Лицо света, лицо тьмы (СИ)

17

— Ясненько… — промямлил один из новоприбывших, почесывая затылок. — Самоубийство.

— Так ему и надо, — резко высказался второй. — Вызывай опергруппу.

— На кой? Дверь заперта изнутри.

— Ага, а ключик-то на столе валяется. И потолок слишком высокий. Пусть выводы делают те, кому надо. Вызывай.

— Ну как скажешь.

Нас тут же выставили из комнаты.

— Ну что, кто ей скажет? — спросил нас Александр. Все молча глядели на него. — Хм, понятно…

Когда мы остались втроем, я сказала:

— Ребят, мне что-то плохо, пойду на улицу, подышу свежим воздухом…

— Я с тобой! — вызвался Тони.

К счастью, Тимур с нами не пошел.

— Элка где-то здесь! — шепнула я ему, как только поняла, что нас тут никто не услышит. — Ищи ее!

— Как здесь? Зачем?

Не удовлетворяя его любопытство, я дала задание:

— Иди налево вокруг дома, а я направо.

Мы обошли здание, обращая предельное внимание на все кусты и лавочки, под которыми можно спрятаться, и встретились с другой стороны.

— Я ее не видел. Может, она уехала?

Вместо этого я пошла в баню. И мне, и Элле не просто так не понравился звук открываемой двери. Может, она тут обыск проводит, чтобы, так сказать, помочь следствию? Но ее тут не было.

— Может, она в доме?

— Иди посмотри.

— А ты?

— А я не могу. Нас не должны видеть вместе.

Уже когда Тони отправился к дому, до меня дошло, что мы одеты по-разному. Если мужчины могут и не заметить (ну вряд ли, конечно, учитывая, что я в сером, а она в ярко-розовом), то девочки явно обратят внимание. Так что Элла, будь она в доме, уже нас подставила. Короче, я припустила к дому. Возле окон замерла, прижалась к стене и стала заглядывать во все по очереди, кроме, конечно, кабинета Павлецкого, где трудились оперативники: не думаю, что им понравится мое любопытство.

Элла обнаружилась в гостиной вместе с… Сашей! Вот дрянь! Она стояла у окна, закутавшись в старушкину шаль. Хитрюга!

Только я попыталась влезть в открытое по случаю жары окно, как она заметила меня и резко захлопнула обе створки прямо перед моим лицом, после чего зашторила окно. Вот зараза! Бить меня моими же методами! Что они там будут делать? Неужели Саша не понял, что она — это не я?

Я резко побежала вокруг здания к входным дверям. В холле столкнулась с Милой.

— Элка, смотри куда прешь!

— Я не… — Я вовремя прикусила язык. Я ведь уже хотела крикнуть: «Я не Элла, я Соня!», но быстро вспомнила, что для Милы я как раз должна оставаться Эллой. Нужно приберечь возмущенные возгласы для Бельского. — Я не видела тебя, — быстро исправилась я.

— Ты вроде в гостиной была, — вспомнила она удивленно. — С Сашкой.

— Да. Ты, кстати, не знаешь, зачем мы с ним туда пошли?

Она как-то странно на меня посмотрела, затем, покрутив пальцем у виска, отправилась дальше по своим делам. Ну а я снова припустила по коридору в сторону гостиной.

«Закрылись!» — в ужасе отметила я, увидев преграду перед собой в виде добротной дубовой двери. Я дернула ее, она поддалась, и я оказалась в гостиной.

— Ты! — рявкнула я на сестрицу, которая стояла возле Саши и наглаживала его по мускулистой груди. — Выйдем! Поговорим!

— Еще скажи, что морду бить будешь! — заржала эта овца, но все же сделала шаг назад. В принципе это мне и было нужно.

— Соня, что ты делаешь? — удивился Александр.

— Так ты знаешь, что это я?

Черт, для меня это еще хуже. Значит, он знал, что это Элла, и позволял себя гладить. Какой треш… Это мне нужно выйти. Причем навсегда.

— Божечки, ну и лошара! — продолжала ржать эта дура. — Она решила, что я тебе ею представилась!

Саша, слушая ее, разочарованно покачал головой. Что она ему успела про меня напеть?!

Этого я уже не могла выдержать и, бросившись на нее, толкнула со всей силы. Видели бы нас сейчас родители… «Уж от кого, но от тебя мы такого не ожидали!» Я тоже. Шутка ли — за последние два дня дралась больше, чем за всю свою жизнь.

Элла спиной налетела на сервант со стеклянными дверцами и хрустально-фарфоровыми сокровищами за ними. У одной дверцы разбилось стекло, и опрокинулась одна из стеклянных полок, в результате чего ее содержимое посыпалось сверху на нижнюю полку с невероятным грохотом.

Я заметила, как рука Эллы быстро покрывается кровью и бросилась к ней — теперь уже с другой целью: спасать.

— Уйди от меня! — завизжала та, прячась за Сашиной спиной.

К ужасу своему я заметила, что Бельский на ее стороне и закрывает ее от меня рукой.

— Да что с тобой происходит?! — строго спросил. Мало мне…

Снедаемая чувством вины и досады, я не сразу заметила, что за спиной кто-то появился. Оказывается, ребята прибежали на шум. И теперь стояли, разинув рты.

— Элла, кто это? — бестолково спросил Тимур, непонятно, к кому из нас обращаясь.

Ответила настоящая Элла:

— Знакомьтесь, — с вечной издевательской ухмылкой показала она на меня окровавленной рукой, — моя чеканутая сестра-близнец, сбежавшая сегодня из психушки. И здесь меня нашла! Ну надо же!

— Да нет же, — поспорила вдруг Ирка, — вот эта, — показала на меня, — была с нам в замке на репетиции! Она нормальная!

— Что за шум? — сунулись к нам полицейские. Еще не хватало, чтобы нас разнимали представители правопорядка. Вот стыдоба…

— Все хорошо! — быстро ответила я.

Мужчина оглядел разбитый сервант.

— Ясненько… Никуда не расходитесь, есть подозрение на убийство. Ждем экспертов. Со всеми будем беседовать.

И ушел.

Новость повисла дамокловым мечом над всеми нами. Даже Элькина рука, словно испугавшись, перестала кровоточить. Напрашивался вывод: если Макарова убили, то это сделал один из нас.

— Ты в порядке? — спросил Сашка Эллу.

Я думала, что она сейчас театрально закатит глаза и грохнется в обморок от потери крови, но она лишь сжала руку в месте пореза посильнее и буркнула:

— Норм!

— Элла, у меня есть пластыри в сумочке…

— Заткнись, психованная! Не подходи ко мне!

— Ты знал, что их две? — обратилась Ира к Саше обиженно. Мол, как же так, ведь это я подруга.

— Да, — спокойно сказал он. — И не смотри на меня так, я узнал недавно, а вот он, — кивок на Антона, который стоял у всех за спиной, — в курсе давно.

Все посмотрели на Тони, который, быстро ляпнув:

— А я вообще-то чай пью! — вылетел из гостиной.

— У тебя капает на платье, — заметила Мила, показывая на Эллу рукой. — Не знаю, которая из них Элла, но они обе растяпы, это факт…

— Заглохни, гот!

— Пойдем со мной, — встряла Ира, взяла Эллу за руку и повела к выходу, — в ванной есть аптечка, я обработаю.

Я поняла, что она под видом заботы хочет вытянуть из Эллы правду, и мне почему-то стало грустно, когда я поняла, что прямо сейчас Ира узнает, что я ей никто. Странно, учитывая, что я сама не так давно думала о ней плохие вещи, наверно, все дело в том, что у меня никогда не было друзей в полном смысле этого слова, а здесь мне начало казаться, что я их обрела.

— Ну что ж, — сказал Тимур, проходя вперед, усаживаясь на диван и закидывая ноги на столик, — добро пожаловать в мир Агаты Кристи! Мы все заперты в доме, один из нас убийца, да еще и один из подозреваемых раздвоился! Что будем делать?

— Не ерунди, — фыркнула Милка, присаживаясь рядом. — Они сказали «есть подозрение», но это так, для проформы, они всегда подозревают такие вещи.

— Нет, не для проформы, — бросая на меня косые взгляды, дескать, я с тобой потом поговорю, ответил Саша, устраиваясь в кресле. — Это я им сказал.

— Что?!

— Соня, — обратился он ко мне, и двое других удивленно моргнули (они и вправду думали, что нас обеих зовут Эллами?), — ты заметила, как стояли книги на столе?

— Да, ровными стопками. Вроде их было три. Или четыре?

— Четыре, — кивнул он. — А теперь представь. Стол, хоть и сдвинут в центр комнаты, но стоит не строго под люстрой, а как бы сбоку. Вот человек, причем грузный, встает на книжки, наматывает петлю на шею и как бы спрыгивает со стола… Что происходит с книгами?

— Они должны были сбиться, это очевидно. Возможно, даже упасть со стола.

— Какие-то непременно попадали, — кивнул Александр. — Но открыв дверь, мы застаем ровные стопки книг.

— То есть убийца вернул все книги на стол?

— Ага.

— Но для чего? — спросила Мила.

Саша пожал плечами.

— Возможно, маниакальная страсть к порядку. Или убийца так сильно хотел, чтобы происшествие списали на суицид, что обманул в итоге сам себя. Ему хотелось, чтобы со стороны все выглядело просто и понятно, чтобы идеально вписаться в картинку «Я виноват, в тюрьму не хочу, прощай, жестокий мир». Следовательно, он мог побояться, что раскинутые книги будут приняты для результаты борьбы. По этой же причине человек запер дверь на ключ, когда выходил.

— И разумеется, — добавила я, — позаботился, чтобы другой ключ остался внутри.

— Ага.

— Может, он все-таки так аккуратно повесился? — понадеялась Мила. — Ровные ряды книг — это еще не аргумент.

— Согласен, — неожиданно сказал Саша. — Только вот я успел перевернуть парочку, пока меня менты не выперли… Что так смотрите? Я через салфетку трогал.

— Ага, и смазал все отпечатки своей салфеткой! — пожурил друга Тим.

— Нет, я же аккуратно, с боков. Зато я привлек внимание ментов к этому! Потому что на второй книге сверху, с нижней, кстати, стороны, были отпечатки ботинок! Обложка светлая, на ней все видно. Им осталось только сличить подошву. Они даже тело еще не сняли в тот момент. Хотя, может, ждали кого или фотографировать собирались, не знаю… В общем, я им такой: как же у вас суицид, а книжечки что, сами перевернулись и местами поменялись? Ну скучно им, книжкам, вот и затеяли игру в ручеек!

— Вот это уже аргумент, — согласилась Мила. — Значит, в кабинете явно кто-то был еще, кто это книжки расставлял потом.

— А у кого еще есть ключ от кабинета? — поинтересовался Тимур.

— Я думаю, у старушки. Вопрос, где они хранятся. В ключнице точно нет, там только связка, относящаяся к входной двери. — О да, Саша это знал, как никто другой! — Но не факт, что она носит ключи от каждой комнаты при себе, это нелепо. Скорее всего, где-то хранит.

— Значит, или она грохнула, или кто-то, кто знает, где она их хранит? — предположил Тим.

— Она бы его точно не подняла, — покачал Саша головой, — в ней есть-то полтора метра роста и полцентнера от силы. И если ключи хранятся в общедоступном месте, то и знать не надо. Взял и пошел.

— Знать надо, — поспорила Мила. — Я вот, например, не знаю. И быстро не найду, соответственно.

— Давай проверим!

Ребята поднялись, увлекшись игрой в сыщиков. Я сама любила это развлечение, только вот сейчас меня внутренне терзали другие вещи, которые в шкале приоритетов располагались значительно выше.

— Саша… Пусть ребят поищут, а мы поговорим.

Он как-то странно на меня посмотрел, но Тим и Мила быстро смекнули, что к чему, и сбежали вдвоем, поэтому ему пришлось вернуться в кресло.

— Ну что?

«Ну что?»?! Как будто яеготолкнула и порезала битым стеклом. Почему, за что он так со мной?

— О чем вы говорили с Эллой?

— Я обязан отвечать?

— Нет, конечно. Я смотрю, очень быстро для тебя в монстра превратилась, поэтому ты мне вообще ничем не обязан. — Я почувствовала, как слезы подступили к глазам, и голос начал изменяться, но остановиться уже не могла: — Просто не ври хотя бы сам себе, ты влюблен конкретно в Эллу, а не в меня! Но ты считал, что у нее плохой характер, поэтому заставил себя переключиться на меня. Дескать, одно и то же, только лучше. А оказалось, что я даже ни фига не лучше, а то и хуже…

И я заплакала. Слезы меня победили. Элла меня тоже победила, хоть и раненой оказалась она, а не я. Но иногда побеждает не тот, кто пролил меньше своей крови. Побеждает тот, кто заставляет бурлитьчужуюкровь.

Бельский подбежал ко мне и обнял.

— Дурочка… Я не влюблен в нее ни разу и никогда не был. Все, что я говорил тебе, правда, я никогда не вру ни другим, ни самому себе. Такой уж я человек. Не гибкий, мягко скажем… А с Эллой мы просто выяснили отношения, закрыли гештальт, так скажем. Она извинилась, что вела себя как стерва, а я извинился, что использовал ее. Вот и все. Поэтому твой выпад… выглядел по меньшей мере странно и немного меня напугал. Тем более ты сама меня просила больше тебе не писать.

— Чего?! — удивилась я сквозь слезы.

— Ну как? Ты же мне написала, что не можешь встречаться со мной, потому что для тебя это все странно, ведь я спал с твоей сестрой, и тебе даже… как ты выразилась? Брезгливо, вот.

Видя, что я не понимаю, он показал мне переписку, которая меня попросту обескуражила. Очевидно, я спала в это время. Из моего телефона она, ясное дело, все это безобразие удалила.

— А я и думаю: почему ты мне не пишешь?

— Ну да, — пожал он плечами. — Решил дать тебе время разобраться в себе. М-да, очередной странный розыгрыш от Эллы, чего еще от нее ждать…

— Это не розыгрыш! Она специально это сделала, чтобы нас разлучить! — всхлипывая, делалась я своими мыслями. — Она видела меня в окно. Только она просчиталась. Она думала, что, пока она здесь, я в дом уже не сунусь, чтобы мы не спалились. Буду тихо-мирно ждать ее, сидя в кустах, и рисовать себе страшные картины того, что она тебя обманула и выдала себя за меня. Или что ей не пришлось обманывать… Но я не стала сидеть.

— М-да, она тебя недооценивает… — прозвучало это с иронией.

— Ты что, смеешься надо мной?

Он хмыкнул.

— Капельку…

Я не успела придумать достойный и желательно обидный ответ, как он меня поцеловал.

Но и насладиться поцелуем я также не успела.

— Хм… — откашлялся кто-то возле двери. — Элла? Или…

Я с ужасом узнала голос дяди Миши.

— Или, — покаянно ответила я родственнику.

— Соня, в общем так. Собирайтесь. Я вас отмазал, едем домой. Если надо будет, вас вызовут.

— А концерт? — ляпнула Ирина, появившаяся вместе с Эллой у него за спиной.

— А концерта не будет!

— Мы нашли! — крикнули за их спинами Тимур и Мила.

Мы с Сашей вышли в коридор. Оказалось, что ключи от кабинета хранятся на кухне в ящике. Там сидела Таисия Арсеньевна с Антоном и двумя подругами, пришедшими пораньше — пообщаться перед концертом. Когда ребята начали проверять все шкафчики и ящики, она спросила, что ищут, и подсказала. Ключ оставили в ящике для экспертов, но старуха утверждает, что он всегда там лежит, вместе с ключами от бани и сарая. Остальные комнаты в принципе не запираются.

— То есть любой мог взять? — констатировала я. — Проверить всего три ключа на один замок — вообще не проблема.

— А если и проблема, — суровым тоном влез родственник, — то уже не твоя! Девочки, на выход!

Я успела только на прощание два раза моргнуть Сашке, выводимая сильными, грубыми руками на улицу.

— Я не хочу, чтобы хоть одна из вас переступала порог этого дома! — грозно выговаривал нам дядя Миша в машине, сидя спереди возле шофера.

— Что?! — возмутилась Элла. — Это мои друзья, это мой кумир, почему…

— ПОТОМУ!! — рявкнул он так громко, что даже сестрица заткнулась, а водитель с испуга зажал на тормоза. Слава богу, мы все уже были пристегнуты, да и двигались пока еще по плохой деревенской дороге на минимальной скорости. Затем дядя Миша додумался пояснить: — На крышке от бутылочки, которую мне дала Соня, обнаружились сердечные гликозиды. В маленьких дозах это лекарство для сердечников. В больших убивает здорового человека. Судя по количеству вещества, обнаруженного всего лишь на крышке, эксперты сделали вывод, что если бы Соня выпила всю банку целиком, она бы умерла. — Элла с удивлением посмотрела на меня, мол, в рубашке родилась, а я чего-то такого и ожидала, потому не среагировала. К тому же моими мыслями все еще владел Александр. Принцип «с глаз долой — из сердца вон» со мной не работал, и Бельский даже удаленно может управлять моим сознанием и сердцем. — Поэтому, Элла, — продолжал тем временем родственник, — вы никогда не вернетесь в этот дом.

— Но Макаров откис! Нам больше ничего не угрожает!

Пока я удивлялась местоимению «нам» (неужто она хочет, чтобы отныне я вместе с ней ездила в имение на важные даты?), полковник возмутился другим словом:

— Что значит — откис? Как ты выражается? Современная молодежь совсем никуда не годится! Да, Вить? — Виктор, следящий за дорогой, неопределенно хмыкнул. По виду, ему было лет двадцать пять, так что, вполне возможно, он и себя относил к категории «молодежь».

— Хорошо, сдох! — смилостивилась Элка. — Какая разница? Смысл ясен.

— Но не ясно, сам ли он… откис! А покушались на вас в этом доме уже трижды.

Дальше мы ехали молча, и родственник сделал неверный вывод, что мы с ним согласились.

Глубоко заполночь мне написал Сашка. «След. бригада уехала, решили: суицид». Так как мы обе не спали, я перезвонила.

— Саша, а как же следы?

— Я показывал им, когда они со всеми решили переговорить. Но они сказали, что неизвестно, когда их оставили. Смысла отдавать испачканные книги на экспертизу они не увидели, потому что, во-первых, у Макарова обнаружились мотивы свести счеты с жизнью, а во-вторых, старуха вспомнила, как она Милу просила помыть окна буквально на днях, и Мила брала книги и ставила их на табурет, потому что она маленького роста, а окна высокие, она не дотягивалась. Следак, как это услышал, с радостью подписал отказ в возбуждении уголовного дела.

— Ясно… А что за причины были у Макарова наложить на себя руки?

— Ему позвонили соседи, предупредили, что к нему менты приезжали с ордером. Менты к ним сунулись, мол, когда ваш сосед дома бывает. Они сказали, дескать, не знаем. А сами кинулись ему звонить. Они в хороших отношениях. А Макаров уже сунулся к Таисии и рыдал у нее на плече.

— Он понял, почему к нему нагрянули?

— Не знаю, что он там понял, но для следствия этого достаточно. Человек рыдал, испугавшись тюрьмы. Суицид — довольно популярное решение в таких случаях.

— Понятно, они сделали так, как им проще… А почему тогда так долго? — посмотрела я на электронный будильник.

— Искали лабу.

— Чего? — удивилась я. Элка насторожилась, отложила даже свой телефон, и я включила громкую связь.

— В фонде проводили уже обыск, там нет следов амфетамина, клофелина и дурман-травы. Просто готовые пачки. Но чай ведь где-то делали? Переговорили с Таисией Арсеньевной, она сказала, что он жил в доме почти всегда, особенно накануне памятных дат. Он объяснял это тем, что нужна подготовка ко всем этим мероприятиям. Настроить пианино, перечитать все тексты, короче, понятно. Поэтому они провели обыск и в доме, и в постройках.

— И что?

— В сарае всегда стоял шкаф под замком, помнишь? А, ну ты, наверно, не…

— Я помню! — перебила Элка.

— Э…

— Это Элла, ты на громкой связи, — запоздало пояснила я.

— Окей. Ну вот, Элла помнит, что там всегда стоял невзрачный зеленый шкаф, выкрашенный под цвет стен, а на нем маленький навесной замочек. Но так как утварь валялась на полу всегда, лопаты, пилы и так далее, мы не обращали особо внимания. И вот его вскрыли — старуха сказала, что не помнит, где ключ и в принципе никогда им не пользовалась, — и вот в нем нашли тоже готовые пачки, отдельно фильтр-пакеты и засушенная дурман-трава в банках. Мы тут же с Тимом открыли карту растений, и в этой деревне она как раз растет.

— Вы еще там? — удивилась я.

— М-да, утешаем Таисию Арсеньевну, ей же рассказали, что за состав в чае, который она тоже распространяла…

— Она же распространяла другой…

— Да, но и в том же экстракты растений, которые вызывают привыкание, и кофеин. Но хотя бы амфетамина нет.

— А его не нашли в шкафу, я правильно поняла?

— Не нашли. И никаких следов его в сарае и доме нет. И что-то мне подсказывает: следствие на этом завершится. Как это у них называется — «дело прекращено в связи со смертью подследственного». Все пачки они изъяли. Те, что уже проданы, скорее всего, изымать не будут. Нужен список покупателей, а старуха знает только своих. Ладно, мы погнали, уже поздно.

— Давай, пока.

Я отключилась. Затем написала Лидии с вопросом, есть ли какие-то подвижки по расследованию, и рассказала в двух словах все, что узнала от Саши.

«Тебе можно позвонить?» — спросила она. Какая вежливая, когда не тычет в нас с Бельским пушкой!

Я позвонила сама.

— Фотографии, что на флешке, оказались фотошопом, — с места с карьер начала она. — Я относила своим экспертам, они подтвердили.

— Погоди… — Я повернулась к Элле, отодвигая немного трубку от рта, — Элка, почему у тебя фотографии Павлецкого с Макаровым были на отдельной флешке? Ты знала, что это фотошоп?

Одновременно я услышала два голоса:

— Элла нашлась?! — из трубки.

И от сестры:

— Конечно!

— Как ты это поняла?

— Боже, ты, монашка, не знаешь, что это такое, редактировать свои фотографии, чтобы достичь идеала во внешности! Ты и с прыщиком можешь выложить, да и фоткаешься раз в год по праздникам! А я уже с тринадцати лет о фотошопах знаю все! Мне достаточно просто увеличить снимок, и я сразу вижу, что пиксели неправильные.

Я вернулась к Лидии и рассказала короткую версию того, как нашлась моя блудливая сестра. Потом еще попыталась добавить новую информацию, выясненную у Саши об обыске и смерти Макарова, но Лидия перебила меня:

— Знаю. Ты лучше скажи: бабушка Павлецкого никогда не говорила ничего об интернате «Рассвет»?

— Что? Не знаю. При мне нет.

— Спроси сестру. Это важно. — Я спросила, Элка пожала плечами, я передала. — Ясно. В общем, — стала объяснять Лидия, — пробили финансы Павлецкого, за неделю до смерти он внес аванс в хороший частный интернат для пожилых и инвалидов. Но он умер, и договор считается расторгнутым. По договору аванс в таких случаях организация оставляет себе. Я просто подумала, что если старушка желала переехать и быть среди своих, так сказать, у меня она, во всяком случае, вызвала впечатление гиперобщительного человека, так вот, она должна была заикнуться о том, что у нее сорвался переезд. Или она должна была перезаключить договор на свое имя, получив наследство.

— Но она этого не сделала?

— Ну, как видишь, нет, ведь она живет в своем доме. Мы даже запрос не стали официальный делать в интернат.

— А в информации о платеже не сказано, за кого он платил?

— Нет. Для этого нужен запрос, для которого нет оснований, вот в чем проблема. Есть только номер договора. Копия должна быть у Павлецкого. Я, впрочем, могу позвонить в интернат и попробовать внаглую спросить, но они могут и не дать мне эту информацию. Я бы съездила к ним, удостоверение обычно производит на людей впечатление, но больно далеко они находятся. Поэтому позвонила вначале тебе, вдруг ты слышала что-то об этом.

— Нет. Возможно, ребята найдут договор среди бумаг Павлецкого? Если они еще не уехали…

— Нет! Ни в коем случае. Одна тут уже наворовала файлов, — вздохнула Лидия, намекая на Эллу, конечно. — Я тоже не жуткий сторонник процессуального кодекса, но здесь надо действовать деликатнее.

— Поняла.

Я распрощалась с оперуполномоченной и пересказала Элле все, что услышала.

— Не было у Павлецкого знакомых инвалидов, о чьем благополучии он бы пекся до такой степени, чтобы оплатить дорогой интернат?

— Нет вроде.

Пока Элла вспоминала, я тоже копалась в глубинах своего подсознания. Мне пришел на ум момент, когда я барабанила в дверь Лидии, и она открыла, а в коридоре появилась старуха и Сергей Петрович.

— Элка, — вскочила я с кровати. — Я знаю, где лаба!

— Почти час ночи! — заворчала она, глядя на часы. — Куда ты намылилась? Родители башку отвинтят.

— С каких это пор тебя волнует, что скажут родители?

— С каких это пор ты стала как я?

— Что? — Я была так шокирована ее репликой, что даже присела обратно на постель. — В каком смысле?

— В смысле авантюризма!

— Не важно, на кого я похожа сейчас. Важно, что в данную минуту преступник может избавляться от улик.

Аргумент возымел свое действие. Уже через десять минут мы, постояв под дверью родителей и убедившись, что они крепко спят, покинули апартаменты и вызвали такси, которое вскоре, благодаря пустым в связи с темным временем суток дорогам, высадило нас за сто метров от имения Павлецкого. По дороге я успела написать Сашке, чтобы выяснить, точно ли они все уехали и точно ли бабка осталась в доме одна. Он подтвердил, что все подружки испарились еще в районе девяти вечера, и они уходили последними, уложив старуху спать.

— Ржание коня, — говорила я шепотом, пока мы продвигались к калитке в потемках, пригибаясь и натянув до подбородка капюшон от худи. У Эллы он был серого цвета (единственная неяркая вещь в ее гардеробе), а у меня черного. — Ты помнишь? Тони сказал, что ты читала весь журнал Павлецкого, когда его нашли!

— Да, читала сразу, да еще и отсканированную версию скопировала себе из компа Макарова. Я тоже заметила скрип двери в бане, но он нас с Антоном ни к чему не привел. Нужен был свежий взгляд.

Я думала долго, мы даже успели проникнуть на территорию и продвигались к бане почти на корточках, прячась за кустами. Наконец воскликнула полушепотом:

— То есть Антон специально заманил меня в баню? Проверял, пойму ли я?

— Да, только тише говори… Он сам выбил этот объект для генуборки, сам записал вас обоих, но тебе сказал, якобы бабка просила. Мы надеялись, что ты, отличница долбаная, разберешься с этим.

— А, ну я и разобралась! Спасибо, что верили в меня.

— А где ж ты разобралась? — спросила Элла, когда мы уже подошли к дверям бани.

— Увидишь.

И я медленно, боясь спровоцировать скрип, открыла дверь. Она все-таки издала протяжное ржание, но тихо, будто это был маленький пони, который пасся к тому же где-то очень далеко от дома.

— Заходи.

Я пропустила Эллу вперед, зашла сама, закрывать дверь не стала, боясь нового шума, просто включила фонарик в телефоне.

— Посвети мне тоже.

Элла посветила своим телефоном, который догадалась включить только вчера впервые после исчезновения. Мне показалось, что такие зависимые от гаджетов люди, как сестрица, умрут, если их лишить телефона больше чем на сутки, однако практика показала, что, когда происходят более важные вещи, когда жизнь насыщена событиями, в том числе опасными, вся эта электроника уходит на второй план.

— Что мы ищем? — Элла никогда не умела ждать. Однако других всегда заставляла ждать себя.

— Необычные доски.

— Здесь есть подпол? — догадалась сестра.

— Уверена.

Мы пошарили по углам предбанника, затем перешли в саму баню. И вот здесь, в центре квадратного помещения, обложенного полками у стен, отыскались заветные доски, которые мы смогли поддеть ногтями и приподнять. Хвала небесам, что я отрастила их. Оказывается, любители длинных коготочков в чем-то правы, это удобно в каких-то случаях. Мне вот раньше, когда нужно было порвать пакет, к примеру, или достать заносу, всегда приходилось обращаться за помощью к сестре. Пожалуй, не буду больше их подрезать, во всяком случае под ноль точно не буду.

Откинув люк в сторону, мы посветили вниз. Неровные деревянные ступеньки утопают в темноте, нижней совсем не видно, зато имеется веревка, плавно покачивающаяся от наших действий и поблескивающая металлическим наконечником в форме капли. Элла, наклонившись к полу бани, потянулась к ней — та была довольно далеко — и дернула. Загорелась одинокая лампа Ильича. Ее света вполне хватало, чтобы спуститься вниз, ни разу не оступившись, и разглядеть большой длинный стол во всю стену подпольного помещения, на котором стоял огромный прожекторный фонарь. Включив его, мы могли уже более тщательно рассмотреть содержимое стола. На светлой пергаментной бумаге, лежащей на столе поверх целлофана, покоятся белые таблетки и какой-то порошок (возможно, из них же), сушатся травы, стоят чугунный казан и электрическая плитка.

— Это ж целый наркопритон…

— Ну это громко сказано! — произнес скрипучий голос за нашими спинами, мы вздрогнули и обернулись. Ну да, незакрытая дверь в баню сыграла со мной злую шутку. Мы не услышали, что нас стало трое.

Таисия Арсеньевна стояла на нижней ступеньке с ножом в руке.