Туманные латышские коты
моих речей почти не понимали.
Пушась своими царскими хвостами,
спешили прочь, — но можно ли винить:
у них в глазах всегда стояла грёза.
(Татьяна Глушкова. Выход к морю)
...Томясь в столичной праздной суете,
устав от ежедневных упражнений
со словом, я решила отдохнуть
и побродить по прибалтийским дюнам.
Вначале одиночество в меня
вселяло равновесие и мудрость,
но по прошествии немногих дней
я с удивленьем стала ощущать
необходимость в дружеском общенье,
а так как люди часто избегали
тоскующего взгляда моего,
то я почла себе за честь вступить
в беседы с местными котами, коих много
бродило в те часы на побережье.
Туманные латышские коты
моих речей почти не понимали.
Пушась своими царскими хвостами,
спешили прочь, — но можно ли винить:
у них в глазах всегда стояла грёза,
как у героев Гамсуна и Грина.
Когда с поклоном к старшему из них
я подошла, чтоб выяснить причину,
которая их явно заставляет
упорно не искать со мной контакта,
он сделал мне ответный реверанс
и произнёс: «Мы так привыкли слышать
стихи, что здесь слагали Северянин,
Самойлов, Райнис, Бальмонт, Межелайтис...
Вы ж нам читаете, простите, прозу».