Ло. Лётная школа

ГЛАВА 19. С любимыми не расставайтесь!

Главный вылет — наш завершающий экзамен. Завтра получим заветные корочки летчика, отпляшем на Прощальном балу и адью. От Первого вылета до Главного всего-то миновало три месяца и три недели. И последние три дня. Безумно быстро промелькнуло время! И как же хорошо, что оно закончилось.

Я с нежностью посмотрела на синий фонарь кабины ярко-красного «ЯКа». Две белые полосы на фюзеляже трогали по-старому безотказно мое сердце. Крутануть бы на нем ранверсман! На сверхзвуковом «рапторе» совсем другие ощущения. Автоматика убивает причастность.

— Готов? — спросил Эспо.

Комэск пограничников сегодня тщательно выверен и строг.

— Всегда готов! — я кинула руку к козырьку.

Эспозито положил правую руку на талию, словно там у него имелся серебряный эфес шпаги. Чуть наклонил голову, разрешая.

— Иди и надери им всем зад, Ло! Ты лучший стрелок Школы, — напутствовал командир.

Я кивнула и направилась к машине. Пятнистый летный комбез путался в шагу. Я снова похудела. О чем думаю? Брысь, глупые мысли. На полдороге меня остановил запыхавшийся парень из второй тройки.

— Когда ты телефон заведешь, Петров! — возмутился он, громко дыша.

— Через час это станет не важно, — я засмеялась.

— Да? А ты знаешь, что бригадир лично спутал всем планы. Приказал судейской бригаде свалить все три эскадрильи в один барабан и устроил общую жеребьевку. Полная чехарда с порядком вылета и машинами.

— Что? — я округлила глаза. — А зачем?

— Затем! Ты как маленький, Петров, все удивляешься. Бригадира не знаешь? Короче! Вместо родного истребителя теперь твой номер шестнадцатый винтовой! Беги к Яше, там тебя ждет напарник.

Неназываемый, спасибо! Я все-таки сделаю на прощание настоящий ранверсман! Я посчитала это счастливой приметой, обрадовалась и понеслась. Сталкиваясь и разбегаясь в разные стороны, ребята из других эскадрилий занимали новые места, согласно случайному счастью. Никто не падал замертво от удивления. Отнюдь. Все подспудно ждали подобного фокуса. Не бывало еще, чтобы Главный вылет прошел заучено-просто.

— Петров! — меня снова окликнули на половине дороги, — к бригадиру.

Засада! Я видела, как ЯК-52 врубил двигатели. Пилот лез в кабину. Улетит, гад, без меня. Я опаздывала на две минуты.

— Скажи, что я уже в воздухе, — крикнула дежурному и побежала к самолету.

Знакомый седой механик уже стоял со шлемом наготове. Я нацепила парашют. Взрослый человек не доверился торопливой мне, сам дергал и перещелкивал карабины и замки. Обменял шлем на фуражку. Место первого пилота ждало меня. На втором сидел Макс.

Сосредоточен до зелени. Даже в сторону мою не посмотрел. Громкий треск моторов избавил нас от выяснения позиций. Я занялась обычной предполетной проверкой.

— Рисунок такой, — раздалось в шлемофоне, — две бочки, правая и левая, ранверсман на трехстах, потом поднимаешься до двух тысяч, делаешь штопор прямой, потом обратный. Все красиво, четко и без лишней патетики. Ты меня понял, Петров?

— Я тебя понял, Кей-Мерер. — я ответила тон в тон. И не удержалась: — ты пакеты гигиенические захватил? Гляди, укачает! Сегодня я держусь за руль!

Нет ответа. Да и ладно! Против всякой логики настроение зашкаливало. Мне нравилось, что Макс сидит за моей спиной. Повезло!

Привет, моя дорогая! Я махнула крыльями в небе самой себе. Дыхание спирало от восторга. Хотелось петь.

— Мы вольные птицы, пора, брат, пора! — я заорала счастливо, поднимая Яшу на истинную высоту. Чуяла затылком, как не по себе моей белой сирени. Еле-еле пробивается сквозь суровую серьезность командира эскадрильи. Сообразила запоздало: он ведь тоже экзамен сдает. Ай да, бригадир! Ай да, господин полковник! Барон стреляет неважно и винтовой авиации откровенно предпочитает реактивную. Ха! Поглядим, как справится с пулеметом его сиятельство на бочечке.

Я вывела планер на просмотровую высоту. Пора!

Заслуженная машина традиционно не имела интерактивной лобовухи. Видавший изрядные виды планшет под зеркалом заднего вида держал мою связь с землей и напарником. Его пульс красным сердечком бился рядом с моим зеленым. Перебирает с частотой барон, трясется под сто ударов. Трусит, как всегда?

Я отметилась в точке входа в зону судейства. Загрузка рабочего задания указала направление огневой атаки и треки виртуальных врагов. Я выучено зависла под прямым углом. Начала задирать нос аппарата выше горизонта.

— Иду на маневр, — спокойно объявила в шлемофон, — правая бочка.

Р-раз. Сто восемьдесят градусов. Убрала ноги с педалей. Джойстик вправо. Д-ва. Завершила оборот. Выровняла свою ласточку параллельно земле. Глянула на результат стрельб барона. Средне. В пределах норматива.

— Иду заново, — предупредила я человека за спиной. Нет ответа. Ладно.

Сделала лихой разворот на иммельмане. Шикарно, по моим представлениям, до ужаса. Мне чудилось, как бьют в ладоши восторженные зрители. Тишина в шлемофоне. Укачало?

— Левая бочка, — сказала я. Не стала рассусоливать и совершила фигуру в быстром темпе. Удовольствие получила близкое к самому заветному. К оргазму.

Кей-Мерер подозрительно молчал. Но на экране следы его пулеметной деятельности цвели неплохими баллами. С ног не сбивает от восторга, но стабильно.

— Набираю высоту, — комментировала я в глухом эфире, — Макс, ты там живой?

— Ты ничего не замечаешь? — возник его странный, сдавленный голос. Словно мы кувыркаемся на пятнадцати тоннах, а не на детских двух сотнях.

— Ничего, — я завертела головой. В нос кольнуло. Я чихнула. Снова то же непонятное шершавое касание. Аллергия? У меня?

— Возьми револьвер, — еле выговорил комэск.

Тяжелая железяка, стукнув меня по плечу, упала на колени. Я едва успела поймать. Самолет нырнул носом.

— Г-гляди, — еле слышно сказал голос Макса и пропал.

Неназываемый!

Огромный закопченный барк выплыл из ниоткуда и перекрыл собой пол неба. Края Кольца просматривались плохо, размывались и дрожали, как паутина на ветру. Не знала бы, что дыра Перехода должна сиять обязательно, могла и не заметить. Какую надо иметь силу, чтобы припереть сюда, так близко от поверхности планеты, этого чумазого бродягу? Корпус корабля украшали вмятины и заплаты, на обгорелом композите правого полукрыла зияла дыра размером с мой самолет. На левое я смогла бы, не напрягаясь, припарковаться. Барк висел в воздухе, роняя хищную треугольную тень на рябь Залива. В эфире стояла гробовая тишина.

Я присвистнула. Глянула на уровень топлива. Если не выделывать пилотажные кренделя, то керосина хватит минут на пятьдесят. Сердце второго пилота выдавало шестьдесят ударов в минуту, словно Кей-Мерер мирно спал. Я посвистела вопросительно в микрофон. Все уснули, и зрители, и судьи? Погладила пальцами прохладную сталь револьвера и ослабила винты задвижки фонаря. Убивать пока было некого и не за что.

Ти-ши-на. Я повела Яшу на облет застывшего космического пришельца. Я чуяла жирный запах черной сажи и сгоревшего пластика, застарелой, гнилой радиации и человеческого пепла. Жужжала тощим комаром, глупо кружащим рядом с теплой слоновьей лепешкой.

— Макс, отзовись, — позвала я. Нет ответа. Дальше. — Земля, рубка, диспетчерская, ау! Мужики, есть кто живой?

— А тебе, пацан, моя атака по хрену, как я понял? — откликнулся грубый мужской хрип. Закашлялся, — Чо заткнулся? Это ты порхаешь под моим пузом?

— Ничего я не порхаю, — ответила слегка невпопад. И действительно нырнула под дырявое крыло варяга.

Ментальная атака! Как я сразу не поняла, что за волшебная сила накрыла родные пенаты. Ну, разумеется. Сколько же их там, на черном пришлом судне, моих соплеменников? По моему разумению, только совместные усилия десятков ментосов могли напугать до полного бесчувствия сознание целой Школы. Я задумалась чересчур надолго.

— Ну надо же! — в наушниках снова раздался натужный сип. Смеется он, что ли? — Давненько я не встречался с истинным хомо верус. Жалко, что ты не баба!

— Почему? — поддалась я невозможно вовремя вечному своему любопытству.

Осмотр фюзеляжа барка ничего нового не выявил. Те же грязь и следы недавних боев.

— Женился б на тебе! — откровенно заржал хрипатый.

— Зачем?

Я вылетела с другой стороны барка и двигалась параллельно. Две сотни верст идет в атмосфере небрежно. Пусть трендит.

— Детей бы нарожал! Ты совсем зеленый, парень? Не знаешь зачем бабы нужны? Ладно, хорош трепаться…

— Я знаю, зачем нужны женщины, — я перебила нахально чужой тяжелый сип.

Внезапно планшет на лобовом стекле замигал красным. Очнулся! Я обрадовалась и пропустила главное. Барк выплюнул трал, подвижный и текучий, похожий на ртуть. Удар в корпус, и мой «Як» облизнуло, присосало, как комара языком лягушки, и поволокло к ближайшей плоскости чужого корабля. Напрасно надсадно выли винты, а я мучила джойстик и педали. Слишком неравные встретились силы. Трал жидким серебром примотал красный самолетик к чумазому изрытому вмятинами крылу. В намертво молчащем планшете вдруг загорелась фраза: «петров держись», без восклицательного знака и запятой.

— Гаси обороты, пацан. Не жри топливо зазря. Ты врюхался по полной. Гони грабли в гору и лезь наружу, — бубнил простуженный голос. Нет скорее всего, прокуренный. Простуженных злодеев не бывает. — Станешь хреначить из ствола, поймаю и башку отрежу.

— Ты нахрена меня чикернул, придурок? — выразилась я в народном стиле невидимого визави. Но двигатель вырубать не стала.

— Вылазь, я сказал!

«петров держись» — пульсировал красным планшет. Я пожала плечами. Как я, интересно, должна держаться? За что? У меня семь пуль в барабане и барон в несознанке за спиной.

— Не, иди в жопу, — я решила окончательно стать простой и недалекой, — сам корячься из своего вонючего барка, если припекло. Мне отсюда нормально слышно.

— Да ты мне ваще не нужон! — он так и проорал мне в наушники: «не нужон». Из какой деревни выполз? — Могешь спокойново сигать в Залив, пацан, плевать я на тя хотел.

— Тебе мой аппарат понадобился? — искренне удивилась я. Пыталась по направлению голоса, по запаху, или еще хоть как-то определить в каком месте откроется люк, и эта разговорчивая тварь выползет на свет. — Или чо?

Мужик закашлялся смехом:

— Ты совсем охренел? На хрена мне сдалась твоя древняя развалюха? Мне твой второй пилот нужон.

— На хрена?

Вот тут я совсем не удивилась. Популярность Кей-Мерера среди уродов всех мастей привычно не имела себе равных.

— Я тебе скажу, и ты захочешь, — невидимый зложелатель заржал снова.

Сново-здорово, как не уходила. И этот убогий бабла мечтает поднять за сиятельную задницу.

— С тобой еще люди есть? — кинула я шар наудачу.

— Не-а. мне лишние рты не нужны, — заявил любитель красть баронов.

Открылась щель в рябом теле космобарка, и на плоскость выбрался чудовищно заросший диким волосом индивид в замурзаном комуфляже. От одного только его вида за версту несло пластиковой жратвой, хроническим перегаром и заскорузлыми носками. Бе! И этот вонючий обезьян устроил ментальную атаку на триста душ? Не может быть.

Внезапно хомо верус поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Кончик его носа зашевелился.

— Баба, — проговорил он и оскалился. Зубы в его пасти росли строго через один. Слюна выбежала из щербатого рта и потекла с клочковатой бороды на убитый композит. Он повторил, захлебываясь: — Неназываемый, сила твоя! Баба!

Я, не раздумывая, выстрелила ему в лоб. Мужик неприятно-знакомо поймал пулю в кулак.

— Сука! — заорал бородатый и попер на меня. Забыл про барона напрочь.

Я стреляла, он ловил мои пули кровавыми ладонями, ошметки шкуры скусывал и плевал вниз. Одну даже умудрился поймать зубами. Вот почему их так не много в его мерзкой улыбочке. Ничто не могло убить его радость при виде меня.

Барабан выдал сухой щелчок. Пусто. Плевать на все! У меня полный комплект зубов, я переем его немытую шею быстрей удара мачете.

— Не надейся, моя красавица. — он похабно облизнулся. Мысли читает? Этот недотырок? Дикий дядя вытащил из кармана тонкий шнурок и, не глядя, ловко сплел удавку. — Я умею успокаивать таких золотых курочек. Цып-цып-цып!

Я оскалила молодую безупречную челюсть. На меня мечтаешь залезть, беззубая харя? Ага! Для твоих волосатых лап мой цветочек алеет? Жди! Трынди-молоти, вонючий урод, сожру! Язык, горло, глаза, мозг. Высосу до копчика. Давненько я не пробовала родимого мясца. Я передернула плечами и приготовилась к драке.

— Внимание! Ло, бросай самолет и прыгай вниз, — единственный во Вселенной голос раздался в наушниках. Говорил по-русски. Никто здесь не знал родной язык командора Петрова. — Тридцать секунд до начала атаки. Отсчет пошел.

— Нет! я не могу! — я заорала. Тоже по-русски. Он научил меня. — Андрей, я не могу. У меня человек на втором номере без сознания. Триста метров до воды, он разобьется! Я не брошу его. Я не могу.

— Успокойся, Ло. Я услышал, — спокойно в ноль ответил командор и исчез.

Хомо верус вертел насторожено во все стороны сто лет нестриженой башкой. Через секунду в белых полуденных небесах родился звук. Он рос. Потом за пару минут накрыл с головой. Убийственно красивая тройка зеленых истребителей-пограничников пронеслась невероятно низко над нами, подняв дыбом волосы на всем теле. Близкие красные звезды на плоскостях заставили испугано зажмуриться и присесть, закрывая руками голову.

— Сука! — прочитала я по белым губам недоделанного похитителя. Показав бирюзовому небосклону пару раз бессильный нечистый кулачище, он сбежал в обожженное тело корабля.

Чмок! Раздался отвратительный чавкающий звук, и я едва успела подхватить рулевую ручку. Красный самолетик повис в воздухе совершенно одиноко. Слоновья лепешка растворилась без следа в дырах сырной парадигмы. Я судорожно подровняла Яшу к горизонту.

Залив снизу слепил глаза, отражая солнце в зеленой толще. Стрелка уровня топлива трепыхалась на нуле пойманной рыбкой.

— Макс, как ты там? — позвала я, глупо улыбаясь. Не надеялась особо. Не ответа, по-прежнему.

Над головой с прекрасным и жутким воем пронеслись трехцветные Ванины МИГи. Им накрест, четким строем прошли сине-желтые рапторы моей эскадрильи. Очухались, молодцы. Казалось, вся бухта подо мной пришла в движение, забегала, засуетилась. Даже деревья зашумели листочками с облегчением.

Разноцветные полосы флажков весело затрепыхались под легким дуновением ветерка. Мир очнулся и мечтал жить дальше. В груди внезапно защемило сердце и к горлу подскочил комок. Неназываемый! Как хрупко и ненадежно. И как же чудесно!

Кстати, о ветерке. Винты вскоре захлебнулись и, сделав пару судорожных оборотов, затихли. Керосин сгорел в ноль. Яша превратился в планер. Парил в атмосферных слоях красной птичкой в белую полоску, уносимый воздушными струями все дальше от края суши. Я никогда не летала на безмоторных аппаратах, так уж вышло. Парашютный прыжок у меня один всего, я тогда ничего понять не успела. Дух захватывало от тишайшей, невозможнейшей прелести бытия. Я сдвинула назад до упора стекло кабины и подставила лицо солнцу и ветру. Закрыла глаза и доверилась машине.

— Не спи, Ло. Выстави элероны и садись на воду. Координаты не читаются, — снова без всякого предупреждения родился в эфире голос командора. Андрей чему-то усмехнулся. — Ваш безопасник на вертолете уже умчался искать. Как ты?

— Хорошо, — призналась я.

Чего мне бояться? Макс со мной. Андрей здесь. У меня все хорошо.

— Докладывайте, курсант Петров, — раздался голос бригадира.

Они все торчат у пульта в судейской палатке?

— Докладывает курсант Петров. Чужак с позором скрылся. Машина в порядке. Закончилось топливо. Совершаю аварийную посадку на воду. Больных и раненых нет, — отрапортовала я.

— А комэск Кей-Мерер? — осторожно уточнил начальник Школы.

— Спит сном праведника. Постараюсь его не утопить! — бодренько прибавила я.

— Ты уж постарайся, Петров, — голос полковника потеплел, сделался почти отеческим, — очень хочется, чтобы их сиятельство покинуло наконец «Имперских соколов» без потерь.

Я не выдержала и засмеялась. Громко. Возможно, слегка истерично. События последнего часа натянули мои нервы на кулак. Но выдыхать облегченно было явно рановато.

— Волнение визуально определяется, как полтора-два балла, — доложилась я в эфир.

— Многовато для первого раза, — тут же откликнулся бригадир, — сделай-ка, хлопчик, ты так…

Следуя советам опытного начальства, я приводнилась как могла осторожнее. Уговаривала ветер не раскачивать волну. Но та ударила в тело самолета ощутимо жестко, обдав горячее лицо морской пылью. Я видела в зеркало, как подался резко вперед на ремнях барон, а затем с силой опрокинулся назад в кресло. Между тем голова его не болталась бессильно из стороны в сторону. Он удерживал ее от прямых ударов о стенки кабины, хмурил брови и казалось, вот-вот проснется.

Левое полукрыло все же треснуло, опустилось в воду креном. Я присела на противоположный край фонаря.

— Перейди на правую сторону и барона перетащи, если получится, — это уже Эспозито вклинился в толпу советчиков.

Я обрадовалась.

— Привет, комэск! Как я подниму эту громадину? В нем килосов сто!

— Не просыпается? — мой комэск скорее всего находился на диспетчерской вышке. Про старших по званию советчиков не догадывался. — Вот психика железобетонная! Вырубила сознание, как лампочку.

— Это да! Инстинкт самосохранения у Кей-Мерера круче основного, — я перелезла через борт и подошла по плоскости к Максу.

Подошвы ботинок лизал зеленый океан. Бриз пах далеким дымом и отчего-то озерными лотосами. Солнышко пекло вовсю. Чайки орали, что берег близко. Природа своеобычно плевала на человеческие проблемы. Страшно хотелось есть.

Кряхтя и ругаясь без стеснения в прямой эфир, я выковыряла бессовестно спящего барона из кабины и уложила на правой плоскости. Мне не показалось, что самолет маневр заметил и выпрямился, но командирам виднее.

Вытащила из непромокаемого ящика НЗ. Села удобнее, прислонившись спиной к теплому Яшиному боку и уложила голову Макса к себе на колени. Напилась теплой воды из фляги и смочила губы мужчины.

— Может быть, ты соизволишь проснуться, Максик?

Он спал, как младенец. Я пропускала сквозь пальцы его короткие волосы, гладила виски. Я могла сейчас целовать его сколько вздумается. Я могла даже столкнуть его с гладкого алюминия и утопить. Я поцеловала его в губы. А вдруг? Как в Спящей откроет глазоньки мой красавец? Губы дрогнули. Я слегка потрогала их языком. Соленые. Я поцеловала его в подбородок, в одну щеку, потом во вторую. В лоб. Как давно я мечтала об этом!

— Я люблю тебя, глупый-глупый Макс, — я призналась.

Между бровями барона появилась тоненькая вертикальная морщинка. Не нравится? Не знает, что с этим делать?

— А я все равно тебя люблю! — я рассмеялась звонко.

Макс чихнул и не проснулся. Я обняла его тяжелую голову и прижала к себе. Хорошо сидеть, обнявшись, на знакомой плоскости крыла, не важно совсем, кто мы. Какой у нас пол, одинаковый или разный. Сколько у кого денег и почестей и есть ли они в нашей природе. Мы просто два человека в зеленом океане, один из которых спит, а другой охраняет его сон. Может быть, мне остаться здесь с ним навсегда?

Бормотание пропеллера вывело меня из нирваны. Волна усилилась, гоня по гребням пенные бурунчики. Пожалуй, в такой острой ряби Юнкер нас запросто не заметит. Я достала револьвер и крутанула барабан. Неназываемый! Присматриваешь ты за хомо верус. Последний патрон. Помедлила и, когда вертолет приблизился, выстрелила. Потом приподняла своего странного парня, чтобы океанская вода не попадала на его лицо и грудь, подперла плечом и приготовилась ждать.

Я сделала для нашего спасения все, что смогла.

Знакомый старенький фельдшер наскоро осмотрел меня, кивнул и увез бесчувственного Кей-Мерера в лазарет. Дежурный без всяких разговоров отконвоировал меня в судейскую палатку.

Андрей встретил меня у самого входа.

— Позвольте представить вам, господа, — не стал ходить кругами командор Петров. Снял с моих плеч мокрое клетчатое полотенце, что выдал мне спасатель, и слегка подтолкнул вперед. — Познакомьтесь, это моя дочь Ло Петрова.

Разумеется, все члены комиссии сохранили лицо. Взрослые люди смотрели на меня с вежливым равнодушием. Улетал мальчик, вернулась девочка. Словно подобные штуки здесь в порядке вещей. Только старуха Бланш, бессменный секретарь судейской комиссии, спрятала бледную улыбку в зеленовато-серое каре на шее. Да шумно выдохнул воздух Юнкергрубер, но это была его обычная реакция на все подряд, и никто из присутствующих внимания не обратил.

— Что ж, — сказал начальник Школы после недолгой паузы, — времена меняются и нам следует идти в ногу со временем. Тем более, что Устав Школы «Имперские соколы» не запрещает девушкам учиться на летном отделении.

— В уставе вообще нет про это ни слова, — поддакнул знакомый седой механик. Не знала, что он тоже вхож в высокое собрание. — Петров сегодня прилично приводнился, Яшу почти не покалечил, я сам не сделал бы лучше. Я доволен.

Потом вышла вперед мадам Бланш, доложилась. Про то, что в культурной области я не самый последний курсант. Все отчитались о моей персоне по очереди. Смотрели при этом больше на командора, чем на начальника. Не заискивали, а так, с хорошим любопытством.

— Вручим корочки прямо сейчас? — спросила секретарь, — у меня все готово.

— Нет! — резко заявил бригадир, — курсант получит их завтра вместе с родной эскадрильей. Петров сегодня отличился. Спас машину и жизнь товарища. Это следует признать при всех и отметить, как полагается, согласно традициям Школы. Командор, вы обязаны присутствовать!

Андрей выпрямился и кивнул с готовностью, не хуже, чем я. Когда мы выбрались из палатки, он вытер ладонью пот со лба.

— Силен ваш начальник! Давненько я себя салагой не чувствовал, — он засмеялся и открыл руки: — ну здравствуй, моя непослушная отличница!

Я размазала слезы по твердой груди. Нет в целой Вселенной надежней и роднее места для меня. Андрей.

— Я не планировал оставаться здесь на ночь и тем более до завтра, — начал он. Обняв меня за плечи, повел к Главному корпусу. — Думал, что заберу тебя в охапку и сволоку в Сент-Грей к Анне.

— А теперь? — я остановилась. Хотела идти в родную эскадрилью. Эспо и ребята ждут меня там наверняка.

— А теперь я отец героического курсанта Петрова и свадебный генерал на завтрашнем празднике, — Андрей засмеялся. Как же люблю, когда он так открыто радуется! — Поэтому мы сядем в такси и уедем в здешний центр жизни. Там мы вкусно пообедаем и купим тебе юбку. Потом поужинаем, и ты мне расскажешь все-все-все.

— Юбку? — я округлила глаза. Перспектива рассказов в стиле «все-все-все» мне не нравилась ваще.

— Конечно! — Андрей смеялся, — не почапаешь же ты на лучший день своей жизни в летном комбезе. Нужна определенно юбка и туфли на каблуке!

Мы давно не виделись. Целый год. Накопили новостей и признаний воз и маленькую тележку. Под сладкий шеридан, мороженое и виноград рассказали друг другу все. Даже то, что, может быть, не стоило. Никогда у меня не было секретов от этого человека. Наш разговор затянулся за полночь, я не заметила, как уснула на толстом ковре пентхауса в лучшем отеле Левобережья. Сильные руки отнесли меня в спальню и укрыли одеялом с лавандовым запахом. Но я упрямо вернулась обратно и легла на угол широкого дивана ему в ноги, как делала это давным-давно на старом пограничном шлюпе. Том самом, на котором служил Андрей, когда выловил меня из закоулков Дальнего Космоса.

Лимузин отеля, сверкая черным лаком боков, провез нас под знаменитыми воротами Школы. Люди, наряженные в праздничные одежды, шли на Главный праздник здешнего лета. Летный выпуск. Родня, друзья, курсанты наземных отделений. Девушки несли цветы. Торопились поздравить любимых с исполнением мечты всей жизни. Многие с любопытством подсматривали в непроглядно-черные стекла автомобиля.

В новом бледно-зеленом костюме с эмблемой школы на груди я смахивала на стюардессу бизнес-джета. Пилотки мне серьезно не хватало. Вылинявшая в летных приключениях фуражка не годилась категорически, но я держалась за нее, как за якорь. Иначе, с непокрытой головой, мне придется приседать перед бригадиром в книксене.

— Не боишься? — спросил Андрей, кладя тяжелую светлокожую ладонь на мою загорелую кисть. Улыбается, а глаза серьезные.

Я не боялась. Удивилась:

— Кого мне бояться?

— Все же ты морочила парням голову четыре месяца. Реакция может быть любой, в том числе, непредсказуемой — сказал он негромко, протянул руку, предлагая выбраться из машины.

— Ничего страшного, Андрей.

Я вышла из лимузина со своей стороны. Обогнула черный автомобиль и взяла командора под руку. Выпрямила спинку, выставила подбородок параллельно земле, как учили в Сент-Грей и повторила свою старую фразу:

— Бог не выдаст, свинья не съест. Вперед!

— Я рядом, малышка, — мужчина вздохнул, — если…

Задорный горнист протрубил построение. Ребята устремились к своим местам.

— Все-все! — я отцепилась от командора и понеслась вслед за всеми.

Не так уж много изумленных взглядов мне досталось за то короткое время, пока становилась в строй на привычное место. Но Эспо! Его глаза походили на блюдца, когда я встала вторым номером за его спиной.

— Это что?

— Это я.

— Как ты говоришь? Неназываемый? Неназываемый! — дальше говорить он не мог. Некогда.

Бригадир выехал на плац на любимом вороном жеребце. Сделав малый круг, он вытащил сверкающую шашку и отсалютовал курсантам. Поздравил с окончанием курса. Троекратное короткое «ура» стало традиционным ответом. Я кричала вместе с товарищами и не пряталась особо за спину комэска.

Бригадир спешился и встал к остальным преподавателям на трибуну. Резкий утренний ветер сносил в сторону его отрывистые фразы, усиленные микрофоном. Да все знали и так, что Первая эскадрилья пограничников полностью оправдала свое название и репутацию, все и вся победила. Фамилии в алфавитном порядке, сердечные поздравления и рукопожатия. Напряженные ладони выпускников, остро брошенные к фуражкам. Эспозито не оборачивался, стоял молча, закаменев спиной.

— Наша Школа идет в ногу со временем… первая девушка-выпускник… летчик четвертого класса… прекрасная половина человечества… Петрова Ло!

Есть такие моменты в жизни, ради которых стоит родиться на свет. Я шла получать свое удостоверение летчика в юбке и в туфлях на каблуке. Тишина абсолютная, только ветер щелкает громко длинными цветными полосами на флагштоках.

— Вчерашний случай нападения… выявил… номерной знак за отвагу и спасение товарища… — не смолкала уверенная речь полковника. Бронза и настоящая перегородчатая эмаль. Тяжелая брошь в виде настенного щита украсила мою грудь справа. — Всем следует брать пример и гордиться…

Выспренние пассажи господина полковника иссякли. Ощутив честное, твердое рукопожатие бригадира, я пошла назад. Неловко поскрипывали песчинки под каблуками моих туфель в общей немоте. Только Залив бился с глухим шорохом в высокий берег. Потом раздался странный звук. Словно ливень упал на сухую землю. Аплодисменты. Летчики всех трех эскадрилий стучали в ладоши и улыбались. Эспозито ударил первым. Я видела. Братья, Правый и Левый, выкидывали вверх большие пальцы обеих рук. Иван бил одной громадной ладонью в другую и успевал показывать кулак. Кацман не аплодировал. Смотрел близорукими глазами, не веря. Бледный Кей-Мерер провел ладонью по лицу и отвернулся.

— Полтора километра ног! Ямочки на коленочках! Где были мои глаза? — Ваня схватил меня в охапку, — сестренка, ты нас сделала!

Он стиснул медвежьи объятия и звонко поцеловал меня в щеку. Обновил родственный статус.

— Слава богу, свершилось небывалое! Имеется девушка в эскадрилье. Теперь каждый полезет обниматься, — Эспозито взял мою левую руку и поднес к губам. Добавил тихо, только мне: — Куда я смотрел?

Однако, его галантный пример не оценили, да и не заметили. Всякий, кто сказал мне за время учебы хотя бы слово, хлопал по плечу и чмокал в щечку. Через пять минут я раскраснелась и стала похожа на купчиху за чаем. Чья-то нахальная лапа прилетела ниже пояса.

— Стоп! — сказала я громко. И сделала шаг назад. — Если еще хоть один засранец пощупает меня за задницу, откушу грабли по самые яйца. И я не шучу. Эспо подтверди.

Они заржали радостно, эти тестостероновые дураки.

— Зуб даю, — смеялся комэск. Водил по мне черными глазами, словно заново увидел.

— А я в глаз даю! — вмешался громко побратим, — За сестренку свою…

Его уже не слушали. Шли нестройной компанией в столовую. Фуршет. Бал. Выпускной.

Белый лайнер низко прошел над нашими головами. Я инстинктивно придержала рукой фуражку на затылке.

— Маманя увезла родимое дитятко в гнездо, — засмеялся Иван.

Я живо обернулась в его сторону.

— Что не узнаешь, Ло? Это же супер-джет нашего барона. Бай-бай, малыш, домашнее войско ждет тебя, — он сделал огромненькой ладошкой прощальный жест.

— Вот зря ты так про нашего комэска, Ваня, — вступились тут же Левый и Правый. — его вчера в лазарете только третьей капельницей в чувство привели. Мадам баронесса примчалась на «гольфстриме». Хлопала крыльями и хотела сразу домой увезти. Но Кей не согласился, остался со своими тройками до конца. Нас всех выпустил. Всем руки пожал и работу предложил. Кроме нас с братом, все ребята Третьей эскадрильи идут к нему служить. А с вами, комэски, мартини дул до полуночи, кстати.

Я переводила взгляд с одного друга на другого. Барон?

— Да пошутил я, неясно что ли? — прогудел побратим виновато.

— Он приходил? — я остановилась.

— Приходил, — Эспо смотрел с неясной насмешкой. Взял меня под руку и продолжил движение. Из распахнутых дверей дотягивались звуки вальса. Венский лес. — Кей ждал тебя, злился, видать, спасибо сказать хотел. Редчайший случай высочайшей благодарности. А тебя след простыл. А ты, оказывается, на Левобережье с командором подался. Что прикажешь думать? Почему с командором? С чего вдруг, да еще с ночевкой? Ты всех нас запутал, Петров! Сори, запутала. Подари мне первый танец, Ло.

Комэск повторил свой элегантный фокус. Поцеловал пальцы.

— Нифига! Я первый танцую с сестрой! — Иван был тут как тут.

Близнецы претендовали не легче. Споря и отбиваясь, наша компания вошла в банкетно украшенный зал столовой. Я снова сорвала аплодисменты. Возможно, я их не слишком заслужила, но приятно было зверски. Парни жмурились, как сытые коты, ныряя и выныривая в волнах моей славы.

Пришел бригадир и всех умыл. Ловко увел меня по плитам пола чертить танцевальные па заправским аллюром. Снова дружное хлопание в ладоши в финале.

— А девкой ты, Петров, краше в десять раз! — получила коммент от начальства. Сделала книксен, куда ж деваться.

Вместо родной эскадрильи бригадир вернул меня Андрею. С ним я тоже сделала красивый тур по танцевальной зале.

— Пойдем к твоим ребятам, — сказал мне командор, когда музыка стихла, — я хочу познакомиться лично.

Это понятно. Я полночи ему рассказывала, какие они замечательные парни, мои имперские соколы.

По списку: Эспозито, Ваня, Левый, Правый, Изя и еще человек пятнадцать из трех эскадрилий удостоились чести пожать руку Командору Дальних Рубежей. Еще бы! Они смотрели на него, как на бога, как на воплощенную мечту. Вышитые звезды на плечах в неполные тридцать пять лет. Все здесь хотели стать командорами. Седые виски в счет не шли.

— Где же барон Кей-Мерер? Я хотел поприветствовать его в качестве друга моей дочери.

Андрей демонстративно поглядел кругом себя. Сделал удивленное лицо, словно только что заметил сиятельное отсутствие. Вот зачем он так? Затем. Еще вчера выяснилось, что мой серьезный папенька давно знаком с хозяевами здешней земли. И не дружит с ними вовсе. А сегодня осведомлен прекрасно, что Кей-Мерер манкирует танцевальным вечером и дружескими прощальными процедурами. Улетел домой давным-давно. Зря я столько лишнего наболтала ему про себя и Макса.

— Кей-Мерер задерживается, — Иван почесал в затылке, хмыкнул: — шнурки гладит.

— Да, — закивал в поддержку друга Эспо, — гладит шнурки. Бизнес-джетом. Самый эффективный способ глажки.

— Да. Реактивный, — Ваня шмыгнул носом и поглядел знаменитому Петрову в лицо, — я потанцую с Ло, командор, если она не против?

— Лучше я, — влез нахально Левый. Похоже, что праздничный пунш оказался коварным.

Его вечный напарник и брат тоже нарисовался, благоухая ванильным кремом и ромом.

— Все на усмотрение дамы, — засмеялся Андрей, высвобождая мою руку. Поцеловал в висок, прощаясь. — Не буду мешать тебе веселиться, малышка. Завтра в десять ноль-ноль стартуем в Сент-Грей. Будь аккуратнее в танцах и обещаниях, умоляю.

Ушел. Стройная фигура, шикарная форма высшего офицера Империи. Присоединился к школьному руководству.

— По-прошу! — черный Юнкергрубер в новехоньких майорских погонах заставил моих кавалеров отступиться.

Я не нашла в себе сил отказать напористому офицеру СБ. Интересно, опять-таки, что скажет?

— Мое предложение в силе, — проговорил он, цепляя кожу уха сухими губами, как обычно.

Я сделала вид, что не услышала в грохоте старинной рок-баллады. Классическая тема покинула бал вместе со старшими по званию. Нравы и ритмы сделались свободнее.

— Поехали со мной, Ло! Я серьезно предлагаю. Давай убежим вместе, ну их всех к твоему Неназываемому! — Юнкер смеялся. Служебная удача в мозг ударила? Совсем краев не видит. — Хочешь, я женюсь на тебе, чтобы Петров с бароном оставили нас в покое?

Теперь уже смеялась я.

— Да ты сбрендил, Вальтер! Никуда я с тобой не поеду.

Горячая ладонь майора плотно прошлась по моему заду. Я попыталась высвободиться. Ничего не вышло и не в первый раз. Как я с ним попадаюсь постоянно?

— Я терпеть тебя не могу! — я остановилась.

Музыка прервалась, какое счастье!

— Я тебе не верю, мое золотце. К тому же я чувствую, что ты мне подходишь идеально, а я не ошибаюсь, — Юнкер самодовольно подмигнул мне. держал за руки на виду у всех и отпускать не собирался.

— Ты же меня не раскусил!

— Я на волосок был от прозрения! — майор разглядывал меня с зоологическим интересом. Только что за шиворот нос не совал. Облизывался и не прятался.

— На волосок не считается! Ты не догадался, — влезла я зачем-то в спор с этой упрямой скотиной, — а говоришь, что не ошибаешься!

— Да, я не ошибаюсь. Ты то, что надо, — подтвердил майор, не смутившись ни грамма, — пошли ко мне. Я мечтаю тебе вставить с первой минуты, как увидел! Пошли.

Засунул мою руку себе под локоть и потянул на выход. Бешеная простота Юнкера ввергла меня чуть ли не в ступор. Я растерялась: драться мне с ним, что ли?

— Оставь человека в покое, майор, — раздался спокойный голос рядом.

Барон. Откуда? Как он сумел подобраться незаметно? Запаха сирени белой нет.

— Мы с тобой договорились?

— Да.

— Ты свое получил?

— Да.

— Почему же ты еще здесь?

Они снова смотрели друг на друга, как давеча. Кей-Мерер — холодно, едва скрывая презрение. Юнкергрубер — без страха, с равнодушной полуулыбкой. Махать кулаками эти двое не станут, выясняя, чей писюн длиннее, это я еще в прошлый раз поняла.

— Всего наилучшего, — без малейшей паузы простился майор. Глянул на меня напоследок и ушел. Он ухмылялся внутри, я чуяла.

— Почему я постоянно встречаю вас вместе? Лучшей компании не нашел? — надменно начал Макс и осекся, — не нашла, хотел я сказать.

— А я думала, что ты улетел! — радостно сообщила я. Говорила с Максом в женском роде. Впервые.

Тоненькая струйка белой цветочной дымки прорвалась сквозь неприятное дерево и храмовый дурман.

— Я спрыгнул на ходу, — то ли пошутил он, то ли нет.

Макс взял меня крепко за локоть и повел обратно к друзьям. Смотрелся в имперской парадке великолепно. Я глаз отвести не могла. Пальцы зудели, так хотели прикоснуться. Не улетел в свой замок, остался. Со мной? Барон встал между мной и Эспозито и руки скрестил на груди. Продолжить выяснения не пожелал.

Появление Кей-Мерера резко поубавило поток желающих со мной потанцевать. Но не перекрыло полностью. Разрешение эти, по-своему, отважные мужчины отчего-то спрашивали у Вани. Нравилась большому брату эта неожиданная роль ужасно. Он кивал важно, разрешая всем подряд и недоумевая, так же, как и я. Почему наш сиятельный друг не обнимет меня в ритме тягучих хитов всех времен и народов. Находясь так близко, касаясь буквально рукавом рукава, я через десять минут не выдержала. Я попыталась сама инициировать процесс. Сделала шаг вперед, взяла робко Кей-Мерера за руку и заглянула в светлые глаза. Не прерывая разговора с Эспозито о проблемах аннигиляционной артиллерии, Макс мило улыбнулся и вернул меня на место подле себя. А руку в своей ладони засунул к себе в карман. Стоять так было неудобно, и я высвободилась. В конце концов, у меня свои карманы есть. К тому же я не понимаю этих детских игр. У меня не было такого детства. Это что-то означает, когда парень засовывает твою руку в карман штанов? Эрекция рядом пухнет, ого-го! Но дотянуться я до нее не могу, ткань мешает и люди пялятся со всех сторон… ерунда какая-то!

Я решила не лезть к светлейшему. Когда к нашей чудной компании прибрел Изя, то побратим с налету отказал ему категорически под предлогом помятого вида. Но Кацман и не думал пускаться в пляс. Расстроен мой личный метеоролог-аналитик был ужасно. Только что не плакал. Я сама взяла его за руку и вывела в круг.

— Какой я дурак! Никогда бы не подумал, что я такой дурак. Ужасный, тупоголовый дурак, — он бестолково раскачивался из стороны в сторону и топтался невпопад. — Но ты тоже хороша, подруга называется! Мне-то ведь могла сказать?

Толстяк пару раз попытался зацепить мои каблуки нелепым своим танцем, но я ловко увернулась. Тогда он крепко встал мне на ногу пыльным ботинком. Я с усилием вытащила носок туфли. Танцор-рекордист.

— Пошли на воздух, мой хороший, покурим. Ты выскажешь мне все, что думаешь, — я повела его вон из зала.

Взгляд барона колол в левую щеку сердитым недовольством. Я обернулась. Макс смотрел. Не улыбался. Но я чуяла, как идет от него ко мне знакомая волна. Вот в кончики пальцев ног жарко толкнулась. Поднялась душно в центр и ушла в затылок. Он приходил вчера. Зачем?

— Я считал тебя своей лучшей подругой, доверял, а ты? — бубнил между тем Изя о своем. Обижался на меня и жаловался. — Ты мне должна была сказать, я всегда был на твоей стороне…

Он застрял у самого входа, пытаясь прикурить сигарету от чужой зажигалки. Не получалось. То ли губы его плясали, то ли табак оказался сырым.

— Гадина! Какая же ты гадина! — громкий женский крик толкнул в спину и заставил обернуться.

Острый кулачок влетел мне между глаз. Вечно я пропускаю удары! Вероника визжала от боли, трясла ушибленной кистью и целилась левой рукой. Ну тут уж я собралась и не позволила. Отпихнула ее от себя. Я не собиралась с ней драться. Выходило нечестно: она нормальная девушка, а меня Ваня тренировал. Но Вероника оказалась цепкой и на мой пристукнутый взгляд совсем не неумехой. Ухватила меня правой за рукав и вцепилась зубами в плечо. А метила в лицо, ей-богу! Я заорала от боли и, наплевав на заморочки чести, без глупостей зарядила подруге кулаком в ближайшее ухо.

— Ты гадина! Свинья и уродка! — Ви плакала и кричала неприятно громко. Ухо ее распухало на глазах изумленной публики. Которой хватало с избытком.

Я смахнула кровь с ушибленного носа и приняла стойку. Надо бы сбросить обувь, но я боялась пропустить удар. Соперница демонстрировала неплохой бойцовский задор. Наскакивала и махала руками, как мельница. Я пригнулась и дернула пряжку на левой туфле. Ап! И барышня всем телом прыгнула на меня. Как ей это удалось? Краем глаза, заваливаясь на спину, я зацепила трех комэсков, c обалдевшими лицами вылетающих из дверей. Загадала: если Макс подбежит ко мне, то…

Опять я замечталась о ненужном. Аристократка боднула меня лбом в убитую переносицу. Искры вырвались из глаз. Я, что есть силы, саданула ее коленкой поддых. Девушка захлебнулась воздухом и упала рядом на пыльную землю.

— Хватай эту, а я ту, — барон руководил. Рывком поднял на ноги драчунью Веронику и обхватил руками крепко.

Ваня обнял меня. Кровь капала с разбитого лица, марая блестящий знак «За отвагу!» на моей груди. Побратим находчиво отцепил его от погибающего жакета и приставил к наливающейся гуле между бровями.

— Вязкая какая! А голосистая! Огонь-девка, — хохотал он, — держи крепче, Кей! Не дай боже, вырвется.

Ви, раздышавшись, брыкалась и выкручивалась в сильных руках Кей-Мерера. Животная вонь свежей крови, соленого пота, злой слюны, менструальных выделений и непреходящей эрекции забивалась через ноздри гвоздем прямо в мой бедный мозг. Интересно. Куда подевался нежный аромат сливочных крендельков? Затаился испуганно или исчез навсегда? Я не чувствовала ни злости, ни жалости. Противно и больно.

Зрители ликовали. Завершающий аккорд Выпускного вечера обессмертил мое имя в анналах Школы навсегда. Кацман позабыл страдать и дуться, веселил себя и окружающих остроумными, как ему казалось, комментами. Я стояла смирно, ловя кровь нечистым Изиным носовым платком. Все, кто тайно, кто явно, фиксировали происходящее и сливали родным, близким и далеким.

— Полковая шлюха! Лживая тварь! — ненависть обезображивала лицо девушки, искажая прежние черты. Надсадный бабий визг и грязные слова пополам со слюной. — Ты нарочно парнем прикидывалась, чтобы поближе к моему Кею быть! Думаешь, если залезешь к нему в штаны, то все?! Не-е-ет! Ничего у тебя не выйдет, грязная дворняжка!

И тут явился Эспо с бутылкой шампанского в руке. Встряхнул ее сильно пару раз и снял пробку. Белая пенная струя ударила по истерике сладким залпом. Комэск пограничников водил бутылкой справа налево, словно пожар тушил.

— Все, хватит, — велел Макс, которому тоже досталось сладкого вина в физиономию. Он смахнул ладонью капли и закинул заткнувшуюся подругу детства на плечо. Посмотрел мне точно в глаза и произнес: — я вернусь, постарайся больше ни во что не влипнуть.

Эспозито залпом допил остатки шампанского прямо из горлышка. Не смеялся ничуть.

— Можно посмотреть? — мой, теперь уже бывший, комэск низко наклонился к моему лицу. Разглядывал активно заживающую рану на переносице. Восхитился: — никогда бы не поверил, если бы собственными глазами не видел.

Эспо сел рядом со мной на диван.

Он пригласил сегодня всех желающих в свои апартаменты. Невероятная душевная щедрость с его стороны. И алкогольно-закусывательная. Стол ломился. Лейтенант Эспозито пояснил с усмешкой, что послезавтра уже ничего значения иметь не будет. Получил направление на службу? Приглашение?

— Я раньше все удивлялся. Как это получается: Кей повесит тебе фингал под глаз, Ло, а наутро нет ничего. Даже следа от синяка не видно. Думал, что он секретный удар какой знает, — брюнет улыбнулся, но как-то невесело.

Вошедший Кей-Мерер успел зацепить край его рассуждений. Поморщился. Поставил на пол ящик и сел на него.

— Давайте вспоминать веселое! — я забрала у Эспо фужер и глотнула. Мартини с водкой. Похоже, что кто-то относится к прощальной вечеринке всерьез. — Например, как мы с Изей ездили в покер играть…

— Почему это рассказы про меня — это самое веселое? — притворно возмутился Изя.

Пришел с тарелкой в руках и плюхнулся рядом со мной в диванные подушки. Из стакана сразу вырвалось на волю красное вино и улетело на ковер.

— Кацман! Ты ходячая катастрофа, — заметил с философским спокойствием Эспо. Глядел равнодушно, как расползается по белым розам рисунка красное пятно. — С тебя химчистка.

— Ты же сказал, что… — возмутился толстяк, залпом выпил вино. Пока не прогнали.

Пограничник вспомнил гору других промахов и преступлений моего лучшего друга. Прискакали на табуретках из кухни близнецы и пространно-завирально дополнили список Изиных грехопадений. Стали изображать в живых картинах и красках. Я смеялась до слез.

Кей-Мерер поднялся на ноги. Вытащил из своего ящика тяжелую бутылку чего-то редкого. Почитал этикетку и сунул под мышку. Подошел ко мне, встал вплотную, взял за руку и сказал:

— Пошли.

Нет, не так. Он все же чуть-чуть сомневался в ответе и проговорил маленько вопросительно:

— Пошли?

— А как же ребята? — не самый умный вопрос в такую минуту, но я его ляпнула.

— А ребята нас простят, — он улыбнулся. По-моему, в первый раз за весь этот длинный день.

— Что значит, простят? — раздалось из дальнего угла. Там в кресле две девчонки из команды черлидеров гадали моему побратиму сразу по обеим ладошкам. — У моей сестры брат есть, если что. Во грех хочешь втянуть девушку, Кей-Мерер?

Ваня осторожно сгрузил своих барышень на подлокотники и подошел к нам.

— Так не пойдет, не благородно вовсе. Ты, барон, — человек серьезный, богатый и знаменитый — это всем здесь известно. Но и моя сестра не пальцем делана, чтобы ей так запросто говорить «пошли». Летчик четвертого класса, как никак. Брат у нее опять же имеется. И друзья вступятся, если что. Надо все по правилам сделать, Кей, — Иван ухмылялся и хлебал небрежно из низкого стакана. Торчал громоздкой фигурой за моей спиной.

— Это как? — недовольно воззрился на Ивана барон. Никакие проволочки в его планы явно не входили.

— Давайте-ка я вас обручу, — ухмыльнулся тот лукаво. Подбоченился и подмигнул мне. Судя по амбре, в его веспере водка явно преобладала над вермутом. — Ты готов, паря?

Аудитория слаженно поглядела на Макса. Тот ответил спокойно:

— Готов.

— Кольцо есть у тебя? Или не запасся? — скоморошничал Иван.

Еще все можно было обратить в прикол.

— Есть, — все так же невозмутимо подтвердил барон. Но спросил: — а почему ты?

Ваня встал ровно, руки вынул из боков. Фуражку надел. Та, правда, оказалась кого-то из близнецов и держалась на его бритом затылке лишь чудом. Но сейчас всем было не до подробностей.

— Я ведь Преображенский, Кей. Мой отец — священник, и братья, и дед архидьякон. Да за моей спиной двадцать поколений армейских попов стоят! И я умею это божественное дело: обручать, венчать, крестить, соборовать… — он неожиданно заговорил гулким, глубоким басом.

— А почему ты не священник, Ванечка? — вылезла я не вовремя со своим вечным любопытством.

— Рано мне еще, сестренка, не налетался пока, — хохотал побратим на шаляпинских низах. Повернулся к барону: — начинай, парень, коль решился.

Макс заметно побледнел. Я хотела было подняться к нему навстречу, но Эспо удержал меня на месте.

Кей-Мерер вытащил из кармана коробочку. Я округлила глаза. Где он ее взял? Значит, готовился. Значит, все на самом деле?

Макс тем временем опустился на правое колено передо мной. Открыл футляр и протянул на раскрытой ладони. Искристый камушек выглядывал из складок белого шелка.

— Я, барон Максимус Август Отто Кей-Мерер, люблю тебя, Петрова Ло, ты выйдешь за меня? Клянусь любить и защищать тебя вечно.

Он проговорил все это, глядя мне прямо в глаза. Ни разу не запнулся и не улыбнулся в конце. Серьезен был, как на собственной коронации. Хотя, что я понимаю в коронациях? Он все сказал? Теперь моя очередь?

Я оглянулась. Парни застыли в немом ожидании чуда. Эспо прикрыл веками глаза, по губам блуждает улыбка. Близнецы одинаково прикусили щеку изнутри. Кацман прижал кулаки к груди и приоткрыл рот. Кто-то молитвенно сложил ладони у рта, кто-то засунул в рот кулак, чтобы не заржать от избытка чувств. Девчонки замерли в смешных позах и не шевелились, боясь спугнуть. Здесь и сейчас творилась сказка. Принц встал на одно колено. Ждет. Золушка примеряет туфельку. Мала? Велика? Впору?

— Да, — ответила я.

Публика взорвалась аплодисментами. Не в первый раз за длинный сегодняшний день.

— Надень колечко нареченной невесте, жених. Целуй, береги и храни свое счастье до свадьбы, а после… — вещал Иван в полном гаме.

Все поздравляли барона, стучали по плечу, словно был он простой футболист на ЧМ и решающий гол забил.

— Шампанское в ящике, не забудьте выпить до дна за невесту с женихом, ребята, — сказал он. Взял меня за руку и увел.

Газированное вино — коварная вещь. Ударяет в голову и под коленки. Я повисла на шее барона cразу в коридоре. Руки тряслись, так хотела его поцелуев и остального. Потянулась к мягким губам. Я слишком хорошо помнила, какие они. На вкус.

Он спел убрать лицо. Всегда успевал. Заглянул в глаза.

— Разговаривать не будем?

— Давай потом, — предложила я радостно.

Распахнула дверь к себе.

Луна висела за незашторенными окнами огромная. Оранжевая, как апельсин. Делала предметам и людям золотой флер.

Я машинально принялась расстегивать пуговки на блузке. Макс сел на постель. Ушел в тень от спинки кровати. Молчит и не двигается. Я застыла, слегка обескураженная. Неужели он привел меня сюда разговоры разговаривать? Очень интересно!

— Почему ты остановилась? — он все-таки улыбался из своей темноты, — продолжай, я посмотрю.

Ладно. Я неспешно сняла кофточку и отправила юбку вниз. Осталась в белом белье и знаменитых туфлях. Потянулась за крючками бюстгальтера.

— Погоди. Не торопись.

Макс встал и подошел. Близко. Его белая сирень бушевала во всю. Пронизывала собой пространство. Он вдруг подхватил меня на руки. Высоко поднял, к самому лицу. И провел языком по кружеву трусов от пупка до промежности. От неожиданности и горячего плотного касания я тихонько пискнула:

— И-и-и.

— Господи, спасибо, — едва слышно выдохнул барон мне в лобок.

— Ты молишься моему животу? — я засмеялась.

— Да, — и снова повторил свой фокус с языком.

В паху откровенно тикало. От горячего дыхания молящегося до известной судороги оставалось буквально чуть. Еще! Пусть еще что-нибудь скажет!

— Спасибо, господи, — услышал Макс мои желания. Его теплые шепчущие губы приняли мой первый сегодняшний оргазм. И-и-и…

— Да, — он положил меня на кровать, сел рядом и смотрел без стеснения, как я дышу, раскрыв безвольно колени. — Мне говорили, что хомо верус жутко развратные твари, но то, что они кончают от звуков человеческого голоса, слышать не доводилось.

Губы плясали, говорить не получалось. Я просто протянула к нему руки. Полезла расстегивать пуговицы, петли и замки. Больше мешала, чем помогала. Снимая с него штаны, уронила нас обоих с грохотом на пол. Макс смеялся счастливо в голос. Ребята за стеной включили музыку на всю катушку. Латино. Спасибо, Эспо, ты понимаешь вкус жизни.

— Может быть, ты все же окажешь мне честь и наденешь свой обручальный подарок? — барон оторвал мое лицо от своего живота. Ухмылялся.

Я нахально вытерла слюни и остальное с губ его ладонью. Села между широко расставленных ног. В чудесной близости от главного. Покрывало сбилось в комок и валялось на полу. Мужчина протянул руку, поднял его и укрыл себя от моих ненасытных глаз.

— Не интересно?

Яркое полнолуние заливает комнату во всех подробностях. Макс смотрит непонятно и ждет ответа. Я зависла.

Интересно, он вправду любит меня? Закрою глаза и чувствую. Сирень, нежность, его постоянно сдерживаемое желание. Желание всего на свете. Словно боится меня, боится, что выпью его до капли сегодня и назавтра ничего не останется. Или он, бедняжка, просто не умеет открываться до дна?

Я легко встала и пошла нагишом к окну. Там забыто темнел под беспощадным светом луны подарок. Надо проявить надлежащие чувства, не приведи Неназываемый! Вдруг барон обидится.

— Где ты взял кольцо, Макс? — я неловко ковыряла ногтем застежку. Та не поддавалась. — Мама дала?

— Ну да. Мама, а то кто же, — он тихо засмеялся. Обернул бедра покрывалом и сел на низкий подоконник рядом. Забрал коробочку и ловко открыл. — Особенно, если учесть, что кольцо это я приносил тебе вчера. Поэтому оно больше похоже на мужское. Дай руку.

— Ты хотел подарить его парню? Мечтал предложение сделать? — я от удивления забыла хихикать. Широкий обод с утопленным плоским алмазом оказался велик для безымянного и подошел только на указательный палец. — Я тебя разочаровала?

— Дурочка, я хотел подарить тебе сердце вместе с этим кольцом, — Макс тяжело вздохнул, — я столько передумал за эти три месяца, ты себе представить не можешь. Я куплю тебе другое, женское…

— Нет! что ты! Мне нравится это, я не отдам! Другого мне не надо, — я с силой сжала пальцы в кулак, словно кто-то собирался их разжимать, обняла барона за шею, — и сердце твое я беру себе! Спасибо.

Я потянулась поцеловать его в губы, но барон упрямо отвернул лицо. Я заглянула в искаженные удивительным лунным светом глаза.

— Ты, наверное, хотел меня убить сегодня на плацу?

— Почему хотел? — Макс выбрался из моих рук и направился к столу. Налил шампанское и выпил. Взял второй фужер и принес мне, оглядел с ног до головы, усмехнулся: — Почему хотел? Я и сейчас убил бы тебя с удовольствием.

— За что? — я притворно возмутилась. В животе сделалось холодно и страшно. Светлые глаза глядели непонятно. А вдруг?

Барон убрал взгляд и промолчал. Спокойно развернул крошечную шоколадку. Золотистая фольга поймала отраженный брильянтовый высверк с моей руки и засияла неправдоподобным ночным солнышком.

— Открой рот, — велел Макс.

— Я не люблю сладкое, — я выпила вино и помотала для верности головой.

— Зато я люблю, — Макс кинул конфету себе в рот и притянул меня.

Сладкий шоколадный поцелуй. Требовательный язык раздвигает рот, и твердое желание снизу пульсирует горячо в живот. Ткань покрывала уползла обратно на пол. Барон приподнял меня вверх, словно в балетном танце, и соединил нас. Ночь двинула на следующий круг.

Двадцать один год воздержания. Включая младенческий возраст, даже. Максим клятвенно уверял, что даже в кормилицу свою, подобно многим младенцам, влюблен не был. Плевался и питался искусственно. Никогда ни на кого не западал. Ни на соседку, ни на дочек садовника. Ну там у него много было вариантов в просторах родного гнезда. Даже не целовался. Хотя это уже как-то чересчур. Вот и накопил силенок за это не короткое время.

Льняные простыни сделались серыми, давно и насквозь пропитались потом, слюной, смазкой, спермой и моими счастливыми слезами. Следовало бы их сменить, наверняка мой парень привык к другому, но сил не осталось. Я устроилась на большом любимом теле и уснула, вдыхая тонкий белый аромат.

Барон говорил и говорил. Все, что скопил в себе за короткий век наших странных отношений и до него, прорвалось наружу. На свободу. Следовало ему отвечать, ведь откровенно спать не вежливо. И я время от времени мычала, как настоящая девушка мечты.

— Я все время пытался разобраться, понять для себя, как это могло произойти? Как случилось со мной? Никогда я геем не был, даже не начинал. И вот на тебе! Твоя близость убивала меня наповал. Ты мне что-то говоришь, а я не понимаю, в паху ноет, в ушах звенит. Убить или трахнуть, другого выбора нет. Я влюбился в тебя сразу. Как увидел в первый день на построении, сразу подумал: этот пацан долговязый куда прет, идиот? А ты ресницами взмахнула, шейку вытянула, губы облизала, и я пропал, ты меня слушаешь? — Макс провел ладонью по моей голой спине, ответа не дождался. — Надо окно открыть шире. Воняет у нас черте чем.

Я как бы кивнула. Он осторожно вылез из-под меня. Что-то делал, скрипел дверцей шкафа, булькал водой или вином. Потянуло холодом из распахнутой створки. Я подглядела из-под ресниц. Барон надел трусы, скромник. Снова красные и мелкие. Все-таки попа у него улет!

— Ты извини меня, ради бога. Я не знал, никогда бы я тебя не ударил, если бы знал.

— М-м-м, — я участвовала а разговоре.

Макс заботливо укрыл меня толстым зимним пледом. Сел рядом. Холод нарождающегося утра не тревожил его ничуть. Голый, расстроенный, небритый, всклокоченный. Красииивый!

— Ты бы хоть рукой закрылся, ну хоть раз! Стоишь, глазищи таращишь свои проклятые и ждешь, когда кулак в лицо прилетит. Ну кто так делает, скажи на милость? Я, когда вспоминаю, как ты упал в душе, Петров, все внутри переворачивается от жалости…, — барон безбожно путал роды глаголов.

— Максик, — я выпростала руку из тепла, погладила любимого по коленке, — придумай мне имя, пожалуйста, если мое родное тебе не нравится. Или так и будешь вечно Петровым звать?

— Я тебя люблю, — неожиданно высказался Макс, — ты ведь останешься со мной? Не уедешь?

Он посмотрел на меня незнакомо. Растерянно, что ли? Я вдруг увидела маленького мальчика, которого всегда считали серьезным и взрослым, оттого что он строил из себя рыцаря и не подглядывал за девчонками.

— С тобой? Где? — в самом деле, где? Я засмеялась и прижала ладонь Макса к своей щеке. — В замке твой дед снимет с меня скальп, высушит и повесит в своем кабинете. И волосы, и меня.

— С Отто я все решил два часа назад. Он мне орал раньше: не было у нас пидоров семье и не будет! Я согласился. Действительно: мужик хомо верус в постели баронов Кей-Мерер! Да я переплюнул разом всех своих предков в разврате! — невесело рассказал он. — Я понял одно: надо по-тихому слить наши игры, пока Служба Призрения не нанюхала и не прибрала тебя в Каталину. Или-или.

Я слабо покивала. Все же благородные поступки сродни основному инстинкту.

— Все изменилось сегодня и навсегда. Поскольку ты женщина. То все остальное не важно. В конце концов, это моя страна и мой дом. Я здесь главный, — Кей-Мерер очевидно потерял к этой теме интерес. Другое манило его:

— Ты мне не ответила.

— Я останусь с тобой, Макс. Утром приедет Андрей и … — я замолчала.

Командор расстроится. Спросит обязательно, с обезоруживающей улыбкой, мол, а как же небо? Сент-Грей? Планы? Профессия летчика и свободная жизнь? Я не хочу все это выслушивать! Я не хочу!

— Я люблю тебя, Максим! — я залезла к любимому на колени. Обхватила его руками и ногами. — Я тебя ужасно люблю!

— Я поговорю с ним, — Максим застыл губами на моем виске. Подержал паузу. — Я люблю тебя, малышка, все будет хорошо!

Он придумал все же мне название. Интересно. Андрей называл меня так же вчера. Я — малышка? Никогда не была.

Макс целовал снова, утопил в бездонном море любви. Потом уснул, быстро и молча, как уставший внезапно от шумных игр ребенок, укрывшись мной и пледом. Я спряталась на груди Кей-Мерера. Пусть будет, как он хочет.