Время трагедий

Фото: Из архива Владимира СКИФА

"Почти двадцать лет, с небольшими перерывами, вели мы эти беседы, итожа годы и происходившие в них события. За это двадцатилетие Россия пережила много что[?]"

Так Валентин Григорьевич Распутин написал о своих беседах с журналистом «Правды» Виктором Кожемяко, предваряя составившуюся из них книгу. Она вышла в 2012 году под названием «Эти двадцать убийственных лет» и стала фактически последней книгой великого писателя, его завещательной исповедью.

Сейчас издательство «Алгоритм» готовит новый выпуск этого публицистического труда, которому сам Валентин Григорьевич придавал очень большое значение.

К сороковинам выдающегося русского писателя предлагаем читателям «ЛГ» одну из последних бесед, которая состоялась в начале 2010 года. Усилившаяся болезнь В.Г. Распутина прервала дальнейшую работу над циклом актуальнейших его размышлений о времени и о России.


Между жизнью и смертью

- Валентин Григорьевич, вот и еще один год минул - 2009-й. Перед новогодним праздником по­лагалось бы настраиваться на радостный лад, но честно скажу: не получилось у меня. Ведь словно по заказу в стра­не нашей подряд столько тяжелых трагедий! Не успели еще опомниться от катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭСвзрывы на военных складах в Ульяновске, а затем под­рыв «Невского экспресса». Прошла лишь неделя после этой бедыжуткое кострище в Перми, унесшее более 150 чело­веческих жизней...

- Да, да! И это далеко еще не все беды минувшего года. Это только самые громкие, небыва­лые, как катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС и пермская трагедия... Но ведь продолжалось еще и изнасилование де­тей, заказные убийства едва ли не достигали уровня ель­цинских лет; дорожные аварии с гибелью людей побили все предыдущие рекорды; через день да каждый день поступа­ют сообщения о бандитских нападениях на инкассаторов, священников, на случайных прохожих, не так посмотрев­ших или не то сказавших. Если это не война, то и не мир.

Можно рассматривать порознь каждую из трагедий, потрясших нас в прошлом году, и у каждой будут свои кон­кретные причины и конкретные следствия. Но, размышляя о причинах и следствиях всех этих бед, невольно опять об­ращаешься к нравственному, а точнеевсе более безнрав­ственному состоянию нашего общества. Само слово-то это, нравственность, давно уж почти совсем не звучит у нас в общественном обиходе, и многим, особенно молодым, наверное, кажется абсолютным анахронизмом. Не потому ли, например, устроители веселья в пермском ночном клубе «Хромая лошадь» без душевных угрызений покинули вспых­нувшее заведение через известный только им служебный ход, предоставив остальным задыхаться в тесноте единствен­ного для всех выхода?

— А вот это что — распущенность, безнравственность или что-то пострашнее? Всегда ведь было: сам погибай, а товарища выручай. Конечно, и в «Хромой лошади» неко­торые жертвы огня пытались помочь друг другу, но огонь был сильнее. Впечатление такое, что его, огонь, распаляли не только легковоспламеняющиеся материалы по стенам и потолку, но и самое это издевательское название заведения. Странные все-таки вкусы: над гражданами нашими издева­ются, а они приходят в восторг. За пошлость и бесстыдство поднимают цены, а они считают это справедливым. Ведь эта «Хромая лошадь» была чрезвычайно популярна, иначе не случилось бы многократного перенаселения ее в ту трагическую ночь. И набились туда не подростки-несмышленыши, а взрослые люди, как сообщалось, от 20 до 40 лет. С вполне сложившимся вкусом, с немалым житейским опытом.

Это еще раз подтверждает, что со вкусами и житейским опытом в России не все в порядке. Двадцать лет миновало с начала той «судьбоносной» поры, когда наизнанку было вы­вернуто все: и многовековые нравы и традиции, и способы жизни и хозяйничанья, трудовые и воинские победы, тысячелетняя историй... Все охаивалось и отвергалось. Нажитое и выстроенное народом в тяжких трудах за многие десятилетия растащили за полгода. Это походило на то, как если бы свергался последний очаг обезьяньего периода, предше­ствовавшего человечеству, и наконец-то открывались сияющие перспективы.

Не забыли еще: малолетние школьницы, освобожденные от понятий хорошо-плохо, прилично-неприлично, дружно возжелали под влиянием телевидения стать про­ститутками. Такие объявились вкусы. Девушки постарше бросились за границу. Одни в поисках богатых женихов, другие на заработки тем самым ремеслом, которое не требует ни воспитания, ни образования. И миллионы людей более старшего поколения, бывшие инженеры, учителя, кандидаты наук, матери и отцы, потеряв работу, вынуждены были обзавестись профессией «челнока»: за границей купить, дома продать и накормить детей. И это в целомудренном народе, не признававшем барышничества и разврата. Вырвались из коммунизма и ветхозаветных понятий — и уже через десять лет (да раньше, раньше!) тысячи и ты­сячи мамаш школьного возраста, начиная от 12—14 лет и далее, принялись рожать и подбрасывать своих чад под чужие двери или выбрасывать на помойку.

Да разве можно от таких нравов освободиться сразу, если бы даже и захотели освободиться?! Но не очень и хотят. «Передовая» и независимая от всяких ограничений пресса, телевизионные программы, Интернет, уличная рек­лама продолжают свое дело даже и не исподтишка, а открыто и воинственно.

Нравы, нравственность — однокоренные слова, но уже с разошедшимися понятиями. Нравы — ну и нравы! — превратились в нечто дурное, неприятное, а нравственность, мораль покуда еще сохраняют свою чистоту и непогрешимость. Сохраняют в последнее время, по-моему, прежде все­го благодаря церкви. Спасшиеся — это все-таки по большей части верующие.


В погоне за прибылью

Очевидна, думается, и еще одна общая для многих трагедий года причина: безудержная капиталистическая погоня за деньгами, за прибылью! В той же Перми «экономили» на противопожарной безопасности, сократив, как вы­ясняется, необходимые расходы на нее по городу аж в три раза. В помещение ночного клуба, рассчитанное на 50 чело­век, назвали около 300. Денежкив карман, а люди пусть горят. Закупая по дешевке старые, уже почти негодные «Бо­инги», обрекают сотни людей на гибель, зато хозяева авиа­компаний обогащаются. А Саяно-Шушенская ГЭС? Разве не жадность новоявленных хозяев, не желавших тратиться на своевременный и неотложный ремонт, привела к катастро­фе? Естественный износ техники, еще советской, плюс «ре­форма» энергетики по Чубайсувот и результат. Однако имя непотопляемого Чубайса, названное комиссией поначалу самым первым среди виновников, очень скоро из того спи­ска исчезло. Случайно?

«Безудержная капиталистическая погоня за деньгами, за прибылью», — говорите вы. Да, настолько безудерж­ная и алчная, что невольно является страшное предполо­жение: а что, если бы в Великой Отечественной войне взял верх фашизм и последовала бы оккупация России со всем тем, что бывает при оккупации: унижение и эксплуатация народа, надругательство над его вековыми традициями и образом жизни, подневольное и унизительное существо­вание, миллионы и миллионы беспризорников, выверну­тая наизнанку школа, разрушенное хозяйство, запущенные пашни и т.д., и т.д., — было бы при таком фантастическом порядке труднее и страшнее? Все, что испытали мы при Ельцине, Чубайсе и К, сравнить не с чем, и свобода, ради которой якобы потребовались жертвы, ничего не принесла, кроме чужебесия, распущенности, безнравственности, ни­щеты одних и бешеного богатства других. Требуется пол­ностью перевоспитывать наш народ, чтобы он с этим сми­рился. Да оно и идет полным ходом, это перевоспитание, в школах и вузах.

А Чубайс... что ж Чубайс... Он давно уж для власти свя­той... Ну, балуется, ну, вредит, хамит, ну, одиозная фигура, ну, принял участие в трагедии Саяно-Шушенской ГЭС, да ведь весь ельцинский синод прошлого и настоящего у него в по­кровителях, и ни один волос с его головы не должен упасть.

Весь год говорили о мировом финансово-экономиче­ском кризисе, постигшем и Россию. Казалось бы, раз кризис, значит, общество подтягивается, мобилизуется, сокраща­ет расходы, без которых в кризисных условиях можно обой­тись. Казалось бы... А на деле? Разве хоть в чем-то заметно, что богачи наши умерили свои безумства в роскоши и нача­ли думать о других людях, едва сводящих концы с концами? Нет, Абрамович опять приобретает новую сверхшикарную яхту, другой «российский» миллиардерИсмаилов устраи­вает пир на весь мир в Турции по случаю открытия нового небывало роскошного отеля, а его детки, шокируя Европу и сбивая встречных, гоняют на сверхдорогих лимузинах и не­дозволенных скоростях в Швейцарии... У служителей банков и частных фирммногомиллионные «бонусы», у чиновни­ков«откаты», тоже многомиллионные. Призывы свыше к богатым вести себя более скромно раздавались, но вы уве­рены, что кто-нибудь это услышал или услышит?

— Виктор Стефанович, мы с вами продолжаем оста­ваться неисправимыми нравственниками, что давно уже считается занудством и неприличием: сколько уже раз, с той поры как мы начали эти беседы, приходилось обра­щаться к личности Абрамовича и его теперь уже многочис­ленных братьев-олигархов. Ну и что, кого-нибудь устыди­ли? Пьянеют не только от водки, еще больше пьянеют и те­ряют человеческий облик от бешеного богатства. Кампанию против пьянства было бы полезно совместить с настоящей, а не формальной, для вида, кампанией против лихоимства. Пьяница покуражится-покуражится да и заснет в обним­ку с бутылкой в подворотне, а одуревшему от неправедных миллиардов этого мало, он полетит на крыльях удачи в Ев­ропу или Америку, закажет самую дорогую яхту и одновре­менно самый дорогой аэроплан в свою собственность, вы­строит сверхдорогой отель да прикупит в двух-трех местах виллы — и пошла гулять губерния на весь свет.

Пьянство — это зло, и зло тяжелое, ну а разве подоб­ные нравы, да еще и показные, буйные, пугающие осторож­ных европейцев, недоступные пониманию большинства на­ших соотечественников — разве это меньшее зло?

Ну ладно, Абрамович и его друзья-олигархи первого призыва разбогатели в самое воровское время при Ельци­не, с которого взятки гладки, но ведь этот клан небожите­лей разрастался, как на дрожжах, и во все последующие го­ды, и Россия, как курица-несушка, производила их посто­янно. Трудно поверить, но ведь факт: тот самый Исмаилов, о котором вы упомянули, пожалуй, самый матерый милли­ардер, нажил свои капиталы в печально знаменитом и оди­озном Черкизовском рынке, превратившемся под его ру­ководством в небывалый торг опасными продуктами и фальшивыми товарами. И известном к тому же рабством гастарбайтеров, русских и даже китайцев. И что, не веда­ло об этом московское правительство, не доносилась прав­да до российского?

После подобных, прямо-таки великомасштабных нра­вов местнические бравые попытки утереть нос другим, как правило, заканчиваются печально. Не тот калибр риска и вызова. Во Владивостоке к Новому году решили поставить на площади елку небывалой высоты и стоимостью в десять миллионов рублей. Конечно, такая елка не в лесу вырос­ла, а под руками молодцов-мастеров. Поставили, нарядили. Но подул ветер — и елка грохнулась оземь и разлетелась на мелкие кусочки.

Вот и выше всех, вот и десять миллионов.


Кому власть служит

У нас давно уже очевидно сращивание так называе­мого бизнеса и власти. Получается замкнутый круг: пре­зидент Д. Медведев призывает «не кошмарить бизнес», до минимума сократить всяческие проверки частных пред­приятий и заведений, а результатом становятся трагедиинаподобие той, что произошла в «Хромой лошади», где грубейшим образом оказались нарушенными элементар­ные противопожарные требования. Но «усиление контро­ля», как показывает жизнь, тоже мало что дает, посколь­ку зачастую это не реальный контроль, а лишь видимость: пресловутые «откаты» все сводят на нет. Вы не замечаете в такой ситуации некоей безысходности?

— Оказалось, довольно легко сойти со сложившего­ся за многие десятилетия порядка отношений между госу­дарством и гражданами. И оказалось чрезвычайно трудно к нему вернуться.

90-е годы до основания разрушили этот порядок. Госу­дарство осталось с объявившимися корыстолюбивыми бо­гачами-«предпринимателями» и, может быть, еще более ко­рыстолюбивым чиновничеством. А нередко, как мы знаем, те и другие соединяются в одном лице. Народ не мог не ви­деть этого и отошел от греха подальше, в сторонку, забо­тясь лишь о своем выживании. Народовластие как держав­ное понятие оказалось совершенно исключено как из поли­тического языка, так и из практической жизни.

Отсюда и теперешние несообразности и пустоты.

Для меня знаком единения власти и олигархов в абсо­лютной безнравственности стало происшествие, которое я считаю самым позорным в ушедшем году. Скандально знаме­нитый по «истории с девочками» во французском Куршевеле олигарх Михаил Прохоров на сей раз решил «достойно» отметить годовщину своего буржуазного журнала «Русский пионер». И отметить не где-нибудь, а на крейсере «Авро­ра»боевом корабле № 1 Военно-морского флота России. Ра­зумеется, в этом прежде всего был вызов миллиардера «Ав­роре» как кораблю революции: бурная пьянка на борту крей­сера с прыганьем в Неву под матерные песни некоего Шнура носила характер демонстративного святотатства. Но са­мое главноекто принял участие в этом мероприятии! Среди гостей были полномочный представитель президента Клебанов, министр федерального правительства Набиуллина, губернатор Санкт-Петербурга Матвиенко. И никого из них, судя по всему, не смутило, что разухабистая пьяная гу­лянка на корабле, который является музеем,это, мягко говоря, неприлично. Об олигархе я уж и не говорю — нравы прохоровых, исмаиловых, фридманов и абрамовичей давно известны. А как вы думаете, почему люди, представляющие российскую власть, позволяют себе такое?

— Комментировать это событие свыше моих понятий и сил. Но приходится признать неуемную изобретательность олигарха. Что там голые девочки во французском Куршевеле? Тьфу! — плюнуть и размазать! Но вот на «Авроре» шумный и неприличный бардак с самыми знатными чле­нами правительства и президентскими приближенными — вот это фокус! Теперь вся Россия — да что там Россия! — весь мир должен замереть в ожидании: что же дальше вы­кинет богатейший похабник? Ведь он, конечно же, на этом не остановится!

А если представить — случись такое в любой из евро­пейских стран, не говоря уж об Америке, я думаю, скандал прогремел бы с последствиями серьезными, и если не головы у высокопоставленных чиновников, то судьбы полетели бы непременно. Но какой же нравственности ждем мы от своих граждан, какого доверия к сильным мира сего, если «Аврору» осквернили, совесть и стыд публично оплевали — и ничего! Как будто так и надо, чтобы страна не скучала.


Что увиделось на Ангаре

Летом газеты писали о путешествии, предприня­том Валентином Распутиным по Ангареот Байкала до Кодинска. Путешествии не развлекательном, а познавательном и направленном в конечном счете на спасение уни­кальной реки и заповедных мест на ней.

— Да, такое путешествие состоялось, грустное и в ка­кой-то степени загадочно-трагическое. Я ведь и сам с Ан­гары, и Аталанка моя, переехавшая полвека назад перед затоплением Братского водохранилища в гору и принявшая в себя полдюжины соседних деревень, до сих пор жива, хотя и доживает, по всему судя, последние годочки. Поля затопили, леса вырубили, постоянных дорог в большой мир нет, работы нет, надежд не осталось — пустеет Аталанка. Мы на этот раз провели в ней без малого два дня, оставшиеся жи­тели приняли наконец Христово крещение от прибывших с нами батюшек, затем меня попросили указать, где стояла-живала Аталанка до затопления, почти наугад в разли­ве нынешнего моря я это место указал, и товарищи мои опустили в воду поминальные цветы, а «Метеор» наш дал скорбный гудок.

Следующий поселок — Карда — опустел и погиб окончательно, к нему и причалить не удалось. Подволочная (тут когда-то начинался волок на Илим), тоже вобравшая в себя все ближние деревни, еще держится благодаря близости к Братску, но и здесь — заброшенные избы и неуверенность в завтрашнем дне.

Красавицу Ангару только по старой памяти можно на­зывать Ангарой. Три гидростанции — Иркутская, Братская и Усть-Илимская — превратили ее в разбухшую, ограблен­ную и даже опасную старуху. Десятки лет после затопления пришлось ей вымывать из своих глубин и качать на волнах неубранные леса, а затем баррикадами забивать ими свои берега. Острова ушли на дно, воду пить нельзя, рыбу есть нельзя — это результаты работы химических предприятий в Ангарске, Усолье-Сибирском и Саянске. Нельзя, но и рыбу берут, и воду пьют. А что делать? Кому жаловаться?

А впереди еще, уже на воде и земле Красноярского края, — многострадальная и огромная Богучанская ГЭС, строящаяся уже без малого тридцать лет.

Накануне Нового года появились сообщения о заседа­нии в Красноярске правительственной комиссии под предсе­дательством вице-премьера Игоря Сечина. Речь шла о ско­рейшем вводе в строй Богучанской ГЭС. После аварии на Саяно-Шушенской премьер Владимир Путин дал поручение пустить Богучанскую в конце 2010 года или в начале 2011-го. На заседании Сечин констатировал: «запаздываем примерно на семь месяцев», «выполнено только 70 процентов всех запланированных на 2009 год работ», «мешает кон­фликт акционеров». Но ни слова при этом не было сказано о серьезных угрозах, которые несет несовершенный проект Богучанской гидростанции.

Дело в том, что в погоне за той же прибылью верхний бьеф, то есть уровень рукотворного моря, решено было под­нять с запланированных в советское время 185 метров до 208 или даже 211. Между тем авторитетные специалисты предупреждают, что каменно-набросная плотина при этом может не выдержать напора Ангары, что обернется ката­строфой, аналогичной саяно-шушенской. Оказывается, еще в 2003 году, при минимальном напоре, плотина Богучанской ГЭС дала течь и был затоплен котлован, под воду ушло зда­ние гидростанции. К счастью, тогда обошлось без человече­ских жертв. Но чтобы избежать их в будущем, специали­сты, опубликовавшие свою статью в газете «Красноярский рабочий», требуют провести немедленную квалифициро­ванную проработку дальнейшего строительства плотины. Только вот как добиться этого?

— Многострадальная Богучанская... Многострадальная еще до завершения строительства. Гремела, как все ангар­ские ГЭС, в 80-х прошлого столетия, затем надолго затих­ла, когда менялась власть, потом была разбужена и возвы­шена... «Возвышена» — это значит, как вы уже сказали, что верхний бьеф ее для увеличения мощности решили поднять на много метров. Это потребовало переселенных прежде из нагретых за столетия родовых мест снова переселять неве­домо куда. В общем-то ведомо: подальше от Ангары. Тут, на песенной Ангаре, веками жил песенный народ. На встре­чи с нами собирались женщины, как правило, преклонно­го возраста и без особых уговоров принимались петь. Затем плакать. И снова петь. Раньше так провожали на войну му­жиков, теперь так прощаются с родной землей.

В молодости, работая в газетах, я много раз бывал на Братской ГЭС, затем на Усть-Илимской, позже на Красно­ярской и даже однажды на Саяно-Шушенской. Конечно, и тогда при вынужденном переселении не обходилось без слез, и тогда ломались судьбы многих и многих, и тогда по­тери земные и нравственные, если поставить их рядом с ну­ждами цивилизации, были несравнимыми... Но тогда дер­жалось еще доверие к государству: надо — значит надо.

С тех пор в сознании народа много что изменилось. В акционерах видят только олигархов, граждан мира, кото­рым на Россию и на ее народ наплевать, была бы выгода. Притом не какая-нибудь, а бешеная. И участие их в соору­жении гидростанций заставляет подозревать, что сооружения эти могут быть недолговечными.

Богучанскую ГЭС решено запустить через год-полтора. Ну что же, строители могут и поднажать. Но Ангара... это будущее ложе водохранилища — прости, Господи, за этот язык! — могучая Ангара здесь сплошь в чудо-островах, на которых не просто лес, а, считай, тайга на километры и километры... Да леса, еще более могучие, по берегам реки. И если в моих родных местах при сооружении Братской и Усть-Илимской ГЭС леса не были убраны даже и вполовину, и десятки лет (именно десятки лет до последнего времени) они сначала торчали по берегам из воды, затем их вымы­вало и таскало по нашим рукотворным морям тоже годами и годами, а затем забило ими, как баррикадами, все берега, не подойти и не подъехать, что же будет теперь здесь?

Ясно, что будет: то же самое, только в гораздо боль­ших масштабах. Судя по всему, уже готовится — да еще и не обернулось бы катастрофой прорыва плотины, если из-за спешки и погони за прибылью не прислушаются к преду­преждающему голосу специалистов. Надо требовать, чтобы прислушались!

Телевидение летом показало вашу встречу с В. Пути­ным на Байкале.

— Я попросил о встрече с председателем правительства из Кодинска, из города, рядом с которым сооружается Богучанская ГЭС. Путин все-таки несколько лет назад, можно сказать, спас Байкал от грозившей ему беды, когда принял решение отодвинуть нефтяную трубу по берегу Байкала на безопасное расстояние. Мы, болеющие за судьбу уникаль­ного чуда природы, этого поступка, который стоил, должно быть, немалых дополнительный затрат, не забыли. Не забыл и Байкал. В прошлом году Владимир Владимирович опус­тился на глубоководном аппарате «Мир-1» на дно Байкала в самой глубинной его части и тогда мог не беспокоиться о каких-либо осложнениях.

Наша встреча с председателем правительства состоя­лась тоже на Байкале, на дрейфующем посреди озера кораб­ле. Я начал с того, что припомнил слова А.И.Солженицына о главной задаче власти — сбережении народа. А сбереже­ние народа — это не только обеспечение его работой и про­житочным минимумом, но и сохранение России в ее нрав­ственном, духовном и культурном обликах, в сохранении природы — матери народа.

В.В.Путин не перебивал меня, но только до той поры, пока я не заговорил о Богучанской ГЭС, о том, нет ли воз­можности, если не прекратить ее строительство вовсе, то хотя бы отказаться от увеличения отметки верхнего бьефа. Ответ Путина был: уже поздно. А что касается следующей гидростанции на Ангаре (в планах на будущее она сущест­вует), по ней, сказал он, еще нет окончательного решения.

А буквально через неделю после этой встречи грохну­лась Саяно-Шушенская. Конечно, это случайность, что тра­гедия произошла вскоре после нашей встречи. Но какая-то уж очень назидательная случайность.

А ещё позднее стало известно, что на Байкале возоб­новляет свою работу целлюлозный комбинат.

Эта новость повергла защитников Байкала в недоуме­ние и растерянность. Это что же, опять начинать все сна­чала? Я состоял в Государственной комиссии по Байкалу в середине 80-х прошлого столетия, руководил которой Ни­колай Иванович Рыжков. Комиссия в 1985-м приняла реше­ние: к 1993 году работу целлюлозного комбината на Байкале прекратить. Но новая власть в начале 90-х скорее готова была прекратить существование России, о Байкале в то время и речи не могло быть. Но сегодня-то?!


Потери в культуре невосполнимые

Прошедшим летом, когда вы были в Иркутске, на псковской земле скончался выдающийся поборник русской культуры Савва Ямщиков. И в те же дни на земле иркутской вам пришлось провожать в последний путь замеча­тельного русского книгоиздателя Геннадия Сапронова. Что значат такие утраты для вас лично и для России?

— Почти одновременно две такие потери — это для нас жестокий удар. Невосполнимый. Более полугода прошло, а боль не утихает. Да и утихнет ли когда-нибудь?

Иркутянин Геннадий Сапронов за последнее десятиле­тие приобрел славу одного из интереснейших книгоиздате­лей страны. Книги печатал по соседству, в Китае, — там и качество высокое, и дешевле. Много издавал Виктора Астафь­ева, знаменитого литературоведа и публициста из Пскова Валентина Курбатова, меня, некоторых москвичей — искал среди них патриотов. Организовывал ежегодные литератур­ные праздники под названием «Этим летом в Иркутске», пе­рефразировав название пьесы А.Вампилова «Прошлым ле­том в Чулимске», и приглашал на них, а предварительно издавал, самых интересных и талантливых авторов.

Это он, Геннадий Сапронов, организовал нашу поезд­ку по Ангаре. На нем была Ангара иркутская, а краснояр­скую взял на себя его друг, ректор Красноярского педуниверситета Николай Иванович Дроздов, ученый, историк и знаток ангарских древностей. Сбоя под их руководством не было нигде, и если мы не добрались до Енисея, то потому лишь, что общим мнением решено было: впечатлений дос­таточно, все остальное доберем в следующем году. С нами была московская киносъемочная группа «Остров» во гла­ве с Сергеем Мирошниченко, в таком путешествии нельзя было обойтись без Валентина Курбатова, для которого Ир­кутск и Красноярск давно уже почти такая же родина, как Псков, где он живет. Всех наших спутников перечислять пришлось бы долго.

При отправлении из Иркутска наша группа насчитыва­ла более двадцати человек. Мы начинали свое путешествие на комфортабельном теплоходе, продолжили на катерах и машинах, из Красноярска разъезжались по домам на само­летах. И все это надо было организовать, устроить, добить­ся... Не однажды Геннадий Сапронов хватался за сердце, но успокаивал и нас, и себя: пройдет. Успел доехать до дома, но и в Иркутске уйма дел — и сердце не выдержало.

А спустя, кажется, неделю не стало и Саввы Ямщикова. Его знали хорошо по всей России. Реставратор, ценитель и защитник русского искусства, устраивавший постоянно выставки и старых, и современных мастеров, очень боль­ной, но не дававший себе отдыха ни на день, горячий и та­лантливый публицист, постоянно выступавший на радио и в газетах-журналах, не спускавший, кажется, ни одной под­лости нашим ненавистникам, написавший за последние го­ды несколько замечательных книг, которые издавал в том числе и Геннадий Сапронов.

Что и говорить — это невосполнимые потери.

На встрече В.Путина с писателями, которая со­стоялась в начале октября прошлого года, вы поставили во­прос о необходимости поддержать в условиях кризиса так называемые толстые литературно-художественные жур­налы. Письмо главе правительства с такой просьбой под­писали руководители нескольких ведущих, самых известных журналов страны. Конкретно просьба состояла в том, что­бы на федеральном уровне финансировать библиотечную подписку на эти издания, особенно для сельских библиотек.

Некоторое время спустя было объявлено, что соответст­вующее решение принято и деньги на такую подписку выде­лены. Однако на днях главный редактор журнала «Наш со­временник» Станислав Юрьевич Куняев сообщил мне: при­нятое решение (вместе с деньгами!) запуталось и застряло где-то в бюрократических инстанцияхникакой дополни­тельной подписки в конце года так и не состоялось. Кста­ти, как вы знаете, далеко не первый и не единственный слу­чай: хорошие решения иногда принимаются, но часто не вы­полняются. Что же делать? Как быть?

— А что мы можем сделать? Если было такое решение и деньги на подписку были выделены, — надо полагать, у правительства есть службы, которые и обязаны отыскать, где эти деньги застряли и сопроводить их по назначению. Понятно, что дорого яичко к Христову дню, то есть для журналов было важно, чтобы обещанная поддержка при­шла вовремя. Но, думаю, лучше позже, чем никогда.


А что будет дальше?

Для меня одним из показателей нынешнего отноше­ния к настоящей культуре в нашей стране стал захват зданий, ранее много лет успешно работавших на культуру, а теперь силовым способом переходящих во владение новояв­ленных богачей. Перед Новым годом потрясло известие, что добрались, кажется, до знаменитого ЦДРИЦентрального Дома работников искусств. Он был открыт в февра­ле 1930 года, на открытии Маяковский читал вступление в поэму «Во весь голос». И кто только из подлинно великих деятелей нашей культуры не встречался за прошедшие го­ды в этих стенах со зрителями и слушателями! А вот те­перь в ЦДРИ не уверены, что им удастся отметить свое 80-летие. Продолжается, насколько я знаю, и осада здания Союза писателей России на Комсомольском проспекте. Поя­вилось ли там хоть что-то обнадеживающее?

— «Захватили, захватили»... Вот уже двадцать лет мы живем под громогласное эхо этого разбоя. И до сих пор нет твердого закона (или на него плюют), который раз и навсегда отбил бы охоту зариться на чужое. Если решаются на захват, значит, уверены в своей силе. И особенно — как с молотка пошла — посягают на собственность или аренду работников искусств, театров, писательских домов. Если вспомнить наши с вами беседы: пытались ведь и МХАТ имени Горького отнять у Дорониной, и театр Корша, бывший филиал МХАТа, а затем Театр наций, и вот здание Союза писателей России не в первый раз выдерживает осаду... Да и многое что еще... И если эти попытки не прекращаются значит, посягатели, хорошо разбирающиеся в обстановке чуют и наблюдают, что Россия сейчас все более теряет свою славу страны великого искусства и высокой нравственно­сти и что ей достаточно телевизионного балагана.

Вот пример: мы только что справили 150-летие А.П.Чехова. МХАТ имени Горького подготовил к юбилею две пре­мьеры, да и ранее поставленный знаменитый спектакль «Вишневый сад», где Раневскую изумительно играет Татья­на Васильевна Доронина, продолжает с успехом идти. Идет также веселый, искрометный спектакль по чеховским рассказам — «Весь ваш Антоша Чехонте». А еще МХАТ провел и прекрасный, очень душевный вечер, посвященный чехов­ской дате. Но разве откликнулось телевидение на все это? Разве показало стране во всю ширь, как следовало бы?

Увы! И это ведь далеко не первый факт демонстра­тивно несправедливого отношения к театру Татьяны До­рониной, о чем мы с вами раньше уже говорили. Зато всяко­му непотребствуподдержка и внимание.

— Абсолютно согласен с вами... А что касается здания писателей России на Комсомольском проспекте, В.В.Путин на наши просьбы о помощи наложил резолюцию: не трогать писателей. Но не трогать — это еще не спасение. Аренда это­го дома стоит денег и денег, прежде нас выручала субарен­да, а теперь ее запретили. Накануне Нового года произошло, надо считать, чрезвычайное, огромной важности событие — объединение Союзов писателей Беларуси и России. Но в тех условиях, в каких оказался наш Союз писателей, это объеди­нение недалеко уйдет. А подобные инициативы надо бы вла­стям поддерживать всерьез. Не за себя печемся.

Невеселый у нас с вами разговор получился. Но есть все-таки и отрадные новости. К ним относится, безуслов­но, присуждение Валентину Григорьевичу Распутину премии правительства РФ за книгу «Сибирь, Сибирь...», с чем я вас искренне поздравляю. Среди лауреатов правительственной премии с радостью отметил также Альберта Лиханова, дилогия которого «Русские мальчики. Мужская школа» пе­чаталась в «Нашем современнике», и особенно, конечно, хор имени Пятницкого, который совсем было исчез из нашей культурной жизни да и сейчас, к сожалению, на телеэкра­не появляется крайне редко. Хочу вспомнить еще спектакль по вашей повести «Последний срок», привезенный прошлой осенью из Иркутска в Москву на театральный фестиваль «Золотой Витязь» и редкостно тепло, сердечно встречен­ный зрителями...

— Я думаю (и вижу), что единой России сейчас нет, она осталась лишь в названии политической партии. В дейст­вительности же Россия разошлась на две противостоящие одна другой силы. Есть и третья — бездействующая, равно­душная, смертельно опаленная ее судьбой. А из двух первых одна — не любящая, не понимающая и даже ненавидящая Россию как историческую, так и современную, но обираю­щая ее безжалостно, не признающая ни песен ее, ни языка, ни народных нравов. А ведь тоже дети России, и тоже вро­де законные. Но поставившие себя выше ее.

Вторая сила — та, из которой слагается народ. Преданная своей земле и в несчастиях, и в редком благополучии. Молящаяся за нее, своих детей воспитывающая в любви к ней, горько страдающая при виде ее запущенных пашен и погибающих деревень, сердцем понимающая, что без дерев­ни Отчизна наша даже в больших городах — это только выселки, а не родство с землей. С болью в сердцах наблюдаю­щая, как власть позволяет отлучать от родного в школах, университетах и приучать к безобразию в кино и на телеви­дении. Чего там — почти всюду. Стоики, воистину стоики, стараются держаться, но опоры от мира все меньше. Опора только в храмах.

Но вот, как вы правильно говорите, отрадная новость последнего времени — список лауреатов правительствен­ной премии. Поверьте, моя радость не за себя (хотя за «Си­бирь, Сибирь...» и мне приятно получить признание), но го­раздо более того радость за многих в списке награжденных. И особенно за хор имени Пятницкого. Вот уж кто словно из небытия поднялся и как запел! И если даже в правительст­ве услышали — хочется надеяться, что этот крен в сторону отечественного искусства не случаен. А уж о наших домо­рощенных недругах позаботится, как она это давно делает, заграница. В том числе и российская заграница.

В приложении «Словесник» публикуется текст «Русского диктанта» , составленного по произведению В.Г. Распутина


* * *

Неумолчный звон в ушах…

Всё житейское отпало.

Чья уставшая душа

Над ночным Иркутском встала?

Чья горючая печаль

В Ангару слетает с неба

И спешит в немую даль

Среди мартовского снега?

Горько мучаясь, дыша,

Не иссякнет жизни драма.

Не уйдёт никак душа

Из ворот святого храма…

Ей бы выплакаться всласть

Возле дочери с женою.

И к могилам двум припасть

С той - последнею – виною…

Ей бы прошлое вернуть

С верой, верностью земною,

И – прощённою – уснуть

Подле дочери с женою.

Владимир СКИФ

20 марта 2015 г.

Теги: Валентин Распутин

Загрузка...