Литературная Газета, 6498 (№ 08/2015)

Горький воздух тишины

СВИРЕЛЬ

Вот и я сгорел вослед

Всем, кто до меня сгорели.

Где души высокий свет,

Где тот мальчик? Его нет,

Только звук его свирели.

Ту свирель мне на мосту

Бес вручил или прохожий?

Подмигнул - и в пустоту[?]

Обожжённый, на ветру

Я запел неосторожно.

На свирели той играл

Пан когда-то козлоногий

Среди рощ и диких скал,

Что за звуки извлекал!

Но над ним смеялись боги…

И летит душа, легка,

Древним ужасом объята,

Где заката облака.

Надо мной исподтишка

Насмехаются собратья.

Жизни тоненькая нить.

Что забвение и слава?

Муза, смею ли просить,

Прежде чем испепелить,

В губы чтоб поцеловала.

* * *

Бедной осени наследник,

Я сегодня не у дел;

Лист сорвавшийся, последний,

Вдоль аллеи полетел.

Осень поздняя. Сухая.

Ветки голые черны.

А я пью, не просыхая,

Горький воздух тишины.

Всё, что было, мимо, мимо,

Не веду потерям счёт,

Ибо всё неумолимо

В свою очередь снесёт.

Только всё же есть мне дело

До всего, пока живу,

В этой роще поределой,

Погружённой в синеву.

Вот кружится лист багряный,

Выбирает, где истлеть;

И душою покаянной

Я приемлю эту смерть.

Ни о чём не сожалею;

Мы, душа, с тобой одни

В тишине пустой аллеи

В эти годы, в эти дни.

Русская звезда

Среди разодранной страны

И разобщённого народа

Мы все в своей беде равны:

Пьянит кровавая свобода.

Над правдой ставим правоту

И право утверждаем в силе,

Не замечая, что черту,

Где гибель ждёт, переступили.

Без боя сдали рубежи

Трудов и славы поколений

Под натиском вселенской лжи

И душу поразившей лени.

Иль с русской началась души

Последняя – за Небо – битва?

И змея кольца чешуи

К броску решающему свиты.

Последние сомненья прочь!

Сивилла гибель нам пророчит.

И ужаса не превозмочь

Всеевропейской серой ночи.

К любви наш голос призывал.

Чему же ты, Европа, рада?

России гибельный развал –

Канун всеобщего распада.

Цивилизации оплот –

Россия – рухнет, вслед за нею

Европа гордая падёт,

На милость отданная змею.

И сдавленный предсмертный всхлип –

Последнее, что нам напомнит:

И что провидел Еврипид,

И видел Данте в преисподней.

И Русская сверкнёт звезда

Вслед остальным по небосводу…

А Бог к себе – в любви! – нас звал,

Как благо давший нам свободу.

* * *

Что мне в жизни земной и превратной?

Я хочу возвратиться туда,

Где любви языком мне понятным

Говорит со звездою звезда.

Где ни горестей нет, ни печалей,

Я забуду, что был всем чужой,

Ибо слово, что было вначале,

Станет мне путеводной звездой.

Полечу искромётной кометой,

Глыбой льда, что объята огнём.

Что жалеть мне оставленных где-то?

Что мне плакать? И помнить о чём?

В круг весёлый вступлю хоровода,

Что ведут во Вселенной миры,

А желанная сердцу свобода –

Только отблеск чудесной игры.

И законы игры принимая,

Я отправлюсь в назначенный путь:

И предстанет Земля, возрастая,

Предо мной – и уже не свернуть…

На дне

В Нижнем Новгороде район на берегу

Волги, под стенами Кремля, где

М. Горький нашёл героев

своей пьесы "На дне".

С утра прозрачно и свежо,

И листопад, что тише света, –

Зовётся это «бабье лето».

В ту осень не было его.

Дождь заряжал с утра. Евгений,

Непризнанный страною гений,

А значит, собственной женой,

Брёл к дому, выйдя из пивной.

Когда жена ушла к другому,

Кто тащит в дом, а не из дома,

Не стал делить он с ней квартиру.

Взял рукопись, где вкривь и вкось

Каракули, но он всерьёз

Считал, что в ней спасенье миру,

И был таков… И ходом дней

Он очутился здесь, «на дне».

О «дне» поведал миру гений

Великодушных откровений,

Провозгласив, что «соль земли» –

Среди воров, бродяг и пьяниц

(Тогда ещё не навели,

Скрывая грязь, державный глянец).

Подвалы смрадные, шалманы,

Дворы с проходом – сущий рай

Для тех, кто жизнью был обманут

Или ступил на жизни край.

Ну что ж, заляжем здесь, «на дне» –

В отраве мыслей есть отрада:

Не думать о грядущем дне,

А настоящего – не надо.

Увы, герой мой не герой –

Поэт и мирный обыватель,

Но только с нежною душой

Любви и правды соискатель.

А где искать любовь – «на дне»?

А правду – у чьего престола?

Скорее истину в вине

Найдёшь. Не жизнь была – застолье.

И был один герой в стране:

Иконостасом грудь – всё мало.

Отяжелевшая во сне,

В тени бровей страна дремала…

О чём, мой несуразный гений,

Задумался? Не ты один

Живёшь, не зная сожалений,

В стране вне смысла и причин.

А что нас приучили ждать

Из ничего и ниоткуда,

Так это коммунизма чудо,

Неведомую благодать.

Когда полмира тьма объяла,

Казалось, это навсегда,

Звезда кремлёвская сияла,

Что Вифлеемская звезда.

А что безмолвствовал народ,

Не потому, что злу подвержен,

Но вместо «права» и «свобод»

Предпочитает жить в надежде…

Тут мыслей ход его некстати

Был грубо прерван: участковый,

Жильцом интересуясь новым,

Зашёл. Евгений сполз с кровати,

Точнее, с раскладушки старой

(Её и табуреток пару

На днях со свалки приволок,

Свой обживая уголок)

Навстречу гостю.

Слово «мент»

Тогда страна ещё не знала.

И мой поэт не диссидент,

А просто безобидный малый.

«Ну что же, – молвил участковый, –

Твой случай для меня не новый,

Живи покуда, место всяко

Пустым не будет, глядь, бродяга

Его с подружкою займёт,

Не оберёшься тут забот».

Ушёл. Закрыв за гостем дверь,

Представил жизнь свою Евгений

Как цепь немыслимых потерь

И незавидных злоключений.

День не закончился на этом –

Стук в дверь и шумные друзья

Ввалились. Без друзей нельзя,

Тем более друзья – поэты.

Хотя с недавних пор поэт

В России больше, чем поэт, –

Великий, право, афоризм.

Вот так гора рождает мышь.

Да что нам записной вития,

Не запастись словами впрок.

У нас был свой учитель – Витя,

В своём отечестве пророк.

И речь его была сурова:

Одно дано поэту – слово,

Чтобы сердца глаголом жечь,

А прочим можно пренебречь.

Поэт – он больше не поэт

В стране, где ценит литначальство

Твоё заёмное гражданство

И неуёмный пиетет.

И каждый думал про себя,

Себя единственно любя,

Что если он и не от Бога,

То всё же истинный поэт.

Простим и не осудим строго

За то, чего от Бога нет.

Ведь всяк по-своему чудак,

Но думал не иначе как:

Что поэтическое братство –

Страны последнее богатство,

Отправленное на чердак.

…Наутро с трудной головой, –

Не то чтобы кручина злая, –

Но был Евгений сам не свой,

По крохам жизнь припоминая.

Река сквозь мутное окно

Виднелась, рябью волн одета.

Как это было всё давно:

Влюблённость, беззаботность, лето.

И жизнь, и время – всё так просто –

Твои.

Как лето на реке!

Взять катер и махнуть на остров

Гурьбой весёлой налегке.

И эта женщина – твоя!

Как ей идёт загар небрежный!

И ничего, что взглядом нежным

Она глядит не на тебя.

Купаться! Что сидишь? Пошли! –

(Она в азарте платье скинет.)

Что смотришь? – весело прикрикнет,

Нырнёт – и выплывет вдали.

И ощутить как благодать

Блеск солнца, плеск волны ленивый…

Как это просто – быть счастливым!

Ещё бы это понимать.

Теги: Кухтин Евгений