Литературная Газета, 6565 (№ 35/2016)

Волна свободного романа

Волна свободного романа

Обозрение / Писатель и общество / ДИСКУССИЯ

Теги: литература , литературоведение , эссе , критика

Свой шеститомный роман «Русский крест» писатель Александр ЛАПИН назвал сагой о поколении. То, что в европейской литературе именуют романом-рекой, проявилось в литературе отечественной. Расцветёт ли этот жанр на русской почве или останется главой из учебника по литературоведению? Этим вопросом задались участники дискуссии, развернувшейся на страницах «ЛГ».

Известный издатель и общественный деятель Александр Лапин пришёл в литературу из журналистики. Умение слышать и чувствовать время – для него главный критерий профессионализма. Его проза отличается почти документальной точностью, герои – предельной достоверностью характеров и поступков. Центральных персонажей в «Русском кресте» четверо: Саша Дубравин, Толя Казаков, Амантай Турекулов, Володя Озеров – обычные люди в обычных обстоятельствах. Родились в начале «оттепельных» 60-х в небольшом селе в Северном Казахстане. Учились, озорничали, впрягались в крестьянский труд и, конечно, мечтали переустроить этот далёкий от совершенства мир. Когда детство кончится, неисправимый борец за справедливость Дубравин станет журналистом, рисковый авантюрист Казаков – офицером спецназа, карьерист Турекулов пойдёт по комсомольской линии, а философ Озеров предпочтёт пасторальную жизнь егеря.

Пути их будут снова и снова пересекаться самым неожиданным образом до самой последней страницы. «Утерянный рай» непростого, но очень счастливого детства, трудности вхождения в мир «Непуганого поколения», «Благие пожелания» последних лет существования великой державы, «Вихри перемен», уничтожившие её, и «Волчьи песни» страны, рождённой на её обломках. Автор намеревался завершить роман началом 2000-х, но пока выходили из печати первые пять томов, изменились и люди, и страна. Время потребовало от писателя иного финала. Шестой том – «Время жить!» – это попытка всмотреться в действительность, осмыслить то, что происходит здесь и сейчас. Книга вышла в апреле нынешнего года, а уже в сентябре издательство «Вече» выпустило «Русский крест» в виде двухтомника.

Александр Лапин обозначил жанр романа как сагу: обстоятельность, подробность, неспешность чувствуются во всём. Для автора нет мелочей, ведь жизнь из них, по преимуществу, и состоит: аромат мяты, доносящийся с дальнего луга, так же реален, как и смрад руин уничтоженного землетрясением города. В ритме повествования словно угадывается полноводная река, несущая свои воды в дальние дали. Роман-река? Возможно…

Первым определение «роман-река» (фр. roman-fleuve) получил от своего создателя десятитомный «Жан-Кристоф», вышедший в 1912 году. Ромену Роллану после яростного увлечения театром судьба человека стала интересна не драмой, клокочущей вокруг некоего центрального события, а как непрерывный поток, в котором судьбоносные события не умаляют значения дел повседневных. Европейским литературоведам термин пришёлся по душе. Они распространили его не только на творчество Роллана и тех, кто шёл за ним, пусть и не след в след, – Пруста, Арагона, Мартен дю Гара, – но и на предшественников, включая Бальзака и Золя.

Нашему же уху и глазу, когда речь идёт о масштабных полотнах, привычней понятие «роман-эпопея», сразу же вызывающее в воображении Наташу, князя Андрея, Пьера и целую вереницу переплетённых с ними персонажей числом более пятисот. В кильватере великой эпопеи следуют не столь глобальные «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Тихий Дон» и «Поднятая целина» Шолохова, «Строговы» Георгия Маркова, «Вечный зов» Анатолия Иванова, «Угрюм-река» Вячеслава Шишкова. Но «Война и мир» остаётся каноническим примером жанра. И потому эпопея у нашего читателя чаще всего ассоциируется с повествованием, ход которого от начала до конца «управляется» неким эпохальным событием.

В романе-реке оно не является единственной пружиной сюжета, что и даёт возможность применить этот термин к «Русскому кресту». Но, отдавая должное эпичной повседневности, Лапин, наследуя классикам, осмысливает судьбу своего поколения в контексте трагического эпоса русской истории. Чему же свидетелями мы становимся? Рождается ли на наших глазах «русская версия» романа-реки или трансформируется под натиском ветров перемен роман-эпопея?

Виктория ПЕШКОВА, литературный обозреватель

Критик:

– Не знаю, ставил ли Александр Лапин перед собой такую задачу, но ему удалось доказать, что многофигурное и многотомное неторопливое повествование о житье-бытье ничем особо не выдающихся людей интересно сегодняшнему читателю. Интрига сюжетом не командует. Разворачивается он последовательно. Персонажи – не богатые, которые тоже почему-то плачут, не фрики или маргиналы и даже не облизанный модными литераторами во всех местах «офисный планктон». Все клише постмодерновой литературы автором нарушены, и читателю это нравится! Он жанровой классификацией не озабочен. Это критик ломает голову – что же представляет собой «Русский крест».

Литературная реальность такова, что сделать это сегодня совсем непросто. Постмодерн, экспансию которого на все сферы искусства сдерживать всё труднее, яростно размывает художественные, эстетические, жанровые критерии в надежде окончательно от них избавиться, чтобы обеспечить себе – нет, не свободу – вседозволенность и безнаказанность, лишив обескураженного, сбитого с толку «искусствопотребителя» каких бы то ни было ориентиров. Поэтому даже как попытка противостоять этому, с позволения сказать, «тренду» дискуссия о романе-реке мне представляется продуктивной.

На первый взгляд эта «поколенческая сага» – пример столь популярной нынче в интернет-пространстве «наивной прозы» с её неприглаженно-житейским языком и обилием обыденных коллизий. Однако так называемая сетература для большинства пишущих – не более чем способ выложить на всеобщее обозрение личные переживания. Автор же «Русского креста» через судьбы своих героев осмысливает судьбу страны. Так что же – перед нами эпопея? Но судьбоносные катаклизмы в половине романов отсутствуют, а когда появляются, отражены предельно локально, дабы не заслонить частную жизнь героев.

Значит, всё-таки роман-река? Однако все ли книги этой «реки» суть романы в чистом виде? «Утерянный рай» и «Непуганое поколение» жанрово ближе к повести взросления в том понимании, которое вложила в неё русская классика – с клятвой верности высоким идеалам, с таким наивным и таким искренним стремлением усовершенствовать сначала самого себя, а там уж и весь остальной мир. В «Благих пожеланиях» видится серия эссе. «Вихри перемен» и «Волчьи песни» – симбиоз документального очерка, каким он был в пору золотого века отечественной журналистики, и современного криминального романа. А завершающее цикл «Время жить!» по сути – жизненное кредо автора, поданное в жанре репортажа с места событий. Но если стилистическое многообразие считать данью времени, то «Русский крест» можно рассматривать как одно из первых проявлений романа-реки в новой истории отечественной литературы…

Александр НЕВЕРОВ

Писатель:

– Спор о жизнеспособности больших текстов идёт давно. Полноводные романы-реки, мощным потоком хлынувшие в европейскую литературу рубежа XIX и XX веков, иссякли раньше, чем прошлое столетие добралось до середины. Эпопеи в советской литературе продержались несколько дольше, но итог был один – ускоряющееся время укорачивало сюжет романа, заставляя автора больше заботиться о динамике интриги, чем о градиенте души главного героя. Не по этой ли причине многотомные саги о приключениях окостеневших в своих пороках или добродетелях суперменов стали мейнстримом в детективах, боевиках и фэнтези? Но все эти мегаследователи и экстраэльфы чем дальше, тем меньше походят на обычного человека, и интерес читателя к ним падает тем быстрее, чем дальше уходит от него его юность. Человеку зрелому ближе герои, решающие те же проблемы, что и он сам, ищущие ответы на вопросы бытийные: кто ты в этой жизни? для чего она дана тебе?

Рассказать о своём поколении – есть ли для писателя задача более сложная и более увлекательная? В сердце и памяти всё так живо и ярко! Но масштабное густонаселённое и социально острое повествование, каким бы талантливым оно ни было, может не найти дороги к читателю. Эпидемия «клипового мышления» отучает от восприятия больших сложных текстов и в итоге отваживает читателей: куда проще смотреть телевизор. Да и издателей, готовых идти против течения, не так много – ведь «в тренде» сейчас иные реки, и текут они совсем в другую сторону.

Сергей МНАЦАКАНЯН

Читатель:

– В соцсетях сегодня ручейки «историй из жизни» уже океан, наверное, образовали! И читателей хватает, читают и сравнивают: так и со мной было, а тут у меня, пожалуй, покруче, а вот так и я бы мог, да не судьба, видно! Такое же абсолютно житейское сравнение себя с литературным героем происходит и при чтении романов Александра Лапина. У этих ребят всё как у всех! Дружба школьная, которая, кажется, будет вечной. Девчонки, по которым с ума сходишь, но в жёны берёшь совсем других. Армия. Институт. Работа с её вечной дилеммой «ты начальник – я дурак» и неизбывной завистью к «деловым людям».

Перед выходом заключительной книги Александр Алексеевич и его издатели конкурс провели: читатели придумывали свои продолжения биографий героев. И напридумывали столько, что ещё томов на шесть, пожалуй, хватило бы. Более того, уже с выхода первых книг «Русского креста» откликов было так много, что родился замечательный проект – «Дневник поколения»: простые люди рассказывают истории о времени и о себе. То, что мы пережили, что своими глазами видели, в школьном учебнике не прочтёшь. Тут другой подход нужен. Так что в читателях у романов-рек недостатка, мне кажется, не будет, если найдутся писатели, которым такой непростой жанр окажется по силам.

Ирина МИХЕЕВА, Протвино, Московская область