Литературная Газета, 6527 (№ 39/2015)

Романтизм житейских черт

Романтизм житейских черт

Литература / Литература / Колесо обозрения

Замшев Максим

Теги: Александр Купер , Таймери , Надея , Не мой день

Александр Купер.Таймери. – М.: Время, 2015. – 190 с. – 1000 экз.

Надея. – М.: Время, 2015. – 1000 экз.

Не мой день. – М.: Художественная литература, 2015. – 384 с. – 1000 экз.

Проза Александра Купера ворвалась в современный литературный контекст довольно неожиданно, существовала в нём непредсказуемо и, найдя свою нишу, заняла её прочно и комфортно. В текущем году Купер порадовал своих поклонников новыми книгами. Ну что же! Наведём на них наш объектив и попробуем разобраться, что за явление перед нами. Сразу скажу, что, на мой взгляд, сила творческого метода Купера в том, что его реализм лишён даже минимального намёка на художественную условность, призванную упростить и адаптировать для читателя описываемые события. Это реализм, нацеленный на пристальность, на пересиливание унылости открывающихся картин и замены их на нечто эксклюзивное, по-новому рассмотренное, и только под этим взглядом обретающее настоящие качества. В изобретательности Купер иногда даже соревнуется с самой реальностью, не обращая никакого внимания на не бесспорный камертон ныне модной документальности, а подчас и псевдодокументальности.

Роман «Не мой день», выпущенный издательством «Художественная литература» в этом году, – это объёмное и полифоническое повествование, населённое весьма узнаваемыми, но в то же время загадочными персонажами. Сюжет довольно прихотлив. В его основе события, происходящие в небольшом подмосковном городке Зачекинске, в результате постсоветской чехарды превратившегося в площадку для выгона бандитских группировок, коррумпированных милиционеров, деклассировавшихся и социально шалящих интеллигентов. Главных героев – бывших школьных учителей интеллигентов Купера и Карлова – волны вседозволенности вынесли на берег полного отсутствия самоидентификации, и они принялись судорожно обустраиваться на этом дикарском берегу. Пересказывать все приключения героев нет резона. Ведь они не столько формируют сюжет, сколько создают авторскую картину мира – объективную, динамическую, увлекательную и в то же время отталкивающую. Надо сказать, что события автор разворачивает мастерски. Постепенно, как пазл, фрагмент за фрагментом, складывается вселенная этого романа. И несмотря на то что в ней заправляют бандиты и представители сомнительной богемы, она не лишена авантюрной привлекательности. Купер с настойчивостью психологиста пытается докопаться до того, как обычные подмосковные мальчики становятся авторитетами криминального разлива и как школьные учителя превращаются в картёжников и продавцов крайне сомнительного гуманитарного продукта не менее сомнительным покупателям. (По сюжету Купер и Карлуша держат крайне успешный сайт стихотворной матерщины.) К прямым выводам на сей счёт автор читателей не подводит, но в их сердцах рождаются скорее жалость и сострадание, нежели ненависть и отвращение. Особый колорит тексту придают глухонемые красавицы героини, также ставшие частью криминального мира, но всё же находящиеся в поисках своей человеческой сути, несмотря на предлагаемую бесчеловечную обстановку. Этот приём можно назвать выдающейся авторской находкой, придающей роману объём и особую литературную органичность. Он отсылает нас к классике XIX века, особенно в части её страдательной актуальности и внимания к тем, кто выпадает из социальной парадигмы. Но если героини прошлого мучились от унижений, то нынешние берутся… за оружие. Здесь есть над чем поразмышлять читателю, любящему непредсказуемые аллюзии. Не мы такие – жизнь такая… Подмена себя настоящего на себя приспособившегося – больная тема для Купера. Он изучает её в романе подробно и со всех сторон. И полное сходство имени героя и творческого псевдонима автора – это попытка саморазоблачения человека, встретившего катаклизмы девяностых в возрасте ранней зрелости. Отмечу, что в этом саморазоблачении есть и ненавязчивая симпатичная ирония, создающая нужную для понимания замысла атмосферу.

Одной из главных композиционных скреп романа является съёмочная площадка, где американцы снимают кино о русской жизни. На этой площадке много чего творится – лирического, страшного, анекдотического, нелепого. Но что бы на ней ни творилось, в ней зашита основная метафора романа. Наша жизнь – кино? Кино, снятое американцами? Или навязанная американцами быль? И почему мы оказались такими, что нам так легко смогли что-то навязать? Эти вопросы, далеко не единственные из затрагиваемых автором, долго не позволяют забыть его текст. Герои и коллизии оставляют в памяти ощутимые следы... А это неотъемлемое качество серьёзной и зрелой прозы.

Творческие ракурсы Александра Купера разнообразны. Он не замыкается на одном удачном сочетании приёмов, постоянно ища новые формы выражения. «Надея» – это кинороман с курсивом, хором и оркестром. Жанровая характеристика не только довольно оригинальная, но и настраивающая на определённый лад. Я уже писал, что и в романе «Не мой день» кинематографическая тема занимает немалое смысловое место. Но там это реальное, происходящее в самой сюжетной гуще и съёмки. А в «Надее» автор балансирует между изобразительной прозой, киносценарием, пьесой. В этом синтезе он ищет момент сделать невозможное возможным, увидеть время не линейным, а чувственно объёмным и исторически одновременным. Для этого действие первой серии (именно так называются у Купера части) помещается в старую усадьбу с длинной и прихотливой историей, где тени способны оживать. Это деревенский дом молодой телеведущей Надежды (Надеи), влюблённой в пожилого представительного нефтяника Юрия и желающей уединиться с ним в этом в уютном сельском гнёздышке. Тогда там появляется загадочный и угрюмый старик… Вскоре выясняется, что старик – это отец героини, которого все считали пропавшим пять лет назад и даже не удосужились удостовериться, жив он или нет, пока тот пребывал в больнице для умалишённых (старик болен амнезией). Это событие щемящей и дисгармонирующей нотой обнажает всю изнанку проржавевшей жизни современных городских жителей. Перед нами разворачивается ретроспективная история семьи во всей её трагической цельности и в то же время разрозненности. Автор создаёт живописные, зримые картины происходящего, оставаясь верным жанру киноромана. Читатель также узнаёт, что когда-то в этом доме бывали знаменитые люди, в жизни которых кипели такие же нешуточные страсти. А принадлежала усадьба Михаилу Бакунину, знаменитому революционеру-анархисту. Время от времени автор рисует картины появления героев, заставляя воображение читателя работать на полную мощь. Куперу удаётся создать яркие образы. В первую очередь это Надея – современная женщина, мечтающая о женском счастье в его чистоте, но вынужденная в итоге принять правила игры и искать это счастье не на виду, а в потаённых углах. Это, с одной стороны, сильный, с другой – как часто бывает в жизни – колеблющийся характер, часто делающий выбор в пользу удобства, а не правды. Юрий, немолодой возлюбленный Надеи, – человек сформировавшийся и внешне успешный, но сам не знающий, как близко от него дышит иная, неблагополучная жизнь. И конечно же, Кирилл Вязов, тот самый старик, профессор-лингвист, никому не нужный и в то же время всем необходимый. Вторая часть (серия) киноромана посвящена ему и его любви. Именно из-за этой любви он ушёл от жены и в итоге потерялся, в прямом и переносном смысле. Здесь становится понятно, почему в подзаголовке Купер обозначает в жанровых характеристиках неведомое «с курсивом». Курсивом выделены дневники профессора и дневники его подруги. Купер так умело их стилизует, что абсолютно веришь в интимность и первородность этих записей. Ведь чаще всего человек бывает самим собой, когда его никто не видит, а пишет полную правду, когда уверен, что её никто не прочтёт: «Наташа устаёт ездить в метро, устаёт не от давки, а от людей. я хорошо её понимаю. с нами всеми что-то случилось… ненависть и гордыня овладела людьми. А была ли она мудрость народ».

Фактически это роман об изнанке каждого человека, которая в любой момент может вывернуться наружу и стать подлинным лицом. И вовсе не обязательно эта изнанка хуже всем известного, нескрываемого облика. «Надея» – это скерцо на чёрных клавишах, своеобразная литературная пентатоника, где каждый звук-кадр ожидает того, что кто-то вот-вот соскользнёт и возьмёт белую клавишу, нарушив стерильное чередование тонов. В романе много лирических печальных станиц, он насыщен и психологическими ходами, и достоверными деталями. Тема предательства – ключевая, но решается она не в лоб, а с большой долей деликатности. Купер словно утверждает: мир так сложен и многообразен, что познать его можно, только пытаясь правильно пристроить каждое обстоятельство в свою жизнь, как игрушку на новогоднюю ёлку. Тем, кто пытается жизнь изменить и сломать, почти никогда не удаётся её познать. И когда на участке Вязовых появляются бурильщики, мечтающие напасть на «семейную скважину», в итоге на неё нападающие, дом вскоре сгорает. В этом много литературоцентричных отсылок, одна из них (самая явная) – к чеховскому «Вишнёвому саду». Роман не только постоянно улетает в прошлое, не стесняясь любых расстояний (от юности героев до бакунинских времён), но и оставляет за собой открытое пространство. Ведь ни одна история не кончается навсегда. Она лишь освобождает место для новой. И каждая новая будет в итоге рассказывать о зыбкости человеческого счастья.

В повести «Таймери», так же, как и «Надея», увидевшей свет в издательстве «Время», Купер отдаёт дань жанру философской притчи. Сам автор в предисловии признаётся, что повесть была написана по заказу английского издателя. Но рискну предположить, что писатель далеко вышел за рамки привычной англосаксонской традиции. Главный герой, названный по авторской воле Димичелом, – олигарх, который бежит из благоустроенного мира и поселяется где-то в суровых краях. Место и время действия весьма условны. Автора интересует не точность деталей, а верность подтекста, верность линии борьбы, которую человек ведёт с самим собой, причём это второе «я», которое необходимо победить, выражается в самых разных обличиях. В «Таймери» оно становится сильной и опасной рыбой. Герой сталкивается с ней, оказавшись с возлюбленной и сыном в глухом месте, на маленьком таёжной реке, где нет ни цивилизации, ни возможности с кем-либо связаться. Борьба его ждёт нешуточная. Из всей прозы Купера эта повесть самая символически зашифрованная, но зашифрованность эта не ложно глубокомысленная, а захватывающая, изобилующая резкими поворотами. Северные пейзажи выписаны без банальностей и клише, с глубоким знанием взаимного притяжения человека и природы.

Купер – несомненный романтик. Его волнует категория особенного. Это особенное он ищет, создаёт, исследует, восхищается им, как живописец пробует найти для него нужные краски, как кинематографист смотрит на него с разных ракурсов. Он не встаёт в позу судьи, поскольку понимает бренность всего земного и особенно человеческой жизни. Рассказанные им истории диковинные, но на них нет ни малейшего следа искусственности. Он преодолел стеснение перед жизнью, и выяснилось, что когда глаза открыты широко и ясно, даже существующие в реальности мерзости в твоём окоёме теряют весь свой омерзительный запал. Его романтизм реалистичен, он бьётся с угловатым натурализмом за гибкую стройность гармонии житейских черт. И побеждает в преображении…

Проза Александра Купера – это проза сложившегося писателя, внёсшего в литературную палитру нашего времени важнейший мазок, плотный, заметный и богатый на оттенки. Купер избегает схематичности, не стремится встроиться в формат, текст для него – это поле для бесконечного поиска смыслов. И в этом поиске – главный смысл его прозы.