Литературная Газета, 6530 (№ 42-43/2015)

«Но если ты сошла на время с неба…»

«Но если ты сошла на время с неба…»

Искусство / Искусство / Событие

Лаврова Людмила

Фото: Олег МЕНЬКОВ

Теги: искусство , музыка , опера

175-летие со дня рождения П.И. Чайковского Башкирский театр оперы и балета отметил премьерой оперы «Орлеанская дева». Она ставится нечасто, тем выше был интерес к спектаклю. Пётр Ильич сам писал либретто к «Орлеанской деве», взяв за основу трагедию Фридриха Шиллера в блистательном переводе Василия Жуковского.

Судьба национальной героини Франции Жанны д’Арк привлекала Чайковского очень давно, ещё в детстве он посвятил ей стихи. Восхищение подвигом этой крестьянской девушки и побудило композитора к созданию оперы. Хотя ещё за несколько месяцев до начала работы над «Орлеанской девой» Чайковский писал, что ему нужен сюжет, где «нет царей, нет маршей, нет ничего составляющего рутинную принадлежность большой оперы». И вдруг – «Орлеанская дева», где и король, и архиепископ, и воины, и рыцари, и придворные, и большие массовые сцены, и развёрнутые ансамбли, а главное – Иоанна (русская транскрипция имени Жанна) с мечом. Чайковскому казалось, что именно такая опера, как «Орлеанская дева», может иметь успех у широкой театральной аудитории. «Я не думаю, – признавался он, – чтобы «Орлеанская дева» была лучшим и наиболее прочувствованным из всех моих писаний, но мне кажется, что это именно та вещь, которая может сделать меня популярным». Вопреки ожиданиям автора популярной и широко исполняемой «Орлеанская дева» не стала, и в этом есть какая-то неразгаданная тайна, ведь она – одна из самых величественных оперных творений П.И. Чайковского, в ней есть всё, что должно привлекать зрителей: затейливый сюжет, в котором и потусторонние силы, и неколебимая вера в себя, и любовь, и интриги, патриотизм и предательство, подвиг, наконец. Ну и разумеется, великолепный текст либретто, потрясающие арии Иоанны, много других музыкальных достоинств. И тем не менее…

Итак, сияющий после реновации Башкирский театр «уж полон; ложи блещут; // Партер и кресла – всё кипит». Но аляповатый суперзанавес (художник-постановщик – Эрнст Гейдебрехт, Германия) не взвивается и не шумит, а настораживает. И неслучайно. Когда он наконец открывается, думаешь: жаль, что Чайковский сам декорации написать не мог. На сцене – полу­мрак, ходят девушки в венках, что-то громоздкое сооружено у задника. Видимо, имелся в виду «стaрый дуб над лoнoм вoд», который «рaскинул сeнь вeтвeй тeнистыx», но у Гейдебрехта этот дуб никакой не тенистый, а плоский, хоть и гигантский, на вид – из шерсти цвета опавших листьев, будто сделан детьми Гулливера в кружке «Умелые руки». «Лоно вод» – пустой «бассейн» в центре сцены, просто широкая прямоугольная «яма» сантиметров 20 глубиной. В художественной обоснованности «ямы» не уверена, но сразу становится страшно за артистов: слишком высок риск получить травму в этом изыске сценографа. Вместо часовни и церкви – два широких чёрных параллепипеда на полу сцены справа и слева. Они же потом будут и лесом, и площадью, и всем остальным, правда, по ходу дела «разбавятся» металлическими конструкциями с намёком на готическую архитектуру, которые послужат и замком Шинон, и Реймским собором. Иоанна (в первом спектакле – Надежда Бабинцева, Екатеринбургский театр оперы и балета, во втором – солистка Башкирской оперы Лариса Ахметова) – в сером платье до полу и белом переднике сестры милосердия времён Первой мировой войны (художник по костюмам – Татьяна Ногинова, Санкт-Петербург). В сцене битвы Ногинова переоденет Иоа­нну в шкуру с рваными краями, хотя речь идёт не о первобытном обществе, а о Средних веках, а в сцене коронации у неё дамы с голыми (!) руками, но при этом в белых круглых гофрированных воротниках, в которых выходят на арену клоуны в современном цирке.

Если бы не тонкая изобретательность и высокий вкус художника по свету Ирины Вторниковой (Ростов-на-Дону), которая светом рисовала чудесные картины и создавала атмосферу происходящего, режиссёру-постановщику Филиппу Разенкову (Ижевский театр оперы и балета) вряд ли удалось бы создать тот эффект воздействия на публику, который в итоге получился. Филипп – надо отдать ему должное – подчёркивал именно то, что заложено композитором в музыке и либретто, и умело «распоряжался» певцами-артистами. Вопреки странной, но широко распространившейся в оперном мире моде, в постановке Разенкова нет глумления ни над чем, в том числе и над патриотическими чувствами, за что ему особое спасибо, нет передёргиваний, смысловых и стилистических искажений. А есть то, что «доктор прописал»: осознание Иоанной своего высшего предназначения, глубина её переживаний, вызванных и божественным даром, непонятным для других, и одержимостью этот дар реализовать во благо своей Родины, и зов Господень, и вмешавшаяся во всё это земная любовь. Замечательные певицы Бабинцева и Ахметова, пропустив роль через свои души, создали очень сильные образы Иоанны. Иоанны, которой веришь, за которой пойдёшь. Меццо-сопрано Бабинцевой и драматическое сопрано Ахметовой (браво Башкирскому театру, давшему возможность публике услышать два типа голоса в этой партии!) окрашивают музыкальную «речь» Иоанны богатством своих тембров. Но если у Надежды героиня в финале остаётся несломленной: да, она полюбила Лионеля (Ян Лейше), но выполнила своё предназначение и всё равно осталась принадлежать Богу, то у Ларисы Иоанна страдает от чувства вины, раздавленная и жёстким, далёким от её внутреннего мира отцом Тибо (Раиль Кучуков), и предательством толпы, и тем, что полюбила земного человека (Лионель – Эдуард Морозов, Пермь).

Из других актёрских работ хочется отметить Владимира Копытова, превосходно исполнившего роль рыцаря Дюнуа. Почти не уступал Копытову и Ямиль Абдульманов (во втором спектакле). Убедительны были оба архиепископа – Артур Каипкулов и Салават Аскаров, взволновал нежный голос Ангела (Эльвира Алькина). Карл VII у Сергея Сидорова звучал, как и положено инфантильному королю, Артём же Голубев в этой партии периодически переходил на речь. Чайковский вряд ли приветствовал бы такое ноу-хау, точнее, don't know how. Агнесса (Зарина Аблаева, Пермь) вокально была безупречнее Резеды Аминовой, но образ обе певицы создали запоминающийся. Замечательно выступили Бертраны (Владимир Тайсаев, Пермь, и Марат Шарипов). А вот хору, у которого в «Орлеанской» большая и значительная партия, хотелось бы пожелать большей слитности звучания и разнообразия эмоциональной палитры. Оркестр Башкирского театра оперы и балета играл с энтузиазмом, приятно было слышать (и видеть) оркестрантов, так поглощённых исполняемым произведением (музыкальный руководитель и дирижёр постановки – Валерий Платонов). Вставные хорео­графические номера выглядели притянутыми за уши и мешали восприятию в общем-то цельной постановки (хореограф – Ольга Даукаева). Во-первых, я не увидела смысла в сценке, когда группа танцовщиков (в качестве действующих лиц они никак не обозначены), извините за неизящность слога, за все места лапает стоящую на авансцене Иоанну (пусть и в одежде). И это в Средние века, когда постороннему человеку и прикоснуться к женщине, тем более молодой, считалось верхом неприличия! Иоанна в этот момент выглядит, как на приёме у врача, который её ощупывает-осматривает, но диагноз поставить не может. Во-вторых, хореографическая группа, изображающая слепых нищих, тоже ничего конкретного в постановку не добавляет. В опере достаточно массовых сцен с определённой миссией, а танцовщики-нищие только напрасно отвлекали внимание на себя, да и характер их движений выбивался из художественного контекста спектакля.

В финальной сцене – сожжения на костре – для Иоанны сделали постамент, словно прощальный, пусть и временный памятник из грубых досок, под которым развели огонь. Она стоит на нём с поднятыми вверх и сложенными в виде языка пламени руками, на пути к Богу уже, видимо, не чувствуя боли – ни физической, ни душевной, – она в Полёте. Но здесь всплывают в памяти строки из стихотворения Ирины Снеговой (1922–1975): «Всё приходит слишком поздно: / К невиновным – оправданье, / Осуждение – к убийце, / Опозданья, опозданья, / Век за них не расплатиться». И уже который век…