Литературная Газета 6480 ( № 38 2014)

Незнаменитый прозаик

К 95-летию со дня рождения Константина Воробьёва

Я с юности зачитывался его мужественными и пронзительными повестями, благо они к тому моменту уже начали публиковаться. Окончив институт радиоэлектроники и многократно выезжая из Харькова в командировки на Игналинскую АЭС в Литву, я в книжных магазинах Вильнюса и близкорасположенного к атомной станции города Даугавпилса (по-русски Двинск, Борисоглебск, а по русским летописям Невгин - ныне Латвия) с великой радостью покупал книги Воробьёва, дивясь тому, что они издаются в Прибалтике, а не, скажем, на родине писателя в Курске или же в Москве.

Моё недоумение сохранялось, поскольку и спустя годы я сталкивался с тем, что и читатели, и писатели хорошо знали, скажем, имена В. Богомолова, В. Быкова, Е. Носова и других писателей-фронтовиков, а вот потрясших меня рассказов и повестей Воробьёва – нет. Между тем проза Воробьёва переводилась на болгарский, литовский, латышский, немецкий, польский языки.

Уверяют, что курян вопрос об их земляке К. Воробьёве в тупик не поставит. Ну, ведь ещё в "Слове о полку Игореве" сказано: «Куряне сведоми кмети» (опытные воины). Имя писателя носит средняя школа № 35 города Курска. В честь него названа одна из улиц Северо-Западного микрорайона города. Кто же таков Константин Дмитриевич Воробьёв, воин и писатель?

Родился в селе Нижний Реутец Медвенского района Курской области 24 сентября 1919 г. Рос в крестьянской многодетной семье – у Воробьёва было пять сестёр и брат. Отца своего он не знал. В деревне его считали сыном белого офицера. Отчим, вернувшись после Первой мировой войны и германского плена, усыновил Костю. Писатель всегда вспоминал об отчиме «с чувством любви и благодарности за то, что тот никогда не упрекнул его куском хлеба, никогда не тронул, как говорится, и пальцем». От матери Воробьёв унаследовал резкий, беспокойный, не терпящий несправедливости характер. Детство Кости, хоть и в большой семье, было одиноким и не слишком радостным. «Мне всегда хотелось есть, – вспоминал он, – потому что никогда не приходилось наесться досыта – семья большая, жизнь была трудной, и я не был способен попросить, чувствуя себя лишним ртом, чужаком».

В 1933 г., после ареста за недостачу отчима, заведовавшего сельмагом, Константин пошёл работать грузчиком в магазин. Плату получал хлебом, что позволило семье выжить в голодный год. Окончив сельскую школу, поступил в Мичуринский сельхозтехникум, но через три недели вернулся. Окончил курсы киномехаников, полгода ездил с кинопередвижкой по окрестным деревням. В августе 1935-го устроился селькором в районную газету г. Медвенка, где опубликовал свои первые стихи и очерки и даже некоторое время работал в ней литературным инструктором. Но вскоре Воробьёва уволили из редакции «за преклонение перед царскими генералами». Поводом для увольнения стало увлечение молодого автора историей Отечественной войны 1812 г.

В 1937-м переехал в Москву, став ответственным секретарём редакции фабричной газеты, вечерами учился в средней школе. С 1938 по 1940 г. служил в Красной Армии, писал очерки в армейскую газету. После демобилизации работал в газете Военной академии им. М.В. Фрунзе, оттуда и был направлен на учёбу в элитную часть – Высшее пехотное училище им. Верховного Совета РСФСР, курсанты которого охраняли Кремль.

В октябре 1941 г. с ротой кремлёвских курсантов ушёл на фронт и в декабре под Клином попал в плен. За время плена прошёл клинский, ржевский, смоленский, каунасский, саласпилсский немецкие лагеря для военнопленных, паневежисскую и шяуляйскую тюрьмы в Литве. Дважды бежал. В 1943 г. в шяуляйском подполье, когда был вынужден скрываться на конспиративной квартире после разгрома его подпольной группы, за 30 дней написал повесть «Дорога в отчий дом» о пережитом в плену. С сентября 1943 г. по август 1944-го 24-летний Воробьёв командовал отдельной партизанской группой в составе отряда «Клястутис» в литовских лесах.

В 1947 г. Константин Дмитриевич с супругой приедет на место, где располагался саласпилсский лагерь «Долина смерти». Сосны там по-прежнему стояли без коры – её съели пленные, и раны на деревьях так и не зарубцевались. «Мне иногда не верится, что это было со мной, а как будто приснилось в кошмарном снe», – сказал тогда молодой писатель. К повести, посвящённой саласпилсским событиям, он возьмёт эпиграфом из «Слова о полку Игореве» такие горькие слова: «Уж лучше убитому быти, нежели полонённому быти».

В 1946 г. рукопись этой повести автор отправил в журнал «Новый мир», но опубликована она не была. У самого писателя полного экземпляра повести не сохранилось, только в 1985 г., спустя десятилетие после кончины автора, рукопись обнаружилась в архиве, хранящемся в РГАЛИ, и была напечатана в 1986 г. в журнале «Наш современник» с названием «Это мы, Господи!..». «Повесть эта, – как отметит через много лет писатель-фронтовик В. Кондратьев, – не только явление литературы, она – явление силы человеческого духа, потому как... писалась как исполнение священного долга солдата, бойца, обязанного рассказать о том, что знает, что вынес из кошмара плена... погружает читателя в кромешный сорок первый год, в самое крошево войны, в самые кошмарные и бесчеловечные её страницы».

После освобождения Шяуляя Воробьёв был назначен начальником штаба МПВО, организованного на базе партизанской группы, смог помочь многим из бывших пленных. «Он отстоял жизнь и будущее всех, кто был в его отряде и кто обращался потом, после прихода наших войск», – вспоминала его жена.

В 1947 г. Воробьёв демобилизовался, переехал в Вильнюс, работал в снабженческих и торговых организациях, в 1952 г. заведовал магазином, отделом литературы и искусства газеты «Советская Литва». В Вильнюсе вышли первые сборники рассказов Воробьёва «Подснежник» (1956) и «Седой тополь» (1958).

Самые знаменитые и нашумевшие произведения К. Воробьёва – повести о войне «Крик» («Нева», 1962) и «Убиты под Москвой» («Новый мир», 1963) – были задуманы как единое произведение со сквозным героем, но вышли отдельно и зажили самостоятельной жизнью. В основу обоих произведений легли личные впечатления и переживания автора во время боёв под Москвой. Отмечалось, что трагедия главного героя повести «Крик» – гибель от взрыва его любимой девушки – становилась символом трагедии поколения, юность которого совпала с войной. Первую написанную им повесть «Убиты под Москвой» (опубликована второй), автор считал своей удачей. Посвящена она подвигу боевых товарищей Воробьёва – кремлёвских курсантов: 239 из них погибли в течение пяти дней в ноябре 1941 г. при защите столицы. Немецкие танки уничтожили роту, которая могла противопоставить им только самозарядные винтовки, бутылки с горючей смесью и беспримерное мужество. В. Астафьев писал: «Повесть не прочтёшь просто так... потому что от неё, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтобы никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлёвскими курсантами, погибшими после бесславного, судорожного боя в нелепом одиночестве под Москвой».

Позже, когда, надо полагать, война хоть чуть-чуть «отпустила», Воробьёв напишет и ряд повестей о своей детской деревенской жизни: «Сказание о моём ровеснике» (1963), «Почём в Ракитном радости» (1964), «Друг мой Момич» (1965). Действие первой (другое её название «Алексей, сын Алексея») происходит в 1920–1930-е годы в деревне, главные герои – дед Матвей и Алёшка-матросёнок – становятся свидетелями трагического слома крестьянской жизни. Последнюю из этих повестей Воробьёв задумывал как часть большого романа. Набор сборника, куда она была включена в издательстве «Советская Россия», был рассыпан. В Вильнюсе удалось в 1967 г. напечатать часть её под названием «Тётка Егориха». Полностью повесть «Друг мой Момич» была издана только после смерти писателя в одноимённом сборнике в 1988 г. Сам Воробьёв считал её «выполнением своего гражданского долга, изобразив правду о гибели русской деревни». Но за эти повести автор получил репутацию «сентиментального натуралиста».

Он умер в Вильнюсе. Уже потом стали выходить его весомые тома. Можно понять, отчего Воробьёва при жизни не очень-то привечали в столице. Он шагал не в ногу: писал не о победах на фронтах, а о тяжких испытаниях войны, которые выпали на долю, скажем, человека пленного, помещённого в экстремальные условия, в «отрицательный жизненный опыт» (лагерный термин В. Шаламова). К тому же Воробьёв всё-таки не попадал ни в какие «обоймы»; как сказал бы другой фронтовик, поэт А. Межиров, был отторгаем и за то, что «не с этими был и не с теми». Его повести, по замечанию одного из критиков, «художественно восстанавливали «первичную действительность» войны, её реальное обличье, увиденное в упор». Именно это «реальное обличье» войны вызвало неприятие прозы Воробьёва официальной критикой, упрекавшей автора за «искажение правды о вой­не», «за настроение безысходности, бессмысленности жертв». В конце концов результатом таких критических нападок стало молчание о его творчестве.

Воробьёв со своим «лишним» героем, лагерным несгибаемым задохликом, жизнь которому на два шага реально продлевает один укус хлеба, порой подвергался критике прямо-таки разносной. Друзьям он писал о пессимизме и отчаянии, которые посещали его после разгромов. А дружен был с курянином Е. Носовым, красноярцем В. Астафьевым, москвичом Ю. Бондаревым и, несомненно, чувствовал свою близость к «деревенской прозе» и к писателям «окопной правды». Но жил в Вильнюсе, где не было адекватной русской литературной среды.

Впрочем, писатель был перезахоронен в Курске в 1995 г., и тогда же ему была присуждена премия им. Сергия Радонежского. А 3 октября 2009 г. в сквере у Курской филармонии появился памятник писателю Воробьёву работы скульптора В. Бартенева. Две узкие гранитные плиты соединяет бронзовое дерево с объеденной узниками корой из одноимённого рассказа прозаика о саласпилсском лагере военнопленных «Долина смерти». Каждую весну сквозь изувеченный ствол пробивались новые побеги.

В августе 2013 г. на курском городском Мемориале павших в годы Великой Отечественной войны на могиле писателя было установлено новое надгробие.

В июле 2014 г. в селе Нижний Реутец после реставрации открылся Дом-музей писателя К. Воробьёва. Три небольшие комнаты, в которых воссоздан быт крестьянской семьи начала ХХ в.: русская печь, деревянные скамьи, стол, за которым юный писатель сочинял свои первые литературные произведения, старинные иконы, принадлежавшие семье Воробьёвых. И внешний вид дома, и его обстановка воссозданы по воспоминаниям односельчан. Дом, в котором Константин Воробьёв жил до 16 лет, стоит на пригорке, откуда открывается чудесный вид на курские просторы, подарившие нам этого замечательного русского писателя.

Теги: Константин Дмитриевич Воробьёв