Литературная Газета 6480 ( № 38 2014)

Высокая болезнь пациента Б.

Своему рассказу о графомании П. Басинский дал заглавие "Высокая болезнь". Чем весьма облегчил мою задачу: ведь слово найдено. Остаётся самая малость: выяснить, насколько болезнь тяжела. И так ли высока, как это кажется пациенту[?]

ЭТИОЛОГИЯ И ПАТОГЕНЕЗ

«У меня в дипломе написано: «литературный работник». Там не написано: прозаик, критик, драматург. Вот я и являюсь литературным работником. Я могу писать критику, могу журналистику, могу брать интервью, могу писать романы».

П. Басинский (из интервью газете « НГ -Exlibris»)

Волей-неволей придётся начать с пелевинской цитаты:

«В кадре - дверь деревенского сортира. Жужжат мухи. Дверь медленно открывается, и мы видим сидящего над дырой худенького мужичка с похмельным лицом, украшенным усиками подковой. На экране титр: «Литературный обозреватель Павел Бисинский». Мужичок поднимает взгляд в камеру и, как бы продолжая давно начатую беседу, говорит:

– Спор о том, является ли Россия частью Европы, очень стар…

В этот момент раздаётся громкий треск, доски под мужичком подламываются, и он обрушивается в яму. Слышен громкий всплеск».

Воля ваша, но подобная анафема в устах ПВО – это самый натуральный комплимент. Басинский – филолог и впрямь вполне добросовестный и компетентный. Правда, на мой взгляд, – излишне благодушный, под стать горьковскому персонажу: «Ни одна блоха – не плоха: все – чёрненькие, все – прыгают». В эстетической парадигме Басинского талантливы все без исключения: Прилепин и Гришковец, Маринина и Степнова… И даже у нелюбимого Пелевина Павел Валерьевич исхитрился найти какие-то милые черты. В результате литературно-критические штудии П.Б. напоминают пародийную миниатюру Доброхотовой и Пятницкого: «Пушкин сидит у себя и думает: «Я гений, ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царство ему небесное, тоже гений. Когда же это кончится?» Тут всё и кончилось».

Воистину: тут всё и кончилось. Басинский, презрев все риски и угрозы, унизился до смиренной прозы.

Разбираться в причинах перемены амплуа – занятие куда как неблагодарное. Человеческие мотивации – область малоизученная, это вам любой психолог подтвердит. Более того, мотивы здесь – дело десятое, важен результат. С каковым сейчас и познакомимся.

КЛИНИКА И СИМПТОМАТИКА

«Я решил написать квинтэссенцию русского романа, соединить все его жанры, понимая заведомо, что это невозможно... Но меня всегда привлекали задачи невыполнимые».

П. Басинский (из интервью газете «НГ-Exlibris»)

Итак: «Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина». Тактико-технические данные: объём – 432 страницы (107 800 слов), вес – 512 граммов. В закрытом виде может быть использован как холодное оружие ударно-дробящего типа. В развёрнутом оказывает на человека нервно-паралитическое воздействие. К использованию в мирных целях категорически не рекомендуется.

Для приличия надо бы пересказать содержание, но миссия практически невыполнима: в книге смешались в кучу кони, люди – масоны, сектанты, московская богема, трансвеститы, гомосексуалы, милиция, священники, чекисты, тайские повстанцы-троцкисты и даже выходцы с того света. Действие совершает головокружительные антраша и сальто-мортале – из Москвы в Петербург, из Таиланда в райцентр Малютов, из Малютова аж в потусторонний мир, из Питтсбурга в Париж, из 1891 года в 1991-й, а оттуда – в 1977-й. Однако мало-помалу сквозь авторские ужимки и прыжки начинает маячить сухой фабульный остаток.

Стало быть: американец русского происхождения Джон Половинкин… Впрочем, на самом деле никакой он не Джон, а реинкарнация мифического отцеубийцы Орона, которого Господь по милосердию своему приговорил вместо адской муки к бесчисленным перерождениям – вплоть до окончательного исправления. Так вот, Джон, он же Орон, в очередном своём воплощении – внебрачный сын горничной Лизы Половинкиной, которую при помощи психотропных средств совратил чекист Платон Недошивин, которому должностная инструкция строжайше запрещала сексуальные контакты и который, надев парик, выкрал мальчика из детдома и зачем-то отправил на воспитание в Америку, к протестантскому пастору Брауну, который принадлежал к масонскому Братству Одиноких Сердец, российским отделением которого командовал чёрный маг Вирский, который ради контактов с дьяволом спровоцировал ГКЧП и задумал массовое кровопролитие, реализовать которое взялся генерал Палисадов, который в своё время тоже имел виды на Лизу Половинкину, которая была убита в 1977 году бомжом Рыжим, которого для этой цели загипнотизировал Вирский, которого тщетно пытался поймать капитан милиции Соколов… Стоп, хватит: последствия могут быть непредсказуемы. А то и вовсе необратимы. В общем, если не сюжет, то принцип сюжетостроения вы ухватили: дом, который построил Джек.

Интригу Басинский завязал настолько запутанным и тугим узлом, что та не вынесла – скончалась болезная от асфиксии и множественных переломов позвоночника. Вникать в эту «Санта-Барбару» нет ни сил, ни желания. Впрочем, автору оно не слишком и нужно. У него другая сверхзадача – игра в классику.

Курт Воннегут настоятельно требовал не допускать к писательскому ремеслу филологов: литература не должна кусать свой собственный хвост. Чем дальше, тем больше убеждаюсь в его правоте. Профессиональный читатель, как правило, не имеет за душой материала, кроме книжного. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на названия глав «Русского романа»: «Живой труп», «Преступление и наказание», «На всякого мудреца довольно простоты» … Сочинитель (хотя вернее назвать его компилятором) то и дело вынуждает героев совершать толстовско-достоевско-гоголевские поступки: старец Тихон (!) кланяется будущему страданию уголовного авторитета; комсомолец, ночуя в запертой церкви, отбивается от нечисти и проч. Коли угодно автору изъясняться раскавыченными цитатами, так это его личная драма. Но и персонажи выражаются так, будто у каждого за плечами филфак МГУ. «Меня удивил её стан. Высокий и стройный. Была в ней какая-то особенная, гордая стать», – ладно, в устах полковника КГБ тютчевская аллюзия худо-бедно уместна. Но когда сельский пьяница перефразирует Чехова, – «Ваши ковбои супротив наших пастухов что плотник супротив столяра», – тут уж хоть святых выноси…

Раз уж к слову пришлось: с достоверностью у Басинского ощутимые проблемы – нелепица за нелепицей, и одна другой краше.

«Талдыкин крепко держал девушку, а Иванов острейшим стилетом, как заправский мясник, резал горло». Ага, ещё б из пальца застрелить попробовали. Классический стилет – оружие исключительно колющее, лишённое режущей кромки. Каким нездешним ветром в 1891 год занесло обоюдоострую модификацию Фэрберна-Сайкса времён Второй мировой?

«Ознобишин жадно проглотил самогон, сморщился и, свирепо вращая побелевшими глазами, стал сочно жевать лист черемши». На календаре, чтоб вы знали, – конец августа, а добрые-то люди собирают и едят черемшу до цветения: в мае, самое позднее – в июне…

«Они были бесконечно влюблены друг в друга и орали во весь голос песню «Good buy, America!» Для справки: хит «Наутилуса» назывался «Good byе, America!» – ибо свердловские рокеры прощались с Америкой, а не желали ей удачных покупок.

Но незнание матчасти (и иностранных языков) вполне простительно на фоне хронических пошлостей 750-й пробы – их автор изрекает часто и с великим удовольствием: «Лизины васильковые глаза», «Она сладострастно обвила его талию рукой» и наконец: «Берёза! О! В неё нельзя не влюбиться с первого взгляда. Вот она, светлая душа России!» Пародия на деревенщиков? Да что вы! – проникновенный монолог Джона…

Впрочем, на этом претензии к П.Б. не заканчиваются. Специалист по Горькому и Толстому совершенно забыл о заветах дедушки Крылова и впряг в одну телегу лебедя, рака и щуку, а заодно – пушкинских коня и трепетную лань. В книге на живую нитку сшиты два детектива – старинный бульварный и советский милицейский, а также политический триллер, лавбургер, зомбохоррор… и сдаётся мне, это ещё не всё. Обещанная квинтэссенция русского романа на пробу напоминает ирландское рагу по рецепту Джерома К. Джерома: в котёл летело всё, что оказалось под рукой.

Та же самая неразбериха вышла с персонажами. Басинский клятвенно заверял, что после редакторской правки их осталось 60 – заклинаю, не верьте: вместе с эпизодическими я насчитал 113. И опять-таки думаю, что это далеко не всё. Сочинитель раздражённо ворчит: «Пишут роман в пятьсот страниц, и в нём пять героев. У них, что, больше в голове не помещается? Любой охранник на автостоянке помнит всех владельцев машин в лицо, знает их характеры, повадки, а ведь это больше сотни человек!» Точно, помнит. Но ему, в отличие от читателя, за это деньги платят. Почувствуйте разницу, как говорится в рекламе.

На каждого героя, пусть даже и второстепенного, автор завёл пухлое досье, включая справки о зарплате, содержании сахара в моче и холестерина в крови. Для чего, не ведаю. Скажем, в 26-й главе есть подробнейший (2420 слов!) рассказ про некоего Еремея Неваляшкина – волей-неволей начинаешь подозревать его в какой-то особой миссии. Ан нет, раскланялся Еремей и бесследно сгинул в нетях. Впору вспомнить старый анекдот: человек, ты зачем приходил?..

Можно было бы потолковать и про амплуа вместо характеров, и про неуклюжую карикатуру на Пелевина, и про клоунскую ономастику: Перуанская, Кораллов, Тусклевич, Сорняков… Да стоит ли? Думаю, и так всё понятно.

РЕЦИДИВ

«Стивенсон прекрасно сказал: «Всякий плохой писатель может однажды написать один хороший рассказ. Но не всякий хороший писатель может написать даже один плохой роман».

П. Басинский (из интервью газете «НГ-Exlibris»)

«Русский роман» вышел в 2008 году, тогда же претендовал на «Большую книгу» – и закономерно добрался до шорт-листа: премиальным жюри что ни дурно, то и потешно. Затем у автора наступила достаточно длительная ремиссия, а в 2011-м высокий недуг внезапно обострился. Исправленный и дополненный текст был напечатан под названием «Полуденный бес, или Жизнь и приключения Джона Половинкина».

За «Беса» я принимался с гибельным восторгом, ибо объём фолианта возрос до 544 страниц (120 486 слов), а вес – до 534 граммов. При беглом просмотре выяснилось, что автор сократил историю Еремея Неваляшкина вдвое, избавил пассию Половинкина Асю от многократных изнасилований и последующего психического расстройства, и ликвидировал как класс тайских повстанцев вместе с трансвеститами. Зато присовокупил к тексту развёрнутую экспозицию, опять-таки сплошь из аллюзий: «Великое дело кровь», «В чёрном плаще с белым подбоем» и т.д. Под ворохом цитат скрывается сногсшибательная новость: в начале ХХ века жена сенатора Недошивина родила близнецов: одного – от мужа, другого – от мага и спирита Вирского. Тут-то я и сломался. Один плохой роман – куда ни шло, но два – это уже к одиннадцати туз…

«Ах, читатель, читатель! Что понимаешь ты в законах романа, да ещё и русского романа, самого беззаконного из всех романов?» – снисходительно усмехается Басинский. Знамо, батюшка Павел Валерьевич, – где нам, дуракам, чай пить?! Однако твёрдо уверен в одном: русский роман хоть чем-то должен отличаться от пошлого сериала. Кстати, первый вариант «Половинкина» автор переработал в сценарий 12-серийной мыльной оперы. Да продюсеры, судя по всему, оказались умнее издателей: пять лет прошло, а про постановку и слыхом не слыхать.

ПРОГНОЗ

«Болей этой высокой болезнью, что хуже последней заразы».

П. Басинский «Высокая болезнь»

Прогноз, судя по клинической картине заболевания, неблагоприятный. Потому я нынче жду двух событий.

Во-первых, очередной редакции «Джона Половинкина». Действие, надо полагать, начнётся в ветхозаветные времена, и Ева родит близнецов: от Адама – Авеля Недошивина, а от змия – Каина Вирского…

Во-вторых, – и это гораздо любопытнее, – когда мужик Басинского с базара понесёт?

Теги: литературная критика , Павел Басинский