18

— Зарежете нас? — со злостью спросила я.

— Девочки, я не выношу вида крови… Только если будете сопротивляться.

Ее спокойный тон вызывал у нас дикий, неконтролируемый ужас. Потому что это ненормально. Неадекватно. Так просто не может быть…

Пока я справлялась с паникой, сковавшей все мои внутренности, Элла уточнила:

— Сопротивляться чему?

Вместо ответа Таисия Арсеньевна принялась оправдываться за свои будущие действия, о которых нам только оставалось догадываться:

— Девочки, вы сами виноваты! То есть я не знаю, какая из вас, я только сегодня узнала, что вас две. Но разве можно постоянно совать свой нос в чужие дела? Разве это вежливо?

— Вежливо? — прыснула Элла так явно, что я подумала, она сейчас натурально захохочет. — А стоять с ножом в руке и угрожать — это как?

— Я дала вам приют! — перешла она на крик, даже на визг — неприятный и еще более неадекватный, чем предыдущий спокойный тон. — Я пустила в святая святых…

— Да, за три тыщи…

— …Кормила вас, — продолжала она, не слыша мою сестру.

— Иголками и лезвиями…

— Допускала до всех записей, оставленных Яном. Чего вам еще надо?!

Она даже затопала на месте, так громко, с такой силой, с таким лютым бешенством, что я была уверена: ступенька не выдержит. Но нет.

Элла тем временем пыталась делать осторожные маленькие шаги вперед.

— Зачем вы полезли сюда?!

— Макаров ведь не сам повесился? — полюбопытствовала я, перетягивая на себя внимание. Авось не заметит движений Эллы.

— Милая моя, — ударила себя старуха по бокам, забыв даже о ноже в руке. — Ну как бы я это сделала, по-твоему? Боров весит больше сотни! Я только малость помогла, и все! А ты! — вдруг крикнула она и ткнула острием ножа в сторону Эллы. — Оставайся на месте! Вы теперь никуда отсюда не уйдете. Никогда.

— В смысле… — пропищала Элла свою излюбленную фразу, и в этот момент бабка резко поскакала вверх по ступенькам, хлопнула люком и, судя по звуками, облила его чем-то.

— О господи, она поджигает… — наконец меня отпустил ступор, я смогла шевелиться и сразу схватила Эллу за руку. — Она поджигает баню!

— Да не-е… — протянула сестра, но призадумалась. — Нет? Знаешь, если да, то радуйся!

— Чему?! Я не Джордано Бруно!

— «А все-таки она вертится», — кивнула Элла.

— Это Галилео Галилей сказал, вообще-то!

— Господи, какая ты ботанка! Ну и как твои знания тебе помогут сейчас?

— А я не знаю, как бороться с огнем, находясь под землей. Это ты меня просвети. Ты же считаешь, что это хорошо!

— Хорошо, потому что соседи увидят. Вызовут пожарных. Те потушат. Пол провалится за это время как минимум в паре мест. Вот нас и вытащат!

— Ты дура или притворяешься? Если пол провалится, то мы сгорим заживо. Если не провалится, то пока кто-то из соседей увидит, а они наверняка все спят, мы тут задохнемся!

— Хм… — в ярком свете прожектора я наблюдала, как Элла чешет затылок. — Ладно, твоя взяла. Давай бояться.

— А-а! — завопила я. — Помогите!

— Погодь, — заткнула она мне рот рукой. — Давай конструктивно бояться.

— Это как?

— К примеру, попытаемся выбить крышку люка. Она закрывается как-то? Вспомни, мы же ее просто подняли…

— Дура, не лезь… Только огонь сюда запустишь…

— Хорошо, ты отличница, я вся внимание. Предлагай какой-нибудь план.

— Давай молиться!

— Чего?!

— Да, ты помнишь, нас бабушка учила? Как начинается молитва? Щас, погоди… Отче наш!

— Ты серьезно? — Элла схватилась за голову. — Ужас. Испанский стыд. Нет, это уже не испанский стыд. Это португальский стыд!

— При чем тут Португалия? Ты заешь вообще, откуда выражение пошло? Версии две, но Португалия ни в одной не фигурирует. Фигурируют Испания в одной версии и Иуда в другой.

— Господи, ботанка… Ну к чему, скажи, твои пятерки, если ты молитвами из передряг выбираться собираешься? И горящим стенам рассказываешь, откуда какая фраза пошла?

— Тсс! — приложила я палец к губам, начав наконец соображать. — Я все-таки умнее, я это сейчас точно поняла. А знаешь почему?

— Ну.

— Слышишь?

— Что?

— Огонь. Треск горящего дерева.

— Нет.

— Наконец-то до них дошло! — прокричал кто-то сверху. Голос мужской. Я даже не сразу поняла, что это Антон.

Крышка люка поднялась. В проеме показались две мужские головы.

— Вылезайте, — сказал Сашка. — Мы тут ржем уже минут десять над вашим диалогом, но пора и честь знать.

— Чего?! — завопила Элка. — Вы ржете над нами?! Я щас вам покажу!

Впервые я была солидарна с сестрой. Мы тут с жизнями прощаемся и молитвы вспоминаем, а они знай себе хохочут и не спешат нас спасать.

Мы быстро взлетели наверх.

— Нет, Шурик, — сказал Тони, веселясь, — надо было все-таки дать им прочитать молитву!

Элка схватила его за ухо.

— Щас ты молиться начнешь!

— И это за мою доброту?! Я тебе кров предоставил? Предоставил. Вот и нечего…

Пока они спорили, я осматривала пол. В бане горел свет. На деревянных досках было разлито что-то густое и серое, а рядом покоилось ведро.

— Что это?

— Цемент, — просветил меня Саша. — Старуха решила замуровать вас там.

Мы с Эллой синхронно сжали губы руками.

— Нас бы услышали! — оптимистично предположила Элла. — Мы бы стучали и орали!

— Ну да, — не стал спорить Александр. — Где-нибудь в мае вас бы услышали, когда приехали на новый съезд в день памяти.

Мы переглянулись с Эллой. Пожар уже не казался таким страшным.

— А где она сама? — спросила я.

— В доме, — кивнул Саша в нужном направлении. — Связанная.

Мы пошли к дому.

— Как вы тут оказались вообще? — продолжала я удивляться текущим обстоятельствам. — Я уж думала, все. Конец.

— М-да, мы слышали сверху, — снова заржал Антон. Вот гаденыш.

— Ты же написала мне, забыла? Хоть и не сказала, что вы едете сюда, — заявил Саша, — но я сразу это понял. Хорошо, что мы сами не успели далеко умчать.

Таисия Арсеньевна оказалась на кухне, привязанная к стулу, как нам и обещали. Тимур это время ее сторожил. Элла подошла к ней и засветила оплеуху старой женщине.

— Милочка, что за манеры?! — возмутилась та.

— Манеры?! А что за манеры цементировать живых людей в подполе под баней?

Я же в это время проверяла всю аптечку старой карги в ящике стола.

— Милочка, что ты ищешь?

— Нет, она смеется! — возмутилась Элла и ударила кулаком по столу. Действительно, согласна с сестрой, все эти «милочки» и светское общение при данных обстоятельствах, по-моему, признак тяжелого психического заболевания, и от них уже начинало подташнивать.

В этот момент я нашла, что искала.

— Это ваш препарат для сердца, так? Вы его мне подсыпали в йогурт?

— Деточка, не имею представления, кто кому и чего подсыпал! Ящик без замка, взять может кто угодно!

— Эта тварь так просто не заговорит! — Элла приготовилась пытать женщину, по всей видимости, или для чего она взяла большой кухонный тесак? — А ну говори!

Старуха завизжала, как сирена.

— А-а, помогите, насилуют!!!

— Что? — пытаясь перекричать этот визг, говорила сестра. — Старая, ты в своем уме?!

— Да, сейчас соседи быстро сбегутся! И полицию вызовут! И вас всех посадят! Кому поверят, вам или мне? Здоровенные лбы, а я старая немощная женщина, потерявшая всех, и внука, и друга… — И она лицемерно заплакала.

Фу.

Но я в тот момент уже догадалась о мотивах, поэтому, когда Элла замахнулась тесаком, а парни бросились перехватывать ее руку, громко заговорила:

— Давайте, орите, вызывайте соседей. А я еще ваших подруг обзвоню, среди которых жена депутата Горсовета. И еще позвоню инвесторам, объясню, по какой именно причине сорвался сегодняшний концерт.

— Я им уже все сказала!

— Да? Сомневаюсь, что правду. А правда такова: ваш друг, он же учредитель фонда, он же озабоченный козел, распространял наркоту и опаивал девушек из неблагополучных семей, чтобы удовлетворить свою мерзкую похоть, а вы, чтобы избежать огласки, поняв, что полиция взяла след, помогли ему повеситься, чтобы избежать дальнейшего громкого расследования. Так?

Она вздохнула, глядя на меня с ненавистью.

— Ладно, давай сюда свой телефон, — осмелела я и сделала вид, что его везде ищу, — сейчас я позвоню им всем…

— Стой! Эх, зря я тебя тогда не отравила…

— Ну, это чистая случайность. Вам просто не повезло.

Точнее, это мне повезло, конечно. Но дополнять свой ответ я не стала, потому что она наконец заговорила:

— Это он придумал, а не я! Мне деваться было некуда.

— Что? Чай?

— Да, чай. И да, я дорожу своим светским обществом. А что в этом такого? Я всю жизнь прожила одна. Муж загнулся от пьянки. Дети отдалились, а потом погибли. Собственный внук, последняя кровиночка, решил сдать меня в интернат. Это не комильфо, как он сказал, для известного музыканта и певца жить вдвоем с бабушкой! Да, он сам так себя называл, хотя что это за рэп такой, не песни, а черт-те что, бубнят что-то… и без музыки почти. Ну и вкусы у молодых! Но он считал себя особенным. Черта всех тех, кто быстро поднялся, к сожалению. Он планы строил, кто будет из знаменитостей к нему приезжать. Замок кинулся строить. Смешно… В России! В двадцать первом веке! Дом для гостей построил, тут человек двадцать разместятся при желании, а для бабушки места нет! Как же так? Я единственный родной для него человек! Денег не давал, живу на пенсию. Выделил каморку на первом этаже. Да и то — временно. Мол, бабка подыщи себе жилье. Муж-то пропил квартиру, в коммуналку пришлось переехать. А я не хочу обратно в коммуналку! Скиталась по подругам. Когда дом построил, думала, хоть заживу по-человечески под конец жизни. Нет! Вздумалось ему… — Она с горя плюнула на пол. Вот тебе и светский человек! — В общем, пришлось искать средства заработка. У нас тут была уже своя тусовка. Заведующая библиотекой, хозяйка магазина одежды для пожилых, он, кстати, один такой в регионе, жена депутата Городского Совета и еще другие уважаемые дамы. У нас был клуб. И мы с Сережей поняли, что с распространением проблем не будет. Я на биолога училась. Только ученым-биологам платят три копейки, я сразу ушла, когда замуж вышла. Однако знания остались. Я сказала Макарову, какую траву можно использовать. Но амфетамины эти — это уже его новшество. Я застукала его как-то, поняла, как он этих девочек соблазняет. Но он меня успокоил, мол, выбираю конкретную категорию, несчастных, внушаемых, из бедных, пьющих семей. Толком и не вспомнит потом, было что или нет. А вспомнит, ничего они нам не сделают. Он поклялся мне, что проблем не будет! И вот… сначала одна девочка умерла. И тех, кого они приголубил. Но мы решили — совпадение. А потом…

— Наташа, — с болью сказал Александр. Он все еще чувствовал свою вину.

— Да. Он клялся мне, что когда оставил ее на берегу, она была жива. А с такой дозой купаться бы якобы не полезла. Должна была спать до утра. Но ясно, что оправдывался. Плакал. Помню, пришел весь в черном, будто уже в трауре. И слезы льет на черную рубашку. Боялся, что я заявлю.

— А почему не заявили? — спросил Тони.

— Ой, ну ясно же, — ответила я за бабку, — чтобы не бросить тень на свою репутацию. Чтобы «клуб важных старух» от нее не отвернулся.

— Деточка, ты зря язвишь. Этот клуб дает мне все. Это все, что у меня есть в жизни! Вы-то молодые профурсетки, у вас все будет, и обожание, и любовники, и друзья, все на свете… Все в этом мире для молодых! А нам-то тоже пожить хочется! Тоже хочется, чтобы на нас смотрели, с нами общались… Я была интересна только как бабушка известного человека. Но это опять же для молодых. А для моих, рэпер — это никто. И не певец, и не музыкант, и не бард, не пойми кто. А вот чай мой травяной! Бабки выпьют, и у них все болезни проходят! Танцуют как молодые! Мы говорили, что из Китая возят Сережины родственники. Но он там заказывал обычный чай, самый дешевый, из этого, как его… На «А». Забыла. Память уже не та. Короче, откуда все заказывают. Выбрасывал тот чай, и в эти коробки клал свой. Заказывал оптом, так что выходило дешево.

— А продавали дорого, — добавил Саша. — Маржа процентов девяносто?

— Само собой. Я убивала двух зайцев. Мне и жить было на что, я откладывала, ведь от внучка своего ненаглядного, который замки строит, я бы получала пачку гречки и литр молока в лучшем случае, и то раз в месяц. И при этом я была душой компании. Ко мне ходили. Отношениями со мной дорожили. Я сводила всех важных людей региона в одном месте. Приглашала на мероприятия.

— Вечера у Анны Павловны, — закончила я ее мысль.

— Кто это такая? — спросила необразованная Элла. Хотя «Войну и мир» мы вроде одновременно проходили всего пару лет назад!

— Так, ладно, — влез опять Сашка, — мне плевать на твой кружок зависимых от чая старух, которым хотелось почаще плясать. Внука ты грохнула?

— Как ты выражаешься, Сашенька! Тебе не к лицу, такой видный парень, ни одна девка тебя не…

Что конкретно не сделает с Александром ни одна уважающая себя девушка, мы уже, увы и ах, не узнаем, потому что Элла не выдержала и вмазала бабке кулаком по лицу.

— А-а! Эллочка…

— Отвечай на вопрос!

— Да не убивала я, поверьте, голубчики! Вы же видите меня! Как я могла? Тем более это внук мой! Смотреть ему в глаза и на курок нажать?

— Крючок, — поправил Саша. — Это называется «спуской крючок».

— Короче, — закончила я опять за нее, — вы наняли кого-то, кто сумел посмотреть ему в глаза и застрелить. Так?

— Нет, Э… вторая Эллочка, не я. Просила Сережу. Дала ему дедов «наган».

— А у него откуда?

— С войны.

— Он что, воевал? Сколько ему было лет?

Я посмотрела на знатоков биографии Павлецкого. Наверняка среди них есть тот, кто знает, в каком году родился его дедушка, но они не успели ответить.

— Что ты, — заговорила Таисия Арсеньевна, — ты хоть помнишь, в каком году война-то кончилась? Он ведь мальчишкой был. Но бегали они в лесу тут у нас… Вы хоть знаете, что тут боевые действия шли в лесах?

— Не откланяйтесь от темы, — строго попросил Саша. То есть практический приказал. И таким тоном, что старуха быстро закруглилась:

— Короче, он хранил наган дома как трофей. Нигде, конечно, не числился. Вот я и дала Сереже. У меня-то нет таких знакомств! А Сережа — родственник второго мужа моего, с которым я прожила всего год. И он нашел какого-то нарика, который за весьма скромную сумму застрелил моего недоумка… Мы ему маршрут предоставили, выловить Яна одного и в темное время суток было легко. Ян, хоть и считал себя звездой, но был беспечен. Когда он начал песни петь политические, я уж понадеялась, что грохнут его, молилась и крестилась, чтобы как Навальному ентому яда подсыпали какого или прирезали… Но нет. Им начхать. А тут он застукал меня возле бани. Я туда бегала складывать траву. Я хожу в лес, собираю, сушу и отношу туда.

— Вы же не жили вместе тем летом, — вспомнила я слова Макарова.

— Да, я как раз доживала со вторым мужем. И он тоже пил по-черному. Иногда сбегала от него прямо в чем была — в халате и ночнушке. И тогда я просила забирать меня подруг. Тут в деревне живет, Галка, ты помнишь ее на показе фильма, вот они со снохой иногда ездили, забирали меня оттуда и привозили к себе. А я из леса носила в баню, код-то я знаю от ворот, мальчик мой больно самовлюбленный был, свою дату рождения поставил. Только дверь эта чертова скрипит…

— А как вы погреб этот сделали, — удивленно спросил Саша, — чтобы Павлецкий не знал?

— Так он же не от мира сего! Весь в фантазиях своих. Все пишет-пишет, напевает. А в быту — полный ноль! Я и посоветовала Сережу. Он на стройке сам работал много лет. Он координировал процесс, сам прораба нанял, давал задания, платил. Ян этого вообще не касался. Вот он и не знал, что у него имеется подпольная лаборатория на участке.

— Я, увидев вас в белом халате, так и поняла, что это вас он видел возле бани, — похвасталась я. — То есть не сразу, конечно. Я не могла сопоставить по датам. А оказывается, вы почти каждый день были в деревне.

— Все правильно, увидел меня, понял, что это ему не померещилось, нашел лабораторию в подполе. Не сразу, конечно, вначале на девку свою думал, которая на конях скакала…

— А на кладбище он тоже вас видел?

— Ну конечно, не призрак же! Мне надо было знать, надолго он туда пошел, успею ли я… Но потом поймал он меня все-таки. И поставил условие, что я это все прекращаю, и он сдает меня в интернат, а если нет, то заложит меня ментам.

— И когда он внес аванс за ваше проживание в интернате «Рассвет», вы поняли, что действовать нужно быстро. А как вы Макарова к суициду подтолкнули?

— Не пришлось подталкивать! Он сам в петлю полез от безысходности. Но в решающий момент струсил, слез…

— Но вы убедили его вернуться на стол. Скорее всего, чаек в этом участвовал, да? Чтобы стал более внушаем? А там уже и толкнуть можно, тут силы много не надо. Лишь бы сам в петлю голову сунул.

— Умная девочка. Не зря я тебя убить хотела.

— Ну, вначале только угрожающие записки подбрасывали… А уж когда я не вняла, так сказать…

Она смотрела непонимающе.

— Девочка, я никогда никому не угрожаю, а сразу устраняю. Если мне человек неугоден, какие-то записки — пустая трата времени, да еще и можно выдать себя.

— Да? — Странно. Кто мне записку подкинул? Видимо, Алена. Не могла никак совладать со своей ревностью.

— Но ничего тебя не берет! — продолжала сокрушаться старая. — Ни отравленный йогурт, ни отравленные оладьи, — в этот момент Элла победно воззрилась на меня, мол, я тебя от смерти спасла! — ни иглы в пирогах, ни дорогущие китайские вазы!

— А ремонт в комнате затеяли не просто так, да?

— Ну я же видела, что ты что-то вынюхиваешь! Ой… ну или ты, — посмотрела она на сестру. — И Сережа жаловался, что видел, как к нему в компьютер залезала. И в кабинете Яна заставали ее. Всюду свой нос сунуть надо!

— А комнату зачем обыскали мою, в смысле Наташину?

— Потому что Сережа пожаловался, что пропали копии некоторых документов. Копии — не оригиналы, с одной стороны не страшно, но в руках врага… В общем, в твоей любимой комнате я ничего не нашла и подумала, вдруг с собой возишь…

— А зачем снимок подделали? — спросила Элла. — Тот, где Павлецкий с Макаровым.

— Ну как же? Сережа-то не был фанатом. И не был другом ему. Ни одного общего снимка нет. А когда мы фонд придумали, то решили, что так лучше. То есть он придумал… Пусть будут общие фото. Тогда ни у кого вопросов не возникнет, с чего вдруг какой-то посторонний человек учредил фонд имени рэпера. Себя-то я не хотела вплетать. Я официально нигде не числюсь.

— Ну да, вы только идейный вдохновитель, — хмыкнул Саша. — Я вот что думаю. Вы говорите «мы», «мы придумали», «мы решили», а еще раньше говорили «он придумал, заставил», но на самом деле это вы стоите за всем. Это вы соркестрировали все эти события. Просто потому что, когда я поставил себя на место Макарова, я понял, что когда мне предлагают стать организатором убийства, самому войти в контакт с исполнителем, через которого на меня потом, если что пойдет не так, смогут выйти и засадить надолго, я бы что-то потребовал взамен. Вот вы это ему и дали — фонд. Вы пообещали, что он будет здесь жить, распоряжаться деньгами Павлецкого наравне с вами, а чтобы ни у кого не возникло вопросов, он якобы учредитель фонда, продвигает его творчество в массы, а также ищет новые таланты среди поклонников. Все красиво и высоконравственно. А еще вы пообещали, что много будет девочек приезжать в этот дом. Для него вы и придумали эти съезды с проживанием. Может, и вы подсказали рецептуру изменить, а? — подмигнул он бабке. — Своим подружкам побоялись такое дать, они бы кони двинули, а молодые выдержат. Жалко, что не все. У Медведевой были проблемы с сердцем, но вы этого не знали. А так — целое непаханое поле восторженных девиц, которые остаются на все выходные с озабоченным маньяком под одной крышей, сплоченные одной идеей — выступление якобы в честь их кумира. Вы именно так преподнесли ему ваше будущее партнерство, и такой жизни он уже не смог отказать. Наверно, и чаем изначально только вы и занимались, его просто попросили сделать подпол, не объясняя ничего. А вот при заказе убийства внука уже и подпольным цехом поделились. Чтобы он видел своими глазами то, что в итоге получит.

Она смотрела не него долго, пристально, и каждую секунду ее взгляд менялся. С недовольного все ближе и ближе к яросто-ненавидящему.

— «Алиэкспресс», — сказала она. — Я заказывала чай в упаковках на «Алиэкспресс».

И все стало ясно.


Мы поговорили с оперативниками, которые приезжали в дом Павлецкого. «Мало ли, что она вам сказала! А где доказательства? Может, она пошутила?» — примерно так нас приняли, кстати, не очень ласковой интонацией. Пришлось напрягать дядю Мишу. Он связался со следователем, ведущим дело Павлецкого. Сверху, надо сказать, действительно был приказ не очень-то прикладывать усилия, но когда СМИ все чаще и чаще стали намекать на заказ от правительства, от следователя вдруг резко потребовали результатов. А тогда дело было пущено на самотек, и много возможностей уже утекло сквозь пальцы. Все знают, что опрос свидетелей в течение суток и опрос их же через годы, а уж тем паче поиск этих свидетелей — большая разница. Дело уже было приостановлено за неимением лица, которого можно привлечь, и вот через четыре года появился лучик в лице моего родственника. Связи Макарова быстро проверили и вышли наркомана, близкого друга родственника Сергея Петровича, который к настоящему моменту скончался от передоза. Обыск его маленькой комнаты никто не дал, естественно, а его сестра пока ничего с этими десятью метрами в коммунальной квартире не сделала, только мусор прибрала. Собиралась сдавать, но ей все недосуг. Короче, полиция нашла тайник довольно быстро, в котором так и лежал пистолет. Странно, что наркоман его не продал за новую дозу. Впрочем, денег Макаров отсыпал прилично и, может, продолжал отсыпать, лишь бы тот помалкивал (этого мы уже не узнаем), поэтому «наган» остался нетронутым. А может, наркоман не все мозги уничтожил, и понимал, что рано или поздно придется грабить мелкие магазины и людей на улицах, а без оружия это делать довольно тяжело. Так или иначе, оружие сопоставили с пулей, совпадение стопроцентное. Дело на сей раз закрыли из-за смерти обвиняемого. Старуху привязать к этому не смогли. Или лень было пытаться. Но у дяди Миши вариант похуже: заплатила. Иначе с чего вдруг она продала имение Павлецкого какому-то сумасшедшему миллионеру-фанату, а сама переехала в отличные трехкомнатные хоромы в центре мегаполиса. В крови повесившегося Макарова действительно нашли микроскопическую дозу амфетамина, но опять же, этого было недостаточно, чтобы доказать, что он сделал это не сам. Тем более мы знали, что практически сам. Ведь он стоял в петле, просто не решался сделать последний шажок. Следователь посмеялся над нами, когда мы предложили выдвинуть обвинение против сорокапятикилограммовой старушки — божьего одуванчика, что она повесила здоровенного мужика весом в центнер. Одно хорошо в этой истории: из клуба достопочтенных старух Таисию Арсеньевну исключили, как только ее лаборатория была прикрыта. Да, по официальной версии, это была лаборатория Макарова, который, пользуясь доверчивостью старухи, производил опасный чай у нее под носом, но для клуба бабуленций и этого было достаточно. Они же покупали его конкретно у нее из рук.

Меня тем не менее что-то тревожило.

— Черная рубашка! — заорала я, садясь на кровати. Наконец-то до меня дошло!

Щелкнул выключатель. Включившая бра Элла смотрела а меня недовольно, потирая глаза и зевая во весь рот.

— Ты спятила, Сонька? Три часа ночи!

Элла последние дни ходила сама не своя. Старуха продала имение, а значит, съездов больше не будет. Хотя какие съезды, если Макаров мертв, а бабка изобличена. Не знаю, на что Элла надеялась, на то, что появятся еще какие-то родственники Павлецкого и продолжать зазывать в гости его фанатов? Так или иначе, я понимала ее боль. Это был особый мир, где она ощущала себя счастливой.

И вот, когда она в сотый раз пожаловавшись мне на судьбу-злодейку, напилась валерьянки и уснула, я бужу ее в начале четвертого утра.

— Ты помнишь, что сказала старуха? «Он плакал, слезы капали на его черную рубашку…»

— Какая разница?!

— А такая. Тебе Антон не говорил? Мы ведь нашли свидетеля. И он сказал, что Наташа и мужчина, с которым она говорила, были в светлых одеждах!

— Может, он ее имел в виду?

— Нет, он видел их обоих. А значит, мужчина не мог быть в черной одежде.

— Лицо светилось в темноте! — подумав, выдала сестра, из чего я заключила, что она не такая глупая, как я о ней думала.

— Это хорошо, конечно, но как он смог утверждать, что это мужчина? Он же видел фигуру в светлой одежде и поэтому понял, ведь мужчина, по его словам, молчал.

— Значит, по росту понял!

— А Наташа высокая была?

— Хм… да.

Я вот тоже помнила, что на общем снимке она была почти одного роста с некоторыми мужчинами и явно выше девушек. Чтобы освежить память, я открыла фото в моем телефоне. Да, вот он Сергей Петрович в черной рубашке. И Наташа неподалеку — одного роста с ним, хоть и без каблуков. В белом, кстати, сарафане.

— Элка…

— Ну что еще? — Сестра уже успела уронить голову на подушку, не выключая, правда, света.

— А в какой день был сделан этот групповой снимок?

Я принесла ей телефон, она подняла голову и уставилась на фото.

— Это как раз в день рождения Натальи.

— То есть в день смерти?

— Угу.

Я еще раз посмотрела на фото и тут же схватилась за сердце.

— Элла!

— Что?!

— Их двое. Двое в светлой одежде. А значит, убийца один из них!

Загрузка...