Литературная Газета 6416 ( № 20 2013)

Правообладатели Победы

Тем, кто считает День Победы главной датой русской, советской истории, нужно приспосабливаться к новым веяниям. Сопутствующие этому празднику ежегодные скандалы вынуждают запастись набором универсальных реакций. Зная, что пощёчина неизбежна, можешь хотя бы заранее сгруппироваться, принять устойчивое положение, чтобы не упасть, когда двинут, а то уж совсем позор.

При этом угрозы следует ожидать от нежной породы, которая в иных опасных обстоятельствах обычно отводит глаза и бежит жаловаться няне.

Разобраться в причинах, по которым 9 Мая вызывает у определённой публики вполне определённые эмоции, не так сложно. Реакция брезгливости и ненависти вызвана самой сутью праздника Победы, природой этого патриотического феномена.

9 Мая страну охватывает всеобщее чувство солидарности, основанной на ключевых ценностных ориентирах России - соборности и коллективизма. Люди могут не отдавать себе отчёта, объяснять свою радость даже весенним цветением, но механизм воодушевления работает по традиционной схеме – ощущение общего счастья оказывается сильнее и значимее счастья персонального. Именно 9 Мая, именно в этой точке истории, разбивается на мелкие осколки главный элемент современной идеологии, настойчиво навязываемый народу, – культ личного успеха. Категорию успешности никак не удаётся приноровить к воинам Великой Отечественной, не приживается у нас почему-то образ успешного освободителя Сталинграда, индивидуалиста подпольщика или эгоцентрика пионера-героя.

Либеральная интеллигенция следит за процессом общего ликования сквозь прицел шмайсера. В День Победы в расстрельном строю, ёжась в ожидании залпа, неожиданно оказываются славянофилы-почвенники и политруки-коммунисты, удивлённо поглядывающие по сторонам от такого соседства.

"В России есть только один культ хуже православия – культ Дня Победы. Священный трепет, придыхание, особая лексика, слова о памяти, приторная забота о ветеранах – всё это вызывает приступы рвоты" , – пишет Артемий Лебедев, яркий представитель столичной элиты.

Здесь важно понимать, что нарочитая радикальность подхода и грубость слога позволяют видному блогеру привлекать к своим суждениям больше внимания, это его, так сказать, фирменный стиль. Успешно зарабатывая в сфере дизайна и рекламы (и часто паразитируя на госбюджетах), господин Лебедев находится в вечном процессе позиционирования. Его цинизм и высокомерие являются маркетинговой стратегией, хотя в данном случае можно не сомневаться в искренности.

Не надо сразу кричать про человека без рода и племени, у Артемия Андреевича прекрасная родословная, хорошее воспитание, мама писатель, папа филолог, дедушка его воевал, что, несомненно, даёт право высказаться следующим образом:

«Вся эта религиозная х**ня меня чудовищно раздражает. Всё это не имеет никакого отношения к победе. Ветеранам 60 лет внушают героизм и величие поступков, они под старость даже начинают сами в это верить. В жизни никакого героизма и величия поступков не существует. Существуют патриотизм, месть, необходимость умереть, борьба за выживание и другие человеческие качества. Обожествлять эти качества – такая же глупость, как молиться мощам[?]»

Аргументы о личной мести и окопной правде используются этой публикой с давних времён в борьбе с государственным ритуалом. Парады, помпезность и пафос вызывают у либеральной интеллигенции какую-то особенную неприязнь. Пережить прославление советской или русской государственной мощи (а условность парада – это всегда триумф государства) либеральная интеллигенция не может. Она сразу начинает думать об интимном, вспоминать семейные обиды, пытается сформулировать накипевшее. Вот Борис Берман обрушился в преддверии праздника с критикой:

«Сегодня, стоя в глухой пробке по случаю репетиции парада, я пытался понять, когда началась моя нелюбовь к этим громыхающим фальшью действам…» .

Странно, что человек, близкий к миру искусства, делает вид, что не знает о существовании жанровых особенностей как таковых, о специфике действа под названием – военный парад.

«Я всегда не любил большинство советских фильмов о войне. С их фальшивым оптимизмом в отутюженных гимнастёрках, с их тупой мудростью отцов-командиров в аккуратненьких седовласых паричках. Правду о войне я находил в книжках Светланы Алексиевич, Василя Быкова, в фильмах Германа, Чухрая, Трегубовича...» .

Но ведь кроме оборотной стороны медали существует и лицевая, парадная? Сущест­вуют эпический жанр, патетика, более чем уместная, когда согражданам рассказывают о героях их Родины, о великих подвигах и великих страданиях. Или право на патетику принадлежит только избранным странам, где соблюдение государственных ритуалов – незыблемая часть общественной жизни, – Израилю, США, Японии, Великобритании?..

В своих рассуждениях о параде Борис Берман демонстрирует странную логику. Его отец, участник войны, был скромным человеком, не кичился медалями… В детстве какой-то дворовый придурок сказал Борису Исааковичу, что «все жиды во время войны отсиживались в Ташкенте»... Отцу-фронтовику, больному туберкулёзом, отказали в расширении жилплощади…

Из перечисленных фактов делается неожиданный вывод: « Оставьте в покое день 9 Мая. Дайте людям побыть в тишине, наедине с теми, кто им дорог… »

Но ведь праздник 9 Мая сложился в СССР и продолжает существовать сейчас как радостный день. Да, мы вспоминаем о погибших, но это всё-таки – радость со слезами на глазах. Это общая гордость, это триумф великой страны, многонационального Советского Союза, сколько бы ни пытались умолчать в торжественных речах о правообладателе Победы.

Однако либеральная интеллигенция последовательно пытается переформатировать общую радость в интимную скорбь. Ирина Прохорова, филолог и сестра олигарха, собирает гостей в своей студии на принадлежащем брату «РБК ТВ», чтобы поговорить «об одном из самых важных и болезненном явлении, а именно о проблеме патриотизма». И начинает писатель Рубинштейн свою заунывную песню: «Патриотизм – понятие глубоко личное, интимное». И всё, понятное дело, в России не так: народ – «языческое родоплеменное понятие», а государство – «не сумма людей, а идол, который требует жертвоприношений». Поддакивает ему Александр Архангельский, он тоже за «отдельного человека». А уж Ирина Прохорова с безапелляционностью барыни, привыкшей, что всякому следует ей угождать, ставит диагноз за диагнозом. В России, оказывается, любовь к Родине – это любовь к власти. И вскользь, походя, с горькой иронией: «Уложили двадцать миллионов – ничего страшного, зато ради Отечества…». «Под тридцать, как выясняется», – любезно подыгрывает Архангельский…

Это о ком, о жертвах Великой Отечественной? Если так, то следует напомнить ведущей, что «уложены» тридцать миллионов наших соотечественников немецко-фашистскими захватчиками, причём ради своего германского отечества… Если же это намёк на «сталинские репрессии», то статистика из произведений Солженицына выглядит в 2013 году нелепым преувеличением с целью манипуляции общественным мнением…

Неожиданным скандалом стала бурная интернет-дискуссия по поводу телевизионной Минуты молчания. Касалась она следующей фразы, которая существует в тексте с далёкого 1996 года, но вызвала пристальное внимание только сейчас: «…Погибая, ты спасал миллионы жизней, ты, потерявший родных и близких в сталинских лагерях, принёс свободу узникам Освенцима, Бухенвальда, Дахау…». Видимо, в 2013 году стала очевидна искусственность формулировки, неизобретательность редакторов, которые выполнили указание сверху явно без огонька. Шестнадцать лет зрителя дёргает на этом идеологическом ухабе, потому что упоминание о «сталинских лагерях» неуместно, спекулятивно, но, кроме того, ещё и содержит некорректную в отношении союзников фактическую ошибку – Дахау и Бухенвальд всё же освобождали американцы.

Возможно, именно по этой причине самый западоцентричный канал «Дождь» отказался от трансляции Минуты молчания, как, впрочем, и Парада Победы.

А парад прошёл хорошо. Техника, созданная советским ВПК, произвела сильное впечатление. Военная мощь и слаженность действий прославили русское оружие и подвиг солдата, победившего фашизм под, сами знаете, чьим мудрым руководством.