Литературная Газета, 6629 (№ 05/2018)

Сталинград как образ

Сталинград как образ

Общество / Настоящее прошлое / Культурный слой

Замостьянов Арсений

Кадр из фильма Фридриха Эрмлера «Великий перелом», 1945 г.

Теги: Сталинградская битва

Главная битва Великой Отечественной в советском искусстве

Какой народ непобедим?

На торжественном заседании накануне 7 ноября 1943 года Сталин говорил о Сталинграде как о переломной битве великого противостояния: «Советский народ и Красная Армия ясно видят трудности предстоящей борьбы. Но теперь уже ясно, что день нашей победы приближается. Война вступила в ту стадию, когда дело идёт о полном изгнании оккупантов с Советской земли и ликвидации фашистского «нового порядка в Европе». Недалеко время, когда мы завершим очищение от врага Украины и Белоруссии, Ленинградской и Калининской областей, освободим от немецких захватчиков народы Крыма, Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии и Карело-Финской республики».

Понимали роковой смысл Сталинграда и в Германии. Геббельс пытался превратить тревогу в новый приступ фанатизма: «…Сталинград был и остаётся великим сигналом тревоги, который подаёт судьба немецкому народу! Народ, у которого есть силы пережить и преодолеть такое несчастье, и при этом ещё почерпнуть из этого дополнительные силы, непобедим».

Геббельс не потерял гипнотическую власть над умами и после Сталинграда. Для многих немцев это звучало убедительно: «Удары и несчастья войны только придадут нам дополнительные силы, твёрдую решимость, а также духовную и боевую волю для преодоления всех трудностей и преград с революционным натиском. Сейчас не время спрашивать, как всё это произошло. Это может подождать до тех пор, пока немецкий народ и весь мир не узнает полную правду о несчастье последних недель, о его глубокой и судьбоносной значимости. Героические жертвы наших солдат в Сталинграде имели глубокое историческое значение для всего Восточного фронта. Они не были напрасными, и будущее покажет почему».

Но будущее Геббельсу не подчинялось. Непобедимым оказался другой народ. А читать министра пропаганды Третьего рейха нужно. И уроки извлекать.

Вот и сегодня мы живём в мире придуманных, сконструированных подвигов, в котором всё превращается в шоу. А шоу – не что иное, как отлаженный способ делать деньги и манипулировать общественным мнением. Во многих странах историческую память подменили блокбастерами. Но Россия ещё держится. У нас даже легенды тесно переплетены с реальностью. И память о Сталинграде для нас по-прежнему священна. Как образец отваги и терпения. Когда мы перечитываем «Горячий снег», или «В окопах Сталинграда», или фронтовые очерки Василия Гроссмана – они снова оживают, и стыдно становится от того, как мало мы у них унаследовали… Они не о приумножении капиталов думали… Жизнь и смерть, честь и Родина – от этих понятий в Сталинграде отлетела абстрактная расплывчатость.

«Перед глазами встанет Сталинград…»

Первую книгу о Сталинграде написал Константин Симонов. И это неудивительно. Вот уж кто всю войну работал, не расставаясь с «блокнотом, а то и с пулемётом». Стихи о Сталинграде он набрасывал в первые дни битвы:

– Не плачь! Покуда мимо нас

Они идут из Сталинграда,

Идут, не подымая глаз, –

От этих глаз не жди пощады.

В этом наброске – не только картина отступления, эвакуации, но и ужас от мысли о том, как далеко вторгся в наши пределы враг. Симонов не скрывал: по дороге в Сталинград он дрогнул: туда в августе-сентябре 1942-го провожали как на гибель. Но на передовой рефлексии рассеялись: «Душевное спокойствие мы вновь обрели только на следующий день, в одном из батальонов, оборонявших северную окраину Сталинграда. Там все помыслы и душевные силы людей были направлены на одну, казалось бы, маленькую, но на самом деле великую задачу – отстоять от немцев лежащую за северной окраиной Сталинграда деревеньку Рынок».

Именно знакомство с защитниками города помогло Симонову найти свою тему в художественной прозе. Он увидел в этих простых характерах толстовский масштаб и ещё что-то – необъяснимое. Сталинградские очерки Симонова стали появляться в «Красной звезде» в сентябре 1942-го. Самый первый назывался «Бой на окраине», а второй – «Дни и ночи». Это название Симонов прибережёт и для своего первого романа, который выйдет в свет в 1943-м. Его героев он нашёл в бригаде полковника Сергея Фёдоровича Горохова, на подступах к реке Малая Мечётка, под Сталинградом. Писал он торопливо, урывками, а книга получилась основательная и точная: «Когда через много лет мы начнём вспоминать и наши уста произнесут слово «война», то перед глазами встанет Сталинград, вспышки ракет и зарево пожарищ, в ушах снова возникнет тяжёлый бесконечный грохот бомбёжки. Мы почуем удушливый запах гари, услышим сухое громыхание перегоревшего кровельного железа».

Фильм «Дни о ночи» сняли оперативно, в 1944 году. За ним последовали новые киноленты о великой битве – основательные, масштабные. В «Великом переломе» (1945) – единственный раз в истории советского кино – все генералы действуют под вымышленными именами, город, который они защищают, тоже не назван, и даже Сталин присутствует только в виде фотографии в кабинете командующего. Но нет сомнений, что речь идёт о сталинградском противостоянии, хотя командующий (эту роль сыграл Михаил Державин) – несомненно, собирательный образ. Режиссёр Фридрих Эрмлер умел строить повествование на борьбе умов – напряжение ощущается и через 70 лет. «Сталинградская битва» (1949) – картина другого рода. С эпическим и геополитическим размахом. Актёр Алексей Дикий наделил Сталина кутузовским говорком – без грузинского акцента. Такая трактовка вождю понравилась: актёр не искал сходства, не пародировал, он играл народное представление о Сталине. В линии киноромана кремлёвские совещания чередовались с батальными сценами, которым вполне соответствовала музыка Арама Хачатуряна, в том числе эффектные вариации на тему старинной песни «Есть на Волге утёс».

Но, кроме симфонической мощи, необходимы и простые мотивы – и наши художники смотрели на Сталинград не только из окон кремлёвского кабинета. В те же годы появилась и получила признание повесть «В окопах Сталинграда». Издана в 1946 году, Сталинскую премию получила в 1947-м. Главным редактором «Знамени» был тогда Всеволод Вишневский – мастер и ценитель «большого стиля», предпочитавший яркую патетику. А окопный сталинградец, архитектор и сапёр Виктор Некрасов не любил повышенные тона и не умел писать помпезно. Он завоевал Вишневского, а потом – и многих читателей простотой и достоверностью, которую назовут «окопной правдой». В повести не было ответов на все стратегические и тактические вопросы фронта – и за это Некрасова критиковали маршалы. Но литература и не обязана быть полководческой и скрупулёзно взвешенной, как юбилейная статья о великом событии.

О Вишневском Некрасов вспоминал так: «Напористый, увлекающийся, в редакторской деятельности более чем смелый. Мной он «увлёкся», и здесь его прямота и смелость, небоязнь «инстанций» очень мне помогли – «Сталинград» вышел в том виде, как мы хотели». Автор «Оптимистической трагедии» умел «открывать» писателей.

В учебниках написано – вполне справедливо – что Некрасов стал основоположником «лейтенантской прозы», что он показал индивидуальность на войне, в том числе – интеллигента. Но эти призовые высоты в наше время решающего значения не имеют. Куда важнее, что в этой повести, кажется, нет ни одного лишнего слова, ни одного фальшивого звука. Такая лёгкость и внятность свойственна высокой прозе, которой во все времена – в обрез. Фильм «по мотивам» некрасовской повести вышел в 1956 году, после ХХ съезда. Город ещё назывался Сталинградом, но чиновники уже не решались допускать имя вождя на афишу. Фильм вышел под осторожным названием «Солдаты».

Из поэтов, писавших о великой битве, главные слова произнёс, пожалуй, Семён Гудзенко. В его «Сталинградской тетради» особенно известным стало стихотворение «Надпись на камне», написанное в 1943-м на руинах Сталинграда:

У могилы святой

встань на колени.

Здесь лежит человек

твоего поколенья.

Ни крестов, ни цветов,

не полощутся флаги.

Серебрится кусок

алюминьевой фляги,

и подсумок пустой,

и осколок гранаты –

неразлучны они

даже с мёртвым солдатом.

Всё это появилось, когда фронтовые раны ещё не затянулись – через считаные годы после войны. Но и через десятилетия военная тема оставалась главной – в первую очередь для писателей-фронтовиков.

Юрий Бондарев для своего романа о Сталинграде нашёл поэтический образ – горячий снег. В этом словосочетании – и бессмысленность войны, и её возвышенная героика. Никогда не забудется этот «горячий снег».

Декабрь 1942 года, приволжская степь. Литература переплетается с биографией автора: ведь именно там сержант Бондарев принял свой первый бой, получил первое ранение… «Под Сталинградом закончилась моя юность. На войне мы прошли через все круги ада и были уверены, что видели в жизни всё, что ничто нас уже не сможет удивить». Действие романа продолжается всего лишь двое суток. Но это именно роман – многоплановый, показывающий войну и через эмоции, и с аналитическим осмыслением. Невозможно было не поверить молодому лейтенанту Дроздовскому, весельчаку Нечаеву и другим артиллеристам, стоявшим насмерть на последнем рубеже. Многие из них, подобно самому Бондареву, оказались под Сталинградом сразу после училища. Испытанные в боях против танковых дивизий Манштейна, они стали поколением Победы.

Выстояв, мы победили смерть

Место высадки 13-й Гвардейской стрелковой дивизии отмечено на карте современного Волгограда как «Стена Родимцева» – в честь генерал-майора Александра Родимцева, командовавшего героической дивизией. Эта причальная стена на волжской набережной построена в конце XIX века. Переправа 13-й дивизии в центр Сталинграда сквозь стену вражеского огня в сентябре 1942 года – небывалый, незабываемый подвиг. Ещё до окончания войны на причальной стене появилась памятная надпись: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева». Позже её дополнили: «Выстояв, мы победили смерть».

Художник Константин Финогенов в годы войны был одним из лучших фронтовых живописцев. Его зарисовки из действующей армии, с передовой появлялись и в «Окнах ТАСС», и в «Правде». Их ждали, по ним во всём мире судили о сражениях Великой Отечественной. В дни Сталинградской битвы Финогенов создал серию рисунков, на которых – улицы, перерытые траншеями, бойцы и санитары… Художник побывал на многих фронтах, но Сталинград в его душе занимал особое место: Константин Финогенов родился в Царицыне, окончил Сталинградскую художественную школу…

Картина «Стена Родимцева» выполнена в суровых, тёмных тонах. Однако над городом – в правом верхнем углу картины – забрезжил рассвет: Сталинград выстоял. Его отстояли.

Художник выразил простую, хотя и ёмкую метафору: главная стена, непреодолимая для врага, – это мужество защитников Сталинграда. Мы видим причал после боя. Быть может, прошло немало времени, но на берегу Волги – горы убитых. Женщина-военврач стоит на пепелище. Она смотрит на волны со скорбью, тревогой и гордостью. Живые остались несломленными, однако какой дорогой ценой оплачена победа… Финогенов, видевший сражение своими глазами, через десять лет после Победы сложил реквием по своим павшим товарищам.

Самому грандиозному сражению Великой Отечественной соответствует по масштабу работа коллектива художников-баталистов – крупнейшая в мире живописная панорама. Её площадь – 2000 квадратных метров! Основную часть панорамы мастера из Студии военных художников имени Митрофана Грекова создавали в специальном деревянном павильоне, который установили на Мамаевом кургане в Сталинграде в 1958 году. Эту высоту баталисты выбрали для «точки обзора» битвы. К ним приходили фронтовики, делились воспоминаниями. Им приносили фотографии и кинохронику. Художников консультировали прославленные сталинградские полководцы – Василий Чуйков, Андрей Ерёменко… А идея создания такой панорамы возникла ещё в разгар Великой Отечественной. И не только идея. Разборную панораму «Героическая оборона Сталинграда» художники из Студии Грекова начали в 1944 году. В первую очередь они изобразили январские бои 1943-го за Мамаев курган. Некоторое время их работа выставлялась в сталинградском кинотеатре «Победа». А в 1958 году грековцы другого поколения (Николай Бут, Пётр Жигимонт, Марат Самсонов и другие) взялись за уникальную работу – приступили к созданию неоглядной панорамы, которую мы можем видеть в современном Волгограде.

Кульминация панорамного полотна – встреча двух армий Донского фронта, 21-й и 62-й. Январь 1943-го, победное завершение долгого противостояния, операция «Кольцо». Художники применили приём совмещения во времени и пространстве. На фоне военных действий 26 января 1943 года мы видим ключевые события и подвиги всей многомесячной Сталинградской битвы – связиста Матвея Путилова, зажавшего в зубах концы оборванного провода, младшего сержанта Николая Сердюкова, закрывшего амбразуру вражеского дзота, лётчика Виктора Рогальского, совершившего воздушно-наземный таран, медсестры Анны Бессчастновой, вынесшей с поля боя сотни раненых, охваченного пламенем красноармейца Михаила Паникаху, бросившегося под немецкий танк. Главное впечатление, которое остаётся после посещения панорамы, – вот она, стихия Победы. Как звёздное небо, как океан, вместивший трагедию и радость, несущий смерть и дающий жизнь.

Душой этой артельной работы был народный художник России Марат Самсонов – фронтовик, офицер, участник Парада Победы. Долгие годы именно он возглавлял Студию военных художников имени Грекова. Война для художника-баталиста – это не только сражения, не только патетика побед. Потомственный воен­ный, Самсонов досконально знал, чем жил солдат в годы сражений, как сумел выдержать нечеловеческие испытания. А главное, он знал, что такое Сталинград.

Самое зримое художественное приношение великой битве – мемориальный ансамбль «Героям Сталинграда». Создавал его фронтовик, коммунист Евгений Вучетич – скульптор, космический масштаб дарования которого с каждым десятилетием становится яснее. Он превратил Мамаев курган в огромный памятник ратной славы Сталинграда. Создал в камне и бетоне реквием павшим и гимн победителям, поклонился матерям, вспомнил боевых товарищей… Возле этих монументов возникает ощущение: действительно никто не забыт и ничто не забыто. Скульптора называли советским Микеланджело, но нередко ему доставалось от критиков – за «гигантизм», за державный размах, за избыток пафоса. Но время доказало правоту Вучетича: такой подвиг невозможно воспеть вполголоса, нужен такой памятник, чтобы из космоса было видно. Мать-Родина – лучшая исполинская скульптура всех времён и народов. Дело вовсе не в рекордах: сталинградская Родина в своё время была самой высокой статуей на Земле, потом появились бетонные фигуры повыше. Но колоссальные скульптуры, изображающие Будду и Христа, впечатляют только величиной. Они невыразительны, их не наделили ни характером, ни грацией. А у Вучетича гигантская Родина стремится в бой и ведёт за собой героев. Мы видим её в движении, в динамике. Этот памятник достоин Сталинграда, достоин великой общности, для которой есть единственное точное наименование – народ-победитель.

Возвращение подвига

Отзвуки сталинградской победы слышались повсюду, куда могло проникнуть радио. В тридцати городах мира есть улицы Сталинградской битвы. Вспомнят ли они о битве сегодня, в юбилейные дни? Какие слова найдут для красноармейцев? В дни битвы Пабло Неруда из чилийского далёка взывал:

Второго фронта нет!.. Но, Сталинград,

Ты устоишь, хотя бы день и ночь

Тебя огнём пытали и железом!

Да! Смерть сама бессильна пред тобой!

Они бессмертны, сыновья твои…

Давно мы не слыхали таких голосов. Вряд ли в советское время мог появиться такой фильм, как «Враг у ворот» Жан-Жака Анно (2001). В кои-то веки иностранные господа сняли кино про Сталинградскую битву – и такая вампука. Наши генералы у Анно – сплошь держиморды, в качестве государственного управленца выступает истеричный Хрущёв. Дикари защищают свою суровую державу – такой ракурс облюбовали наши бывшие союзники в ХХI веке. А в 1943-м «Таймс» писала о красном бойце: «Жажда знаний у него не утоляется опытом: в бой многие ходят с учебниками в карманах. У него чрезвычайно развит вкус… За душу берёт, когда сидишь рядом с отпущенными в увольнение бойцами Красной армии, которые в Московском театре балета смотрят сказочно красивое «Лебединое озеро» Чайковского». Чувствуете разницу?

В старые времена холодную войну вели журналисты и политологи, генералы и шпионы, но художники, как правило, не допускали «баррикадной» логики по отношению к Советскому Союзу. Да и «общественное мнение» не принимало прямолинейного антисоветизма. А в 2001 году по большому счёту за Россию уже некому было заступиться ни среди «левых», ни среди «правых». В этом, конечно, увесистая доля нашей собственной вины. В 1990-е мы так увлеклись самобичеванием, что стали «зоной отторжения» и растеряли союзников. Это повлияло и на интерпретации прошлого. Нужно заново учиться рассказывать о подвигах – только не в стиле рекламного клипа, это слишком легковесная манера. Нам остаётся верить, что подвиг сталинградцев снова оживёт на страницах книг, на холстах и киноплёнках. Возвышается над Мамаевым курганом мать-Родина, грудью защищает её каменный солдат. Без них пусто было бы в России.