Мартине приснился сон, после которого она почувствовала себя совершенно разбитой. Жара, настоящая жара, как в Мексике или на Гавайях. Белый песок, слепящие солнечные лучи, бесконечная водная гладь. Пляж безлюден, только они двое. Большой цветастый зонт отбрасывает спасительную тень, но они предпочитают не валяться на полотенцах, а плескаться в воде. Они весело хохочут, вместе ныряют и вместе выныривают, крепко держась за руки. Очень романтичный и очень сексуальный сон.
Пушистая голова толкнула ее в бок, и она обиженно проговорила:
– Мисти, ну чего ты пихаешься? У тебя нос холодный. Я и так знаю, что пора вставать.
Мартина спустила с кровати одну ногу, нащупала ею тапочку и внезапно осознала, что мужчина из ее сна был не кто иной, как Брэд Макинтош. М-да, хорошее начало дня.
Радио-будильник еще не сработало. Оно выкрикнуло заголовки утренних новостей как раз в тот момент, когда Мартина вылезла из постели и надела вторую тапочку.
О Господи, только этого ей не хватало! Сексуальные сны о типе, против которого она почти наверняка будет выступать в суде…
Мартина выключила радио и подошла к окну. Солнце по утрам почти всегда заглядывало к ней в комнату, и потому она повесила рядом с окном несколько хрустальных ограненных шариков. Солнечные лучи, преломляясь в них, ложились радужными полосами на потолок, пол и стены. Разноцветные полоски украшали ее письменный стол, кровать, гравюры в рамках, полки с книгами…
Вот и разгадка сна. Наверное, один из лучей упал ей на лицо, когда она спала, и потому ей привиделся песчаный пляж и голубые волны. Романа у нее сейчас ни с кем не было, так что вполне естественно, что ей приснился тот человек, о котором она думала в последнее время, хотя он занимал ее ничуть не больше, чем любой другой посетитель их бюро. Это, конечно, не слишком вяжется с фрейдизмом, но ее подобное объяснение вполне удовлетворило.
Она ополоснула лицо холодной водой и взглянула на себя в зеркало. По утрам ее глаза были не серыми, а скорее черными. Мартина не относилась к числу жаворонков, и ей требовалось не менее получаса, чтобы окунуться в новый день. Для этого она непременно должна была выпить стакан ледяного грейпфрутового сока, съесть несколько вафель с кленовым сиропом и закончить трапезу чашкой горячего кофе. Мартине никогда не нравилось готовить, и многих ее знакомых шокировало то количество полуфабрикатов, которое она потребляла, разогрев в микроволновке. Она обожала посещать маленькие мексиканские, китайские или индонезийские ресторанчики. Да, она тратила много денег на еду, но на что же еще их тратить?
Кухня находилась в дальнем конце квартиры, куда солнце никогда не заглядывало по утрам, и потому Мартина частенько, прихватив с собой поднос с завтраком, поднималась по ступенькам на террасу Джима. Там, в самом углу, стоял стол красного дерева и скамья.
Хотя дом принадлежал им обоим, терраса была собственностью Джима, который построил ее на свои деньги. Он великодушно позволял Мартине иногда понежиться на солнышке – но только в будни, потому что в выходные он приводил к себе какую-нибудь очередную подружку и не хотел, чтобы Мартина портила им романтическое настроение своими, как он выражался, «жалкими одеждами».
Но неделя только началась, и потому Мартина аккуратно поставила на поднос все необходимое и направилась на террасу. Она очень надеялась, что ничего не забыла, потому что Джим утверждал, что его страшно раздражает, когда она то и дело карабкается вверх-вниз по лестнице, прихватив с собой то стакан, то вилку, которые она опять забыла на кухне. Мартине, правда, казалось, что рассеянность – это ее личная беда, но Джим считал иначе. Он вообще был другой – хозяйственный, домовитый. Он, например, всегда сам готовил себе еду и с гордостью демонстрировал ей свой холодильник, где не было ни замороженной пиццы, ни купленных в супермаркете жареных куриных ножек. «Ну и что с того?» – мрачно думала Мартина, тщетно пытаясь изобразить восхищение.
Вот и сейчас он со счастливым видом расхаживал по своей кухне, поглядывая на жарящуюся на сковороде ветчину и взбивая в медной посудине яйца для омлета. Он знал, что Мартина смотрит на него, однако не удостоил ее даже взглядом. Джим утверждал, что у него может на целый день испортиться настроение, если он хотя бы несколько минут понаблюдает за своей забывчивой соседкой. Испортится настроение! О Господи, да оно у него всегда хорошее! Мартина была уверена, что во всем городе не сыщешь более уравновешенного человека.
Когда они познакомились – а случилось это пять лет назад, – Мартина думала, что наверняка влюбится в него. Он был в ее вкусе – высокий, красивый, да и умница к тому же. Он работал помощником прокурора и некоторое время был связан с их бюро. Но у них с Джимом ничего не получилось. Он оказался слишком самонадеянным и слишком скучным. Вдобавок ее бесило его отношение к женщинам. Он искал себе богиню и очень обижался, когда обнаруживал, что его новая пассия – это обыкновенное земное создание, в меру капризное и в меру неразумное. Джиму уже исполнилось тридцать два, но он все еще жил один, потому что богини ему никак не попадались, а изменять своим принципам он не желал.
Когда Мартина уже почти доела вафли, Джим, держа перед собой полный поднос, появился на террасе и приветливо кивнул ей. Вообще-то он не любил разговаривать по утрам, но исключения делал довольно часто. Мартина всегда зачарованно следила за тем, как сосредоточенно он ест свой омлет, и гадала, с чем он сегодня – с зеленью или с сыром. Как ни странно, все омлеты, приготовленные Джимом, выглядели совершенно одинаково, но как-то он объяснил ей, что между ними существует огромная разница. Очевидно, чтобы понять это, нужно было попробовать хотя бы два из них, но Джим никогда этого не предлагал, и Мартина была ему благодарна, потому что терпеть не могла яйца по утрам – ни в каком виде.
– Сегодня с сыром? – спросила она из вежливости.
– Разве это похоже на сыр? – изумился Джим. – Ведь я же тебе говорил, что в омлете с сыром непременно должна быть… – И он назвал какую-то приправу, о которой Мартина и понятия не имела.
На его тарелке лежали, как обычно, три кусочка ветчины. Он ничего не говорил, но Мартина отлично знала, что один из этих кусочков предназначался ей, потому что Джим всегда съедал только два. Ветчина была поджарена просто превосходно, такой хрустящей корочки Мартине никогда не удавалось добиться. Она с удовольствием проглотила свою порцию и опять, в который уже раз, задумалась над тем, как же Джим готовит ветчину. Может, в какой-то момент надо закрыть сковороду крышкой?
– Ну, и какие новости в прокуратуре? – спросила она, снова вернувшись к вафлям.
– Можем поделиться преступниками, их у нас выше крыши, – отозвался Джим. Это был верх его остроумия. Иначе он шутить не умел. – А что новенького в Отделе по установлению отцовства?
Мартина пожала плечами.
– Обычная рутина. «Я и в глаза ее не видел, она врет, кто-то просто хочет меня подставить», – как, впрочем, всегда. А на днях нам удалось выявить одну лжемать.
Джим с интересом посмотрел на нее. Случай действительно был необычный. Тесты на кровь показывают, что тот или иной мужчина не может быть отцом данного ребенка, а тут выяснилось, что младенца произвела на свет другая женщина, не та, что называла себя его матерью.
– И что же это за история? Что-нибудь удалось выяснить? – спросил он, подцепив вилкой очередной кусочек омлета.
– Мы показали ей результаты теста, и она созналась, что ребенка родила ее племянница. Родила – и вскоре заявила, что не хочет растить его. Вот женщина и решила воспитать его сама, – ответила Мартина.
– А почему она не рассказала все с самого начала? – удивился Джим. – Или вы не объяснили ей, что такое этот тест?
Мартина почувствовала, что начинает терять терпение.
– Слушай, Джим, – раздраженно проговорила она, – ты же прекрасно знаешь, что для многих объяснения, причем даже самые подробные, мало что значат. Человек смотрит на пробирку со своей кровью, и я по его лицу вижу, что он мне не верит. Не верит, будто его кровь может рассказать о нем очень и очень много. Да что я тебе втолковываю прописные истины, ты же имел дело с нашим бюро.
Он передернул плечами:
– Да уж, я достаточно насмотрелся на сопляков, которым придется целых восемнадцать лет расплачиваться за одну минуту удовольствия.
– Ну знаешь, – вскипела Мартина. – Неужели ты считаешь, что мужчина должен взваливать все бремя расходов на женщину? Она будет растить его ребенка, а он останется в стороне? Разве это справедливо, если суд признает его невиновным? Ведь тогда ей надо будет рассчитывать только на государственное пособие!
– Ладно-ладно, успокойся, – примирительно помахал вилкой Джим. – Я нарочно поддразниваю тебя, чтобы расшевелить и подготовить к тяжелому трудовому дню. Тебе же с твоей работой никогда нельзя расслабляться.
– По дороге на службу я буду все еще мысленно спорить с тобой, – ответила Мартина. Она допила кофе и нахмурилась: – Ты плохо думаешь о женщинах, Джим. Иначе ты бы искал в них не только красоту.
И все-таки ей показалось, что последнее слово осталось за ним. Когда недовольная Мартина, собрав посуду, покидала террасу, он, по-прежнему усмехаясь, смотрел ей вслед.
Все знакомые постоянно корили ее за то, что у нее всегда было приподнятое настроение. Она ничего не могла поделать с этим, потому что и впрямь умела радоваться жизни. Так, может, Джим попросту пытался вывести ее из себя? Что ж, это ему почти удалось. Мартина вспомнила то время, когда она только-только познакомилась с Вирджинией. Вот уж кто не уставал изумляться ее характеру!
– Ты что, газет не читаешь? – приставала она к Мартине. – Разве ты не знаешь, какие ужасы творятся вокруг?
– Разумеется, знаю, – ответила Мартина. – Но жизнь-то у меня всего одна, и я хочу прожить ее с удовольствием.
Стив Ю, их сослуживец, тогда как раз проходил мимо и счел нужным вмешаться в разговор.
– Ничего, ты станешь другой, когда поработаешь здесь подольше. Попомни мои слова, – предостерег он.
Не то чтобы оба они – и Стив, и Вирджиния – не любили свою работу, но она казалась им неприятной и отнимающей слишком много нервов. Мартина же полагала, что все они делают то, что должны делать. Их работа была нужна обществу. Ведь женщины всегда будут рожать, и, следовательно, им всегда нужны будут деньги для того, чтобы поднять ребенка и вывести его в люди. Нельзя жить нормальной жизнью, если ты получаешь только те крохи, которые государство платит тебе как матери-одиночке, вот почему женщины были счастливы, если суд принуждал отцов выплачивать им еще сто – сто пятьдесят долларов в месяц. Именно для этого и существовал их Отдел по установлению отцовства.
Когда Мартина приехала на службу, она уже выкинула из головы дурацкие разглагольствования Джима. Будь его воля, все одинокие матери давно были бы пущены по миру. Какое счастье, что он больше не работает на их бюро!
Едва она вошла в офис, как ее позвал к себе начальник.
Ральф Холл стал директором задолго до того, как Мартина поступила сюда на работу. Поначалу он был против ее кандидатуры, и его можно было понять. Маленькая хорошенькая женщина – и какой-нибудь водитель автобуса, которого она должна будет убедить платить алименты на ребенка, о чьем существовании он и не подозревал! Ральф полагал, что она не выдержит и скоро сломается. Но Мартина-то отлично знала, что он ошибается в отношении ее, и твердо решила доказать ему это. Для начала она гордо выпрямилась и попыталась посмотреть на него сурово.
Ральф усмехнулся. М-да, трудно демонстрировать характер, когда голова у тебя кудрявая, как у ангелочка с рождественской открытки, а рост чуть больше полутора метров. В то время Ральфу было шестьдесят; неглупый и весьма требовательный к своим сотрудникам, он забросал ее множеством заковыристых вопросов, касающихся всяких юридических тонкостей. Спустя полчаса он удовлетворенно откинулся на спинку кресла и произнес:
– Хорошо, Марти, я доволен.
Это было четыре года назад.
Его маленький кабинет был завален папками с деловыми бумагами и украшен фотографиями его огромной семьи. Он уже успел обзавестись восемью внуками и частенько с гордостью показывал Мартине очередное новое фото. Ей казалось, что Ральф окружает себя всеми этими снимками ради того, чтобы показать, что в этом мире остались еще нормальные счастливые семьи.
Сегодня он молча кивнул на стул и принялся рыться на своем столе. Спустя несколько минут ему наконец удалось разыскать нужный блокнот.
– Этого человека, – сказал он, – зовут Брэд Макинтош. Это один из твоих… клиентов.
Мартина наклонила голову в знак того, что понимает, о ком идет речь.
– Он не желает нанимать адвоката и настаивает, чтобы ты еще раз просмотрела его дело и сама ответила суду. – Тут Ральф оторвался от своих записей и внимательно взглянул на нее. – Похоже, ты здорово разозлила его.
– Он изо всех сил отрицает знакомство с матерью ребенка, – доложила Мартина.
– Ясно. – Ральф глубоко вздохнул. – Что ж, это случается.
Мартина ехидно прищурилась.
– Он что, пытался давить на вас? – усмехнулась она.
– Что-то вроде этого, – отозвался шеф, смял записку и метнул ее в мусорную корзину. – Он, видишь ли, знаком с некоторыми влиятельными людьми Фриско и даже однажды обедал с мэром. Правда, это было очень давно, когда наш мэр была главным инспектором школ, но он утверждает, что она наверняка не забыла его.
Мартина расхохоталась.
– Да его попросту невозможно забыть. Когда он вчера ввалился сюда, пылая праведным гневом, я немедленно сообщила ему о тесте на кровь, и он тут же дерзко заявил, что тогда ему нечего бояться. Мол, никакой он не отец – и точка.
– Почему ты ему не веришь? – поинтересовался Ральф.
– Вы не хуже меня знаете, что ошибки иногда случаются, но Лидия говорит очень убедительно, – ответила Мартина. – Она утверждает, что других знакомых мужчин у нее в городе вообще нет. Правда, никаких документальных свидетельств их знакомства, ну там писем или фотографий, она представить не может, но зато детально описывает его кабинет, машину, квартиру… И вообще она отлично осведомлена о его повседневной жизни и семейном положении.
Ральф поджал губы.
– Этот парень женат? – спросил он.
– Нет, он разведен, – сообщила Мартина, – но она много рассказывала мне о его бывшей жене. Лидия не слишком умна, но довольно привлекательна и кажется вполне искренней.
У шефа не было больше вопросов. Он поднялся и сказал:
– Ладно, вроде в этом деле ты ориентируешься неплохо. Я так ему и скажу. Но, Марти, прошу тебя ничего не упустить. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из его влиятельных друзей показывал потом на нас пальцем.
– Я сделаю все, что в моих силах, – в тон ему ответила Мартина.
– А знаешь что, – внезапно осенило Ральфа, – может, ты сама сходишь в его офис и проверишь, не напутала ли чего-нибудь эта самая Лидия? Ведь она же не знала, что мы станем проверять ее.
Мартине не слишком улыбалось тащиться в магазин стройматериалов, но идея показалась ей вполне здравой, и потому она согласилась.
Ральф засмеялся.
– Вряд ли ты встретишь там кого-нибудь из всех этих важных шишек, так что не стоит расстраиваться, – утешил он ее.
Но Мартине было глубоко наплевать на знакомых Макинтоша. Ей страшно не хотелось встречаться с ним самим. Она жутко разозлилась на него за то, что он отправился кляузничать на нее Ральфу. Однако делать было нечего. Еще раз внимательно прочитав описание офиса Брэда, она положила папку с его делом в сумку и надела пальто.
– Меня примерно час не будет! – крикнула она Вирджинии, направляясь к выходу.
Приятельница внимательно посмотрела на нее.
– По-моему, ты немного волнуешься, – сказала она. – Телохранитель не нужен?
– Сама справлюсь, – презрительно фыркнула Мартина.
– А, так ты идешь к этому типу в зеленой парке, – улыбнулась Вирджиния. – Пожалуй, он вряд ли обрадуется твоему визиту.
– Сам виноват, – отрезала Мартина. – Не нужно было детей на стороне заводить.
Магазин оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Не то чтобы он не подходил под описание, данное Лидией, но Марти привыкла покупать всякие хозяйственные мелочи совсем в других местах. Теперь она поняла, что имела в виду Лидия, когда говорила: «Это скорее бутик, чем обычный магазин». Марти ожидала увидеть неприглядную витрину и обшарпанный фасад, а перед ней красовался яркий дом с огромными стеклянными дверями; магазинные полки были заставлены огромным количеством товара, причем каждая вещица знала свое место. Лидия рассказывала, что сбоку есть дверь, ведущая в служебные помещения.
Дверь эта оказалась запертой, и Мартина позвонила и стала ждать. Спустя какое-то время к ней вышла молодая женщина и вежливо осведомилась:
– Чем могу служить?
– Я бы хотела поговорить с мистером Макинтошем. Передайте ему, пожалуйста, что Мартина Вудс… – начала она.
– Прошу вас. – Женщина, не дослушав, широко распахнула дверь. – Пойдемте со мной. Он должен быть где-то здесь.
Мартина шагала по коридору с грязными стенами, застланному обшарпанным линолеумом, и изумленно озиралась по сторонам. «Это ужасно, – говорила Лидия. – Там так неуютно, не то что в самом магазине». Контраст и впрямь оказался весьма разительным. «Как странно, – подумала Марти, – неужели поставщики тоже видят все это?» «А вешалка у него в кабинете такая же, какая была у моей бабушки», – вспомнила она слова Лидии при виде повешенной на этот старинный стояк знакомой зеленой куртки и соседствующего с ней светлого женского жакета.
– Сейчас я найду его, – сказала ей секретарша и нажала на кнопку внутренней связи. – Мистер Макинтош, мистер Брэд Макинтош, к вам пришли!
Ее голос буквально гремел по всему коридору. Внезапно она с усмешкой повернулась к Мартине:
– Мне очень нравится вызывать его так, как это делают в аэропорту или на вокзалах. Он очень смешно злится.
Как видно, секретарша совсем не трепетала перед своим шефом. Она кивком указала Мартине на некрасивый деревянный стул и хихикнула:
– Карен несколько лет безуспешно пыталась убедить его купить новую мебель для офиса, но он так и не согласился. Говорит, посетители бывают у нас очень редко и из-за них не стоит тратиться. Может, еще передумает?
Девушка взяла чистый бланк и вставила его в машинку. Наверное, у нее была какая-то срочная работа, потому что Марти показалось, что она не прочь поболтать.
Рядом на столике лежало несколько журналов, и Мартина от нечего делать пролистала их. Два каталога строительных инструментов, два еще каких-то, не менее скучных. Мартина вернула их на столик и принялась разглядывать украшавшее окно вьющееся растение. Она, пожалуй, назвала бы его диким виноградом, но несчастные стебельки почти совсем засохли, поэтому Мартина не была до конца уверена в своей правоте. Вот если бы отнести его в ванную и хорошенько помыть, то тогда она бы точно сумела определить, что это за…
Но тут в комнату вошел Брэд. На нем были вельветовые бежевые брюки со множеством карманов, голубая рубашка и тяжелые рабочие ботинки.
Мартина какое-то время завороженно смотрела на них. «Наверное, – думала она, – ему на ноги часто падают всякие вещи – кирпичи, например, и тогда эти ботинки спасают его от ушибов…»
Брэд хмуро поглядел на свою секретаршу, а потом заметил Мартину и очаровательно улыбнулся.
– А-а, мисс Вудс! – весело воскликнул он. – Рад вас видеть, хотя вам и не было нужды приходить сюда. Мы могли бы поговорить у вас в офисе. Впрочем, я ценю ваше служебное рвение.
– Здравствуйте, – буркнула Мартина, поднимаясь со стула и размышляя о том, не был ли он таким же пыльным, как растение на окне. Наверное, ей бы не помешало незаметно отряхнуть юбку. Однако Брэд уже стоял у гостеприимно распахнутой двери своего кабинета. Он явно не хотел, чтобы секретарша слышала их разговор. Мартина вошла в кабинет и послушно уселась в старое кресло. Оно явно нуждалось в починке, но было куда удобнее этого проклятого стула в приемной.
Сам Брэд тоже сел в кресло – скрипящее и постанывающее из-за своего весьма преклонного возраста.
– Ваш босс сказал мне, что вы можете вступить в переписку с судом вместо меня, – сообщил он. – Все нужные бумаги у вас с собой? Давайте их сюда, я подпишу – и дело с концом.
Мартина поняла, что он совсем не раскаивается в том, что ходил к ее начальству и вел себя там высокомерно и заносчиво. Что ж, сейчас он поймет, зачем она здесь.
– Да, кое-какие документы у меня с собой. – Из большой сумки она достала папку и разложила ее на коленях. – Слушайте. – И она начала читать: – «Старое скрипящее кресло, стоящее перед письменным столом темного цвета. На столе на подносе стоит стакан. Фотографии дочери Андреа лежат под стеклом».
Брэд машинально попытался прикрыть фото ладонью, и Мартина улыбнулась:
– Напрасно стараетесь, мистер Макинтош. Я уже успела их заметить. Может, спросите, откуда у меня эти сведения?
– И так ясно, – пробормотал Брэд. – Опять эта таинственная женщина.
– Правильно. Еще она перечислила университетский кубок, полученный вами за прыжки в воду, несколько засохших цветков в горшках, оранжевый мохнатый коврик, который давно пора выбросить, застекленный книжный шкаф и парочку лопат – очевидно, образцы товара из вашего магазина? – Мартина огляделась по сторонам, внимательно рассматривая каждый предмет обстановки, и Брэд тоже зачем-то окинул взором свой кабинет. – Правда, я не вижу тут горшков с цветами, но они, наверное, окончательно засохли. Кстати, тот, что висит в вашей приемной, тоже вот-вот загнется. И почему только вы его не поливаете?
– Это входит в обязанности Кэрри, – тусклым голосом ответил Брэд. Он явно был чем-то расстроен. Может, тем, что Лидия так детально описала его кабинет? Он-то утверждал, что никогда не встречался с этой женщиной.
– Может, вы все-таки не будете отрицать свое отцовство, мистер Макинтош? – мягко спросила Мартина. – Подпишите добровольное признание. Это сэкономит массу времени и сил.
Его густые черные брови сошлись над переносицей, а голубые глаза холодно блеснули.
– Я никогда не видел Лидию Браун, – отчеканил он. – Я не имею никакого отношения к ее ребенку. И она ни разу, слышите, ни разу не была в этом кабинете. По крайней мере, я ее сюда не приглашал. Поверьте, мисс Вудс, я говорю правду!
Папка едва не соскользнула с колен Мартины, и она сделала резкое движение, чтобы не дать ей упасть на пол. Как странно он говорит. Ей-Богу, ему почти удалось убедить ее в своей правоте. Не отрывая глаз от документов, Мартина тихо сказала:
– Но книжный шкаф, кубок и оранжевый коврик нельзя увидеть из приемной.
– Я знаю, что нельзя. – И Брэд недоуменно пожал плечами. – Именно поэтому я совершенно сбит с толку. У меня не работала женщина с таким именем, я проверял. Я не знаю, кто она. Я не знаю, зачем ей понадобилось украдкой проникать в мой офис. Я ровным счетом ничего не понимаю. – Он поднялся и предложил: – Давайте-ка я еще поразмышляю над всем этим, может быть, посоветуюсь с адвокатом, а потом, денька через два-три, перезвоню вам.
– У вас есть месяц, чтобы принять окончательное решение, – ответила Мартина.
Он казался ей все более симпатичным. В нем было столько мужественности! Мартина терялась в его присутствии, привычное самообладание покидало ее. Чем же все это кончится? Сумеет ли он доказать свою непричастность? Как странно, что окружающие его вещи остаются неподвижными, а не притягиваются к нему, как к магниту. Ведь он излучал как раз то, что принято называть старомодным словом «магнетизм». Нет-нет, надо скорее уйти, а то, пожалуй, она еще натворит каких-нибудь глупостей.
И Мартина поспешила распрощаться.