Лисистрата

Когда б на Вакханалии[1] позвали их,

На праздник Пана[2] иль богини рожениц,[3]

Так от тимпанов здесь проходу б не было.

Сейчас же ни одной не видно женщины.

Моя соседка вот подходит первою.

Счастливо, Клеоника!

Ты, Лисистрата,

Будь счастлива! Но что ты? Что насупилась?

Стрелами брови морщить не к лицу тебе.

Что делать, Клеоника? Сердце горечь жжет.

Все из-за нашей горькой женской долюшки,

Из-за того, что у мужчин негодными

Слывем мы.

Да и правда, мы – негодные!

Когда же здесь собраться им приказано,

Чтоб о немалом деле побеседовать,

Так спят и не приходят.

Подожди, дружок!

Придут. Из дома трудно выйти женщине.

Одна, о муже хлопоча, забегалась,

Той – слуг не добудиться, эта – нянчится

С ребенком, та – стирает, у другой – квашня.

Но долг свой предпочесть они должны были

Всему.

Какой же, милая Лисистрата?

К чему нас, женщин, нынче собираешь ты?

В чем дело?

О, в великом!

В длинном, может быть?

Ну да, и в длинном.

Так придут наверное!

Не то совсем. А то б сбежались сотнями!

Нет, дело я огромное задумала,

Вся истомилась по ночам, бессонная.

Неплохо, верно, по ночам бессонною?

Еще бы плохо! Слушай, что скажу тебе:

Эллады всей спасенье ныне – в женщинах!

За малым дело стало! Боги! В женщинах!

Да, да! В руках у женщин городов судьба.

А нет – погибнут все лакедемоняне…

Отлично, пусть погибнут! Зевс свидетель мне!

Повымрет все живущее в Беотии…

Ну нет! Угрей помилуй из Беотии![4]

Что до афинян, говорить не стану я

О них худого. Ты без слов поймешь меня,

Когда ж всех стран соединятся женщины:

Коринфянки, спартанки, беотиянки

И мы, – так вместе мы поможем эллинам.

Но что же сделать можем мы разумного

И славного, мы, женщины, нарядницы,

В шафрановых платочках, привередницы,

В оборках кимберийских,[5] в полутуфельках.

Вот в этом-то и сила и спасение,

В шафрановых платочках, в полутуфельках,

В духах, в румянах и в кисейных платьицах.

Да как же это?

Знай, того добьемся мы,

Что копья в землю все воткнут копейщики.

Сейчас покрашу платье в цвет шафрановый!

Мечей не тронут…

Шаль сошью кисейную!

Доспехов…

Покупаю полутуфельки!

Ну разве не должны прийти бы женщины?

Прийти? Какое, мало! Прилететь должны!

Сейчас увидишь, каковы афинянки!

Все слишком поздно делать – вот привычка их.

Но из поморок[6] тоже не пришел никто.

Никто из саламинянок.[7]

Ну эти-то

До света, верно, провозились с мачтами.

И те, в кого я всех сильнее верила,

Ахарнянки,[8] их также нет.

Прийти ли ей,

Жена гадала, верно, Феогенова.

Да вот уже подходят, видишь, милая?

А там еще другие! Го! го! го! Сюда!..

Откуда эти?

Поселянки здешние.

Вот почему деревней в нос ударило.

Последними пришли мы, о Лисистрата?

Молчишь? Не отвечаешь?

Не хвалю тебя!

Пришла ты поздно, а забота важная.

Впотьмах никак не находила пояса.

Когда спешишь, так начинай! Собрались мы.

Не надо! Подождем еще немножечко!

Пусть подойдут сюда пелопоннесянки

И жены беотийцев.

Ты права, дружок!

Да вот, гляди, подходит Лампито[9] сюда.

Почтеннейшей спартанке, Лампито, привет!

Какой красою блещешь ты, любезная!

Румяна как и телом как упитанна!

Да ты быка задушишь!

Ну, еще бы нет!

Не зря ж борюсь я, прыгаю и бегаю.

А что за груди! Твердые и круглые!

Ты что ж меня, как жрец голубку, щупаешь?

А эта, молодая, из какой страны?

Семьи прекрасной, родом из Беотии.

Собралась к вам.

В час добрый, беотиянка!

Прекрасны нивы ваши.

И пощипаны

Порядочно. Гречиха гладко выбрита.

А та меньшая?

Добрая девчоночка,

Коринфянка.

Да уж, конечно, добрая.

Сейчас же видно по тому и этому.

Но кто же этих женщин ото всех сторон

Созвал здесь?

Я.

А для чего, расскажешь, да?

Чего ты хочешь?

Объясни нам, милая!

Открой нам, что сказать желаешь важного!

Сейчас скажу, но прежде об одном спросить

У вас хочу я.

Все, что хочешь, спрашивай.

По тем вы не томитесь, кто детей вам дал?

По ним, ушедшим в поле? Знаю, знаю я,

У каждой муж далеко, без кормильца дом.

Шестой уж скоро месяц, как во Фракию

Мой бедный муж Евкрата сторожить ушел.[10]

А мой – уж восемь месяцев у Пилоса![11]

А мой – едва успеет возвратиться в дом,

Опять за щит берется, да и был таков!

Любовники – и те как будто вымерли!

От самого милетского предательства[12]

И пальчика из кожи я не видела,

В печальной доле вдовьей утешителя.

Хотите ж, если средство я придумаю,

Помочь мне и с войной покончить?

Милая!

Да если надо, хоть сейчас готова я

Продать браслеты и… напиться допьяна.

Да, да, а если надо, так пускай меня,

Как жужелицу, перережут надвое.

А я вползти на скалы Тайгетские[13]

Готова, лишь бы там хоть увидать мне мир!

Так я скажу! Скрывать не стану дум моих!

Услышьте же, подружки! Чтобы силою

Мужчин понудить к миру долгожданному,

Должны мы воздержаться…

От чего, скажи!

Послушаетесь?

Да! На смерть готовы мы!

Должны мы воздержаться от мужчин, – увы!

Чего ж вы отшатнулись? Что потупились?

Эй вы! Притихли? Головой качаете?

Бледнеете? Ручьями слезы катятся?

Согласны? Не согласны? Отвечайте же!

Я не согласна! Дальше пусть идет война!

Я тоже не согласна! Пусть идет война!

Так вот как! Ах ты, жужелица! Только что

Себя разрезать ты давала надвое!

Другое что придумай! Приказанье дай –

В костер я рада прыгнуть. Но не это лишь!

Всего страшнее это, о Лисистрата!

А ты что скажешь? Говори!

И я в костер!

О род наш женский, подлый, распролюбленный!

Так правду говорят о нас трагедии:

Лишь Посейдон нам нужен[14] и челнок его.

Но ты, спартанка милая, когда б одна

Со мною ты осталась, – все спасли бы мы.

О, согласись со мною!

Трудно, трудно, друг,

Без мужа ночью на постели женщине,

Но будь что будет! Мир нам тоже надобен.

О милая! Одна из всех ты женщина!

Но если мы поверим и воздержимся

(Тьфу, да не будет!), разве мир приблизим мы

Такой ценою?

Да! Клянусь богинями!

Когда сидеть мы будем надушенные,

В коротеньких рубашечках в прошивочку,

С открытой шейкой, грудкой, с щелкой выбритой,

Мужчинам распаленным ласк захочется,

А мы им не дадимся, мы воздержимся.

Тут, знаю я, тотчас они помирятся.

И Менелай, увидя грудки голые

Своей Елены, меч на землю выронил.[15]

А если бросят вовсе нас мужчины, а?

Припомни Ферекрата,[16] – и на суку драч!

Все это болтовня и празднословие!

А если схватят нас и в спальню силою

Потащут?

Упирайся, за косяк держись!

А если станут драться?

Против воли дай!

В любви насильной нет ведь вовсе радости.

Да мало ль средств различных! Будь уверена –

Отстанут! Знай, не насладится досыта

Мужчина, если женщине не хочется.

Когда вы так решили, так согласны мы.

Но вот что: наших-то мужей сумеем мы

Принудить к миру доброму и честному,

Но что, когда, узнав про то, афиняне

На землю нашу нападут предательски?

Об этом наше дело позаботиться.

Пока у вас триеры[17] есть и золото

В Акрополе[18] – не быть Элладе мирною.

Не бойся! И об этом мы подумали.

Сегодня ж овладеем мы Акрополем.

Я поручила самым старым женщинам,

Пока мы здесь о деле совещаемся,

Как будто для молитвы в Парфенон войти.

Ну, если так, то, значит, все устроено.

Так почему же то, в чем согласились мы,

Нам не скрепить присягой нерушимою?

Так говори присягу, за тобой и мы!

Отлично! Что вы зазевались, скифянки![19]

Изнанкой кверху щит поставьте на землю

И острый нож мне дайте!

О Лисистрата!

Какою клятвой клясться хочешь?

Древнею,

Эсхиловскою: «Над щитами медными,

Баранов закалая».[20]

Нет, Лисистрата!

Нельзя о мире клясться клятвой воинской.

Так как же присягнуть нам?

Если б белого

Коня достать и внутренности вырезать!

Где ж белый конь?

Так что же мы придумаем?

Когда хотите, я вам присоветую:

Огромный черный ковш поставим на землю,

Потом заколем мех вина фасосского[21]

И поклянемся выпить все без примеси![22]

Вот это мне и не сказать как нравится!

Так живо мех и ковш несите из дому!

Подружки дорогие, вот так кружечка!

Кинь-грусть, тоску-размыкай, а не кружечка!

Сюда поставьте и козленка дайте мне!

Владычица Пифо,[23] ты, Чаша Дружества,

Явите жертву нам благоприятную!

По цвету и по виду кровь отличная!

И пахнет сладко, боги мне свидетели!

Подружки, присягнуть мне дайте первою!

Нет, нет, клянусь Кипридой! Жребий бросим мы!

Рукой ковша коснитесь! Лампито, сюда!

И пусть за мною повторяет кто-нибудь,

А вы, другие, присягайте мысленно!

«Вот я клянусь, ни мужа, ни любовника…»

«Вот я клянусь, ни мужа, ни любовника…»

«Не утолять желаний…»

Говори же, ну!

«Не утолять желаний…». Не могу! Ай, ай!..

Колени подгибаются, Лисистрата!

«При муже буду жить невинной девушкой…»

«При муже буду жить невинной девушкой…»

«В шафрановой рубашечке, нарядная…»

«В шафрановой рубашечке, нарядная…»

«Чтоб в муже распалить хотенье страстное…»

«Чтоб в муже распалить хотенье страстное…»

«Но добровольно мужу не отдамся я…»

«Но добровольно мужу не отдамся я…»

«Когда ж к любви меня принудит силою»

«Когда ж к любви меня принудит силою…»

«Не двинусь с места и позволю нехотя…»

«Не двинусь с места и позволю нехотя…»

«Не подниму персидских туфель к пологу…»

«Не подниму персидских туфель к пологу…»

«Не встану, словно львица над воротами…»

«Не встану, словно львица над воротами…»

«Присягу соблюдая, пью до капли все…»

«Присягу соблюдая, пью до капли все…»

«А изменю, отныне пусть мне воду пить!»

«А изменю, отныне пусть мне воду пить!»

За мной вы все поклялись?

Все поклялись мы!

Вот посвящаю жертву.

Поделись со мной,

Чтобы с тобою впредь мы были дружными.

Что там за вопли?

Что, не говорила ль я?

То овладели женщины Акрополем

И храмом Девы.[24] Лампито, к своим вернись!

И все устрой, как надо, в Лакедемоне!

И этих женщин нам оставь в заложницы!

А мы войдем в Акрополь и засовами

Ворота в крепость загородим накрепко.

А против нас, вооружась, ты думаешь,

Мужчины не сбегутся?

Не боюсь я их.

Ни силой, ни угрозами, ни пламенем

Они в Акрополь не добудут доступа,

Пока того, чего хотим, не сделают.

О, ни за что! А нет, пусть называют нас

Не женщинами – трусами последними!