Литературная Газета 6286 ( № 31 2010) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Литературка Газета Литературная Газета (Русская народная песня «Кирпичики») #56

Русская народная песня «Кирпичики»

Портфель "ЛГ"

Русская народная песня «Кирпичики»

10 августа исполнилось сорок лет со дня смерти выдающегося комедиографа Николая Робертовича Эрдмана, оставившего заметный след в советской драматургии (пьесы «Мандат», «Самоубийца») и киноискусстве (сценарии фильмов «Весёлые ребята», «Волга-Волга» и десятков других). Сейчас писатель Александр Хорт работает над биографией Эрдмана для серии «ЖЗЛ». Публикуем главу из будущей книги.

Генрих Иосифович Зеленко являлся видной фигурой в советской номенклатуре. Партиец со стажем, он много лет находился на комсомольской работе, затем на профсоюзной, а с октября 1940 года, то есть с момента создания Главного управления трудовых резервов при Совнаркоме СССР, стал в новой структуре первым заместителем начальника.

За четыре года существования его ведомство проявило себя самым лучшим образом. С первых дней войны возникла большая проблема – обеспечить народное хозяйство кадрами, поскольку бόльшая часть мужского трудоспособного населения ушла на фронт. Спрос на рабочие руки день ото дня становился всё насущнее. К трудовой деятельности привлекали всех кого можно – от домашних хозяек и подростков до демобилизованных воинов. Этими проблемами занимались разные ведомства, наркоматы, партийные и профсоюзные организации. Их управление тоже не подкачало – подготовлено почти два с половиной миллиона молодых рабочих, которые выпустили для фронта огромное количество необходимой продукции, участвовали в восстановлении разрушенных промышленных объектов, принимали участие и в боевых действиях. А сколько среди выходцев из ФЗУ награждённых! Один Александр Покрышкин чего стоит – трижды Герой Советского Союза. Сбил 59 немецких самолётов.

В общем, за четыре года система себя оправдала, есть чем похвастаться, в будущем году не грех отпраздновать первый юбилей. Но как? Торжество должно быть замечено и рядовым людом, и вышестоящим начальством; в меру серьёзным и в меру развлекательным. Планируется сделать в Большом театре концерт с участием лучших коллективов художественной самодеятельности трудовых резервов. Вещь хорошая, а нельзя ли её чем-нибудь подкрепить, сделать так, чтобы след от праздника остался более весомым. Вот если бы кинохроника полностью засняла праздничный концерт…

Начали копать в этом направлении, связались с «Мосфильмом». Студия ничего не имела против фильма-концерта. Сценарий тут дело нехитрое, пускай его напишет помощник художественного руководителя студии А. Фролов (худруком был Г. Александров). Теперь оставалось найти режиссёра.

И тут Генрих Иосифович вспомнил, что его знакомый кинорежиссёр Юткевич, помимо всего прочего, является главным режиссёром Ансамбля песни и пляски НКВД. Уж, наверное, он в этих делах разбирается. Что если попросить его?

– Просто заснять концерт нецелесообразно, – ответил Сергей Иосифович. – Получится монотонно и малоинтересно. Вот если бы имелся оригинальный сценарий…

– Так за чем дело стало? Видимо, нужно кому-то заказать?

– Не у каждого получится.

– Ну вы-то свой человек в мире кино. Знаете, кто на что способен.

– Попробуйте обратиться к Вольпину и Эрдману, отличные драматурги. Сейчас они работают в нашем ансамбле, их пайков не хватает для содержания семей. Посулите им хорошие гонорары.

– Если они согласятся, то вы будете снимать такой фильм?

– В принципе я уже ангажирован, готовлюсь снимать «Дмитрия Донского». Но работа ещё только начинается, на неё могут назначить и другого режиссёра. А насчёт этого нужно договариваться в Комитете по делам искусств…

Обстоятельный Зеленко всё сделал в лучшем виде. Он договорился о сценарии с Вольпиным и Эрдманом, а также нажал на нужные рычаги в Комитете по делам искусств. В результате 25 ноября 1944 года Юткевичу было поручено снимать фильм «Здравствуй, Москва!». За «Дмитрия Донского» он брался без большого энтузиазма, его больше привлекала современная тематика. А у Вольпина и Эрдмана, судя по либретто, получится симпатичный сценарий. Как водится, соавторы поскромничали, прислали ему либретто, сопроводив запиской: «Дорогой Серёжа, мы в восторге, что ещё раз доводится поработать с Вами. Боимся только, что Вы не будете в таком же восторге, когда познакомитесь с тем, что мы придумали. Очень трудно. До очень скорого свидания. Н. Эрдман. Мих. Вольпин».

Это произошло в феврале 1945-го, и вскоре Вольпин и Эрдман подписали с «Мосфильмом» договор, по которому должны были сдать сценарий 15 марта. Времени на сочинение дали в обрез, да и не настолько их привлекала тематика этого социального заказа, чтобы, отложив все дела, с головой окунуться в работу. Поэтому в срок друзья не уложились, из-за чего их гонорар – 35 тысяч рублей на двоих – урезали на 10 процентов. (Кстати, одному Фролову за малохудожественный сценарий должны были заплатить 20 тысяч.) Лишь когда директор «Мосфильма» В. Головня пригрозил драматургам страшными карами, а именно – вообще отказаться от съёмок «Здравствуй, Москва!», друзья подсуетились и к апрелю сценарий закончили. 2 апреля он был послан на утверждение начальнику Главного управления по производству художественных фильмов М. Калатозову, а через три недели им был получен и режиссёрский сценарий.

12 мая на заседании коллегии Главного управления трудовых резервов при СНК СССР сценарий, о котором докладывал С. Юткевич, был одобрен. Собравшиеся решили просить Комитет по делам кинематографии утвердить его и приступить к съёмкам, чтобы выпустить фильм непосредственно к юбилею, не позднее 15 сентября 1945 года. Снять за четыре месяца, то есть работать стахановскими темпами.

Трудрезервовцы были настолько уверены в успехах своих начинаний, что уже через день, 14 мая, начальник Главного управления трудовых резервов П. Москатов подписал приказ «Об обеспечении производства и выпуска кинофильма «Здравствуй, Москва!». Содержание этого документа, написанного добротным бюрократическим языком, не могло не порадовать съёмочную группу:

«Придавая большое значение созданию кинофильма о художественной самодеятельности учащихся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО и в целях скорейшего его выпуска, ПРИКАЗЫВАЮ:

а) выделить с 20-го мая с.г. на срок производства кинокартины в распоряжение съёмочной группы (директор тов. Анцелович Я.М.):

плотников – 20 чел.,

столяров – 6 чел.,

маляров – 5 чел.,

портных – 12 чел.,

б) принимать от съёмочной группы к срочному выполнению заказы на изготовление отдельных деталей декораций и реквизита, а также в мастерских училищ и школ ФЗО костюмов, потребных по ходу съёмок».

Там было ещё много пунктов: обеспечить необходимое количество материалов для постройки декораций; выделять бензин для транспорта; обеспечить ремонт и снабжение запчастями автомашины ГАЗ-67; обеспечить питание участников съёмок; организовать вызов в Москву участников концертных номеров, их размещение и питание. Вот какая махина была приведена в движение, и не последнюю роль играл здесь сценарий.

Обычно, когда делаются фильмы такого рода, будь это опереточное ревю «Карамболина-Карамболетта» или цирковое «Арена смелых», авторы, не мудрствуя лукаво, действуют по принципу шашлыка: словно куски мяса на шампур, нанизывают на примитивный сюжет номера. Ведь они тут являются основным блюдом, гарнир – дело второстепенное, на него можно не обращать особого внимания. В результате сляпают кое-что на скорую руку, и очередной фильм-концерт, точнее фильм-однодневка, готов. Когда же сценаристами придумана увлекательная история и зрители ждут не дождутся окончания очередного номера, чтобы побыстрее узнать продолжение рассказываемой истории, то речь идёт о настоящей драматургии.

Вольпин и Эрдман, как всегда, проявили хорошую фантазию, сочинив многослойный сценарий. Начинается с подготовленного честолюбивым Зеленко концерта в Большом театре. В одной из лож его смотрят два товарища: писатель и директор ФЗУ, который уговаривает его написать сценарий фильма о ремесленниках. Тот скептически смотрит на такую идею, мол, что интересного может произойти в этой среде. Тогда директор начинает рассказывать ему интересную историю, произошедшую в одном из небольших городков. Это второй, основной, слой фильма.

В том городке жили старый мастер Никанор Иванович и его внучка Таня. Жили скромно, ничего лишнего не имели. Только одна вещь в доме по-настоящему была дорога дедушке – баян, который достался ему от товарища, застреленного жандармом во время демонстрации 1905 года. (Сцены разгона рабочей демонстрации царской полицией представляют собой третий слой фильма.) Сам Никанор Иванович на баяне не играл, просто берёг его как память. Когда дедушка заболел, Таня, чтобы добыть лишние деньги на его питание, дала инструмент «в аренду» клубному баянисту Брыкину, а тот украл его, вернув девочке футляр с кирпичами.

Поискам исчезнувшего баяна посвящены основные события фильма. Тане помогают её ровесники – ученики ремесленного училища, которые готовятся ехать на смотр художественной самодеятельности. Чтобы репетировать под музыку, ребята арендуют баян у музыканта, завсегдатая пивной. Разумеется, случайно это оказался тот самый инструмент, который разыскивает Таня.

В финале всё благополучно разрешается: баян возвращён дедушке, а тот великодушно передаёт его музыкально одарённым фэзэушникам, с ним они и едут выступать в Москву. Звучит заключительное стихотворение. Не Вольпина и Эрдмана, его написал московский ремесленник В. Шкаровский, имя которого ни в каких документах, имеющих отношение к фильму, почему-то не указано:

Какое счастье – верить в свой народ!

В цеху и в битве – средь огня и стали,

Какое счастье – знать, что нас ведёт

Наш современник – наш великий Сталин.

«И под весёлый и торжественный марш тронулись шеренги участников смотра…

Они идут волна за волной…

И над ними возникает улыбающееся лицо вождя». Этот пассаж уже из режиссёрского сценария (РГАЛИ, фонд 2453, оп. 2, ед. хр. 60, стр. 123).

По литературному сценарию замечаний у «Мосфильма» было больше, чем по либретто. Правда, подавляющее большинство из них авторы фильма проигнорировали, хотя некоторые из них не лишены резона. Например, в резолюции худсовета студии имелась такая претензия: «Неизобретательно путаются номера на вагонах. И вообще, почему номера вывешивают на ходу поезда?» Их вопрос повис в воздухе – в картине всё так и осталось. Или: «Неправдоподобно, чтобы девочка прямо с улицы без билета, не раздеваясь, вбегала в зал на ёлку». В фильме – вбежала.

Совсем не обращать внимания на требования студии тоже нельзя. Одно из замечаний звучало так: «Убрать на стр. 13 кусок воспоминаний старика, где он рассказывает, что хотел быть «фараоном». Это сделано для остроумной реплики девочки»3. Имелся в виду диалог тринадцатилетней девочки с дедом:

– И была у меня сумасшедшая мечта: сделаться фараоном.

– Неужели вы, дедушка, фараонов застали?

– Да нет, дурочка, тогда фараонами городовых называли.

– Это кто же такие – городовые?

Такой мелочью пожертвовали – убрали.

В заключении Комитета по делам кинематографии предлагались две поправки. Первая: «На стр. 10 следует исключить сцену с гражданином, берущим у знакомой несколько кусочков сахара и папиросы для больного Никанора Ивановича, т.к. такого рода участие выглядит, как подаяние».

В сценарии действительно был слащавый эпизод, когда приятеля Никанора Ивановича на улице встречают две вышедшие из магазина женщины. Узнав, что Василий Егорович идёт проведать больного товарища, одна передаёт для него несколько кусочков только что купленного сахара, а вторая, «распечатав пачку недорогих папирос, кладёт несколько штук в ладонь Василию Егоровичу».

От этого эпизода авторы с лёгким сердцем отказались, не прибавил бы он лавров картине. А вот второе предложение комитета проигнорировали: переделать сцену с залетевшим в цех через форточку голубем, из-за чего ребята бросили работу и принялись его ловить.

Заседание художественного совета «Мосфильма» по обсуждению готовой картины состоялось 30 декабря 1945-го. Новогодний праздник создателям «Здравствуй, Москва!» коллеги не испортили, в общем и целом оценки были положительные. На заседании выступали режиссёры Сергей Герасимов («Всё что касается литературной части – всё очень хорошо, в особенности во второй половине, где всё становится целеустремлённым и хорошо занимает воображение зрителей. Всё это благородно и трогательно»); Григорий Александров («Мне очень нравится работа Эрдмана и Вольпина, во-первых, потому, что мы имеем в этой картине редкий для нас диалог. Дети говорят на подлинно народном и хорошем языке. В образе главного героя Коли очень хорошо использованы цитаты Бенвенуто Челлини, разговор о памятниках». Тут, думается, многие поспорили бы с маэстро); Михаил Ромм («Мне тоже картина очень понравилась. Но мне кажется, что результат тот, что сценарная часть значительно пересилила концерт, т.е. конферансье вышел на первое место. Очень нравится текст конферанса – простой и в то же время глубокий»); Юлий Райзман («Поэтому я ратовал бы за предложение Ромма по линии сокращения концертной программы. Я понимаю, что будут возражения, так как это заказная картина, но ведь этим людям должно быть очевидно, что они получают вместо концерта великолепную вещь»); художник Владимир Каплуновский («Должен сознаться в своей ошибке, что отказался от участия в этой картине») и другие.

Сам Эрдман высказался лишь один раз и был, как всегда, немногословен. В ответ на нарекания по поводу некоторых концертных номеров, в частности украинской песни, которую ругали чуть ли не все выступавшие, Николай Робертович сказал:

– Если убрать концертные номера, то действительно нужно писать другой сценарий. Мне думается, что это было бы невыгодно для авторов, и режиссёр нас защитит.

В украинском номере дело не в декорациях, а в звучании, там есть две ноты, которые звучат очень плохо.

Идеализировать картину не стоит. Это был типичный лакировочный фильм, да в условиях строгой цензуры такие только и снимались. Кого можно критиковать и высмеивать? Разве что проводницу поезда, спросонья неправильно укрепившую табличку с номером вагона – вместо 6-го получился 9-й. Да ещё любителя пива Брыкина, пытавшегося «заиграть» баян, доставшийся Таниному дедушке от товарища. В остальном же на экране тишь, гладь да божья благодать. Типичная борьба хорошего с лучшим. Мелкие конфликты быстро разрешаются к всеобщему удовольствию, фэзэушники маленького Дольска читают собственные стихи, репетируют, мечтая выступить на концерте в Большом театре. Благодаря их приезду в Москву кинозрители могут увидеть и другие концертные номера. Языковые характеристики персонажей далеки от какого-либо правдоподобия. Имена Ван Гога и Бенвенуто Челлини встречаются в речи фэзэушников так же часто, как ненормативная лексика в разговорах их жизненных прототипов. Но такие подробности мало кого трогали. После военного лихолетья картина с оптимистичной музыкой, приключенческой интригой и комическими эпизодами заранее была обречена на успех. Так оно и случилось.

Сейчас в Интернете вывешиваются рейтинги фильмов. «Здравствуй, Москва!» почему-то указан в прокате 1945 года, хотя вышел в прокат 4 марта 1946-го. За весь 1945-й было выпущено 13 картин, рейтинг «Здравствуй, Москва!» находится в середине, к тому же идёт по категории детских фильмов. Действительно, картину в первую очередь смотрели школьники, особенно мальчишки, смотрели по 2–3 раза. А всё из-за убойной сцены, в которой роль баяниста Семёна Сёменовича Брыкина играл незабвенный Сергей Филиппов. Лица зрителей сияли, когда начинался эпизод в пивной, куда Таня пришла в поисках баяна. Брыкин делает вид, что её не замечает, якобы увлечён беседой со своим собутыльником (тут Филиппову под стать колоритный Константин Сорокин), потом нагло отбивается от девочки, обзывает её недомерком. И вот она, кульминационная сцена – получив от ребят футляр с аккордеоном, Брыкин забирается на эстраду и зычно объявляет:

– Популярная русская народная песня «Кирпичики».

После чего раскрывает футляр и с обескураженным видом достаёт оттуда два кирпича…

Зал неистовствует, публика хохочет взахлёб, а после фильма содержание этого эпизода неоднократно пересказывается приятелям, рождая тем самым новые когорты охотников посмотреть «Здравствуй, Москва!».

Кому-то из зрителей события фильма могли показаться надуманными, ситуация – высосанной из пальца. Тем не менее похожая коллизия случилась с создателями фильма после его завершения и успешного проката. Подобно своим персонажам, творческая группа картины «Здравствуй, Москва!» тоже начала «собираться на праздник» – их работа была выдвинута на соискание Сталинской премии. Об этом торжествующий Зеленко сообщил по секрету режиссёру, и по тону собеседника Сергей Иосифович понял, что шансы на получение весьма велики.

Любому творцу лестно получить главную премию страны. А для репрессированных перед войной Вольпина и Эрдмана это имело бы большее значение, чем для кого-либо. Однако в отличие от киношных ребят надежды драматургов на благополучный финал не сбылись. У них оказался свой «пропавший баян» – в одном из фабрично-заводских училищ учитель избил подростка, и об этом событии поторопились доложить Сталину. Лучший друг советских детей из-за этого случая так расстроился, что места себе не находил. И в этот недобрый час к нему на приём явился председатель Комитета по делам кинематографии И.Г. Большаков, принёс список фильмов, претендующих на его премию. На первом месте значилось незнакомое название – «Здравствуй, Москва!». «Про что это?» – спросил Сталин. – «Про трудовые резервы». Ах, про те самые, где учителя избивают учеников. И такую картину предлагают наградить!.. «Не буду смотреть!» – произнёс Иосиф Виссарионович и решительно вычеркнул творение Юткевича и товарищей из списка.

Однако без внимания лента не осталась. Благодаря стараниям режиссёра Михаила Калатозова («Соль Сванетии», «Истребители», «Валерий Чкалов»), в первые послевоенные годы работавшего начальником главка по производству художественных фильмов в ранге замминистра кинематографии, «Здравствуй, Москва!» «попала на праздник» – картину послали на Первый международный фестиваль в Каннах.

Кинофестиваль проходил с 20 сентября по 5 октября 1946 года. Сам же М. Калатозов и возглавил советскую делегацию. (Через 12 лет его «Летят журавли» завоюют здесь «Золотую пальмовую ветвь»). От СССР в конкурсе участвовали пять художественных фильмов («Великий перелом», «Каменный цветок», «Зоя», «Белый клык» и «Здравствуй, Москва!»), научно-популярный «Солнечное племя» и – им открывался фестиваль – документальный «Берлин»: о Победе, о кровопролитных боях и бомбёжках, о переходе через Одер, о взятии немецкой столицы…

Возвратившись на родину, Михаил Констатинович представил подробный отчёт о поездке главному идеологу страны А. Жданову. Там он, в частности, писал: «Картина «Здравствуй, Москва!» имела хорошую прессу, но в ряде газет появились рецензии, ставящие под сомнение участие самодеятельности в этой картине. Рецензенты не верили, что такое высокое качество исполнения доступно московским школьникам. Многие утверждали, что это или талантливые лилипуты, или вундеркинды».

В принципе Юткевич ожидал, что его могут заподозрить в подвохе. Поэтому во избежание кривотолков фильм должен был начинаться с предупреждения: «В концертных номерах принимают участие коллективы художественной самодеятельности учащихся ремесленных и железнодорожных училищ школ ФЗО Москвы, Сталинграда, Куйбышева, Магнитогорска, УССР и ГрузССР». В картину фраза вошла в несколько иной редакции: «В этом фильме все музыкальные и танцевальные номера и все детские роли исполняют учащиеся ремесленных и железнодорожных училищ и школ ФЗО, а также школьники г. Москвы». Они очень талантливы, эти ребята. Некоторые снимались в картине под своими именами и фамилиями. У сценаристов главный герой был Вася Барабанов, в фильме он стал Колей Леоновым, поскольку так звали игравшего его мальчика. Кстати, он единственный из детей, который в какой-то мере связал свою дальнейшую судьбу с кино, – Коля Леонов, когда вырос, стал известным писателем, автором многих детективных произведений. Помимо прочего написал и сценарии двух пользовавшихся успехом кинофильмов – «Вариант «Омега» и «Трактир на Пятницкой».

Александр ХОРТ

Прокомментировать>>>