Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)

Быт? Бытие?

Фото: ИТАР-ТАСС

Небольшие рассказы, пользовавшиеся исключительным успехом во времена НЭПа, смешные сценки, похожие на газетные фельетоны, - могут ли они претендовать на право быть настоящей литературой? Сколько в них примет далёких 1920-х гг.? Понятны ли эти детали сегодня? Именно вечные темы, на наш взгляд, делают произведения М.М. Зощенко, 120-летие которого отмечается в этом году, всегда актуальной, подлинно большой литературой.

Нетрудно заметить, что место, где разворачиваются события в рассказах писателя, продиктовано особенностями быта послереволюционной России. Человек практически никогда не остаётся наедине с собой. Герой русской литературы теперь существует преимущественно в публичном пространстве: на площадке трамвая, в фойе театра, перед лицом управдома или начальника особого отдела на транспорте, в вагоне, на коммунальной кухне.

Такое существование диктует более развитую систему общественных отношений. От того, как люди общаются друг с другом, теперь зависит положение человека в мире. Предшественником Зощенко в постановке подобного вопроса был Достоевский, в произведениях которого, как первым заметил М.М. Бахтин, всё время происходят публичные скандалы.

Так в рассказе "Аристократка" желание одного героя помочь другому и желание осмеять его, унизить перед всеми сталкиваются между собой. Вась­ка-слесарь пожертвовал билет Григорию Ивановичу, несмотря на то, что этот Васька, наверное, не понял бы проповеди о помощи ближнему. Героиня же заставила Григория Ивановича унизиться, публично «выворотить» себя перед «чистой» публикой. Сцена, в которой рассказчик вывернул карманы, невольно напоминает сцену из «Бедных людей», когда Макар Девушкин на виду перед начальством ползает по полу, чтобы найти оторванную пуговку. Вспомним, что и в рассказе «На живца» старуха публично оскорбила рассказчика. Зощенко вольно или невольно нащупал одну из главных трагедий XX века – потерю уважения ко всякой человеческой личности.

Тема подозрительности занимает важное место в рассказах писателя. Все подозревают всех в мошенничестве, воровстве, обмане, хитрости. Невероятная бедность, отсутствие элементарных вещей, постоянное желание что-то достать, получить вне ставших постоянными очередей, конечно, способствовали этому. У героев нет нормальной обуви – отсюда ситуация с потерей галоши, нет ни сапог, ни карандашей, рваная одежда, не хватает ткани для портянок или простыней. Всё это обостряет значимость вещного мира.

Но не это на самом деле мучает писателя и его героев, а именно неуважительное отношение к человеку и его запросам. В рассказе «Галоша» наивный тон речей рассказчика (сказовая манера повествования) помогает увидеть, насколько мал человек перед таким небольшим начальником, как управдом или заведующий складом забытых вещей. Галоша на шкафу в конце произведения становится символом победы вещи над человеком, её возвышения над ним.

В рассказах Зощенко появляется и своя «земля обетованная» – Америка, да и всякая заграница. «Говорят, граждане, в Америке бани отличные» – так начинается рассказ «Баня». Чем же они хороши, по мысли рассказчика? Он думает, что только совершенством быта. «Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают – стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!»

Герою кажется, что если есть портянки «белее снега» – жить можно. Но ход рассказа «Баня» рисует нам не столько бытовые неурядицы, сколько взаимное неуважение людей. Начальство бани, опасаясь, что «каждый гражданин настрижёт верё­вок – польт не напасёшься», ввело два номерка и не подумало, куда их деть голому человеку. Это создаёт комическую ситуацию. Но вот ещё один эпизод. Герой привязал номерки к ногам. «Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо». Выделим здесь слово «скучно». Вот эпизод из другого рассказа: «Инвалид – брык на пол и лежит. Скучает». Это из «Нервных людей». «Батюшки светы! Хоть караул кричи. Смотреть на такое зрелище грустно» – это уже из рассказа «Электрификация». И скучно, и грустно[?] Почему простые герои Зощенко говорят языком трагического русского поэта? Потому что в глубине души они страдают от того же, от чего и самые образованные герои русской литературы XIX века: от несовершенства мира, от неуважения друг к другу, от взаимонепонимания. Это и делает рассказы столь значительными.

Герои писателя не способны понять это. Им кажется, что мир плох, потому что быт плох. Но кроме быта есть ещё и бытие – осмысленная жизнь. Их мучения из-за отсутствия цели существования. Они могут стать «жертвами революции» только потому, что случайно попали на дорогу истории. Могут невзлюбить Пушкина, потому что имели несчастье поселиться в квартире, в которой когда-то жил великий поэт, и теперь там будет музей.

Даже война в их мире приобретает пародийный оттенок («Нервные люди»). Перед нами и малая гражданская война на коммунальной кухне, и малый негероический эпос, разгоревшийся вокруг «яблока раздора» нового времени, – ёжика, который нужен, чтобы чистить примус. А примус в нашем сознании немедленно ассоциируется с образом кота Бегемота. По сути, Булгаков писал о том же: о противоречиях мира и человека – но у Зощенко эта тема полностью растворена в бытовых подробностях, а у Булгакова сгущена в библейских сценах.

Ёжик в рассказе намертво прирос к Дарье Петровне и её мужу. Вот приходит «жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ёжик… Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ёжик, на шум является». Неграмотное «чей ёжик» прекрасно работает в контексте рассказа. У этих людей за душой действительно нет ничего, кроме ёжика.

Очень интересна тема амбициозности героев Зощенко, снова восходящая к традициям Достоевского. Амбициозность – это стремление быть ничем не хуже других, признак неуверенности, малости человека в мире. В рассказе «Баня» герой говорит: «Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трёх шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не спёрли». Зачем этому человеку три шайки? Амбиция. Я сумел их добыть, а ты нет. Я выше тебя.

А вот в «Аристократке»: «А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг неё и предлагаю: – Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу». – «А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет». То есть и хозяин держится амбициозно, с вызовом, не даёт себя унизить. Далее следует расплата за неуместную амбицию, проявленную героем. Всё это похоже на расплату Якова Петровича Голядкина в «Двойнике» Достоевского.

Игра слов создаёт комический эффект. Инвалид Гаврилыч в пылу боя кричит: «Мне… сейчас всю амбицию в кровь разбили». То есть разбили ему лицо, на котором обычно и написано амбициозное выражение.

Само слово «нервные» в названии рассказа можно заменить на амбициозные. Иван Степаныч, чей ёжик, работает в кооперации и считает себя выше других жильцов: «Я, говорит, ну, ровно слон работаю за тридцать два рубля с копейками в кооперации, улыбаюсь, говорит, покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого, говорит, на трудовые гроши ёжики себе покупаю, и нипочём то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ёжиками воспользоваться».

Именно амбициозность заставляет его говорить языком, в котором перемешаны разговорная лексика с канцеляризмами. В самом последнем предложении рассказа мы видим ещё одного амбициозного человека: «А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался – прописал ижицу».

Конечно, говоря о рассказах Зощенко, необходимо раскрывать понятие сказа, сатирические, комические нотки, мастерскую игру со словом. Но нас особенно интересует, что делает эти рассказы настоящей литературой. Думается, именно тема несовершенства мира, несовершенства, которое смутно угадывается героем-рассказчиком. Иногда этот герой проговаривается: «Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за указание». Но приходится извиняться, потому что для массового человека именно в деньгах, в вещах, в том, что можно взять, забрать, присвоить.

Мечта о жизни, наполненной смыслом, о высоких целях, о взаимопонимании и уважении к человеку сбли­жает Зощенко с лучшими русскими писателями.

Теги: литература в школе