак, вроде ничего подозрительного. Ремонт как ремонт. Никаких тебе ниш и других мест, где можно устроить тайник. Но я знала сестру. Я знала ее очень хорошо. Еще когда я увидела матрас в целлофане, мне в голову пришла одна идея. Дело в том, что упаковка не выглядит заводской. Выглядит так, словно несколько больших пакетов разорвали, укрыли белый матрас и слепили кое-где скотчем между собой. Я подошла к нему ближе и присела, приглядываясь. Ага, вот и бледные пятна на матрасе. Так бывает, когда спишь на некачественном белье темного цвета. От человеческого пота ткань становится влажной и окрашивает матрас. Тут видно, что некогда стелили белье ярко-синего цвета, и ткань была окрашена без закрепителя, из-за чего и появились пятна на матрасе. А стало быть, Элла спала именно на нем.

Не мудрствуя лукаво, я пустила в ход немного уже отращенные ногти и разорвала целлофан. Пройдясь по белому полотну, была разочарована, но потом наткнулась на тонкую, почти незаметную молнию в тон матраса сбоку. Это чехол! Наматрасник — или как там это называется. Я решительно расстегнула его и добралась до самого матраса. Ага. Элла осталась верна себе. Я еще помню, как она в детстве изуродовала свой беспружинный матрас таким же способом. Она просто вырезала из него клок — с краю, чтобы дыра не мешала спать. Или это все-таки сделала не она? Я понимаю, что гостей в этом доме было великое множество, но мне не кажется, что кто-то другой до этого додумается. В нише была флешка и прозрачный файл с какими-то бумагами, сложенными в несколько раз. Я распихала все по карманам, застегнула чехол и упаковала матрас обратно в целлофан — как смогла. Даже оторванные куски скотча помогли мне, перекочевав теперь в основные места разрыва. На всякий случай я приставила матрас к стене другой стороной, где целлофан почти не пострадал от моего вмешательства.

Быстрым галопом я прибежала в свою спальню. Запершись изнутри, я развернула листы. Флешку, к сожалению, вставлять здесь было некуда. Хотя в библиотеке точно стоял компьютер, да и у Петровича есть с собой ноутбук. И все-таки флешка может подождать до понедельника, то есть уже завтрашнего дня (как быстро летит время!), когда я приеду домой. Итак, бумагами оказались отксерокопированные документы на дом и землю, смета строительства и договор с подрядчиком на баню и замок. Господи, как и говорил Саша! Откуда это у Эллы? Неужели она сама до всего этого додумалась? Где она нашла документы? Наверняка обыскала дом — кабинет Павлецкого или спальню старушки. На других же листах были отсканированные и распечатанные на цветном принтере старые фотографии. На них Ян Павлецкий и более молодой и стройный, но вполне узнаваемый Макаров. Вот уж к кому я теперь не пойду просить компьютер… Главное, что на всех этих фотографиях Макаров был с Павлецким на участке, в том числе на полке бани — в полотенцах вокруг бедер и смешных колпаках. Зачем это Элле? Она выяснила, что Макаров знал при жизни рэпера? Но тот и не отрицал этого, просто не говорил. А может, остальные это знают, только я не в курсе, ведь я тут новенькая… Тем более, если так подумать, ну зачем постороннему человеку создавать Фонд имени знаменитой персоны? Наверняка же были знакомы, я должна была сама догадаться. Но зачем тогда делать из этих фотографий такую тайну, прятать их в нутро матраса?.. Ничего не понимаю!

— Элла просто решила поиграть в шпионов, вот и все, — со вздохом констатировала я.

Я решила заняться вплотную документами, но тут мне помешали: дверь дернулась, затем дернулась еще — сильнее, будто пришедший сразу не догадался, что ее заперли изнутри, а затем раздался стук.

— Элка, ты чего заперлась?

Это была Ирина. Черт, как не вовремя!

Забыв уже о том, что я сама жаждала с ней поговорить, я недовольно сморщилась, быстро сложила все листы и кинулась искать, куда их спрятать, одновременно крича:

— Иду! Я переодевалась!

Подбежав к гардеробу, я решила сунуть их в щель между ним и стеной комнаты, и тут заметила, что кто-то уже воспользовался этим довольно примитивным приемом и что-то туда спрятал. Что-то яркое и небольшое. Я потянулась рукой и извлекла на свет божий фотографию и какую-то открытку. Ира, не умеющая, по всей видимости, ждать, еще раз постучала, поэтому я шустренько впихнула бумаги туда же, откуда взяли эти предметы, и побежала открывать ей дверь.

— Так ты в том же! — окинув меня взглядом, заявила внимательная девушка, просачиваясь внутрь. В руках у нее были две бутылочки питьевого йогурта.

— Да, я думала, во что одеться, хочется что-то поудобнее и чтобы не жалко валяться на постели в этом, — стала я сочинять на ходу, — успела уже платье стянуть, но тут ты пришла, и, короче, я решила, что быстрее будет снова его напялить.

— Ну окей. А я решила порепетировать нашу сценку, а то вдруг за пару месяцев забыли уже!

— Чего порепетировать? — удивилась я. Боже, нужно еще раз внимательно перечитать программу на сегодня! Я надеялась, что кроме концерта самодеятельности ничего больше в этот день не будет!

— Что это? — не успев ответить на мой вопрос, она заметила фотографию с открыткой у меня в руке. Блин, я ведь сама еще не успела посмотреть! Вдруг это что-то важное для расследования? Лучше это сделать без нее!

— Да так, ерунда, — отмахнулась я, откидывая цветные картонки на прикроватную тумбочку, но бесцеремонная Ирина схватила их, усевшись на мою же кровать по соседству со мной.

В итоге мы одновременно увидели следующее: на фотографии Наталья Церковина, умершая девушка, обнимает за плечо Бельского, а он ее — за талию. На ее теле видна еще одна рука, очевидно, на снимке было трое, но…

Я не успела додумать свою мысль, как мне в ухо прилетело недовольное:

— Она меня отрезала!

— Это ты с ней справа? — догадалась я сразу.

— Да! Вот моя рука! — Я пригляделась и увидела, что один край действительно не такой ровный, как другой. Да и размер итогового снимка нестандартный. — Вот ведь влюбленная дурочка! — покачала Ирка головой.

— Влюбленная? — переспросила я и тут же все поняла. Ну конечно! Вот в чем прикол. Вот почему Саша так взъелся на Эллу за какой-то ее жестокий, по всей видимости, розыгрыш и вот почему винит в смерти Натальи. И вот почему ходит ночами на ее могилу. Выходит, он тоже ее любил?

Почему-то от этой мысли мне сделалось нехорошо, сердце заныло, и привычные мысли о том, как плохо я вписываюсь в этот мир, стали набирать обороты, втягивая меня в жуткую воронку суицидальных идей.

К сожалению, из-за депрессивных настроений я не сразу заметила, с каким подозрением на меня взирает «подруга». Она даже недопитый йогурт отставила.

— Элка, что с тобой творится? Я твоя подруга, ты можешь мне все рассказать! У тебя амнезия, что ли?

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты сама втянула меня в этот дурацкий розыгрыш! — потрясла она найденной мною открыткой, которую я так и не удосужилась изучить. — Сама высмеивала Натку за то, что как собачка бегала за Сашкой! А теперь делаешь вид, что этого не помнишь?

О господи! Нет, нет… Но непослушные руки уже тянулись к открытке — маленькой, розовой, в форме сердечка, которые обычно люди дарят друг другу на День Святого Валентина. Внутри было написано: «Наташенька, я все эти дни специально разыгрывал недовольство, раздражение и отстраненность, чтобы устроить для тебя самый лучший праздник! Приходи сегодня ровно в одиннадцать на пруд, тебя будет ждать романтический ужин! Твой Саша».

— «Сегодня…» — прошептала я, начиная кое-что понимать. Я ведь еще возле могилы, глядя на памятник, отметила, что Церковина умерла в день своего рождения. Теперь картина начинает проясняться. Элла выманила ее из дома на ночь глядя и отправила на озеро, чтобы посмеяться над ней! Написала записку-поздравление от лица Саши, в которого та была влюблена! С Наташей случилось что-то ужасное там, в результате чего она покинула этот свет. Немудрено, что Саша винит себя. И Эллу. То есть теперь уже — меня.

— Ой, ну перестань! Бедная моя!

Только из-за непонятных слов Ирины до меня вдруг дошло, что я реву. Слезы бесшумным потоком хлынули из моих глаз, разъедая не только кожу лица, но и душу.

Ирка прижала мою голову к своему плечу и принялась наглаживать.

— Че тебя проняло-то так? Из-за того что она открытку твою не выбросила? Ну да, будто письмо на тот свет отправили… Грустно, конечно. Но мы не виноваты, Элка! Это ж просто шутка. Ты придумала, написала. Я под дверь подбросила. Ты Сашку отвлекала, чтобы она не смогла подойти к нему с прямым вопросом, а я — ее саму по той же причине. В подружки набилась. Так-то я сильнее должна ныть и реветь, получается? Ты же не строила из себя ее подружку. Хоть я это и делала по твоей просьбе… Так ведь она же мне совала эту открытку под нос и спрашивала: «Как ты думаешь, это не шутка? Он точно придет?» Мне так сложно было не заржать, не поверишь! Хотя теперь, конечно, не смешно уже… И вот я убеждала ее, что да, серьезно, я якобы подслушала его разговор с Тимом, он, мол, влюблен в тебя и все такое… Это ж мне пришлось говорить-то ей в глаза все! Пока ты там с Саньком, хм, развлекалась… А она смотрела на меня наивными распахнутыми глазищами и переспрашивала: точно? Правда? — Слушая ее, я рыдала все сильнее и сильнее. Хотя находиться в ее обществе было все противнее и противнее… — Ну и вот. Но мы же не хотели, чтобы так все вышло! Кто же думал, что она с горя утопится?

— Чего?! — Я резко отстранилась, чтобы посмотреть на эту тварь своими покрасневшими, щиплющими, заплаканными глазами.

— Чего, чего… Ты же не думаешь, что она сама утонула, как все говорят? Хотя прудик-то с сюрпризом… Мелко-мелко, а потом сразу обрыв. Каждый год алкаши тонут здесь, как местные говорят. И называют пруд проклятым. Но это ж сказки!

Ее слова звучали будто в отдалении, и, хоть она и сидела по соседству на кровати всего лишь в десяти сантиметрах, они доходили до меня словно через километры… Всем моим естеством завладела хитрая, всеобъемлющая боль. Такая боль, с которой ты никак не договоришься, никакие сделки с совестью ею не будут приняты, она не уйдет. Да, это сделала не я. Это сделала она. Но я теперь — она и принимать должна ее целиком.

— Ты можешь выйти? — Я не могла на нее больше смотреть.

— А как же репетиция?

— Позже.

— Ну хорошо, как скажешь…

Хвала богам, через десять секунд я осталась в комнате одна.