Ло. Лётная школа

ГЛАВА 20. Вместо эпилога

Изя, сделав ладонью козырек над глазами, встречал меня на поле. Белую рубашку надел к парадным черным брюкам. Нарядился. Конец августа жарил под сорок. Четыре дня и закончится лето.

— Тебя не узнать, — Кацман неловко клюнул меня в подставленную щеку, — впрочем, я до сих пор не могу привыкнуть к тебе новой никак. Вещей нет?

— Я прилетела на три часа, Изя, — я погладила его по вечно красной лапе, — зачем мне чемодан?

Кивнула благодарно командиру баронского джета и стюардессам. Те, согласно правилам, построились почтительно у трапа. Ждали, когда уйду.

— Ты пролетела полмира только для того, чтобы пообедать со мной? — восхитился толстяк, — красиво жить не запретишь.

— Ты рад мне? — я заглянула в круглое лицо друга.

— Я чегтовски гад дебе, подгуга! — пробулькал он, нарочито картавя и пародируя кого-то, известного только ему.

Белое солнце нещадно поливало ровную, как стол верхушку горы. Белоснежный «Гольфстрим» с золотой кошкой на боку укатил на запасную полосу. Аэродром вернулся к обычным делам.

— Красивое платье, — вежливо сообщил Изя. Хотя. В его бледно-синих глазках плескалось еще что-то. Я чуяла. — Белые ромашки на зеленом поле. Офигеть!

— Шляпа ваще огонь! — рассмеялась я. Итальянская соломка, широкие поля. Придерживала ее тонкой рукой. Как настоящая светская барышня. Ах да! Атласные белые ленты на шляпе красиво развевал ветер. Как бы веселенько играл с ними.

— Это все, с ума сойти можно, до того прекрасно, — бубнил толстяк, отпирая ключом дверь своей машины. Его mini исполнилось лет сто семьдесят от роду, не меньше. — даже не знаю, рискнешь ли ты сесть.

— Антиквариат? — прикололась я, забираясь в крошечный автомобиль.

— Ласточка! — догадливо булькнул водитель.

— А помнишь?.. — мы сказали это одновременно. Смешно.

Я глядела в мелькающие картинки Побережья за окном, как в старое кино из прошлой жизни.

Как не со мной было! Это я ехала этой дорогой впервые на синей Ваниной таратайке?

— Командор Петров забрал его с ребятами к себе на кордоны, — проговорил Изя моим мыслям, — Ивану повезло. С места сразу в карьеру. Как раз в его духе.

Да. Андрей так и сказал, когда увидел побратима: этот мой, без вариантов. Ни имени его тогда не знал, ни специализации. Я вздохнула.

— Направо, налево? — спросил Кацман, выруливая на развилку между двумя крыльями бухты.

К умным или к красивым. В школьные воспоминания или в дорогущий деликатесный ресторан?

— Поехали в Центр. У меня нет настроения отвечать на вопросы, — я откинулась на спинку коротковатого кресла и перестала смотреть в окно.

Золоченые завитушки, кариатиды по бокам крыльца. Швейцар потеет в бело-розовой ливрее. Понятное дело, толстяк не одобрил пафос заведения, где я решила поесть. Кацман воспитывался в старом стиле хороших манер и считал, что за все должен платить мужчина.

— Расслабься, умоляю, хороший мой, — я взяла его за руку и повела в дорогущее нутро ресторана, — у нас не свидание, а встреча дружественных сторон. За все платит барон Кей-Мерер.

Гратен, фламбе, фуа-гра. И все таком духе. Французская кухня. Кацман, как настоящий представитель своей породы не отказал себе в удовольствии пожрать кудряво за государственный счет. Всхлипывал и тыкал пальцем в строчки меню.

Есть не хотелось. Реальное чувство голода я испытывала только в восемь утра, когда завтракала вместе с Максом. Я в пижаме, он уже в костюме. Мы вдвоем за круглым столом у окна. Его любимая гречневая каша на молоке. Сладкая. Подсоленные гренки, горячие, сливочное масло тает на них золотистыми каплями. Абрикосовый джем. Творожный штрудель. Шоколадно-ореховая паста. Засахаренный имбирь. Бананы и манго. Мой любимый сладкоежка. Он обожает утренний секс. Будит меня в половине седьмого, накрывает собой, доводит обоих до оргазма, кончает со стоном, шепчет «люблю» и, насвистывая, отправляется в ванную. Я полюбила сладкую гречку вслед за ним.

— Братья ОТуллы вернулись домой, в родную матушку Империю. Тамошние зеленые береты принимают наших соколов с удовольствием, — полные щеки Изи украсились соусом а-ля провансаль, — здешний лабардан выше всех похвал. Уж я-то знаю, поел трески по жизни за гланды!

— Зачем же ты снова рыбу заказал? — я улыбнулась. Катала пальцем по пустой тарелке огромную синюю виноградину.

— А интересно, — ухмыльнулся неистребимый исследователь, — интересно, чем в этой забегаловке посыпают треску за такие бабки. Вдруг, чистым золотым песком? Ан нет! все тем же черным перцем и лимончиком.

— Ты про Эспозито знаешь что-нибудь? — я ловко разрезала ягоду пополам. Сок вытек фиолетовыми чернилами.

— Нет, — толстяк энергично помотал головой. Соус полетел в чудеса интерьера. — Одна знакомая дура утверждала, что твой комэск застрелился. Ну после того, как Вероника ему окончательно отказала. Но это бред и фигня полная! Не такой человек Эспо, чтоб стреляться из-за несчастной любви.

Это правда. Я знала, что неоднозначная красавица Ви послала командира с его чувствами известной дорогой. Хотела узнать, куда он пошел.

— Но есть один слушок, — мой всезнайка поднял к потолку нечистый палец.

Я дотянулась и вытерла следы лабардана с высокого лба.

— Спасибо, Ленчик! Ох, я опять оговорился, — он виновато поник башкой над столом. Его длинный чуб чудом избежал соусника. — Так вот. Намекнул секретно один товарищ, близкий по духу с Отто Кей-Мерером. Наш беспечный весельчак-комэск служит под началом черного Вальтера Юнкергрубера. Пашет на ниве секретной безопасности новых территорий.

Кацман откинулся на спинку кресла, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Да ладно! — я честно распахнула глаза в изумлении. Эспо и Юнкер? Бывают же чудеса на свете. Но если вспомнить подробности, то всегда эти двое соблюдали откровенную дистанцию. А капитан отчего-то всегда знал, где находится барон, чем занят и кем. Неназываемый! Я не стану плохо думать о своем товарище. Не хочу.

Изя тем временем перешел к десерту и повести о себе любимом. Герр Шен-Зон не обманул внука. В той семье вообще не принято нарушать данные обещания. Ну почти. Изя получил патент на чудеса погодных предсказаний и старую, как он выразился, халабуду в Центре.

— Этому патенту триста лет и ничего себе! Старые поцы не знали, как от него избавиться и всучили мне! теперь у меня таки нет своего имени! Я теперь Израэль Шен-Зон, как тебе? — он булькал, плевался слюной и взбитыми сливками. — халабуду без всяких удобств они называют конторой! Леня! Когда Великая Империя пришла на нашу благословенную планету, то первым делом провела канализацию. Тут же нашелся первый Шен-Зон и поставил сверху свой сортир. Вот он до сих пор там и стоит. Три тысячи лет и все на той же улице. Хотя, конечно, из окна этого, с позволения сказать, офиса виден Стренд и океан. Самый центр, это да…

Он сердился, смеялся. Гордился, жевал воротник и профитроли разом. Я глядела на него с материнской нежностью. Стрелка на огромном бронзовом диске старинной клепсидры подбиралась к трем пополудни.

— Ты ничего не рассказала о себе, — спохватился Кацман. Втянул в себя с шумом зеленую жижу через трубочку. Какой-то редкий коктейль. Алкоголь фри. — Как твои главные мужчины? Примирились?

— Макс встречался с Андреем в Столице. Петров стоит на своем мертво: никакой свадьбы до восемнадцати лет. Представляю, как барон бесился! — я постаралась улыбнуться. Вышло не очень.

— Зачем Кей-Мереру его согласие? Даже по законам Империи ты можешь выйти замуж в шестнадцать. Залети и готово, — толстяк внимательно заглянул мне в глаза, — командор тут же поднимет лапки вверх. Чего ты хочешь, Ло?

— Изя, ты самый умный человек, которого я знаю, — комок подступил к горлу, но я должна была рассказать все, хоть одному живому человеку, — объясни. Меня постоянно манят шкафы.

— Чего? — он переспросил негромко. Но жевать не перестал.

— Шкафы. Мания шкафов, ты слышал про такую? Я стала бояться мимо них ходить. Замок Кей-Мереров забит шкафами от подвала по крышу. Те, которые стоят в гардеробных, барочные на кривых ножках и с зеркалами, те еще ничего. И современные купе в ванных комнатах не так притягивают. Но все равно, манят. Я стала бояться даже холодильников, — слезы потекли по моим щекам.

Но полегчало сразу, как только заговорила.

— Чего же они хотят от тебя?

Неподдельный интерес в серьезных светло-синих глазах. Я ждала от него именно этой реакции. Я приехала для этого.

— Они хотят, чтобы я в них зашла. Залезла вся целиком. И дверь за собой закрыла, — я выдохнула, признавшись.

— Шкафы разговаривают с тобой? — Изя сунул уголок воротника в зубы, — здесь можно курить?

— Здесь нельзя курить. Нет, никаких чужих разговоров в башке не слышу. Меня именно тянет. Особенно один огромный шкаф в винном погребе. Ему лет четыреста. Сплошная деревянная резьба на дверках. Страшный тип с рогами и копытами…

— Неназываемый? — тут же среагировал исследовательский ум.

— Может быть, это его изображение, не знаю, мне это как-то в голову не приходило, — я откинулась в кресле, стала пить мелкими глотками ледяную воду. Интересно. — Представляешь, Изя, я уже трижды ловила себя в этом подвале. Два раза днем, один раз ночью. Макс уехал в Столицу, не ночевал дома, и я улунатила к шкафу. Жесть! Ведь я даже не помню, как спускалась туда по лестнице.

— Барону своему рассказывала? — поинтересовался вяло Кацман. И тут же: — как думаешь, я могу теперь заказать апельсиновый фреш?

— Заказывай все, что душе угодно. Макс не слушает. У него на все один вопрос: ты беременна? Ненормальный!

Неназываемый, спасибо тебе! Я впервые за два месяца говорила все, что думаю.

— Ну, это понятно, — Кацман откровенно потерял интерес к разговору. Ковырял пальцем сливочный крем в хрустальной вазочке, выуживал маленькие разноцветные шоколадки и совал в пасть. Объелся.

— Считаешь, я дура? — я не прятала расстроенного лица. Здесь это не нужно.

— Ты не дура, а моя лучшая и единственная подруга. Пойдем на воздух, — Изя встал, небрежно вытер жирные пальцы вышитой салфеткой и подал мне руку.

Местный рабочий люд, согласно баронскому артикулу, вышел нас проводить. Мы шли сквозь строй поваров и официантов. Толстяк благодарил их за обед с величием принца крови.

— Как здорово! И платить не надо! Для меня это всегда самый печальный момент общепита, — он сунул мою руку себе под правый локоть. Повел не спеша по тротуару.

— Ты догадался, что со мной? Скажи, не тяни, — я ткнулась припухшим носом в его плечо.

Изя пах собой и лабарданом. Где-то в самых складках полотна его рубахи печалился едва различимый древний запах настоящей амбры. Откуда? Из его старинного офиса навеяло? Интересно было бы…

— Ты сама все знаешь про себя, милая моя Ло. Про шкафы, клетки, любовь и дыры в пространстве. А вот что выберешь, откуда мне знать? — хороший человек вздохнул и подмигнул мне ободряюще.

Мы потом говорили что-то и ни о чем, возвращаясь обратно на аэродром.

Белый с золотом бизнес-джет вывалил наружу трап. Кацман честно приготовился махать платком на прощание.

Я оглянулась у самого люка. Мир там, внизу, под горой пестрел всеми оттенками травы и листьев, разноцветных крыш и стекол. Нес запахи и звуки. До сентября осталось всего-ничего.

КОНЕЦ