Литературная Газета, 6556 (№ 23-24/2016)

Школьный вальс в стиле брейк-данс

Школьный вальс в стиле брейк-данс

Общество / Гуманитарий / Продолжение темы

Яковлева Анна

Теги: общество , образование

Причуды финского образования

После разрушения СССР в России наступило время обезьян. Обезьянничали, пытаясь копировать западные модели, во всём: в экономике, в политике, на эстраде, в театре… И в школьном образовании. Получаются, как правило, карикатуры, которые их авторы гордо именуют реформами, новациями и прочими приятными прогрессивными словами. Меж тем школа должна, во-первых, соответствовать национальному менталитету, а во-вторых, работать на ясно сформулированный результат: кого и для какого общества она готовит. К сожалению, чиновники от педагогики («Прощай, школьный звонок?», «ЛГ» № 18–19, 2016) чаще всего не понимают ни первого, ни второго.

Так случилось, что мне довелось близко познакомиться с моделью средней школы Финляндии, читая там лекции на курсах повышения квалификации. В 90-е годы в стране появилось много детей переселенцев из России, они пошли в финскую школу, известную своими высокими международными показателями, и… учиться зачастую переставали вовсе, а учителя не понимали, что с этим делать. Поэтому меня пригласили объяснить педагогам, что такое русская школа в сравнении с финской и подумать вместе, что можно предпринять, чтобы интегрировать в последнюю маленьких россиян. Советская школа на Западе считается авторитарной, «неправильной». А я после лекций вдруг услышала: хорошо бы нам, финнам, перенять кое-что из советской школы. Сказано это было в те времена, когда от советской школы почти ничего не осталось – в конце 1990-х. И в России во всю прыть пытались копировать «западную школу» (хотя такой общей модели просто не существует).

Финнов с раннего детства приучают к самостоятельности: они сами решают, что им делать, а что – нет, и несут за это ответственность. Если русские дети привыкли к опеке, к контролю, к требованию «ты должен», то финнам предлагается: «ты можешь». И если ребёнок не хочет воспользоваться имеющимися возможностями, ну и не надо: принуждать учиться запрещено. С ним может побеседовать «учитель будущего» – специалист по профориентации – и вынести свой вердикт: ученику рекомендована в будущем работа, не требующая того, чему он не желает сейчас учиться.

Чувство достоинства ученика остаётся в целости и сохранности, зато таким образом финны теряют многих потенциальных специалистов. Известно немало примеров, когда троечник к концу школы вдруг увлекался, положим, биологией, а потом становился блестящим учёным.

Учитель в Финляндии – не вершина иерархии, а фасилитатор – человек, облегчающий групповую коммуникацию, «помогающий ученикам самим познавать мир и учиться друг у друга». Ученик русской школы, приученный к достаточно большой дистанции между ним и учителем, попадая в такую ситуацию, легко воспринимает её как разрешение вести себя развязно и фамильярно. У финнов, воспитанных в условиях регламентации поведения, подобного не происходит: свобода свободой, но в известных границах; финны вообще люди инструкции.

Учитель не рассказывает материал – всё есть в учебнике. Однако любовь к предмету очень часто начинается с любви к учителю-предметнику, посему тут также видятся упущенные возможности и нереализованные жизненные сценарии. Преподаватель не вызывает к доске, а ходит по классу (в классе работает ещё и помощник учителя, это отдельная должность), оказывая поддержку при выполнении заданий, которые могут быть разными: у того, кто послабее, задание полегче, но, успешно выполнив его, он получит поощрение; у того, кто посильнее, оно труднее, и если он плохо с таким заданием справляется, то и отмечен будет низким баллом. Своеобразная реализация принципа «от каждого по способностям, каждому – по труду».

Русская школа была ориентирована на сильного ученика, финская – на слабого. За счёт этого первая давала в будущем большое количество интеллектуалов, интеллигенции, при этом отстающие действительно испытывали чувство унижения и потому нередко школу ненавидели. У финнов учёных и вообще интеллектуалов немного, зато дети спокойны, в школу ходят с удовольствием и им не снятся кошмары о том, как они заваливают экзамен.

В финской школе нет «сильных» и «слабых» классов; инвалиды, которым позволяет здоровье, учатся также вместе со всеми. Всё, что нужно для обучения, выдаётся бесплатно, все школы финансируются одинаково и одинаково оборудованы техническими средствами. Система оценок десятибалльная, но балльные оценки ставят, начиная с седьмого класса (основная обязательная школа состоит из девяти классов; для исправления своих результатов желающим предоставляется возможность ходить ещё в 10-й класс). Для учеников 1–6-х классов по итогам года ставятся словесные оценки. Так, в 1–2-х классах приняты отметки «вам нужно больше практики», «знания умеренные», «знания очень хорошие» и «знания отличные».

Педагоги говорят: «Мы учим для жизни, а не для экзаменов». Поэтому акцент делается на эмпирических сведениях, которые будут полезны каждому в повседневной жизни. В целом финская программа обучения в сравнении с российской существенно облегчена, и прежде всего за счёт изучения многих предметов «по вершкам». В результате дети оказываются прекрасно подготовленными к финской жизни, но у них, как правило, отсутствует панорамное мышление. Даже в университете на переводческом факультете мне пришлось долго доказывать, что национальный менталитет народов, с языков/на языки которых делается перевод, переводчики должны знать.

Существует школьная программа, но она имеет рекомендательный характер. Многое зависит от выбора учителя. Многое также зависит и от выбора учеников. Например, в финской школе нет предмета «Литература», есть «Чтение и письмо», в старших классах – «Родной язык и литература». Из 6–7 позиций 2–3 – обязательные к прочтению источники, остальные выбираются классом путём голосования; и дети часто выбирают, к примеру, дайджесты фильмов-боевиков, которые в текущий момент идут на экранах страны. Возможно, именно поэтому финское сознание, по свидетельству одного из тамошних профессоров, практически лишилось прежней богатой образности.

С первого по девятый классы обязательным предметом является «Религия» (если в классе не менее трёх учеников принадлежат к лютеранству, православию или исламу, в отдельных группах изучаются эти вероисповедания, причём не как Закон Божий, а в религиоведческом аспекте) или «Мировоззрение» (для атеистов). Сейчас обсуждается вопрос замены этих предметов общим для всех предметом о религиях, мировоззрении и морали.

Родительские собрания бывают редко, и там обсуждаются общие текущие проблемы. Об отдельных учениках на таких собраниях не говорят никогда. Чаще родители и учителя общаются виртуально – через компьютерную сеть. Там можно ознакомиться с расписанием уроков, сроками контрольных, отметками ученика в баллах (для старших классов) и пр. При этом ученика никогда не ругают: считается, что все дети замечательные, просто каждый – со своими особенностями.

Строго говоря, при всей детально разработанной системе «ухода за учеником» (так и называется та помощь в обучении, в которой участвуют несколько специалистов разного профиля), финскую школу можно закончить и не учась. В результате неучи выбрасываются в ряды потенциальных безработных, и это очень дорого обходится государству, не говоря уж о размывании традиционной финской добродетели высшего порядка – трудолюбия.

Советская школа готовила к карьере передовых учёных, финская стремится воспитывать счастливых людей. Сегодня нам есть что позаимствовать у финской модели либеральной школы – с учётом нашей ментальности, потребностей российского общества и избегая радикальных недостатков этой модели. Именно так, а не совмещая школьный вальс с брейк-дансом, отчего исчезает как вальс, так и брейк-данс. И не по Гоголю: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча…»