Литературная Газета 6469 ( № 26 2014)

Русская Поля

Полина Жеребцова. Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004 гг. – М.: АСТ, 2014. – 608 с.: ил. – 3000 экз.

Эту поучительную историю человеческой силы и слабости мы разберём сразу в прошлом и настоящем.

Вначале был дневник. Его в марте 1994 года начала вести живущая в городе Грозном девочка Поля, которой тогда исполнилось девять лет. Это была умненькая, немного зажатая девочка, которую деспотическая мама воспитывала без папы.

Потом началась война. Грозный стали расстреливать с самолётов. Внезапно чеченское население практически поголовно воспылало ненавистью к русским. То есть для девятилетней Поли это было внезапно. Она и продолжит рассуждать об этом так: мы жили все дружно, пока русские не стали воевать, после этого чеченцы возненавидели русских, это грустно, но понятно, русские виноваты. Поле невдомёк, что к тому времени уже три года продолжался массовый исход русских из Чечни; она упускает, что угрозы в адрес русских и отъём квартир бытовали задолго до 1994 года, хотя это произошло даже в её собственной семье: когда в первый месяц войны умер дедушка Анатолий, его квартира вдруг оказалась уже якобы продана некому чеченцу...

Но Поле ещё очень мало лет, и от неё трудно ждать глубокой аналитики. По её мнению, русские раз за разом приходят в Чечню воевать только потому, что хотят чеченскую нефть. Других причин Поля не знает, не доискивается, да у неё и нет на это времени. Все годы своего хрупкого отрочества Поля занята выживанием. Каждый день. Выжить очень трудно, потому что Поля – русская. Вначале это как бы по умолчанию. Потом она подчёркивает, что русская у неё только мама. Проходят годы, и она начинает раздражённо подсчитывать, что вообще-то русской крови в ней мало и сама себя русской не считает. Это, впрочем, ей не помогает. Её всё равно называют русской – за маму, за фамилию. А это значит[?]

Русскую девочку в Чечне любой может ударить, оскорбить. Её могут украсть, изнасиловать, убить – без всяких последствий. В течение нескольких лет в дневнике Полины не проходит месяца без описания очередного случая, когда её пытались похитить, избить или изнасиловать. По грозненскому рынку бродит и просит милостыню одиннадцатилетняя русская девочка Вероника. А потом пропадает. Вдумайтесь: мы никогда не узнаем, что стало с сотнями таких Вероник.

Поля надевает и уже больше никогда на людях не снимает большой платок. Поля учит чеченский язык, а на русском говорить опасно. Поля не замечает этого, но начинает думать не вполне по-человечески. Её, например, не смущает, что русский ребёнок не может получить помощи в грозненской больнице. Единственная возможность – если найдётся чеченец, который объявит этого ребёнка своим. Это, по мнению Поли, будет благородный поступок. Впечатляющим рубежом расчеловечивания можно считать запись 11 июля 1998 года. В этот день Поля Жеребцова назовёт "благородным" поведение бандитов, которые пришли с автоматами грабить и убивать русскую семью. А молодой мужчина по имени Игорь сумел напугать бандитов гранатой, грозя подорваться всем вместе. Тогда бандиты не стали убивать всю семью, как обещали, а наоборот, сказали Игорю, что он молодец и они будут их защищать. Полина считает, что это – благородно. Чеченских ополченцев Полина очень уважает за доблесть и храбрость. Она посвятит им восхищённые стихи. При этом её весьма раздражает, что Россия не может навести порядок и русских продолжают унижать, мучить и убивать. Противоречия в этих умозаключениях Полина не видит.

К своим пятнадцати годам Полина Жеребцова уже вполне определится с предпочтениями. Русские – убивают, пьют, развратничают, матерятся, ничего не могут организовать нормально. Ходят также слухи, что в России обижают чеченцев. Правда, те всё равно туда едут и возвращаются сытые и небедные. Чеченцы – убивают (окказионально – пьют, развратничают, матерятся), храбро воюют и издеваются над русскими. Те русские, кто сумел вырваться из республики в Россию, уезжают без денег и с минимумом вещей. Но это, увы, понятно, ведь русские виноваты в войне. А у чеченцев – справедливая обида на русских. И ещё: традиции. Похитили и насильно заставили выйти замуж русскую девушку? Это традиция. Родственники чеченского мужа отобрали детей у русской вдовы или просто у русской матери, которая чем-то не понравилась? Традиция же! История за историей, выясняется, что традиции эти исполнялись и до развала Союза, в свете чего слова про то, как все в Чечне жили дружно, кажутся немалой натяжкой (кстати, фамилия у Жеребцовой русская именно потому, что мать боялась: родственники-чеченцы со стороны отца отнимут ребёнка).

Но девочку Полю невозможно винить. Она росла в страшных условиях. Ей совершенно не за что любить Россию, не захотевшую и не сумевшую защитить русских беженцев и тех, кто остался в Чечне; Россию, действовавшую грубо, топорно, несправедливо. Чего стоит история про то, как в мае 1998 года из Грозного в Сочи поехали отдыхать те дети, у кого были родственники-боевики. А русские дети – не поехали… Или про то, как, с установлением якобы российского порядка в Грозном, все должности вновь заняли чеченцы… Нет, винить Полю бесполезно. Она росла ежеминутной заложницей, и за десяток лет в сотрясающемся от обоюдного террора Грозном стокгольмский синдром стал её второй натурой. Но дело в том, что она уже выросла. И тут мы выходим на новый виток этой истории, который разворачивается в настоящее время.

25 декабря 2013 года эмигрировавшая в Финляндию Полина Жеребцова пишет письмо Михаилу Ходорковскому. В письме она порицает его за желание удержать Кавказ в составе России и, многократно ссылаясь на свои дневники, объясняет глубину российского негодяйства, из-за которого она стесняется российского гражданства «как позорного рабского клейма». Не вдаваясь в эмоции новоиспечённой «политбеженки», мы вынуждены констатировать: Полина Жеребцова обманывает собственный дневник. Даже не оригинал, а ту отредактированную и сокращённую версию, которую она сочла возможным опубликовать. К примеру, рассказывая о том, как в январе 2000 года русские солдаты пугали жителей расстрелом, она не упоминает, что эти самые солдаты их спасали, выводя из зоны зачистки. Автоматная очередь над головами была грубым солдатским юмором, и хотя нет в нём ничего хорошего, это явно не самый выдающийся пример «зверства».

Расчёт в отношениях со своим дневником появился у Полины тогда, когда она лишилась детского простодушия и осознала, что это – документ, ресурс, и он со временем может быть ей полезен. Идея российского гражданства как «позорного клейма» возникла у неё не в 2013 году, а намного раньше. Беженцы-чеченцы уезжали в европейские страны, и там, судя по письмам, их ждал рай: полное обеспечение и дома с двумя бассейнами. А вот русских беженцев из Чечни Европа принимать не хотела! Дневник был призван исправить эту ситуацию для самой Полины. С какого-то времени чувствуется, что он пишется уже на публику, в расчёте на определённое восприятие. Впрочем, надо отдать Полине должное: она не была неискренней. Она лишь насытила дневник своими умозаключениями, оставшимися на уровне «Россия в Чечне воюет за нефть» и «на «Норд-Осте» не было взрывчатки, потому что милиция её бы не пропустила», а также характеристиками типа «Руслан Гелаев – отважный боевой командир»; стала избирательнее в записях. Она познакомилась с приехавшими в Грозный правозащитниками и очень хорошо поняла цену своему дневнику. Поняла, что это её главный шанс – выбраться. И вовсе не в результате каких-то загадочных преследований российских спецслужб (о чём она теперь заявляет), а ещё в Грозном, в начале 2000-х, Полина приняла решение уехать из чужой, жестокой страны России.

Можно было бы просто констатировать с удовлетворением, что ей это удалось. В конце концов, когда люди, страдавшие от жизненных несправедливостей, получают то, что хотят, за них стоит порадоваться. Дневник в любом случае является интересным и немаловажным свидетельством. Но, к сожалению, получив желаемое «полит­убежище», Полина Жеребцова уже не может остановиться. Она вынуждена демонстрировать свою политическую активность. И когда на её письмо Ходорковскому последовала отповедь бывшего сочинского прокурора Юрия Штамова (увы, не слишком внятная), Полина бросилась в бой. Ей мало теперь утвердить правдивость собственных воспоминаний о жизни в Чечне. Настало время далеко идущих выводов. Таких: «Ставропольский край славится националистическими движениями и ненавистью к уроженцам Чечни, так как издавна именно со Ставрополья призывали служить и воевать на кавказских войнах». Эта умильная логика на фоне тезиса «раньше в Чечне все народы жили дружно» и одновременно рассказов о похищениях русских девушек (в том числе со Ставрополья) имеет одну цель: перевести стрелки. Там, где сейчас проживает Полина Жеребцова, может быть только одна виновная сторона. И она найдена.

В мае нынешнего года Юрий Штамов подал в суд на радиостанцию «Эхо Москвы», где и развернулась вся словесная баталия, по статье 282 – «Возбуждение ненависти либо вражды». История продолжается.

Теги: Полина Жеребцова , Муравей в стеклянной банке , Чеченские дневники