Литературная Газета 6329 ( № 25 2011)

И больше века длится жизнь

Литература

И больше века длится жизнь

ЧЕСЛАВ МИЛОШ – 100

Говорят, что билингвы обладают особым типом сознания и мышления. Привычка с ранних лет перескакивать с одного языка на другой помогает им видеть многие явления объёмнее. С разных сторон. Польский поэт, эссеист и переводчик Чеслав Милош, которому 30 июня исполнилось бы 100 лет, – яркое подтверждение этого феномена.

Он родился в Литве, в те времена входившей в состав Российской империи, в польской семье – и вырос даже не в двух, а в трёх языках. Он ощущал себя поляком, хотя обосновался на родной земле уже в зрелом возрасте, после того как стал нобелевским лауреатом. Его умение отстраняться от всего, о чём он писал, способность рассматривать что-то с расстояния и высоты, выявляя новые грани познаваемого предмета, то приближая, то отодвигая его, и одновременно наблюдать за собой, иронизируя над процессом, – отличительная черта всего творчества поэта. Но эта способность абстрагироваться ослабевала, когда речь заходила о Польше и о русско-польских отношениях. Он становился эмоционален и совсем не рассудочно холоден. Любовь к своему народу и гордость за него перевешивала желание разобраться в истоках русско-польских перипетий.

Большой поэт – всегда больше, чем поэт. XX век с его противоречиями, войнами, трагедиями и попыткой переосмысления жизни отразился в творчестве Милоша так ярко, что по нему можно изучать историю. Разобщённость и разбросанность людей, бесприютно скитающихся по земле, внутреннее одиночество и тоска по чему-то запредельному отчётливо прослеживаются и в стихах, и в эссе. Недаром он начинал с создания литературной группы «Жагары», название которой переводится с литовского как «сушняк, применяемый для растопки». Желание гореть и воспламенять словом, так свойственное юности, вылилось в мрачные предсказания – за что членов группы стали называть «катастрофистами». Но в отличие от русского парижанина Бориса Поплавского, мэтра «хореической смерти», умирающего в русской традиции стихосложения, молодой поляк искал новые формы и был максимально авангарден в поисках. Он стремился научиться иному способу организации слов и – что интересно – увидеть по-новому саму суть поэзии. Впоследствии он сам комментировал то, к чему стремился: «…я отворачиваюсь от субъективирования в лирике, через которое стихотворение сползает до поистине произвольного нагромождения слов».

Он искал объективности, что является почти противоположностью нашему пониманию поэзии. Не выплёскиванию «потока сознания», не личной эмоции, а стройного запечатления мысли. Но мысли, изрезанной точными и яркими образами. Его стихи написаны в традициях европейского верлибра. Со временем получился некий сплав верлибра и белого стиха с вкраплением почти прозаических строк и свободной разбивкой на строки. Всё в его стихах подчинялось задаче как можно яснее выразить мысль, показать и своё отношение к ней, и даже момент её зарождения. Магический процесс рождения стиха часто открывается читателю. Это отстранённое обнажение, совмещающее порой несочетаемые явления, – характерная черта Милоша.

Он виртуозно владел разными приёмами, добиваясь яркой картины, которая разворачивалась перед глазами читателя. Его умение «рисовать пейзаж», описывая те или иные исторические события, рождало практически «эффект присутствия». Из небытия при помощи особой организации слов возникали страны, города и эпохи. При этом сам автор умудрялся опираться не на эмоциональный посыл, который облегчает восприятие, а на спокойную отстранённость описываемого, которая расцвечивалась лишь иронией умного образованного скептика, типичного жителя XX века, обременённого разными знаниями. И по силе воздействия эта смесь оказывалась взрывоопасной. Именно такой, о которой он мечтал в свой «катастрофический» период.

Любопытно, что впоследствии на просьбу спрогнозировать дальнейшие события в Польше он ответил: «Вы во власти романтического заблуждения. Вы отождествляете поэта с пророком. Но это вещи разные». Тем не менее его прогнозы часто попадали в цель и предвосхищали события. Его Нобелевская премия, полученная в разгар известных польских событий, отчасти была и наградой за книгу «Порабощённый разум», которая сыграла немалую роль в формировании общественных тенденций Польши.

Он жил вдалеке от Польши, во Франции и Америке, писал на разных языках, исследовал практически все проблемы века, искал ответы на общечеловеческие и философские вопросы, но всегда оставался поляком по сути, хотя и считал себя гражданином мира. И, несмотря на огромное эссеистское и переводческое наследие, Чеслав Милош в первую очередь был и остаётся поэтом. Большим поэтом ушедшего XX века. Который всё-таки пророк.

А ведь мир совсем не такой, как нам кажется,

и мы совсем не такие, как в собственных бреднях.

Потому-то все люди хранят молчаливую

благопристойность,

так добиваясь уважения родственников

и соседей.

А в поэзии пользы всего-то, что нам она

напоминает,

как трудно всегда оставаться одной и той же

особой,

ибо дом наш открыт, на ключ не заперты двери,

а незримые гости входят и выходят.

Что ж, согласен, то, что здесь говорю я,

совсем не поэзия,

потому что стихи писать позволительно редко

и неохотно,

лишь по невыносимой нужде и только

с надеждой,

что не злые, а добрые духи избрали нас

своим инструментом.

Надежда ЗАЛИНА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: