Литературная Газета 6329 ( № 25 2011)

«В прошлом заблудившаяся странница»

Литература

«В прошлом заблудившаяся странница»

ВПЕРВЫЕ В «ЛГ»

Елена МАКСИНА

Родилась в Москве. С 1996 года проживает в Филадельфии, США. Лауреат поэтического конкурса имени Н.С. Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (СПб., 2008 г.). Обладатель международной премии «Серебряный стрелец», 2009 г. Автор книги стихов «Кириллица Акварелью», издательство «Водолей», 2009 г.

Ягоды

В этом году мне твой город порезал вены

башней Останкинской. Может быть,

откровенно,

слишком плакатно сравнение, ты заметишь,

только иначе не выразить этого. Смерти ж

нет никакого дела до литературы,

до расписных эпитетов субкультуры,

ежели вскрыты вены, всё тонет в дыме,

нет бы запомнить родителей молодыми.

Этот нарыв, скажешь ты, ни в одном журнале

толстом не напечатают, трали-вали,

надо бы развивать про озон планеты

и потеплении, ну а ты об этом.

Лучше бы ты о хлебе и прочих злаках,

о позитиве, которого кот наплакал,

иль об искусстве, благо его в достатке,

зрелищах, осени, гриппе и лихорадке.

Да, так о венах – кровь сделалась голубая,

переливается, как чешуя минтая

или форели, поблагородней рыба,

впрочем, мы не об этом, мы о нарывах

в свете печати и безупречной крови.

Рифма к лицу стране, как хорей корове,

имя поэзии прошлого будет Прозак,

ибо грядущий день излагает прозой.

В этом году мне по венам пустили уксус,

знамо, вино хотели, согласно курсу

времени, неизбежности ускоренья

оного, только уксус ушёл в варенье.

И теперь на лотке, на обочине у Речного

вразвес продают повидло родного слова

и на свету горят отголоски мови

ягодами кириллицы цвета крови.

Заплати продавцу сколько нужным сочтёшь,

на сдачу

купи лотерейный билет, уезжай на дачу,

именем там моим нареки берёзку,

сока отведай и рану заполни воском,

сделай себе амулет из коры древесной,

ангелам спой из «тысячи тьмы одесной»,

ягоды же разбросай в торфяной водице,

будущим летом мне выпадет там родиться.

Смородина

двенадцать лет без чувства родины –

как без кола и без двора.

кислы плоды чужой смородины

из золочёного ведра.

горчат ворованные ягоды,

и ядом брызгают в тетрадь,

и между строк алеют – надо бы

слова в молитву собирать.

на даче дедовские яблоки

слезами катятся в траву,

а я плыву в чужом кораблике

по речке детства и реву.

и память щиплется, и колется,

и разъедает нрав и быт,

года выходят за околицу,

плывут по линиям судьбы.

но мне за ними не сподобиться,

быстра летейская вода,

и не молитва, а пословица

слова уносит в никуда.

пытаю прошлое вопросами

и просьбой мучаю святых,

чтоб мостик в детство перебросили

двенадцать ангелов родных.

Шоколадка

Бабушка держит Библию над головой

и говорит: – Ну что, погадаем, детка?

Что там сегодня выпадет нам с тобой,

гость ко двору или тебе конфетка?

Волосы – слева пепел, а справа – снег,

прошлой весной оправилась от удара,

разделены пробором на грех и смех,

собраны гребнем, что взят в уценёнке даром.

А за окном вздыхает вишнёвый сад,

яблоневый и грушевый на подходе,

детство и старость смотрят вперёд, назад,

кружатся в расцветающем хороводе.

Книга раскрылась, где марлевый переплёт

вытерся, на Послании к коринфянам.

Бабушка не сумеет прочесть, начнёт

лупу скорей нашаривать по карманам.

В тёплой пальтушке, войлочных сапогах:

– Зябнут сегодня ноги, поди с устатку.

Что там, Алёнка, пишут нам в облаках?

– Выпало счастья на целую шоколадку!

Щенок

Вот снимок – деда отпевали,

ковши врезались в мёрзлый грунт,

гудки рыдали на вокзале

пятнадцать траурных минут.

Оркестр гремел от Привокзальной

до Коминтерна. Пришлый поп

учил науке поминальной

под сбитым куполом сельпо.

Мне девять лет, и девять жизней

в запасе, некуда избыть, –

монашки смотрят с укоризной

и гонят ладан из избы,

и, причитая на иконы,

с окладов соскребают воск.

Я помню дедовы погоны

с эмблемою дорожных войск

и китель в пятнах от махорки

с двухцветной ленточкой в петле.

Почившему нет места в морге,

есть – на обеденном столе.

И до и после будут гости

чаи по скатерти гонять.

Так, на разостланном погосте

всё небожитие – кровать,

вся жизнь – прощальное застолье,

вода и водка, гжель и хмель.

Вернувшись в город свой престольный,

я не забуду карамель

в сырой земле, утят в канаве,

ограду, вянущий венок,

шрам, что на память мне оставил

в тот день украденный щенок.

Рецепт расставаний

Я науку разлук изучила как телепрограмму –

на дорожку присесть, опрокинуть на посошок,

как ребёнок обнять на сезон постаревшую

маму,

как родитель сдержаться, не впасть

в ностальгический шок.

Я систему прощаний сама разработала, чтобы

не рассыпаться крупною солью дочерней вины,

не поехать по шву тонкой петелькой –

некому штопать,

не искать виноватых в разлуках, виновники –

мы.

Я составила самопособие, нет, не для высшей

и не средней, а школы прощений. Экзамен сдаю

каждый год, получаю зачёт, выпускные

всё ближе,

не оглянешься, выдадут в красном

зачётку мою.

Я рецепт уникальный, пожалуй что,

запатентую,

стопроцентный плацебо, побочный эффект

нулевой,

принимать трижды в день, чтоб усвоить

науку простую –

в расставании с ближним прощаешься только

с собой.

Это детство уходит дворами от нас,

это юность

тянет руки – обнять и проститься, вернуть

и простить.

Это новым витком между мной и тобой

натянулась

истончённая тропка разлук, наша кровная

нить.

Метро

Говорит Москва: светло и холодно.

В ракурсе раскрывшихся дверей

гипсовый союз серпа и молота,

мраморный разлив семи морей.

Небо, детство, яблони – мозаика,

рельсы, шпалы, стекловолокно.

Для тебя метро – музей, архаика,

для меня живое полотно.

Ты глядишь на Леду одобряюще,

я пускаю в лето моноплан,

память выдаёт по нарастающей

запах, гул, сиреневый туман.

Кто мы здесь, зачем? какая разница, –

пассажир, попутчик, машинист...

В прошлом заблудившаяся странница,

от своих отбившийся турист.

* * *

у февраля глаза фронтового хирурга,

он смотрит в тебя, как в сломанный объектив,

мозаика времени собрана из окурков,

такой чёрно-бело-серый внутри мотив.

ты ждёшь весны, как пленный талиб

расстрела,

быстрей бы уже пришла, отвела во двор,

и это твоё, ещё молодое тело,

пустила на дождь и солнце, и прочий сор.

и ты распадёшься стайкой стихотворений,

и петь их будут мартовские коты,

и сын твой подарит какой-нибудь девочке Лене

тебя, как первые сорванные цветы.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: 06.07.2011 14:54:03 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:

В разлуке с Родиной язык /родной желанней, чем английский./ На русском думать кто привык, /тот где бы не был всюду русский./ И пусть вокруг все говорят /на языке чухом с рожднья,/ Но твои чувства там творят /на русском все стихотворенья./ --- --- burur@mail.ru