Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3

К. Меркульева На ропшинских прудах

Форель любит воду чистую, прозрачную, ключевую. Рыба это строгая: издали угадает человека, — вильнет хвостом — и нет ее! Так говорят старые рыболовы.

Но вот мы подходим к берегу большого Ропшинского пруда, и навстречу нам устремляется быстрая стайка рыб. Мы идем по деревянным мосткам, установленным над зеркалом пруда. Посмотрите под ноги: рыбы становится всё больше и больше! Да ведь это форель! В прозрачной зеленоватой воде, освещенные солнцем, рыбки кажутся сиреневыми.

Их сотни, тысячи. Они мчатся к нам отовсюду, и кружатся, вьются, и неотступно плывут за нами, напоминая цыплят, бегущих за наседкой.

— Проголодались, сейчас будете обедать, — говорит моя спутница — заведующая кормоцехом — Антонина Сергеевна Видяева. Она в синем халате, в руках у нее ведро, наполненное серыми комочками. Из ведра пахнет вареным мясом, мукой и еще чем-то.

Антонина Сергеевна разбрасывает корм направо и налево. И сразу вода буквально закипает вокруг нас.

Не следует, однако, думать, что молодые форельки с первого дня, как их стали кормить, начали кидаться людям навстречу. Сперва они расплывались, когда приближался человек даже с кормом. Потом стали робко подплывать, воровски хватали лакомый кусочек и улепетывали с ним. Но вскоре осмелели и сделались совсем ручными.

Когда я, например, опустила в воду руку с кормом, — они начали хватать меня за пальцы, очевидно воображая, что это какой-то новый, особенно вкусный корм.

Да, эта форель ведет себя не так, как те «строгие» рыбы в ручье! Да она и внешне отличается от ручьевой. Когда в азартной погоне за кормом некоторые рыбки выпрыгивали из воды, было ясно видно, что у них вдоль тела — серого, с типичными для форели коричневатыми пятнами — проходит полоса, отливающая на солнце всеми цветами радуги. Это радужная форель, особая, «одомашненная» форма форели. Издавна разводят ее в прудах, которые питаются чистыми ключевыми водами, богатыми кислородом и кальцием. Радужная форель нерестится весной, стойко переносит теплую температуру воды летом, растет быстро. Быстро по сравнению с ручьевой форелью, которая нерестится осенью и за 4–6 лет еле успевает стать рыбкой весом в 150 граммов.

Давно разводили в Ропше форель. Была Ропша одной из пригородных старинных царских дач; в роскошном парке при дворце были выкопаны пруды, питавшиеся чистейшей водой ручья Стрелка и других.

Форель развели сперва ручьевую и лишь с конца прошлого века стали разводить радужную. Но хотя, как мы уже сказали, росла она быстрее ручьевой, попрежнему оставалась редкостью, деликатесом, попадала главным образом на царский стол да в самые роскошные петербургские рестораны. Рабочему или мелкому чиновнику вряд ли приходилось пробовать эту, чудесную на вкус, нежную рыбу. Где уж там! Ведь одна маленькая «порционная» форелька стоила дороже, чем, например, пуд белозерского снетка.

Так ценилась она не только потому, что медленно растет, но и потому, что форель, которую выращивают в прудах, надо кормить с самого раннего возраста.

Чтобы прекрасная эта рыба получила широкое распространение, надо научиться выращивать ее скорее и дешевле, чтобы на многих прудах можно было организовать форелевые хозяйства.

Над разрешением этих вопросов и трудятся наши рыбоводы в Ропше.

Как же заставить форель расти быстрее?

Что если попробовать кормить ее круглый год, и зимой тоже? Форель зимой не спит, а только делается более вялой.

Некоторые заграничные форелеводы указывали, что иногда, «если надо», можно зимой немного подкормить рыбу, но всерьез этим вопросом никто не занимался.

Директор ВНИОРХа — Всесоюзного научного института озерного, речного и прудового хозяйства — Мария Никифоровна Грачева решила поставить опыты выращивания форели в зимних условиях.

Для этого были устроены небольшие садки из металлических сеток, натянутых на деревянный каркас. Садки установили в пруд с проточной водой. Сюда и поместили отобранных после осеннего облова рыбок, весом по 9–11 граммов. Хотя садки были одинаковые, но в одни пустили больше рыбок, а в другие меньше.

Температура воды во всех садках была 3°. В сильные морозы вода всё же покрывалась льдом; его разбивали и сбрасывали. Аккуратно три раза в день форель кормили. Только в два контрольных садка не бросали корм.

Весной рыбок выловили и снова взвесили. Оказалось, что они отлично подросли. Некоторые перетягивали 20-граммовые гирьки, некоторые выросли в 3 раза. А отдельные «великаны» весили около ста граммов!

В контрольных садках, где форель не кормили, картина была иная, В садке, где плавало 50 форелек, рыбки всё же чуть-чуть подросли и стали тяжелее на два грамма. Очевидно, кое-какую пищу в воде они себе находили.

А в садке, где было 200 некормленных, — рыбки совсем не выросли и похудели на 1 грамм.

Любопытно, что лучше всего выросла форель там, где рыбье население было самое плотное, — 600 штук на квадратный метр водной площади. Эти рыбы вдвое перегнали своих собратьев из садка, где было только 50 рыбок на такой же площади. А ведь корма отпускали на каждую штуку одинаково.

Ученые-рыбоводы объяснили эту загадку так:

У радужной форели, которая зимовала при особо плотной посадке — в стаде, — выработался так называемый «стадный рефлекс». Во время кормления рыбки хватали пищу на лету, ни кусочку не давали упасть на дно, а при менее плотной посадке рыба брала корм не так стремительно, иногда его приходилось высыпать в воду, — на кормовой столик, — вода корм размывала, часть его пропадала.

Таким образом, рыбы в стаде получали больше пищи. Кроме того, так как они были очень деятельны и энергичны, то и усваивался в их организме корм лучше; а значит, рыбки росли быстрее. Это были очень важные и интересные наблюдения.

А нельзя ли удешевить корма?

Так как форель — хищник, то заграничные ученые пришли к выводу, что форель с самого малого возраста накрепко «привязана к животному белку», непременно должна питаться животной пищей, а растительную ей можно давать лишь изредка — в виде исключения, и то пользы от этого никакой нет.

Но в Ропше решили выяснить: нельзя ли «отвязать» форель от дорого стоящего животного корма, ввести в рацион ее питания растительную пищу.

Попробовали в одном садке зимой кормить форель животной пищей, а в другом — растительной. Оказалось, что «вегетарианцы» отстали в весе от «мясоедов» только на один грамм!

Но, может быть, мясо сделалось у них от растительной пищи хуже?

Проверили и это. Ничуть не бывало!

Теперь рыб кормят смесью, которая состоит из тюленьего мяса, рыбной и мясокостной муки, мучных отходов, солодовых ростков, моркови, крапивы. Форель в опытных садках получает всевозможные комбинации кормов. Поиски самых питательных дешевых кормовых смесей продолжаются.

Оказалось, что для зимнего роста форели большое значение имеет температура воды. Там, где температура воды не опускалась ниже 5–6°, форель за 108 дней выросла так, как обитатели прудов с холодной водой успевали вырасти только за 180 дней.

Зимнее выращивание форели на искусственных кормах проводится впервые.

И вот представьте себе: лютый мороз, ветер, пруд покрыт льдом. Из кормокухни выходит закутанная женщина в полушубке, в валенках. В руках у нее знакомое ведро с сероватыми комочками. По мосткам подходит она к проруби, которая уже затянута новым слоем льда. И сквозь эту ледяную корочку, как сквозь стекло, видны толпы форели, которые устремляются к проруби.

Женщина пробивает ледяную корку и кидает в воду корм.

Всё же зимой форель ведет себя не так, как летом. Летом у каждого из четырех кормовых столов, расположенных на четырех сторонах пруда, скармливали ведро корма. Зимой эту порцию форель сразу съесть не может и, не доев, расплывается.

Тогда Видяева стала кормить своих питомцев так: давала полведра у первого столика, затем шла дальше — ко второму, третьему, четвертому. И всюду давала по полпорции. А к тому времени, как она, обойдя пруд, возвращалась к первому столику, — форель опять ее ожидала и с новым аппетитом заканчивала еду.

Настойчиво трудясь, ставя всё новые опыты, рыбоводы хотят научиться как можно дешевле и быстрее, — в полтора-два года выращивать «товарную форель», чтобы этим способом воспользовались десятки будущих форелевых хозяйств.

Форель далеко не единственная обитательница ропшинских прудов.

Осенью, после облова, специальные авточаны увозят из Ропши в живорыбные магазины Ленинграда не только форель, но и карпа.

Мне пришлось присутствовать на облове одного из прудов, заселенных карпами. Это были главным образом сеголетки — молодь «сего лета», этого года, еще не товарная продукция, как говорят рыбоводы. Сеголеткам карпа, как и форели, предстояло переселение из выростных прудов в зимовалы, на зимние квартиры. Только перезимовав и прожив еще лето в нагульных прудах, карпы становятся взрослыми, товарными рыбами.

Пруд спускали уже несколько дней, и в пристроенных у водоспуска кошелях появились первые карпы.

Но какие они разные! Есть среди них совсем маленькие рыбки, которые легко могут уместиться на детской ладони, а есть и вполне солидные. Некоторые, серебристые, покрыты ровной чешуей, а иные почти голые, только сбоку ряд золотистых кругов — колец.

Почему же они так не похожи друг на друга? Ровесники ведь, жили в одном пруде, подкармливали всех одинаковым кормом.

Дело в том, что карпы на севере растут гораздо хуже, чем в средней полосе и южных районах нашей Родины. Слишком долго длится у нас зима. А при температуре воды 1–1/2° карп почти перестает двигаться и есть. В некоторых ропшинских прудах, там, где вода потеплее, карпа попробовали подкармливать и зимой. Карп от корма не отказывался. Но кроме корма в желудке у него еще оказались олигохеты — червячки, живущие в иле, — значит, карп и сам не дремал, промышлял, копался в иле и зимой.

Но даже карпы, которые не спят в зимнее время и берут подкормку, слишком медленно растут.

«Надо вывести холодоустойчивую и быстро растущую породу», — решили рыбоводы.

Уже несколько лет, как в Курской области были получены гибриды от скрещивания амурского сазана с карпом. Такого же результата добились и в Новгородской области.

Кандидату биологических наук Валентину Сергеевичу Кирпичникову, который ведет работу по гибридизации амурского сазана с карпом, удалось вывести уже третье поколение.

Курские гибриды несколько лет выращивались в ропшинских прудах. А в прошлом году весной Кирпичников скрестил новгородских и курских гибридов. «Новгородо-курско-ропшинские», — так шутя называют здесь это новое поколение карпосазана. На него возлагают большие надежды.

Ведь родители этого гибрида росли и воспитывались в разных областях, а еще И. В. Мичурин отмечал, что потомки таких родителей дают поколение, которое лучше приспосабливается к новым условиям жизни.

Так и оказалось. С первого взгляда видно, что гибриды сеголетки гораздо крупнее местных карпов.

Десятки тысяч мальков, которыми зарыблен пруд, — одна семья — родные братики и сестрички. Собственно, даже не семья, а часть семьи. Всей семье — численностью в 85 тысяч мальков-гибридов было бы тесно в одном пруде, их расселили еще в двух. Всё восьмидесятипятитысячное население этих трех прудов произошло от одной матери. Это большая рыба, покрытая ровной серебристой чешуей. Чешуйчатым был и отец этого многочисленного семейства.

А вот дети уродились у них разные; тут произошло так называемое расщепление. Тех, что покрыты серебристой чешуей, так и назвали «чешуйчатыми», а голых с золотыми кольцами, по-разному расположенными на теле, — «разбросанными».

Из всего этого разнообразного потомства надо отобрать лучших и создать из них свое стадо производителей, унаследовавших от карпа быстрый рост, а от сазана — устойчивость к холоду.

Всё это рассказывает научная сотрудница ВНИОРХа — Любовь Игнатьевна Лебедева. Она тут же, на облове, делает «навески»: берет из кошеля ведро рыбы (с водой, конечно!), узнает вес всей рыбы в ведре, пересчитывает рыбок, чтобы узнать средний вес; отдельно пересчитывает и взвешивает гибридов чешуйчатых и разбросанных, чтобы узнать, какие лучше растут.

Оказывается, гибриды намного, иногда в 2–3 раза, обогнали карпов — и по росту, и по весу. Среди них попадаются рыбки в 60, 80, 100 и больше граммов! Их отсадят в отдельные садки; зимой они будут под особым наблюдением.

Но и на карпов, выловленных из пруда, тоже нельзя обижаться: хоть и отстали от гибридов, но для наших северных мест совсем они неплохие, — толстенькие, упитанные. И это тоже не случайно. Им созданы самые лучшие условия для роста, развития, буквально с первого дня жизни.

Как только сошел снег и немного обсохла земля, ложе нерестового пруда хорошо очистили, пробороновали. Вскоре оно зазеленело свежей травкой. А туда, где оказались плешинки, привезли несколько возов лучшей луговой травы с дерном. Она быстро прижилась. Только после этого пруд залили водой.

Когда вода нагрелась до 10°, сюда пустили на нерест карпов. Через несколько дней вода еще потеплела, и тогда опытный глаз рыбовода обнаружил на каждой травинке еле заметные желтые бисеринки-икринки. Они приклеились к растениям, их омывало водой, и в них уже бурно развивалась жизнь.

Так вот для чего нужна была хорошая трава в нерестовом пруде! Теперь к пруду привезли несколько возов навоза и уложили на берегу грядкой так, чтобы вода постепенно его размывала. Привезли и вылили несколько ведер навозной жижи в места поглубже, где не было икринок. Сачками из планктонного газа собрали с поверхности других прудов с полкилограмма планктона и тоже спустили его в нерестовый пруд.

Зародыши в икринках развивались три дня. Затем, прорвав оболочку, из каждой выклюнулись личинки — маленькие уродцы с огромным желточным мешком — запасом продовольствия, которым снабдила их мать.

А к тому времени, как желточный мешок рассосался и личинка стала искать, чего бы покушать, вся вода кишела микроскопическими рачками — планктоном.

Только поспевай хватать!

Когда же личинки подросли и стали приличными мальками, до 350 миллиграммов весом, их выловили и прямо с питательным планктоном переправили в выростной пруд, где тоже заранее всё было подготовлено к приему гостей и где подрастали всякие туфельки, хиронамиды и прочий лакомый корм для мальков более старшего возраста.

Ну как тут было не расти и не толстеть!

И всё-таки самыми крупными оказались чешуйчатые гибриды. И хотя рыбы так отличались друг от друга, но во время обловов вели себя одинаково.

Уже почти спущен пруд, местами обнажилось ложе, а в кошеле совсем еще мало рыбы. Куда же девались карпы?

— Пойдемте, — говорит мне Лебедева, — я вам сейчас их покажу.

Идем вдоль пруда Быстрянка № 4, где идет облов, к Быстрянке № 3, откуда через речку Быстрянку поступает вода в 4-й Быстрянский. Спешим, насколько позволяет вязкий ил, который буквально сдирает с ног резиновые сапоги.

Наконец мы возле «монаха», — так называют наружную вертикальную часть водоспуска. Сильной струей воды здесь выбита довольно глубокая яма.

— Вот они, жулики, куда забились, — говорит Лебедева.

Обычно светлая, прозрачная вода в яме черна. Да ведь это карпы!

Огромными стаями, очевидно за какими-то своими вожаками, они мечутся, то подплывая к «монаху», то заворачивая обратно. Отдельные карпы толкутся у самых берегов, пытаясь зарыться в ил.

— Почуяли, что вода спадает, ищут выхода… Ой, что это у тебя на голове, дружок?

Лебедева опускается на колени у водослива, где толпа карпов гуще всего, и просто так, рукой вынимает из воды рыбку. На голове у нее два белых пятнышка.

— Чешуя содрана. Кто это ее так угостил? — хмурится Любовь Игнатьевна, выпуская обратно карпа и подхватывая другого, — вот и у этого… Ловили вас, что ли?

Назад мы идем вдоль речки Быстрянки и тут, на перекатах, видим множество рыбы; она стремится вверх, против течения. Рыбок кружит, переворачивает, бьет о камни, сносит вниз. Но они упорно пробиваются вперед и вперед, спасаясь из мелеющего пруда…

— Вот они откуда, белые пятна, — усмехается Лебедева. — Да, тут еще и не так можно ободраться!

Но проходит время. Уже только ручей бежит по ложу пруда. Видно, чуют карпы — в яме не отсидишься. И кошель наполняется рыбой.

Теперь только успевай сортировать да отгружать в брезентовые чаны на повозках, да скорее переправлять в зимовалы.

В одном из кошелей плещутся крупные рыбины. Это карпы двухлетки. Они делают гигантские прыжки. Вот один чуть не выпрыгнул из сетки, зацепился плавником и повис. Он отчаянно бьется о сетку. Приходится срочно снимать его сачком и водворять обратно.

— Среди этих двухлеток есть меченые. Весной мы отрезали им часть нижних лучей хвостового плавника. Сейчас их найдем и посмотрим, как они подросли. — Лебедева ловко подхватывает сачком одну из крупных рыбин; но у той хвост вполне нормальный. Вытаскивает еще несколько. У всех хвосты как хвосты! Я смотрю на Лебедеву вопросительно. Она пожимает плечами:

— Отросли…

— Как это? Не понимаю!

— Хвосты отросли!

Действительно, ни одной рыбы с подрезанным плавником… Отросли хвосты — и всё тут! Не от плохой жизни, конечно!

— Ладно, — говорит Лебедева, — а пока что, лучшим гибридам я всё-таки хвосты подрежу; уж за зиму, я полагаю, они никак не отрастут!

В пруде Быстрянка № 3 карпов кормили, а в Быстрянке № 4 они жили на естественных кормах. Тех и других отправят на зимовку в два разных пруда, с теплой и холодной водой, и будут вести наблюдения по четырем группам, чтобы узнать, в каких условиях карпы-гибриды лучше растут и зимуют.

Перед тем как выпустить в зимовалы, карпов купают: им устраивают пятиминутную солевую ванну. Делается это для того, чтобы уничтожить жаберных сосальщиков и других паразитов.

Солевая ванна освобождает рыб от этих неприятных жильцов, однако карпам это купанье не доставляет особого удовольствия. Самые слабые рыбки при погружении в солевую ванну испытывают так называемый шок: они теряют подвижность, всплывают и лежат на боку, слабо шевеля плавниками. Некоторые переворачиваются кверху брюшком и так медленно плавают. К чести ропшинских карпов, должна сказать, что большинство держалось в солевой ванне молодцом: медленно, но плавали, как бы с трудом раздвигая воду. И очень мало лежало «в обмороке».

Но вот пять минут прошло. Ванна окончена. Теперь — под «душ», в свежую струю воды у «монаха». Соль смыта, рыбки быстро приходят в себя, снова весело плавают.

Можно и выпускать. Вильнув хвостиками, они расплываются, как бы растворяясь в воде…

Счастливой зимовки!

Мы пожелаем счастливой зимовки и матери этого многочисленного семейства. Всё лето плавала она в особом пруде, вместе с форелями производителями. Эту огромную — в 6 килограммов весом — рыбу сразу можно было узнать. Даже в воде ясно была видна на ее теле, немного ниже спинного плавника, большая белая цифра «5».

— Наша рекордистка, — говорят о ней рыбоводы.

И в самом деле рекордистка. Она дала не только весьма большое, но и стойкое к жизненным невзгодам потомство. Из 85 тысяч ее детей-мальков уцелела и выросла почти половина!

Теперь остается только подсчитать. Примерно 40 000 гибридов-сеголеток — весом в среднем 38 граммов каждый — дают полторы тонны живого веса. А если после зимовки выживет две трети рыбок, они к следующей осени вырастут уже до 500 граммов каждая.

Значит, общий вес их достигнет чуть ли не полутора десятка тонн!

Понадобится целая колонна авточанов, чтобы увезти эту семейку. Да, пятерок зря не ставят!

Недавно в ропшинских прудах появились гости, прибывшие издалека: байкальский омуль и ряпушка родом из Бурят-Монголии, из Баунтовских озер — отличные рыбы из семейства лососевых. Икра омуля и ряпушки доставлена на самолете.

К переселению омуля в ропшинские пруды многие рыбоводы относились недоверчиво. «Омуль! В Ропше? — говорили они. — Что вы? Да он у вас не выживет. Ведь в Байкале какая чистейшая вода, какие глубины! А в ропшинских прудах вода хоть и не плоха, да мало ее, мелко, пруды заросли водорослями, ила на дне целая подушка. Летом нагревается вода в прудах чуть не до 30 градусов. Скрутится, сварится ваш омуль!»

А омуль выжил! Выловили его даже больше, чем предполагали. И, снимая с чашки весов трепещущую рыбу, научный работник — Валентина Исаевна Ампилова — записывает вес омуля: 53 грамма, затем — 58… 63… и скромно говорит:

— Ничего, вырос прилично.

Что касается ряпушки, — дело сложнее.

Вы спросите: «А зачем было привозить ряпушку издалека? Ведь она водится и поближе — в Финском заливе и некоторых озерах Ленинградской области». Да, водится. И все эти ряпушки так же, как и бурят-монгольская, питаются главным образом планктоном.

Но дело в том, что баунтовская гостья — единственная из ряпушек, которая нерестится весной. Это и определило ее судьбу.

На широких просторах, залитых весенней водой, развивается богатейший планктон, но мало ценной рыбы, которая могла бы его как следует использовать.

Особенно важно переселить баунтовскую ряпушку в новые водохранилища-моря: Куйбышевское, Цимлянское и другие. Ведь к осени водохранилища, как говорят инженеры, «срабатываются», уровень воды в них понижается, икра осенне-нерестующих рыб обречена на обсыхание и гибель. Икра рыб, нерестующих весной, напротив, попадает в самые благоприятные условия для развития, так как водохранилище в это время наполнено. Ряпушке будет там раздолье.

Но к такому переселению ее нужно подготовить: воспитать и вырастить в прудах.

И вот тут-то ряпушка и причинила рыбоводам немало волнений и хлопот.

Зарыбляя весной пруды, выпустили десятки тысяч мальков ряпушки, а при облове попадают в кошель только сотни рыбок. Правда, вид у них хороший: рослые, упитанные, но всё же их оказалось слишком мало.

Куда же девалась большая часть рыбок? Что могло с ними случиться? Первое подозрение пало на омуля, с которым ряпушка находилась в одном из прудов.

Дело в том, что еще летом В. И. Ампилова отсадила несколько ряпушек в аквариум, чтобы было удобнее за ними наблюдать. А через некоторое время туда пустили довольно крупного омуля.

Ампилова по нескольку раз в день навещала рыбок.

И вот однажды она не досчиталась одной ряпушки. «Что такое? — подумала она. — Может быть, лаборантка, меняя воду, нечаянно выплеснула рыбку! Надо ей сказать, чтобы была внимательнее».

Но через несколько дней еще одна ряпушка бесследно исчезла. Теперь Ампилова и лаборантка дружно обрушились на кошку. Эта нахалка наловчилась здесь ловить рыбку!

Кошка была наказана и с позором изгнана из аквариальной.

Несколько дней всё было благополучно.

Но вот однажды, подойдя к аквариуму, Ампилова увидела юного омуля, одиноко плавающего в пустом аквариуме. Последние ряпушки исчезли.

— Вот что! — сказала Ампилова и подозрительно посмотрела на омуля: — Кажется, кошка была ни при чем!

Омуль безмятежно вильнул хвостом и опустился на дно.

— Съел! Слопал, негодяй, признавайся! — возмущенно воскликнула Ампилова.

Но разве от омуля можно было чего-нибудь добиться?

Пришлось ему попросту вспороть брюхо. И не зря. Ряпушки оказались там, как Красная шапочка в брюхе волка, с той лишь разницей, что Красная шапочка оказалась жива и невредима, а жизнь ряпушек была окончена.

Итак, омуль действительно мог съесть в пруде немало ряпушек. Но ведь в других прудах, например Артемьевском, который как раз при мне облавливали, омуля не было, а ряпушки всё-таки оказалось немного. В этом пруде была форель. Может быть, это она погубила часть ряпушек? Могли поразбойничать и колюшки, которые незаконно здесь развелись в немалом количестве. А может быть, ряпушке было слишком жарко? Ведь в сибирских озерах вода холоднее.

Кроме того, отдельные ряпушки были найдены в других прудах, куда баунтовскую гостью не высаживали. Очевидно, часть рыбок каким-то образом ускользнула из пруда, Может быть еще тогда, когда они были чуть заметными, тонкими, как волос, личинками.

Так или иначе, люди боролись за жизнь буквально каждой выловленной ряпушки.

Как только появлялась в кошеле рыба, ее сразу сортировали, отделяли ряпушку от форели, осторожно подхватывали сачками, отсаживали в более спокойный отсек, чтобы не било ее водой о неводок. Соберется несколько рыбок, — сейчас же их в ведро и в соседний пруд, в садок; там вода спокойнее, почище.

Поток рыбы становится гуще, — только успевай поворачиваться. А тут еще вороны слетелись со всего парка, разгуливают по вязкому ложу пруда, вдоль протоков, по краю еще наполненных водой впадин, так и норовят подхватить беззащитную рыбку. И сороки тут стрекочут, и галки — все тут.

— А ну-ка Юра, шугни их! — говорит Фенюшкин, командир облова, заведующий ропшинским отделением системы прудов.

Юра, студент практикант рыбного техникума, подхватив ружье, быстро уходит. Вскоре раздаются выстрелы. С криком взмывает вверх туча хищников. Улетели. Да только ненадолго, — скоро снова будут здесь. Много охотников поживиться рыбкой! Во время облова Кировского пруда карпы битком набили впадину, где еще оставалась вода. Ночью сюда прокрались, неизвестно откуда взявшиеся, два енота.

Пес Полкан, честно охранявший по ночам пруды, выследил воров и вступил с ними в бой. Во-время подоспевший хозяин Полкана отбил от разъяренного пса изрядно потрепанных енотов и посадил их в клетку.

Облов Артемьевского пруда продолжался.

— Василий Васильевич! — кричит Фенюшкину молодая белокурая работница, которая только что понесла ведро с ряпушками. — Ваня едет; я их прямо к Ване!

Два возчика — Ваня и Федор Иванович — переправляют рыбу в брезентовых чанах в зимовалы.

В повозку Федора Ивановича носят ведра с форелью, а в Ванину — ряпушку.

— Ну, Ваня, вези, да смотри выпускай поосторожнее!

— Знаю!

Ваня отправляется в отдаленный пруд с самой чистой водой.

Возвращаясь, радостно сообщает:

— Все живые. Одна сперва на бок легла, как я выпустил, а после повернулась, хвостом крутнула и пошла, и пошла…

Попадаются слабые, поврежденные при облове; этих везти далеко нельзя.

— Давайте, — предлагает Ампилова, — пустим их в соседний пруд, к карпам.

Две научные работницы ВНИОРХа, две Аси, спешат с ведром, где вяло плавают ряпушки, к пруду.

— Ой, смотри, одна на бок легла, — волнуется Ася, — не донесем!

— Попробуем всё-таки, — говорит другая Ася, — может, еще придут в себя!

Она осторожно опускает в пруд одну рыбку. Ряпушка беспомощно вплывает, лежит почти неподвижно, потом вдруг оживает, выравнивается. Вот замерла на миг, вот вильнула хвостиком — и ушла.

Выпустили вторую, третью… И эти следом! Все, кроме одной. Эту уже не разбудить. Не — в формалин. Пригодится для исследования.

Выжившие ряпушки представляют особый интерес. Ведь они оказались самыми стойкими, — значит, их потомки сумеют еще лучше приспособиться к новым условиям жизни.

И всех волновало: как перезимуют эти маленькие новоселы?

Но вот зима миновала. Не подвела ряпушка, хорошо перенесла холод, даже подросла. Ее бережно пересадили в нагульные пруды, — пусть растет и развивается дальше.

Ну, что ж, ряпушка как будто приживается к новым местам, — это хорошо. Но одни волнения сменяются другими. Теперь рыбоводов тревожит: сохранит ли ряпушка свою ценную особенность — нереститься весной, не изменится ли она в новых условиях.

Это покажет будущее.

С каждым годом возрастает рыбье население ропшинских прудов. Увеличивается не только по количеству. Вот еще новые рыбы появились в Ропше: нельма и пелядь.

Нельма прибыла из Кубенского озера Вологодской области.

Нельма — родная сестра волжской белорыбицы, одной из самых ценных рыб. Три тысячи километров проходила белорыбица, поднимаясь по Волге и ее притокам, чтобы добраться до своих привычных нерестилищ на реке Белой и Уфе. Теперь этот путь ей вскоре преградят Сталинградская и Куйбышевская плотины.

А нельма издавна жила в Северной Двине. Но и ее путь к нерестилищу был долог: вверх по Северной Двине и ее притоку Сухоне — в Кубенское озеро, а отсюда еще дальше — в речки Кубину и Ельму.

Но вот, лет сто назад реку Сухону перегородили плотиной, и молодь нельмы оказалась запертой в Кубенском озере. Оставалось либо погибать, либо приспосабливаться к новым условиям жизни.

Многие, наверное, и погибли… Но самые стойкие выжили, выросли и дали потомство. Так постепенно образовалось особое местное стадо нельмы — обитательницы Кубенского озера. Она отлично тут прижилась, а метать икру ходит попрежнему в реку Кубину, только поднимается совсем невысоко — километров на пятьдесят.

Всё это разузнали сотрудники ВНИОРХа. Кроме того, им удалось выяснить, что нельма в Кубенском озере вдвое быстрее растет и развивается, она становится взрослой гораздо раньше, чем ее прародители, жившие в Северной Двине. Значит, рыба эта особенно ценная. Вот и доставили ее в Ропшу на воспитание, чтобы затем переселить в другие озера и водохранилища.

С пелядью тоже стоит поработать. Это рыба удивительно стойкая ко всяким жизненным невзгодам. Она выносит и холодные и высокие температуры, водится даже в таких озерах, где зимой от заморов — недостатка кислорода — погибает почти всё рыбье население. А пелядь чувствует себя неплохо. Она откладывает икру на подземных ключах, несущих воду, богатую кислородом, и, что особенно важно, нерестится в декабре — подо льдом.

Привезенная зимой икра пеляди была проинкубирована, и в мае ее личинки выпустили на новое место жительства. Пищи в прудах было уже вдоволь. Пелядь хорошо прижилась и как следует выросла за лето.

Рыбоводы возлагают на нее большие надежды. Предполагают в первую очередь пустить в «плохие» озера, где не могут жить ее более нежные сиговые собратья.

Почетное дело поручили партия и правительство труженикам рыбного хозяйства — вместе со всеми работниками сельского хозяйства создать в 2–3 года в нашей стране изобилие продуктов питания и сырья для легкой промышленности, чтобы советские люди ни в чем не испытывали недостатка.

Много для этого надо потрудиться рыбоводам; так организовать дело, чтобы с каждого гектара водной площади можно было получить побольше ценной вкусной рыбы, надо повышать урожай рыбы.

Центральная экспериментальная производственная станция ВНИОРХа — Ропша с каждым годом расширяет свою деятельность и вскоре станет одной из научных баз для наших северных и северо-западных районов.

Здесь будут ставить интересные и самые необходимые опыты — выводить, воспитывать и улучшать породы промысловых рыб и создавать новые, жизнестойкие породы. В перестроенных по-новому прудах Ропши будет жить маточное стадо радужной форели, карпов-гибридов и других ценнейших рыб. Отсюда они будут расселяться по водоемам и водохранилищам нашей Родины.

Сколько впереди дела — большого, увлекательного, трудного, радостного!