Глава 23

Три недели, гоня перед собою снег, задувал ураганный ветер Вокруг дома намело сугробы, хотя земля оставалась голой. С крыши над дверью свисали сосульки, вода в ведре, стоявшем снаружи, превратилась в кусок льда По низкому небу ползли черные тучи Как-то вечером из них пошел град, косо ударивший по стене лома. Сальная свеча задымила и стала оплывать. Лили поправила ее, прислушиваясь к яростному вою бури, сотрясавшей стропила и срывавшей солому с крыши. Поплотнее запахнувшись в ветхую серую шаль Меро, она опустилась на колени перед тростниковым ложем – Пить хотите?

Глаза старухи были закрыты, Лили не знала, спит ли она, но тревожить ее не хотела Однако Меро вдруг открыла глаза и, сонно улыбаясь, заметила:

– Ветер крепчает.

– Вам холодно?

– Мне всегда холодно.

Лили хотела подняться и подбросить торфа в очаг, но Меро взяла ее за руку и удержала.

– Не надо, – сказала она с удивительной твердостью. – Торфа мало, я же тебе говорила.

– Значит, я пойду и принесу еще, – упрямо возразила Лили, осторожно высвобождая руку из ослабевших старческих пальцев Она встала и, подойдя к огню, взбила тлеющий торф кочергой, а потом прибавила еще два брикета из тающей на глазах стопки возле очага. Они сразу разгорелись, и Лили закрыла глаза, наслаждаясь струящимся жаром, согревшим ее холодные щеки и замерзший кончик носа, но через несколько секунд отодвинулась в сторону, чтобы не заслонять очаг от Меро, уже успевшей снова заснуть. Лили опустилась на стул и стала прислушиваться к обезумевшим завываниям ветра.

– Лили? Лили?

Она встрепенулась, сама не заметив, как уснула. От неудобной позы у нее затекла шея.

– Как вы себя чувствуете?

– Тебе придется сходить за Патером, дитя мое.

– Да-да, конечно. За Патером? Вы хотите, чтобы я привела его сюда? В дом?

– Ну да. А не то он околеет там на ветру.

– Хорошо, я его приведу. Не беспокойтесь. Вам что-нибудь нужно?

Меро покачала головой и вновь впала в беспокойное забытье.

Габриэль поднялся со своего места у очага и побрел к двери, потягиваясь и разминая ноги.

– Пойдешь со мной, Гэйб? Ну идем. – Лили сняла с крючка старый сюртук Меро и закутала голову шалью. Оттащив в сторону тяжелый мешок с ячменной мукой, подпиравший дверь, чтобы не распахнулась от ветра, она низко наклонила голову и вышла за порог.

Порыв ледяного ветра едва не сбил ее с ног, швырнув в лицо пригоршню колючего снега. Лили сгорбилась и, кутаясь в одежду, отправилась следом за Габриэлем сквозь лабиринт покрытых инеем скульптур. Запорошенные снегом, они напоминали призраков, застывших в ненастном сумраке, взывающих о возмездии. Проходя мимо них. Лили вообразила, что они страдают от холода не меньше, чем она сама, чем Патер и Габриэль, но они были лишены голосов и не могли позвать на помощь. Как всегда, она остановилась перед последней статуей, которую Меро закончила в тот самый день, когда болезнь свалила ее с ног. С одного боку статую завалило снегом, но все равно она была хорошо видна: мать, баюкающая дитя. Сама Лили. Смогла бы она узнать себя в грубо вылепленной фигуре, если бы не знала заранее, что статуя изображает ее самое? Вероятно, нет. И все же нечто неуловимое в ее облике – может быть, стоицизм? – казалось Лили знакомым. Как бы то ни было, скульптура всякий раз трогала ее до слез, до горьких слез, смешанных со страхом и чувством невосполнимой утраты. Протянув руку, она коснулась пальцами заиндевевшего плеча женщины, своего плеча, а потом – крошечной головки младенца. Габриэль вдруг залаял и испугал ее. Она отвернулась, обхватив себя руками, и последовала за ним к пристройке позади дома, служившей стойлом Патеру.

Сначала у нее мелькнула дикая мысль: будто втайне от нее Меро успела каким-то непостижимым образом создать еще одну статую: скульптурный портрет Патера. Догадавшись об ужасной правде. Лили с трудом заставила себя подойти поближе. Ослик стоял на четырех ногах, грациозно изогнув длинную шею и склонив голову, словно намереваясь щипать снег своими бархатистыми губами Иней превратил его косматую шкуру в сверкающее белое руно. Длинные, красиво загнутые ресницы обледенели и были опущены, ослик выглядел сонным и умиротворенным. Но пар не шел из крупных мягких ноздрей, тощие ребра не двигались. Патер превратился в ледяную статую.

Меро все еще спала. Лили разворошила огонь и вновь опустилась на колени возле постели. Лицо старой женщины страшно исхудало и казалось почти лишенным плоти, под дряблой кожей, как щепки, выпирали кости. Но больше всего Лили напугала ее смертельная бледность. Взяв Меро за руку, она стала растирать костлявые пальцы, чтобы их согреть. Старуха открыла глаза и взглянула на нее так, словно видела впервые. Панический страх сковал душу Лили, ее охватило ужасное предчувствие полного одиночества.

– Патер умер, – сказала она и ужаснулась своим словам: ведь по дороге к дому она решила солгать. – Простате, – прошептала Лили, и ее глаза наполнились слезами, – это все я виновата.

Меро не стала плакать.

– Вечно ты думаешь, что это ты во всем виновата, – ласково упрекнула она Лили и погладила ее по руке. – Неужели ты не понимаешь, что Патеру теперь хорошо? – Длинные исхудалые пальцы легли на живот Лили. – Как бы я хотела его увидеть…

– Кого?

– Ребенка, – ответила Меро, поглаживая живот Лили. – Милого младенца. – Она послала Лили на редкость ясный взгляд. – Ребенок – это дар. Он замыкает круг. Круг, Лили.

– Он будет жить, Меро? С ним все будет в порядке?

Лили в ужасе умолкла. Никогда раньше она не осмеливалась задавать вопросы о будущем, хотя суеверная часть ее души была твердо убеждена, что Меро умеет его предсказывать. И теперь ей оставалось лишь сожалеть о своем вопросе, потому что неблагоприятный ответ мог бы ее убить.

Но Меро сказала лишь: “Это от тебя зависит, ярочка моя", – и устало закрыла глаза. Ее рука упала, она вновь заснула.

Ночь тянулась бесконечно. К огорчению Лили, Меро вот уже два дня отказывалась принимать твердую пищу: все ее питание свелось к паре ложек картофельного пюре и жидкой ячменной каши, да и то когда Лили уж очень настаивала. Она охотно свернула бы шею Ненадежной, чтобы приготовить питательный бульон, но прекрасно знала, что скажет на это Меро. У нее были связаны руки. На много миль вокруг не было ни доктора, ни даже соседа, к которому она могла бы обратиться за помощью.

– Неужели вы не знаете рецепта какой-нибудь микстуры или снадобья? – в отчаянии, почти сердито спросила Лили.

Меро только посмеялась над нею.

– Значит, ты тоже веришь, что я – ведьма, – заметила она с упреком. – Нет, Лили, я не знаю никаких микстур и чудодейственных снадобий. Оставь меня, дитя, мне ничего не нужно.

Взбесившийся ветер терзал домик всю ночь напролет. Лили начала видеть в нем одушевленного врага, готовящего гибель ей и тем, кто находился под ее защитой. Она принялась успокаивать Габриеля, когда его разбудил особенно яростный порыв бури, потрясший дом до основания, но, в сущности, слова утешения были обращены к ней самой Сохранить в доме тепло стало невозможно: жестокий холод проникал во все щели. Когда последний брикет торфа из стопки у очага превратился в дым. Лили накинула старый сюртук Меро и вышла из дому за новой порцией. Меро хранила торф у стены дома под нависающим скатом крыши, защищавшим его от дождя. Впервые Лили с ужасом заметила, как истощился запас топлива. Меро не раз говорила ей, что торф надо экономить, но она не слушалась, не могла послушаться, потому что холод был неумолимо жесток, а Лили не хотела, чтобы ее друзья страдали. Подавив в сердце страх, она доверху наполнила корзину тяжелыми брикетами и поспешила вернуться внутрь.

К утру ветер стих. У Лили все тело ныло от долгого сидения на неудобном стуле, и она решила лечь на тростниковом тюфяке рядом с Меро. Ее разбудила какая-то особенная тишина. С минуту она лежала в молчании, не понимая, что переменилось, и вдруг в ужасе села, склонившись над совершенно неподвижной фигурой, простертой на тюфяке рядом с нею. Прижав кулак к губам, чтобы подавить стон отчаяния, Лили наконец заметила, как Меро с трудом втянула в себя воздух и хрипло выдохнула. Слезы облегчения хлынули из глаз Лили прямо на стиснутые руки Меро, плечи у нее неудержимо затряслись, а все тело обмякло. Ей хотелось наплакаться всласть, но вместо этого она встала и вновь развела погасший огонь.

Несмотря на затишье, холод заметно усилился. Весь день Лили растирала руки и ноги Меро, стараясь ее согреть. Сама же Меро то погружалась в сон, то грезила наяву, вспоминая о чем-то давно ушедшем Болей у нее не было, и за это Лили ежечасно благодарила Бога. Порой у Меро наступали минуты полного просветления, драгоценные для Лили, старавшейся всеми силами подавить растущий страх перед одиночеством.

– Ярочка моя, – сказала Меро ближе к вечеру, остановив руку Лили, обтиравшую ей лицо смоченным в воде полотенцем, – ты не сможешь здесь оставаться, когда меня не станет. Возьми с собой Габриэля и уходи.

Лили показалось, что чьи-то ледяные пальцы сжали ее сердце.

– Не покидайте меня, – прошептала она.

– Я тебя никогда не покину. Меро улыбнулась так ласково и простодушно, что Лили захотелось плакать.

– Прости того, кто так тебя обидел. Лили наклонилась ниже в полной уверенности, что ослышалась.

– Смягчи свое сердце и будь терпелива. Подожди, дай ему увидеть, какая ты на самом деле.

– О чем вы говорите? Я не понимаю. Я никогда его больше не увижу…

– Будь великодушна, Лили, прости ею, хоть он и наделал глупостей. Что толку в гордом одиночестве? Отринь свою гордыню, дитя мое, и ты будешь счастлива.

Габриэль поднялся в своем уголке у очага, потянулся и подошел к ним. Присев на задние лапы, он уставился на свою хозяйку, а она обвила рукой одну из его мощных передних лап и улыбнулась.

– Ты о ней позаботишься, верно, Гэйб? Габриэль открыл пасть и зевнул.

– Не отходи от него. Лили, а то заблудишься. Слышишь меня? Ты заблудишься.

– Я не заблужусь.

– Прощай, я больше не смогу с тобой говорить. Но я всегда буду рядом.

– Меро! Меро!

Но старая женщина опять впала в забытье. В ту ночь, задремав на стуле, Лили внезапно проснулась и мгновенно нашла глазами Меро в дымном полумраке. Старуха тянулась к ней, опираясь на локоть и простирая вперед руку. Лили вскочила и, бросившись на колени рядом с Меро, взяла ее за руку. Холодные пальцы старухи сжали ее ладонь, словно передавая жизненно важное послание. Ни одна из женщин не сказала ни слова. Сердце Лили разрывалось от горя, но она не заплакала Не отрывая взгляда, она следила, как медленно угасает сияющая нежность в глазах ее дорогой спутницы. Меро как будто удалялась, уходила все дальше и дальше, а Лили в отчаянии все крепче сжимала ее пальцы, стараясь удержать. Но вот глаза старой женщины затянулись молочно-белой пеленой. Тонкая, прозрачная преграда стала непроходимой. Меро ушла навсегда.


* * *

– Прости меня, прости, – в отчаянии твердила Лили, прижимая ладони к сырой земле. – Я не смогла поднять волшебные камни. Я старалась, но не сумела. Я боялась за ребенка. О, Меро, прости меня.

Рыдания разрывали ей грудь. Впервые с тех пор, как осталась одна Лили позволила себе заплакать.

Рытье могилы заняло весь вчерашний день, и в конце концов ей удалось отрыть лишь очень неглубокую продолговатую ямку в магическом круге, сложенном из камней. Всю ночь она просидела рядом с покойницей, устроив нечто вроде бдения, а в это утро похоронила ее, обрядив в лучшее платье и завернув в одеяла. Поначалу Лили опасалась, что из-за ребенка вообще не сможет похоронить Меро в каменном круге, но это оказалось делом даже слишком простым: истаявшее перед смертью тело старухи стало почти невесомым. А вот волшебные камни были неподъемно тяжелыми, без помощи Патера Лили не смогла их поднять. И ей было горько, что желание Меро так и осталось неисполненным: она дала слово и не сдержала.

Лили откинулась назад и села возле могилы, утирая слезы тыльной стороной перепачканной в земле руки. Какую молитву ей прочитать? Ни одна из тех, что были ей известны, не годилась для данного случая. Поэтому она запела гимн, один из тех, что часто напевала Меро. Собственное пение вызвало у Лили слезы и истерический смех: ведь ее голос был едва ли не на октаву ниже, чем у ее покойной подруги. В середине песни подошел Габриэль и сел, тесно прижавшись к ней. Лили с благодарностью обвила рукой его сильную шею. Когда она закончила пение гимна, они еще какое-то время вместе просидели на могиле.

– Прощай, я люблю тебя, – прошептала Лили. Холод, немного отступивший за прошедшие двое суток, вернулся с ледяным ветром. Пошел снег с дождем, стало темнеть. Лили с трудом поднялась на ноги. Ей до смерти не хотелось уходить, не хотелось покидать Меро, но она чувствовала, что замерзает.

– Прощай, – повторила Лили. Она отступила на шаг, на два шага, потом повернулась и не разбирая дороги побрела вниз по холму.

На следующий день ударил сильный мороз. Болотный край изменился и стал как будто еще более враждебным к Лили. Она почти не отходила от дома. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. То, что было земным и привычным, куда-то исчезло, а то, что осталось, приобрело какую-то новую, грозную реальность, от которой, с чувством роковой неизбежности думала Лили, невозможно было спастись или спрятаться. Может быть, истинный смысл наказания, придуманного для нее Дэвоном, в том, чтобы свести ее с ума? Эта мысль ужаснула ее и в то же время показалась интригующе занятной. Иногда за стеной оцепенения, возведенной ею между собой и воспоминаниями о нем, она ощущала жаркое дыхание неистовой, слепящей ярости.

Она перестала спать по ночам и до самого утра просиживала у очага, поддерживая огонь, потому что, если он погаснет, боялась на самом деле лишиться рассудка, а днем спала, свернувшись тесным клубочком на тростниковом тюфяке. В голову сами собой приходили дикие и опасные мысли; ей становилось страшно. Как умела Меро находить покой и видеть дружескую расположенность в обычных земных предметах, тех самых, что предвещали ей, Лили, угрозу и гибель? Она не могла этого понять. Ей казалось, что какая-то неведомая, враждебная сила довлеет над нею и держит ее в своей власти. Разум больше не слушался ее, с каждым днем становилось все труднее воспринимать самые простые житейские предметы в их обычном виде. Трава, торф, деревья, камни – все приобрело второе “я”, таинственное, неуловимое, шепчущее, злобное. Габриэль стал последним звеном, которое связывало ее с реальностью. Он ходил за нею неотступно, сидел возле нее, наблюдал; иногда ей начинало казаться, что это Меро на нее смотрит его невозмутимыми темными глазами Но его молчаливого присутствия было недостаточно, чтобы ее успокоить. По ее приблизительным подсчетам, январь перевалил за середину. Если это так, значит, она на шестом месяце. Запасов еды ей хватило бы до весны, но топливо подходило к концу. Меро велела ей уходить, но она никак не решалась. Однако настал день, когда Лили вышла во двор, с трудом очнувшись от кошмарного сна, и вдруг увидала злобную угрозу в стоящих вокруг дома статуях. А ведь это были прекрасные статуи Меро! В тот вечер она решила, что пора уходить.

На следующий день Лили собрала в мешок столько еды, сколько могла унести, и натянула на себя всю имевшуюся под рукой одежду.

– Идем, Габриэль, – окликнула она пса, замершего в дверях. – Пошли!

Пес не двинулся с места, ей пришлось вернуться и сесть перед ним на корточки.

– Нам надо идти, – тихонько объяснила Лили, погладив его по громадному шишковатому лбу. – Все хорошо, мы ее не бросаем, она с нами. Ну пошли, будь умницей.

Она выпрямилась и Пошла прочь от дома, но, оглянувшись, увидала, что он все еще стоит на прежнем месте.

– Идем, Габриэль! Пришлось опять вернуться.

– А ну иди сюда!

Стараясь, чтобы ее голос звучал сердито, Лили поставила на землю мешок с провизией и хлопнула в ладоши. Пес лишь бросил на нее терпеливый и мудрый взгляд.

Она заговорила с ним строго, терпеливо объясняя, почему им необходимо уйти, но, увидев, что он стоит как вкопанный, начала угрожать.

– Я тебя побью, если сейчас же не пойдешь – закричала Лили, но сразу опомнилась и подумала, что Габриэлю ее угроза, наверное, показалась столь же по-детски глупой, как и ей самой. Испустив стон отчаяния, она вновь подошла к собаке.

– Пойдем, Гэйб, прошу тебя, – принялась она умолять, наклонившись и заглядывая ему в глаза. – Нам надо уйти, а не то мы замерзнем. Ты мне нужен. Ну как, идем? – Лили отошла на несколько шагов. – Прошу тебя, – уговаривала она, протянув к нему руки.

Габриэль отвернул голову вправо, на миг ей показалось, что он смотрит на нее с отвращением. Прошла еще минута, и вот наконец он оторвал от земли задние лапы, встряхнулся, шумно хлопая длинными ушами, и рысцой последовал за нею.

Через час Лили заблудилась. К дому Меро она добралась из Боуви-Трэйси, то есть с востока, но на этом ее познания заканчивались. Не было ни дороги, ни тропинки, день стоял ненастный, водянистый, солнечный свет едва пробивался из-за серых туч. Как Меро находила дорогу? И спросить было не у кого, вокруг ни души. Она отшатнулась, едва не наступив на мертвого барсука, которого поначалу не заметила. Мешок был слишком тяжел, не стоило его так нагружать, у Лили заболела спина. Габриэль шел за нею следом, вместо того чтобы указывать дорогу. Когда она оборачивалась и взглядывала на него, он замирал на месте, глядя на нее с надеждой, словно ждал, что она вот-вот опомнится и повернет назад., Еще через час начался дождь. Солнце скрылось, уже нельзя было отличить восток от запада. В низинах стал собираться туман, плотный и белый, как молоко. По мере того как Лили шла вперед, он все больше густел. Земля стала чавкать и проваливаться под ногами; ею овладел настоящий страх. Она чувствовала, что идет в гору, но куда при этом продвигается, не могла бы сказать. Вдруг неожиданно показалась скала; камень был белее тумана и торчал из грубой болотной растительности, как голый череп. Лили нашла расщелину, достаточно широкую, чтобы втиснуться в нее и укрыться от ветра.

Увы, от дождя щель в скале не спасала. Очень скоро Лили вымокла насквозь. Туман окружал ее со всех сторон непроницаемой стеной. У нее не было сил ждать, пока он рассеется, это сводило ее с ума, и в конце концов она не выдержала. Выбравшись из расщелины в скале, она начала осторожно спускаться по молочному морю.

– Куда идти, Габриэль? – спросила Лили в полной безнадежности.

Она вновь оказалась в низине. Туман поднялся немного, впереди расстилалась земля, казавшаяся более зеленой и ровной. Лили вскинула мешок повыше и направилась вперед.

Скоро выяснилось, что это было ошибкой. Ей следовало насторожиться, ощутив под ногами чавкающий и колеблющийся дерн, но Лили ничего не знала о болотных топях. Только что она шла по твердой земле, а в следующую секунду провалилась по колена, чувствуя, что ноги увязли в жидкой грязи, и вытащить их невозможно. Она закричала, прижимая к груди мешок с провиантом. Позади нее возбужденно залаял Габриэль. Топь простиралась насколько хватал глаз – зеленая, как горох, и курящаяся, как горячий пудинг. С каждой минутой Лили погружалась все глубже. В конце концов ей удалось выбраться, откинувшись назад и медленно вытаскивая ноги, чтобы не дать трясине засосать себя.

Она подобрала палку, чтобы пробовать землю на прочность, но опасность таилась повсюду, а самым коварным ее врагом был туман. Ничего не видя впереди себя, Лили попадала в трясину раз за разом, пока наконец не расплакалась в безнадежном отчаянии и ужасе. Найдя кусочек твердой земли, она села и решила тут умереть, потому что топь окружала ее со всех сторон. Туман же то редел, то снова густел, чтобы окончательно ее запутать. Лили понимала, что ей не выиграть эту игру в прятки. Она опустила голову на колени и разрыдалась.

Влажный фыркающий нос защекотал ей шею; стало еще холоднее. Лили подняла голову. Габриэль сел рядом, глядя на нее с прежним, доводящим до безумия терпением.

– Почему ты мне не помогаешь? – заплакала Лили. – Меро сказала, что ты не дашь мне заблудиться! О, Гэйб!

Она обняла его могучую шею и склонила к нему голову, ей хотелось, чтобы кто-то поплакал вместе с нею. Но пес высвободился и отступил на шаг. Лили возмущенно вскинула голову и заглянула в бездонную глубину его глаз.

– В чем дело? Ты отведешь меня в безопасное место? Я тебе не верю!

Он терпеливо ждал, вытянув хвост и поглядывая на нее явно снисходительно. Лили пробормотала ругательство (настоящее непристойное ругательство!) и поднялась на ноги.

– Ну давай, веди… Ах ты… – и она запнулась, устыдившись себя самой.

Габриэль вывел ее из трясины. Лили поверить не могла, пока не прошла больше мили по обычному, чуть всхлипывающему под ногами мху. Но куда он ее ведет? Внезапно туман рассеялся без следа, как будто вся планета мигом вынырнула из облаков. Зато пошел град, забарабанивший по широким листьям папоротников. Колючий ветер пробирал ее до костей. Они прошли мимо пруда, серого, как свинец, мрачного и унылого под мокрым снегом. Она увидала обглоданные кости мертвого ягненка и клочки шерсти, раскиданные вокруг воронами. Чуть дальше из торфа торчал мертво скалящийся овечий череп. Габриэль уверенно трусил впереди, опустив голову к земле. Когда Лили отставала, он останавливался и ждал ее. Под ногами все чаще лгали попадаться гранитные обломки, затрудняя и без того нелегкий путь. Она споткнулась в третий раз, упала, больно ударившись руками и коленями, и решила больше не подниматься.

Габриэль вернулся к ней и стал ждать. Лили подула на свои содранные и окровавленные ладони, потом обхватила живот и принялась качаться из стороны в сторону. Вся ее одежда промокла насквозь; она чувствовала, что замерзает.

– Куда мы идем? – Голос прозвучал жалко даже в ее, собственных ушах.

– Габриэль уставился в пространство. Лили все еще сжимала в руках мешок с продовольствием, хотя большая его часть была безнадежно испорчена болотной водой.

– Ты проголодался?

Она открыла мешок и вытащила содержимое, предлагая его собаке. Габриэль посмотрел на еду и отвернулся.

– Я тоже нет, – со вздохом призналась Лили.

Неподалеку стояло низкорослое деревце, склонившееся на фоне зимнего неба как воплощение грусти. Сгущались вечерние сумерки. Еле распрямляя затекшие ноги, Лили поднялась с земли и, оставив мешок с едой на месте, вновь последовала за Габриэлем.

Позже (она и сама не могла бы сказать насколько) вдали показалось что-то похожее на дом. Ее ноги были словно налиты свинцом, все тело ныло в изнеможении, но Лили ускорила шаг. Подойдя немного ближе, она пошла медленнее, потом замерла на месте и разразилась истерическим смехом. Этот безумный хохот испугал ее самое, но остановиться она не могла. Габриэль оглянулся и весело оскалил зубы. Они стояли перед домиком Меро.

Озарение пришло к Лили, пока она разводила огонь.

Ее неудержимо сотрясал озноб, и она опустилась на колени у очага, едва не касаясь пламени замерзшими пальцами. От вымокшей насквозь одежды пошел пар. Что же ей делать дальше? Лили казалось, что выбор у нее невелик: умереть сейчас или продлить агонию. Она малодушно выбрала первый путь.

Торф в очаге догорал, и Лили решила перенести в дом весь оставшийся запас. Работа затянулась, она даже подумала, что не справится. Но наконец дело было сделано: на каменном ложе очага, испуская горьковатый въедливый запах, выросла целая гора темных торфяных брикетов. Ее план состоял в том, чтобы сжечь их все сразу в одном огромном погребальном костре, а когда костер догорит дотла, просто закрыть глаза и послать весь мир к чертям.

Она пододвинула стул Меро ближе к очагу и помешала огонь кочергой, потом вскипятила себе чаю. Габриэль, кряхтя, растянулся на полу рядом с нею и положил голову на лапы. Лили рассеянно почесала его за ухом, а другой рукой стала поглаживать себе живот.

– Прости меня, дитя, – сказала она вслух. – Я думала, мы можем спастись. Но мы хоть уйдем все вместе, и Меро не будет так одинока. Ты не виноват, Габриэль, я сама во всем виновата. Прощаю тебя за то, что привел меня назад. Мне бы следовало догадаться и не ходить за тобой. Но теперь это уже не важно. Все хорошо.

Лили говорила не правду, ей хотелось, чтобы ее ребенок жил. Ее голова откинулась назад, слезы неудержимо потекли по лицу, затуманивая пламя очага. Незаметно для себя она уснула и проснулась от того, что ей стало жарко. Ничего удивительного, подумала Лили, на мне столько всего надето! Она сняла часть одежды и подложила еще торфа в огонь, нагрела горшок ячменной каши и съела ее стоя. Насытившись, она отдала остатки Габриэлю, приготовила еще одну чашку чая и присела.

В полночь Лили проснулась вся в поту от жара и, подойдя к двери, приоткрыла ее. В комнату ворвался свежий ветер, немного остудивший ее пылающее лицо. На черном безлунном небе сверкали звезды. Габриэль, Тяжело дыша, проскользнул мимо нее и выбежал во двор. Скульптуры Меро застыли в темноте, как привидения. Лили неохотно закрыла дверь и вернулась к очагу. Чтобы добавить торфа. Опять она положила в огонь столько брикетов, сколько очаг мог вместить. Горка торфа таяла быстрее, чем она ожидала: больше половины уже выгорело. Вот и отлично. Если ей повезет, к утру топливо кончится. Устав от сидения на стуле, Лили легла на тростниковый тюфяк, который отодвинула Подальше от очага, и стала следить за игрой пламени на зеркальной стене, пока у нее не заслезились глаза.

Ей приснилось, что она горит. Языки пламени в мгновение ока охватили ее, они сдирали с нее плоть слой за слоем, ее тело таяло, становясь все меньше и меньше, пока от самой Лили ничего не осталось, кроме ребенка. Крошечный, голенький, но неуязвимый для огня, он парил в воздухе на том месте, где раньше был ее живот. У него было лицо Дэвона. А ее самой больше не было, она исчезла. Как странно, откуда же тогда она так ясно слышит настойчиво зовущий ее голос Меро?

– Проснись, Лили, – твердил этот голос прямо ей в ухо. – Проснись.

Она открыла глаза.

Домик пылал. Деревянная полка сгорела дотла, печная труба скрылась за сплошной стеной пламени. У нее на глазах огонь шипящей желтой дугой перекинулся на низенькую стопку торфа на полу у очага, и та сразу же вспыхнула. Не успела Лили подняться на ноги, как все вокруг превратилось в ревущий огненный ад. Воздуха не осталось. Из последних сил она закричала. Но нет, нет, напомнила она себе, зеркальная стена лишь отражает происходящее, значит, путь еще не отрезан, огонь не окружил ее со всех сторон Лили вскочила и, шатаясь, попыталась пробраться к двери. Пылающие клочья соломы посыпались на нее сверху, обжигая волосы и одежду. Она нашла дверь, но упала на колени, схватившись за веревку, служившую ручкой, и прижалась лбом к разогретому пожаром земляному полу. Ее легкие заполнились угарным духом пожара, в голову пришла мысль об огненном погребении. Почему бы и нет? Но снаружи отчаянно лаял Габриэль, а ей становилось все труднее дышать. Распахнув дверь, Лили выползла наружу и вдохнула чистый холодный воздух.

Этот воздух, ворвавшийся через открытую дверь, взбил пламя еще выше и превратил дом в пылающую печь Жар заставил ее отступить Широко расставив ноги, Габриэль завыл на потрескивающий, рассыпающийся искрами огонь. Зажав руками уши. Лили закричала вместе с ним. Ей хотелось слиться воедино с первобытным хаосом, вступить в союз воздуха и огня, земли и воды. Ничего не слыша, кроме адского рева пламени, она повернулась навстречу темноте и холоду и вдруг увидала приближавшуюся к ней неясную фигуру. Смерть, подумала Лили и выпрямилась, закрыв руками живот. Новый панический вопль вырвался из ее груди, когда она различила в отсветах огня, что это не смерть, а человек Она теряла сознание, кровь шумела у нее в голове, перед глазами плыл туман И вот… вот он уже совсем рядом. Дэвон это был он, Дэвон. Лили ухнула в обмороке прямо ему на руки.

Загрузка...