- Ужас! – Таис сжала виски пальцами.
- Самое любопытное, что отыска-ался он в Подмосковье… Никто не видел ни чего, никто не слышал. Мы настояли на расследовании. Был выделен сотрудник, Ва-аш Буров. Но и от него пока результа-атов нет…
«После домашней кухни, достойной лучших ресторанов, перейти на консервированные помидоры и соленые огурцы… Мальчишка гастрит заработает» - подумалось Эле.
- А он любит соленые огурцы? – тут же поинтересовалась она.
- Кто? Буров?
- Аслан. Аслан любит соленые огурцы?
- Нет, не любит, - Таис на секунду задумалась. - Так, если в соусе где-то или в салате… Можно у повара узнать. А это важно?
- Мне ка-ажется – важно…
- Тогда кликните повара!
Вызванный повар пояснил, что явной любви или нелюбви к соленым огурцам, а так же к маринованному луку и помидорам у Аслана ранее не наблюдалось.
- Все-таки подпол! – воскликнул Хрусталиков, уловивший смысл Эллиного вопроса. – В деревне!
- В деревне? – насторожился Герман. – Дробышев, ну тот посредник, перед смертью упомина-ал, что видел Аслана в деревне.
- В какой?! – Кирсан Алиевич махнул рукой. – Сколько деревень по России!
- Давайте посмотрим ка-арту?
- Что это даст?
- Может и даст, милый. Хуже уже не будет…
- Тащите, - сдался банкир.
Карта заняла весь трехметровый стол. Имжанов не тронулся с места, но остальные столпились вокруг и легли животами на ламинированую поверхность. Синие жилки рек пересекали кружки городов и поселков, в разные стороны разбегались линии дорог.
Электра с Хрусталиковым, как собаки, почти пропахивая карту носом, столкнулись в одной точке.
- Деревня, - прочитал Хрусталиков дрожащим голосом.
- Какая? – оттолкнул его Герман.
- Вот! Вот!
- Деревня… Деревня называется «Деревня»! Ни хр… себе!
- Машину! – теперь настала очередь банкира развивать кипучую деятельность. - Быстро! Герман, машину!!!
Но Тельского в комнате уже не было. Словно кроличье сообщество, потревоженное лисой, остальные заметались бестолково по столовой. Эля кинулась сворачивать трехметровую карту.
- В машине есть! В машине есть для автомобильных дорог, она меньше, - убеждал ее Имжанов, но девушка не слышала, судорожно терзая ламинированный лист.
Банкир приподнял ее за локти и потащил от стола. Карта потащилась за ними, Имжанов зацепился за нее, но на ногах устоял.
- Да брось ты ее! – в сердцах заорал он Эле в ухо.
Она послушно разжала руки. Карта со скрежетом шлепнулась на пол. Кирсан Алиевич вынес Электру под локотки вниз, к машинам.
Тут опять вышла заминка. Эля с Хрусталиковым хотели ехать вместе, а все остальные хотели ехать с Элей и Хрусталиковым. Наконец Тельский неимоверными усилиями распихал народ по машинам. К Тиру сели Михаил и банкир с супругой. К Кире – Эля с Германом. В третью – ребята-охранники, не успевшие переодеть свои маскарадные пластроны и фраки.
*****
Саид Шамбаров вошел в кабинет, швырнул с размаху на стол папку и сел, задрав ноги на соседнее кресло.
- Не понимаю зачем? Не понимаю? – сказал он и потер устало глаза.
Рупин в недоумении на него уставился.
*****
Давным-давно, так давно, что Рупин уже и год забыл, на их конвой напали. Половину перестреляли сразу же, половина еле унесла ноги. Он тогда всех прикрывал. А потом, на базе, к нему подсел Нияз Шамбаров – их лейтенант.
- Слушай, Витек, - Шамбаров вытащил и скрутил самокрутку. – Ты парень смелый, отважный, но, - Шамбаров покрутил пальцами с оборванными ногтями.
Про «но» Витя Рупин и сам знал. Он был смелый и отважный, но наивный до глупости. Не приторговывал травкой, не менял у местных на солдатский паек девочек, не прогибался перед командирами, просто служил и все. Как по уставу положено. Шамбаров был другого теста – хитрый и умный, умный и хитрый.
- Ты мне нравишься, Витек, - тем временем говорил Шамбаров. – Если бы ты меня послушал, большим человеком мог бы стать…
- Да мне и так нормально.
- Э-э-э! – засмеялся тихонько Шамбаров. – Боишься? Не, не бойся, шестерок у меня без тебя хватает, - он придвинулся поближе. - Я сам не могу, я – нацмен, азиат, а ты – русский. Светленький, косая сажень в плечах… Тебя начальство полюбит, а как полюбит так и повысит.
- На х…? Отслужу и домой…
- Кем? Дояркой? На трактор? Армия тебя прокормит, оденет и квартиру даст.
- Так прямо и даст.
- Прямо не даст, а будешь меня слушать, то не только квартиру…
И образовалось партнерство: Рупин – форма, Шамбаров – содержание. Вскорости Рупина повысили, а потом еще повысили, потом еще, а потом в Москву перевели, в Штаб. И Шамбарова с ним.
*****
Они обмывали Рупинские полковничьи звездочки. Обмывали пятый день, и вдруг, Шамбаров посерел, посинел как-то и упал. И не стало человека Нияза Шамбарова, осталось только его телесная оболочка, то что называют – «овощ». Его положили в Кремлевку, подключили к разнообразным аппаратам. Рупин изловчился добыть из-за кордона супер-препараты для инъекций, но Шамбаров не возвращался. Лежал, глядя невидящими глазами в потолок, и пил жидкую кашицу через трубочку.
Как и почему Рупин оказался в этой церкви, он и сам не помнил. Он не купил свечки, не молился перед иконами, а просто стоял в самом дальнем углу. Мимо шмыгали бабки в черных платках, кого-то женили, кого-то крестили, а Рупин стоял и ни о чем не думал. А потом пошел домой. Домашние его немного отвлекли, он оживился, даже помог жене решать кроссворд. Во сне к нему явился Шамбаров.
- Слышь, Витек, - сказал он, как говорил обыкновенно. – Ты сына моего возьми вместо меня. Он парень деловой, не пожалеешь…Слышь, возьми…
Утром позвонили из Кремлевки – Нияз Шамбаров ночью скончался.
*****
Саид Шамбаров оказался не просто «деловым» парнем. По деловитости он легко переплюнул отца. И генеральские погоны Рупина – была целиком его заслуга.
Так что сейчас Рупин удивлялся не тому, что его подчиненный по-хозяйски ведет себя в начальственном кабинете, а тому, что Саид чего-то не понимает. Такого не может быть, потому что не может быть никогда.
- Зачем допустили Бурова? Зачем он там копается? Смысл?
- Дробышев из их отдела, вот его и включили, - неуверенно сказал Рупин, лишь бы только что-то сказать.
- Зачем его отправили на Ордынку? К Парамонову?
- Он же сам, через ГИБДД на Ордынку вышел… Да в чем дело? Ты нашел, мать твою? Нашел?
- Нашел, - Шамбаров снова потер глаза.
- Ну!
- Так как я и говорил…
- Б…! П…! Вот сволочь! А как он в Гродно не побоялся засветиться?
- А он и не засветился. Он там фигурирует как все тот же Валюшин. Валюшин Валентин Валентинович. Там все на Прималове, и документация, и аренда, и связи. Через Прималова. Сеть неслабая налажена, трафик как в кино. Дилеры, распространители, копировщики, сайто-делы. Никто никого не знает, никто никого не видел. Связь через Интернет, через электронные ящики, оплата на счета, подтверждение все той же почтой.
- Как же ты его нашел?
- Женщина… Все мировое зло от женщин! Шерше ля фам. Как я ее искал, как нашел, с чего я вообще ее искать начал – песня отдельная. Но у нее фотка сохранилась: он, она и Прималов… в кафе кофе вкушают.
- Кто снимал?
- Хе-хе! Таня снимала. Татьяна Григорьевна Дробышева, в девичестве Прималова.
- Ни … себе!
- Да, - довольно подтвердил Саид Шамбаров.
- Готовь документы, пойду завтра докладывать…
*****
Когда джипы притормозили посреди главной деревенской улицы, солнце уже перевалило за три часа дня. Разношерстная компания вывалилась из машин, перепугав до смерти аборигенов.
Электра с Хрусталиковым крутили носами, как два чокнутых флюгера.
- Не здесь! – бросил уверенно Хрусталиков.
- В машину! – скомандовал было Имжанов, но Эля потрусила вдоль заборов.
Словно цыплята за мамашей, выстроившись неровным клином, за ней засеменили остальные. Эля тыкалась в калитки, отскакивала, упреждаемая бреханием собачьего населения, снова спешила по улице. Ее нагнал Хрусталиков.
- Они приехали не с этой стороны, с той! – крикнул он на бегу. – Надо к магазину…
- А где тут магазин? – притормозила Эля.
- Где тут магазин? – обернулся Хрусталиков.
- Спросить на-адо…
Герман шагнул в ближайшую калитку.
- Хозяева! Где ма-агазин у вас? Хозя-яева-а-а!
Хозяева то ли спрятались под лавками от греха, то ли отсутствовали. История повторилась в соседнем доме. Наконец из-за забора выглянуло сморщенное стариковское личико в платочке. Оно испугано косилось куда-то назад, где тявкала собачка.
- А? – спросило личико.
- Ма-га-зин где у вас? – хором закричали Васина, Хрусталиков и Тельский.
- Там, сверните налево. Там и будет. Налево…
- Спа-си-бо!
Магазин едва не проскочили. Для избалованных москвичей продуктовая палатка вряд ли сходила за приличную торговую точку. За витринным окном вперемешку лежали жевачки-Сникерсы, войлочные тапки и бутылки с пивом Жигулевское №3.
- Стоп! – дал отмашку Хрусталиков. – Чувствуешь что-нибудь?
- Нет! – чуть не плакала Электра. – Я прошлое не вижу, только то, что произойдет!
Они завертелись на месте. Глухие калитки, за которыми не видно строений, из-за заборов свешиваются цветущие ветви фруктовых деревьев, по обочинам неглубокие канавки с остатками июньских дождей. Обычный тихий поселок городского типа. Деревня.
- Будем обшаривать каждый дом в этой проклятой деревушке, - сказал Имжанов.
- Надо вызва-ать мальчиков…
- Подними всех, вызови из отпусков, с Канар, откуда сможешь!
- Вы представляете сколько времени это может занять? – не смолчал Хрусталиков.
- Дня три…
- Дня три, при условии, что никто не вызовет милицию, пока ваши быки будут вламываться без спроса в каждый дом и устраивать там шухер!
- За-ачем так грубо? Придумаем легенду… Травля грызунов, например… Бесплатно для населения. Население у нас любит, когда беспла-атно…Сами пустят и чаю предложа-ат.
- Да, - Хрусталиков посмотрел на Германа с уважением. – Грызуны – это хорошая идея.
Электра их не слушала. В голове у нее мысли свернулись в ураганный кокон и не давали сосредоточится.
«Только несчастия предсказывать и умеешь!» - обиделась Эля сама на себя. – «Латспелл хренов! Латспелл, Латспелл, Латспелл… Компот!»
- Компот! – сказала девушка и повернула голову.
Им на встречу из-за поворота выкатилась тачка. На тачке покачивались, позванивая, трехлитровые банки с компотом. Подталкивали тачку два пацаненка в шортах.
Глаза у Хрусталикова вспыхнули, и он кенгуриным прыжком скакнул за поворот.
- Чуешь тут? – выкрикнул он.
- Я ни чего не чую! – сказала Эля и привалилась к «рабице».
- В дом! – велел Герман.
Собаки во дворе не наблюдалось, так что операция по взлому дверей прошла в тишине. Герман, ребята в лакейских фраках, Имжанов и Тир скрылись в доме. Электре казалось, что прошли века, прежде чем из дома раздалась возня и тонкий детский голос заорал:
- Папа!
*****
Они сидели на кухне взломанного дома. Худой, изможденный мальчишка,
полуживые от счастья родители, растроганный Герман и, гордые собой, Эля Васина с Михаилом Хрусталиковым.
- Не знаю! Дядька схватил, сунул в тачку…
Говорил мальчишка с сильным акцентом, Электре приходилось напрягаться, вслушиваясь в каждое его слово.
- Поехали! Я жрать хочу! Одни банки маринованные! Тошниловка! – заканючил Аслан.
- Сейчас, сейчас! – обнял его отец. – Дом обыщем и поедем.
- Я жрать хочу! Мяса! – не слушал Аслан.
- Едем, едем. Ну?! Нашли?
- Нет ни хрена! – доложил Киря. – Пустая хата.
- Поехали, - поднялся Имжанов. – Герман, останься и разберись тут…
Он первым вышел, за ним Таис с Асланом и охрана. Элю словно что-то задержало, она привстала с табуретки и опустилась опять.
- Ты чего? – дернул ее за рукав Хрусталиков.
- Не нравится мне…
- Поехали! Мне тут тоже не нравится. Смертью пахнет…Прямо мороз по коже… Ну, что ты еще хочешь? Мальчишку нашли, деньги – пополам…по-честному…
- Не знаю. Пусть едут, мешают только.
С улицы донеслись нетерпеливые гудки. Хрусталиков задергался, высунулся в дверь, снова заглянул на кухню. Эля с Германом наблюдали.
- Михал Михайлович, поезжа-айте. Я Электру подброшу, куда ска-ажет…
- Эль? Не хорошо тут, поехали, а?
Та махнула рукой. Гудки с улицы возобновились. Михаил кинул на Электру прощальный взгляд и выскочил.
- Ну, и с чего начне-ем?
Молодая женщина ответить не успела, как в кухню всунулся Киря.
- Элька, - начал было он, но Герман встал перед ним.
- Подожди в маши-ине.
- А-а-а… Э-э-э…
- Я сказа-ал, подожди в машине, - еще тише и еще весомей сказал Герман, и Кирилл вынужденно ретировался.
Эля смутилась. Она сама смутно понимала, зачем осталась, а реакция на ее поступок сначала Хрусталикова, а потом Кири, окончательно ее деморализовала. Теперь ей хотелось только оказаться подальше от этого дома и от этой кухни. Герман усугублял ее замешательство слишком пристальным и прямым взглядом. Электра поднялась.
- Пойду, осмотрюсь, - пробормотала она еле слышно.
- Тебя подстрахова-ать?
- От чего?
- От мыше-ей, например…
- Я не боюсь мышей.
- Ре-едкий дар!
Девушка поспешно вышла.
- Я ча-аю поставлю? – прозвучало в спину.
Дом состоял из кухни и двух комнаток, одна из которых – проходная. Везде слежавшийся слой пыли, по углам паутина и засохшая герань на окне. В проходной комнатке половики отброшены в сторону, дужки замка сбиты и открыта пасть подпольного люка. Эля осторожно спустилась.
С потолка подпола свисала стоваттная лампочка, освещая аккуратные ряды полок с припасами, в основном с соленьями и маринадами. Запах стоял малоприятный – туалет предусмотрен не был, и Аслан использовал под него опустошенные им банки. Васину передернуло, она поднялась и захлопнула люк. Киря со товарищи церемонились не особо, и в следующей – тупиковой – комнате, все ящики были выдернуты со своих родных мест, а вещи разбросаны. Эля носком босоножки поворошила вываленное и присела на разоренную кровать.
- Чай? – Герман выглянул из-за косяка, смешно повернув голову.
Электра тупо на него посмотрела. Тельский подошел и присел перед ней на корточки. За окном цвела вишня, вровень с подоконником, на козырьке, укрытом орголитом выстроились горшки с фиалками, юкой, душистым горошком и другими комнатными растениями. Большинство из них уже разделили участь комнатной герани.
- Эй, ведьмочка, - позвал Герман. – Очни-ись…
- Странно здесь… пахнет… - заметила девушка, скорей сама себе, чем собеседнику.
- Да-а, запах не парфюм… - улыбнулся Герман, покосившись на закрытый погреб.
Он подумал, приподнялся, прикоснулся губами к Элиным губам и отступил, любуясь на реакцию. По Элиному выражению лица можно было подумать, что он куснул ее за нос. Она вздрогнула и заморгала как новорожденный совенок.
«Может мне в нее влюбиться?» - подумал Герман вскользь.
- Ча-ай! Готов! – рассмеялся он, не додумав мысль до конца. – Пошли, потом доколдуешь.
*****
Эля его забавляла. Смешная, похожая на настороженную птичку – чуть что, порх и нет ее. Фигурка ладная, мордашка тоже не подкачала. До Лары ей, конечно, далеко. Впрочем, до Лары многим далеко.
Ларису Придько словно не родили, как всех прочих, а нарисовали для супер эротического комикса. Выпуклости и впадины ее божественной фигуры находились в идеальной гармонии. Плюс водопад волос, не снившихся рекламным дивам, плюс персиковая кожа, плюс синие озеро подобные глаза…
Герман нашел это сокровище в сельпо маленького украинского городка. Его послали в Тирасполь, и Тельский решил ехать на собственных колесах. В дороге у него, по закону подлости, сгорели свечи, а может и не свечи, а может не сгорели, а оплавились. В общем, внедорожник встал и категорически отказался ехать дальше. Герман потерял четыре дня, ожидая от местных Кулибиных итогов восстановительных работ, и приобрел Лару, в качестве утешительного приза.
Ларисе в тот год исполнилось семнадцать. Герман Тельский ни за что не стал бы покушаться на ребенка в два раза младше себя, но Лара сама вцепилась в него мертвой хваткой. Дело решила Ларисина мама. Она посетила мужчину в том, что гордо именовалось гостиницей.
- Она все равно решила в артистки податься, - сказала она. – Деньги скопила, думает, не знаю где лежат. Все равно же уедет. Вы – человек приличный, сразу видать. А так… Кто знает, к кому попадет…
Герман знал. «Попасть» Лара могла к кому угодно, так что он ее забрал.
Норов Лара стала проявлять почти сразу. Не характер, а именно норов. Выяснилось, что для того чтобы выбиться «в артистки» или в модели, одной внешности недостаточно. Нужна правильно поставленная речь, без местечкового акцента, походка, танцевальные навыки, а еще настойчивость и терпение. Терпение и настойчивость.
Лара, по-хозяйски разместившись в квартире Германа, принялась с настойчивостью осаждать дорогие магазины и с терпением примерять на себя все новинки сезона. Не вмешивался Тельский месяцев шесть, а потом силой отволок строптивую красотку на курсы моделей. Установил жесткий контроль за посещением данных курсов и ограничил Ларин кредит.
Лариса попробовала закатить истерику, но Герман Тельский в момент поставил ее на место, указав на дверь. Покинуть обеспеченного столичного любовника Лара еще не была готова. Она успела познакомиться с такими же как она содержанками, и сравнить «папиков». Герман был и молод, и хорош собой, и обеспечен – просто лучше не надо. Она попритихла и покорилась «жестокости тирана», как она выразилась.
В последнее время истерики возобновились. Тельский из надежных источников знал, что Лара обхаживает Олтунова (для корифанов – Алтын), совладельца сети продмагов, с резвостью тараканов расползающихся по московским спальным районам.
Алтын открыл в Имбанке многонулевый счет, и тем самым внес свою персону в список, приглашаемых на различные мероприятия, ВИП-клиентов. Славился Олтунов богатырской статью и не менее богатырским ростом, что немедленно привлекло к нему Лару, падкую на все яркое и броское.
Герман мог бы просветить Лару по вопросам Алтынова прошлого и тех статей, по которым он трижды ходил в зону, но во-первых не хотел демонстрировать свою информированность и во-вторых боялся спугнуть «зарождающуюся страсть». А то что страсть зарождалась говорило и то, что девица по собственной инициативе записалась на курсы английского (на которые, конечно, не ходила). Вместо курсов они с Алтыном, трогательно держась за руки, топтали дорожки парков Москвы и ближайшего Подмосковья. Лара держала глазки долу, а Олтунов кормил ее мороженым. Герман, просматривая снимки их променадов, только головой крутил от изумления. Когда-то он сам однажды предложил Ларе «Сливочную трубочку», но она тогда так глянула на него, будто он выудил несчастное мороженое из урны, а не купил у милой девушки-продавщицы.
До фактической измены дело не дошло, ни Лара, ни Алтын рисковать и гневить Тельского не хотели, но почва для разрыва, естественно по инициативе «деспота и тирана», активно готовилась. Герман, со своей стороны, наблюдал за развитием событий с неослабевающим интересом. Глупая и жадная «любимая» женщина давно ему надоела, но «ответственность за того, кого мы приручили» сдерживала порыв отправить ее на все четыре стороны ударом колена под мягкое место. И тут в перспективе обозначились «надежные руки» Алтына. Грех не воспользоваться случаем.
*****
- Ну? Останемся или поеде-ем? – спросил Герман, когда Электра, чуть не поперхнувшись, одним глотком залила в себя чашку чая.
- Поедем, - девушка прятала от него глаза.
Они вышли на улицу. Кирилл, в волнении вертевшийся возле джипа, уставился на них, словно ища в их внешнем виде подтверждения свершившегося грехопадения. Явных признаков не было.
- Нашли чего? – спросил он, маясь и томясь от предчувствий.
- За-апах, - ответил Герман.
- Ну-у! – протянул Киря. – Запах там действительно… И все?
- И все… Все ведь? – Герман заглянул «таби» в лицо.
- Да, - передернула та плечами. – Странный белый запах.
- Белый? – не понял Киря.
Герман тоже не понял. Он открыл дверцу автомобиля и вдруг обернулся на дом.
- Любопытно… Бе-елый запах…А ну-ка!
Он вернулся в калитку и пошел в обход строения. Сзади у дома обнаружилась пристройка – сарайчик с крышей, на которой и выстроились в шеренгу горшки с почившими цветами. Киря подал к месту захваченный ломик. В секунду замок отлетел в кусты. Тельский потянул на себя дощатую дверь и вошел.
Сарайчик походил на обычную, сильно захламленную столярку. По стенам, на гвоздиках развешены инструменты, стоит верстак с тисками, в углу старенький сломанный холодильник ЗИЛ.
- Итак, белый за-апах…
Герман шагнул к холодильнику, открыл чуть скривившуюся дверцу и временно перевоплотился в памятник имени себя.
- Ни х…себе! – более конкретно выразился Киря, тоже заглянувший холодильнику во внутрь.
- В чем дело?
- Кока! – объяснил Кирилл. – Килограммов пять! Точняк! Хотел бы я поглядеть на хозяев этого домика.
- Именно так мы и поступим, - ожил памятник Герману Тельскому. – Оста-анешься. Напарника я тебе сейчас вызвоню, а завтра пришлю сме-ену.
- Зачем? – оторопел Киря.
- Затем! Должны они приехать, ма-альчика проведать?
- А если они не приедут? – уперся парень, которому до смерти не хотелось торчать неизвестно где и неизвестно сколько, вместо того, что бы попробовать утащить Элю в теплое, темное местечко, декорированное скатертью, свечами и бокалами с красным вином.
Герман только бровью повел и вытеснил Кирю с Элей из столярки. Кокаин остался лежать, как лежал.
- А по документам пробить хозяев нельзя разве?
Тельский остановился и уважительно поглядел на Кирю.
- Ка-аких людей воспитываем, - пробормотал он. – Первым делом, первым делом. Пробьем и попробуем на-айти, но здесь тоже нужны люди…
- А…
- Все-е, Кирилл, дискуссия окончена!
- У Вас прав нету! – предпринял последнюю попытку Киря. – Вас остановят и машину отберут… Давайте я вас отвезу и вернусь!
- У меня есть отличные права. Зелененькие, с президентом Фра-анклином на обложке, - успокоил его Герман. – Действительны на всей территории России…
И просигналив на прощание, машина сорвалась с места, скрывшись за поворотом. Киря от души и некорректно высказал наболевшее в адрес начальства и понуро побрел в дом.
Глава 11.
«Как все неудачно получилось» - подумал Хрусталиков и поморщился. Острый край наручников врезался ему в запястье. За последний час у них будто выросли зубы и они этими зубами вгрызались все глубже и глубже в тело. Самое интересное, что руки он не чувствовал, отнялись, а вот боль в запястьях становилась яростней и невыносимей.
И искать его начнут не раньше завтрашнего вечера. А до завтрашнего вечера можно и не дожить. Михаил вздохнул и переступил с ноги на ногу.
Он совершенно не представлял – зачем его привезли сюда и сковали. Почему? Что им нужно и сможет ли он это им дать?
Имжанов еще у дома, где нашли Аслана, с ним – Хрусталиковым – распрощался. Спешил увезти и накормить сына.
- Завтра, к пяти, пришлю машину, Михал Михайлович, - сказал он. – Рассчитаемся, как и обещал. Вам двести, и Электре – двести.
Имжановские орлы домчали магистра до его подъезда. Михаил поднялся, вошел в квартиру и помахал им из окна. Получив отмашку, сопровождавший его мальчик кивнул и дал газ. А Хрусталиков тут же получил по голове. В родной квартире, защищенной массивной бронированной дверью с модным хитрым замком. Правду говорят – замки, они от честных людей.
«Как все неудачно». И Элька не сможет ему помочь. Она не видит прошлое, лишь только что должно произойти. И не увидит – кто его увез. Она вообще не увидит, что его похитили.
А он не видит будущего, и не может предугадать – что от него захотят.
«Как все неудачно складывается!» - думал Иченко, раскачиваясь на стуле. - «Чертов Колька! Зря я послушался Тимоху, зря взял его в дело. Из-за него, мерзавца, каша заварилась! И что? Он-то подох – туда и дорога – а мне теперь расхлебывать и разгребать!»
Положение и в самом деле было аховое. Денег нет, Имжанов на хвосте, Лешка Буров раскопал про Валентину…
Валюшины дети. Как он ненавидел это прозвище! До темноты в глазах. Младшие братья, заслышав, лезли в драку, но разве передерешься со всем двором от взрослых до малолеток?
Мать он помнил хорошо. Красивая, стройная, веселая. Она сидела на кухне, курила и пела про спрятавшиеся ромашки и поникшие лютики. А он стоял, прижавшись к косяку и смотрел на нее не отрываясь. Разве у кого-нибудь еще есть такая мать?
Тетки у них во дворе были грузные, неряшливые и крикливые. С утра до вечера они полоскали и развешивали белье, попутно перетирая косточки всем мимо проходящим. Матери доставалось больше всех.
- Ш-ш-шлюха! – злобилась одна.
- Потаскуха, - подхватывала другая.
- Ишь, задницей развилялась! – неодобрительно качала головой третья, глядя на легкую, танцующую мамину походку.
Мать их не слушала и не слышала. Только улыбалась.
- На всякий роток не накинешь платок, - отмахивалась она. – Пусть говорят!
«Она идет по жизни смеясь!» спел намного позже Андрей Макаревич. Иченко любил эту песню, песню про его мать. «И не замечают, как плачет ночами, та, что идет по жизни смеясь».
Мать тоже плакала ночами, но редко и неслышно.
Когда отдельную квартиру им дали, полегче стало. В коридоре в спину не шипели, на кухне носы не воротили и по кастрюлям не шарились.
А потом мама умерла. Просто легла, улыбнулась в последний раз и умерла.
Он сразу уехал. Его больше ни что не удерживало в городе. Он любил только мать, а братья и сестра шли как приложение. Не нужное, но неизбежное.
Сменить имя-фамилию оказалось проще пареной репы. Найти в поезде подходящего ротозея, изъять паспорт, выйти на ближайшей станции и обратится к нужным людям. Нужных людей он находить умел.
В Москву прибыл уже Иченко Иваном Васильевичем. Сошел на платформу, огляделся, потянулся и неспешно в раскачку пошел за суетливыми пассажирами. Одни деловито ловили такси, других ожидали служебные авто, третьи ныряли в метро. Все толкались и спешили. Его тоже толкнули, и чья-то ловкая рука проверила карманы на наличие излишних ценностей. Ценностей не оказалось.
Разочарованный хозяин руки обогнул Иченко и пристроился к идущему впереди низенькому полненькому гражданину. Гражданин пыхтел, сопел, вытирался платком и нервно всматривался во встречающих. Субъекта, аккуратно избавившего его от портмоне, он даже не заметил. Иченко усмехнулся – чисто работает парень. Он невольно ускорил шаг, наблюдая за действиями карманника. День у парня задался – за портмоне последовал кошелечек из ридикюля модной дамочки и еще один кошелек у молодого очкастого деятеля. И вдруг очкарик повернулся и цепко ухватил «аристократа уголовного мира» за руку. Иченко от неожиданности отступил, словно был сообщником вора и испугался ареста.
- Эй!
Очкарик явно смотрел на Иченко и манил его подбородком.
- Эй, иди сюда!
- Я?
- Ты! Сюда иди…Ты с ним?
- С кем?
- Вот с ним! – очкарик ткнул Иченко в нос локоть задержанного парня.
- Чево, начальник! – заблажил парень. – Я ево не знаю!
Неожиданно карманник дернулся с усилием, затрещала рвущаяся ткань. Очкарик взмахнул рукой, но вор вырвался и вильнул в сторону, в надежде затеряться в толпе. Иченко, как-то помимо желания выставил ногу, карманник запнулся и упал, увлекая его за собой.
- Вставай! Подъем! – дернул их обоих вверх очкарик. – Ишь какой прыткий! А ты молодец, ловко сшиб.
Они поднялись. Очкарик пристегнул беглеца наручниками. Около притормаживал любопытствующий народ, прислушиваясь и приглядываясь.
- Так ты с ним? Или… нет?
- Нет.
- Документы есть?
В животе у Иченко похолодело, но документы он достал. Пальцы не дрожали, на лице растерянная улыбка. Простачок из глубинки. Очкарик полистал паспорт, посмотрел задумчиво и вернул книжицу.
- Ладно, пошли, - решил он. – Пройдем до отделения.
- С чего это?
- С того! Пошли, не бойся, Иван Васильевич…
*****
Иченко взяли в милицию, сразу на Петровку. Очкарик оказался заместителем начальника одного из отделов МВД.
- Понравился ты мне, Ванька, - объяснил он ошарашенному Иченко, протягивая ему записку для отдела кадров. – Лорика засек… Лорик у нас личность, один из лучших среди своих коллег. А ты его засек…
Иченко догадался, что Лорик – это карманник, пойманный ими на вокзале.
- Общагу тебе выхлопочем, обещаю. С годик побегаешь в поле, на звание пойдешь, - продолжал очкарик – Максимов Петр Григорьевич.
И Иченко начал «бегать в поле». Бегал он удачно. Завел интересные знакомства, быстро слепил сеть «добровольных помощников» - в просторечии стукачей. Начальство новичка хвалило, ценило и выписывало премии.
- Слушай, Ваня, - сказал как-то Петр Максимов. – Я тут в одну конторку ухожу, в смежную. Не хочешь со мной?
В новой конторе было еще лучше. Сразу присвоили внеочередное звание, дали однокомнатную квартирку, отдельный кабинет. Да и дела разбирались по-солидней, не с шушерой уличной работали, а с людьми известными, приближенными к власти и кормушке.
Нравы правда от уличных отличались мало. И подставляли, и убивали, и стучали, и топили друг дружку так же.
Иченко снова наладил систему оповещения, как среди клиентов, так и среди коллег. Нужно то было всего лишь поддакивать в нужных местах, а в нужных местах демонстрировать легкое изумление и недоверие. Игра в наивность тоже действовала.
«На хвастунов не нужен нож» и далее по тексту. Иченко вывел для себя эту истину без помощи психологов и социологов, на собственном опыте. Он давал себе за труд не просто слушать, а вслушиваться в каждое слово и быстро, со скоростью компьютера, анализировать произнесенное. Он усмехался, зная что его пытаются поймать на прослушке. Глупости, люди сами выбалтывают нужное, надо только найти правильный подход.
Перестроечная сумятица и разброд на некоторое время парализовала работу конторы и смутила покой молодого человека. Он с удивлением и растущим негодованием смотрел, как из подполья выходят «теневеки», как нелегальный бизнес становится легальным, как сопливые мальчики-рекетиры покупают иномарки и дома в три этажа.
Но «все проходит, пройдет и это». Контора оправилась от первого потрясения, сменила пару руководителей и заработала с удвоенной энергией. Иченко несколько пересмотрел свои взгляды на честь и совесть, и начал подготовку к встрече «достойной старости», где-нибудь на Сейшельских островах или Лазурном берегу. Одним можно, а мне нельзя?
Необходимы были свои люди. Которым можно было бы если не доверять, то хотя бы доверится. Иченко отправился разыскивать родню. Из писем он знал, что у его младших братьев дети вполне взрослые. На них он и сделал ставку. Родная кровь – не водица.
Федька Крапивкин пошел в отца – многоженца и мелкого афериста. Он с энтузиазмом поддержал инициативу брата по наладке канала переправки наркотиков из Средней Азии.
- Дачку построим! Машинку купим новенькую! – обрадовано говорил он. – Только Ленке не гугу! Баба, язык - помело…
Больше его ничто не волновало. Саша Крапивкин оказался умнее и осторожней отца. Он нашел торговцев, готовых предоставлять свои мандарины-абрикосы в качестве маскировочного материала и водителей, готовых эти «фрукты» перевозить. Иченко со своей стороны обеспечивал прикрытие на таможне и по дорожным постам.
Тогда и родился некий мифический Валюшин. «Валюшин будет недоволен, Валюшин разберется, я доложу Валюшину». В основном под Валюшиным понимался сам Иченко, но Саше Карпивкину тоже разрешалось прикрывать свои решения этим именем.
Потом Иченко отправился к Жоре Прималову. С ним разговора не получилось. Жорка на намеки и недомолвки не понимал, переспрашивал, пожимал плечами и почесывал в затылке, Иченко скоренько свернул разговор в сторону и перевел встречу в обычные родственные посиделки.
Но племянников пригласил в гости.
Москва произвела на них такое ошеломляющее впечатление, что Тимофей отказался возвращаться.
- Ты мне, дядюшка, найди хоть какую работу! – умолял он.
Дядюшка нашел. На Тимофееву смазливую мордочку глупенькие девочки ловились как рыбки на откормленных червячков. Девочек скоренько сажали на иглу и отправляли на панель или на съемочную площадку – для фильмов «с клубничкой» по-русски. Спрос на подобного рода кассеты не падал никогда, не смотря на времена и политический строй.
Таню дядюшка подсунул под Николая Дробышева, к которому давно присматривался. Николай по-тихому собирал с пары бизнесменов скромненький процентик – на жизнь – и Иченко об этом, естественно, знал. Но после расспросов Тани, Иченко в Дробышеве разочаровался – слишком прямолинеен и не гибок был Николай. Легко просчитываемый, туповатый исполнитель.
Арест Тимофея грянул неожиданно, как гром посреди ясного неба. Иченко рвал и метал. Болван! Мальчишка!
Досталось и Саше, доставшему для Тимофея те самые капли.
- Зачем ему? Она же ему не жена!
- Они вроде заявление подали, - бормотал Крапивин.
- Вроде! А он решил подготовить почву? Кретин!!! Закопаю, хоронить нечего будет!
Замять не удалось. Следователь из прокуратуры оказалась въедливой и на инсинуации Тимофеева адвоката, о возможной попытки суицида со стороны самой жертвы, не прореагировала, и судью не дала сбить с толку.
Тимофея определили в колонию под Гродно. Иченко пошел на определенный риск, но добился перевода племянника на поселение через два года отсидки, а потом и амнистии.
Нет худа без добра. Наркотрафик из Средней Азии пора было сворачивать – слишком опасная обстановка там складывалась, слишком много людей было задействовано, слишком много длинных языков и непомерных аппетитов, слишком многие начали крысятничать или гусарствовать, привлекая ненужное внимание. А вот Белоруссия в этом отношении выглядела перспективно.
Иченко поручил Саше Крапивкину подчищать хвосты и утрясать ликвидационные проблемы, а сам вплотную занялся белорусским трафиком. В это время и Тимофей и Татьяна стали уговаривать Иченко привлечь Дробышева к делам семьи. Иченко уступил, но предупредил, что Дробышев все-таки чужак и посвящать его полностью в суть вещей не годится. Так что Дробышеву тоже наплели про таинственного и всесильного Валюшина, нечистоплотного чиновника, занимающего высокий пост.
*****
«Как все неудачно сложилось». Сначала Федька Крапивкин устроил им концерт «цыганочки с выходом». Требовал возобновить Средне Азиатский трафик, передав ему в полное владение все связи и каналы. Допустить до власти глуповатого и жадноватого Федьку – погубить дело и подставится самим. А Федька настаивал и делал непонятные намеки. Саша и Иченко посовещались и вынесли зарвавшемуся родственнику смертный приговор. Расследование даже не проводилось. Мало ли бьется водил по дорогам – спросонья, с бодуна…
Потом Дробышев решил проявить инициативу. Если быть полностью справедливым, то идея принадлежала Тимофею. Гадкий мальчишка не оставил мысль обойти дядюшку на кривой козе и сорвать крупный куш. О богатом владельце банка Имжанове он как-то слышал от дядюшки и заинтересовался. Безпроблемно сошелся с одним пареньком из службы охраны Имбанка, поставляя тому девочек за бесплатно и подкидывая даровой кайф, легонький, но привязывающий. Паренек в ответ делился с Тимофеем информацией о шефе и его семье.
Тимофей понимал, что одному ему киднепинг не провернуть. Он посвятил в свои планы сестру. Затем понадобилась информация из конторы. Встал выбор между Иченко и Дробышевым. Остановились на Дробышеве, решили что он обойдется подешевле. А тот в свою очередь решил сыграть на себя. Он по натуре был трусом и паникером, и постоянный риск доводил его до нервных приступов. Самый трусливый индивидуум, загнанный в угол, по необходимости звереет и забывает об обычной осторожности.
Дробышев чувствовал себя именно таким озверевшим существом. При удачном же повороте дела, одним махом он решил бы две проблемы – избавился от необходимости больше рисковать и обеспечил небедное существование.
Конечно, Иченко все узнал. Он понял и просчитал ситуацию в тот момент, как услышал о похищении.
Имжанов – человек со связями – обратился в их контору за подстраховкой. В другой отдел, но разве для Иченко существовали секреты?
Он кинулся к Тимке Прималову. Но того не было ни на одной из квартир, ни у друзей, ни у партнеров. Оставался Николай Дробышев.
*****
Танечка встретила его приветливо. Потащила пить кофе, но Иченко некогда было разводить политесы с племянницей. Он легонько сжал ей горло и встряхнул. Танечка захрипела и открыла рот.
- Где Тимка? – по-родственному мягко спросил Иченко.
- Не-е-е
Иченко ослабил захват и отбросил ее на кресло. Мимо кресла Танечка промазала, завалившись между ним и стенкой.
- Где?
- Не знаю! Дядюшка, да в чем… - она прокашлялась. – В чем дело?
- Таня, лапуля моя…только не вкручивай мне! Тимка решил сработать на себя? Мимо кассы, мимо дядюшки? Кольку твоего наверняка на подхват пригласил… Говори, сука! – Иченко отодвинул кресло ногой и навис над Татьяной.
Татьяна, сжавшись в комочек, решила поплакать, но ощутимый пинок в бок, остановил ее рыдания.
- Я не знала, что они тебе не сказа-а-али! Я не знала-а-а-а…
- Заткнись! Не вой! Где они?
- Не зна…
- Где они?
Татьяна серьезно занервничала – Тимофей с ней не откровенничал, куда спрячет мальчика и деньги, но как убедить в этом дядюшку? Пока объясняешься, останешься без половины внутренних органов – отобьет.
Хлопнула входная дверь, в комнату влетел старший сын – Саша Дробышев.
- Ой! – только и пискнул он.
Иченко скрутил ему руки за спиной и дернул вверх. Захрустели плечевые суставы. Саша завопил, а Татьяна зажмурилась и снова полезла за кресло.
- Ой-ой!!! Пустите!
- Где отец?
- В Деревне! Пустите! Больно!
- Младший во дворе?
- Вроде…
- Позови. Одна нога тут, другая там. Смоешься – мамочке твоей не поздоровится - понял?
Саша привел брата. Иченко аккуратно прикрутил всех троих к батарее и отправился в Деревню.
*****
Николай Дробышев весь месяц готовился, но все же в последнее мгновение рука дрогнула, и нож прошел по касательной. Тимофей отшатнулся, прикрываясь локтем. Из пореза брызнула кровь. Прималов, с заторможенным видом, поднес окровавленную ладонь к самым глазам.
- Коля?
И Николай ударил опять. Сильно. Насмерть. Постоял с минуту, выскочил на улицу и побежал к машине.
«Первым делом спрятать деньги! Потом – билеты и паспорт!» - думал он, судорожно выкручивая руль на повороте.
Немного его беспокоила мысль об оставленном в подполе мальчике, но старший сын - Сашка знает, где они его заперли. Найдут потом. Поедут с Танькой или его искать, или Тимку, и найдут. А в подполе жратвы по банкам – полки ломятся, не сдохнет наследничек-банкиришка с голоду.
Деньги он пристроил на удивление легко и быстро. Удачное начало воодушевило и подняло настроение. Видение Прималовского трупа перед внутренним взором потускнело. Билеты он заказал заранее. Влетел в офис и ослепил девушку за стойкой улыбкой кинозвезды.
- Билетики! В Кельн. Я заказывал…
- Михайлов? – уточнила девушка, устоявшая перед его обаянием.
- Михайлов, - ответил Дробышев, будто делал матримониальное предложение.
- Паспорт, пожалуйста…
Настроение упало до нуля и набирая обороты, покатилось ниже нулевой отметки. Барсетка с фальшивыми документами осталась на столе! На столе в кухне Танькиного дома.
Девушка равнодушно ждала.
- Забыл, - скроил жалобное лицо Дробышев, надеясь, что девушка махнет рукой на этот чертов паспорт и отдаст билеты так.
Девушка думала иначе. Она приподняла идеально выщипанную бровку и вздохнула.
- Без паспорта я не могу Вас оформить.
- Нет?
- Да не стойте Вы, поезжайте скорей и привезите. У Вас регистрация через три часа, - не выдержала наконец она.
Дробышев погнал назад. «Он же не в кухне, - думал Дробышев. – Я туда не пойду. Заскочу в кухню на секунду и все! А туда не пойду!»
Ни один гаишник не встретился ему на пути и не задержал за превышение скорости. Он подъехал к дому за минуту до появления Иченко.
*****
- Коля, привет!
Дробышев окаменел. Голос он узнал, но оставалась еще надежда вывернуться.
- Приветик, Сашка. Ты как тут оказался?
- Мимо проезжал…
- Мимо чего?
- Вообще. А ты тут чего?
- Так как же. Это ж Таньки моей дом. Приехал проведать – не обнесли ли. Сейчас от бомжей спасу нет, бомбят дачи по-черному!
Дробышев по стене продвигался к выходу, Саша Крапивкин скривив губы в подобии усмешки наблюдал за его маневром.
- Уходишь?
- Так посмотрел…и пора мне…
- Как съездил?
- Куда?
- Туда! – расхохотался Саша. – Деньги передал?
- А-а-а! Передал, конечно! Конечно, передал! – бормотал Дробышев, делая шаг за шагом к спасительной двери.
- А я вот слышал – не передал.
- Да ну тебя, с твоими шуточками.
- А я и не шучу!
Крапивкин передвинулся и перекрыл широкой спиной дверь.
- Саша, что за х…ня?
- Вот и мне интересно! Чайку попьем?
- Какой чаек! – сорвался Дробышев, бросая взгляд на окно – может удастся выпрыгнуть.
Саша понимающе покивал и достал из кармана наручники. Николай забегал глазами, невольно убирая руки за спину. Крапивкин был сильней и мощней его. Дробышев это знал.
- Сашка, ты чего? – просипел он, белея.
- Разговорчик имею. А браслетики, - Саша потряс наручниками. – Так просто, что б ты раньше срока разговор не свернул. А то я вижу ты спешишь куда-то?…
- Я не спешу. Хочешь – поговорим. Пожалуйста…
Николай демонстративно сел за стол.
- Можем и чаю попить, - бросил он, крепясь из последних сил.
- Попьем, - многозначительно пообещал Саша. – Ручки дай…
- Прекрати!
Саша сделал движение и Дробышев кулем свалился на пол. Саша выглянул на улицу и просемафорил.
- Что тут у нас? – спросил Иченко. – О! Дробышев? А Тимка где же?
Крапивкин пожал плечами. Николай застонал и зашевелился. Саша достал из внутреннего кармана кожаный нессер, развернул и достал шприц с тонкой как волосок иглой.
- Спи, моя радость, усни, - он сделал Николаю укол.
- Пошарь в доме, - велел дядя.
Саша шустренько оббежал полторы комнаты дома и остановился над ковриком, закрывающим погреб.
- Слышите? – Крапивкин носком сдвинул коврик.
- Там мальчишка, - догадался Иченко. – Пусть его… Сходи в пристройку.
В пристройке обнаружился искомый Тимофей Прималов с ножом в боку. Кровь уже запеклась и потемнела. Иченко присел, кончиком пальца провел по натекшей из Тимофея кровавой лужице и растер между пальцами, будто лабораторные пробы делал.
- Часа два лежит, - определил он. – Вопрос: какого рожна наш Николай сидит в доме, а не сделал ноги вместе с баблом?
Саша молча пожал плечами, в дядюшкины размышления он не лез.
- Или он ждал кого-то или…вернулся…
Иченко распрямился и быстро пошел к выходу.
- Тимку куда? Здесь бросим? – спросил Крапивкин.
- Закати его пока в уголок. Рано здесь еще убираться…еще набрызгаем…
Вернувшись в дом, Иченко выпотрошил барсетку, продолжающую сиротливо лежать на кухонном столе.
- Ай-ай! – покачал он головой. – Какая у нас память. Как терка – ржавая, крупноячеистая! Документики забыл… Тащи, Саня, этого олуха в пристройку, хватит с ним миндальничать.
- Думаете – будет упираться? Да я ему вмажу пару раз!
- Нет, мил дружок! Парой раз, чувствую не обойдется. Он будет держаться как партизан на допросе – до конца. Вот тварь! – вдруг Иченко коротко и сильно ударил лежащего. – Обнести нас задумал! Говорил я: не берите чужака, не из семьи! Нет, мать твою, умные все! Уноси его! Да поставь лицом к стене, чтобы меня не видел…
- Мы что его отпустим? Если расколется? Отпустим?
- Посмотрим…Сразу скажет про деньги, так пусть катится!
- Меня закладывать, да?
- Ты в уме?! С трупом на шее? С краденым мальчишкой и выкупом за пацана? Да его, если не закатают лет на двадцать, то Имжанов по-своему разберется. Сделает «тюльпанчик», по восточному обычаю…
*****
Дробышев держался. Партизаны могли бы гордиться его стойкостью. Постепенно Саша разъярился до белых глаз и перестал даже слышать крики Николая и видеть сигналы Иченко. Он пришел в себя только после того, как дядя силой оттащил его от переставшего подавать признаки жизни Дробышева.
- Хватит! – Иченко залепил племяннику оплеуху.
- А чего он?! – Крапивкин обиженно тыкал в тело Дробышева. - Чего он?!
- Пропали денежки, - Иченко досадливо поморщился. – Танька, конечно, знать не знает, куда муженек их заныкал. Тварюга! Ты прибери тут. Пол замой, вода в доме.
- А с ними?
- Тимку зароем вон, хоть в огороде – овощам польза… А Дробышева в машину. Завернем в одеяло и подкинем в какую-нибудь деревеньку по близости.
- Зачем?
- Затем, что Дробышев – «святой шулер» - посредник. И его должны найти…вот в таком вот виде! В идеале его бы обратно в Туапсе, но сейчас это нереально провернуть. Сойдет и так… Начнут деньги искать – будет кого продемонстрировать. Вот - геройски погибший, зверски замученный сотрудник – хоть с кашей его ешьте!
*****
Тимофея Прималова закопали в овраге, позади деревни, а Дробышева подкинули на крыльцо больнички. Саша Крапивкин поехал к себе, а Иченко вернулся к Татьяне.
Дольше всех версию о том, что папа уехал и теперь очень долго не вернется, пришлось втолковывать младшему. Татьяна гладила его по голове и шептала всякую лабуду про длительную командировку, после которой папа вернется и повезет их всех на море. Младший дул на запястья, натертые бельевой веревкой, хлюпал носом и испугано косился на всегда такого доброго дедушку.
И тут у Иченко зазвонил мобильник. Семенов, получив от дежурного сообщение о найденном Дробышеве, решил поставить в известность его непосредственного начальника.
- Я пошлю кого-нибудь, - коротко бросил «Иван Васильевич» и отключился.
«Как все неудачно складывается! Парень жив и может наболтать Бог знает чего! Меня он не видел, но связать меня и Сашку – раз плюнуть!»
Иченко набрал номер Крапивкина.
- Быстро сюда, к Таньке! – заорал он в трубку. – Быстро! Мухой!! – он обернулся к вздрогнувшей Татьяне. – Поедешь с Сашкой. Колька жив – подонок! Пригляди, чтобы не ляпнул там лишнего. Сашка тебе укольчик даст…Кольнешь…
Татьяна, с широко раскрытыми от ужаса глазами, только головой замотала.
- Кольнешь, Таня, - дядюшка погладил младшего по голове. – А я тут…с ребятами посижу… Поняла? Все что Колька мало ли скажет, мне доложишь! Поняла?
*****
Но созвонился Семенов не только Иченко, но и Рупиным. Тот, в свою очередь, распорядился выслать к Дробышеву сотрудника. Бурова.
Увидев в коридоре Бурова, Татьяна перепугалась. Мало ли что Колька наболтает, да и как ему делать укол? Прямо при Бурове? А если он заподозрит что-нибудь? Но все же Татьяна пошла за Алексеем в палату.
То, что Буров воспринимал как важнейшую информацию, было разрозненным бредом умирающего в муках человека.
Дробышев не связал Сашу Крапивкина с Иченко, и теперь, лежа на больничной койке и корчась от невыносимой боли, не смотря на вколотые обезболивающие (какие в маленькой захудалой больничке могут быть обезболивающие?), принял, пришедшего к нему Бурова, за собственного родственника – за Иченко.
Он назвал его «дядюшка», потому что его всегда умиляло, как Татьяна называла его – Дробышева – начальника. За этим - «дядюшка» - скрывался детский страх смерти, боль и желание помощи и защиты. И как в детстве он начал жаловаться и каяться одновременно, сваливая в кучу и неизвестного ему Валюшина, и местонахождение Аслана, и Сашку Крапивкина. Только в одном он так и не признался – где он спрятал деньги. Даже сейчас, в муках, в агонии они держали его своей волшебной силой обладания.
До дому Крапивкин Татьяну не довез – не посчитал нужным. Куда Дробышев заныкал пять миллионов она явно не знала, а зачем она еще нужна?
Иченко взбесился не только из-за племянницы, но и из-за «Вольво» Тимки Прималова.
- Да там левые номера! – оправдывался Саша. – Я свою тачку на неделю в ремонт поставил. Ну, мне Тимка дал покататься… А номера я свинтил…
- Тимка «Вольвешник» всего с пол года как купил, и на техосмотре его приметы наверняка в базу занесли!
- Да кому там приметы было запоминать? На дороге никого…
- На дороге, мил дружок, как мне известно, два поста ГИБДД.
- Так я правил не нарушал…
- Так я! Так я! – Иченко шарахнул ладонью по столу так, что задрожали стекла. – Лешка Буров мог запомнить! Мент какой-нибудь, особо ретивый! Бомж из канавы!… Как все неудачно! Где деньги, Саша? Пять лимонов?
- Танька сказала, что Колька темнил…
- А если она соврала?!
- Не-е-е…
- Я убью тебя сейчас, - тихо, но зло пообещал «Иван Васильевич».
Саша Крапивкин чуть не опрокинулся назад, через стул, отшатнувшись как вампир от головки чеснока.
- Да чего Вы, дядюшка! – заблажил он. – Не соврала! Точняк! Не знает она!
- И кто может знать? – Иченко побарабанил пальцами по столу. – Ладно, что с пацанами делать будем?
- Ну…
- Вот тебе и ну! Пацанов убирать надо. Они слышали много и видели много. Многие знания – многие печали…Но не здесь и не сейчас…
- Устроим несчастный случай?
- У тебя другие предложения?
- Нет!
- Я их отправлю в лагерь, якобы для поправки нервов, а ты их навестишь через недельку… Но, Саша, что бы без проколов! И с магом надо разобраться…
- С магом? С каким магом? Вы верите в подобную чушь?!
- Имжанова ходила к какому-то магу, а потом к нему ходил Тимка Прималов.
- Что может знать маг? Ерунда какая! И зачем Тимка к нему ходил? Приворот делать?
- Ну…маг этот во всяком случае говорит, что убивать он его приходил.
- И не убил? Во Тимок дает… И чего маг?
- Забудь… Сам займусь. Сначала Бурова пошлю – прощупать почву.
- Ничего не понимаю. Зачем Вы Бурова допустили до расследования? Спустили бы на тормоза, а Рупину составили бы дезу…
- Что бы с его помощью подчистить хвосты. Если мальчишка что и накопает – доложится мне, а ты примешь меры… Буров – паренек перспективный, у меня на него виды.
*****
- Очнитесь, Михал Михалыч…
Хрусталиков приоткрыл глаза. Человека, стоящего перед ним, он видел впервые, но подумал, что лучше было бы избежать подобного знакомства. Человек был не молод, худ, но внушал опасения - мышцы так и перекатывались под тонкой футболкой.
- Я Вас сейчас раскую, но Вы, пожалуйста, постарайтесь не делать резких движений…поберегите здоровье… - предупредил Иченко вежливо.
- Не буду, - согласился Хрусталиков.
- Вот и славно…трам-пам-пам…
Щелкнули наручники, Хрусталиков еле удержался на ногах. «Иван Васильевич» заботливо поддержал его и усадил в ближайшее кресло.
- Михал Михалыч, Вы, смею надеяться, человек разумный? – Иченко опустился в кресло напротив.
Хрусталиков кивнул. Перед мысленным взором мелькнул образ молодого человека, недавно его посещавшего. Как его…Бурова.
- Так давайте и поговорим как разумные люди, - обрадовался собеседник.
- Давайте, - похрипел колдун и закашлялся.
- Вы уж простите, что пришлось так с Вами обойтись, - Иченко встал, Хрусталиков напрягся. – Обещаете не двигаться с места?
Михаил подумал, сглотнул и кивнул. Он не мог сейчас двигаться – руки онемели и ныли нестерпимо. Иченко вышел и вернулся со стаканом воды. Протянул магистру. Тот посмотрел, но не взял.
- О, простите, - Иченко поднес стакан прямо к губам заложника.
Хрусталиков и не думал, что обыкновенная водопроводная вода может быть настолько вкусна. Он даже застонал от наслаждения.
- Так продолжим? – «Иван Васильевич» отставил стакан и сел в кресло. – У меня всего один вопрос: где деньги? Деньги, спрятанные Колькой Дробышевым?
- Колька Дробышев – это кто?
- Это посредник…Так Вы ничего не знаете?
Взгляд у мужчины сделался отсутствующим. Терпко пахнуло могильным холодом. В голове сам собой завертелся «Отче наш».
- Попытка – не пытка, - Иченко оторвался от дум. – Я поведаю Вам маленькую историю, а потом Вы мне в обмен что-нибудь расскажете…Годится?
- Годится…
- Жил был Коля Дробышев. Жил он, жил, не тужил, честно Родине служил…Но захотелось ему денег. Много, много. И украл он сына Имжанова, жена которого к Вам приходила. Приходила же?
- Приходила.
- Украл, значит, и спрятал. А сам деньги повез. Выкуп. Так уж получилось, что работал он в той конторе, которая как раз на подобных делах специализируется…Деньги он, естественно, никому не передал, а спрятал. Купил билет за бугор, но вот улететь не успел… По некоторым, независящим от него причинам… Ну, в принципе вся история. И я хочу знать: куда он спрятал деньги? Вы поможете мне, я – помогу Вам. Подскажу где искать похищенного мальчика.
- Мы Аслана нашли уже, - сорвалось у Хрусталикова.
- Ай да шаманы-колдуны, - восхитился Иченко. – Не ожидал, не ожидал. Признаться, не верил я в магию и эльфов всяких, теперь вот начну… Сам Имжанов в курсе?
- Да, он с нами был.
- С нами? С кем – с нами?
- Со мной, с помощником своим…С ребятами из охраны…
- Что ж, значит помощь будет односторонней. Итак?
- Но я не знаю.
- Пожалуйста! Теперь, когда Вы подтвердили свою квалификацию мага-чародея, не гоже отпираться, – вскричал Иченко преувеличено огорчено и даже руками всплеснул, для пущей убедительности. – Давайте не будем тянуть время. Это только кажется, что он бесконечно. Но могу Вас заверить, что неоднократно наблюдал его конец…и иногда очень неприятный конец…
- Погодите, послушайте, - Хрусталиков постарался говорить предельно убедительно. – Вы меня что, за Гендальфа принимаете? У меня ведь ни посоха нет, ни волшебной палочки, или с помощью чего он там чудеса организовывал? Я – не всемогущий маг из Толкиеновской книжки. Я – травник, целитель. И дар видения почти утратил.
- Но Вы нашли мальчишку?
- Нашел. А сколько времени мне на это потребовалось? Больше недели! И обстановка была спокойной, позволяющей настроится на определенную волну.
- Мда… Я не могу обещать неделю и обстановка…такая, какая есть.
- Я не должен был брать деньги за то, что делаю. А я брал. И лишился дара.
- Почти, - вкрадчиво уточнил «Иван Васильевич».
- То-то, что почти. Но и от этого «почти» не осталось ничего почти, - вздохнул магистр. – Тавтология.
По комнате пронесся легкий ветерок, и тюль заполоскался белоснежным облачком. Иченко оглянулся, пожал плечами и с сомнением посмотрел на Хрусталикова.
- Воды еще можно попросить? - спросил Михаил смиренным голосом пай-мальчика. – В горле пересохло сильно.
- С места только не вставайте, пожалуйста.
- Не встану…
Иченко вышел.
- Убьет он тебя, Мишка, - произнес Мирон Михайлович, чудь виднеясь в дневном свете.
- Он хочет, чтобы я для него деньги нашел.
- Слышал. Но помочь не могу. Не в моих силах деньги искать…
- Что же делать?
- Ждать. Зубы заговаривать. Я к твоей подружке ходил, но она меня не слышит. Только когда спит, и то слабенько. Но я еще попытаюсь.
- Значит свидимся скоро, дедуль…
- Ты погоди духом падать, Миша. Твой дух – это все, что у тебя осталось и все, что может еще тебя спасти. Страх отбрось, он мешает только. Ты же мой внук, Мишка!
- Прошу, - Иченко протянул Хрусталикову стакан, и тот с трудом обхватил его негнущимися распухшими пальцами. Мирона Михайловича в комнате уже не было.
Глава 12.
Всюду бушевал огонь. Кто-то звал на помощь тонким голоском. Даже не понятно было мужчина или женщина. «…хоронить нечего будет!» - кричали рядом. – «Хоронить нечего будет! Эля, Электра, Электра-а-а…»
Электра Васина вздрогнула и проснулась. Внедорожник со свистом разрезал сумерки, деревья за стеклом летели сплошной темной полосой.
- Сни-илось что-нибудь неприятное? – скосил на нее глаза Герман.
- Не помню…Огонь…На помощь звали…А что?
- Ты скулила во сне, будто щенок. И я тебя разбуди-ил.
- Мы где? – поменяла тему девушка.
- Подъезжа-аем… Может, заедем – поужина-аем?
Есть хотелось. Сильно. К шикарному завтраку в доме Имжановых она еле притронулась, а на обед была только чашка чая, любезно заваренная Германом.
- В ресторане шумно сейчас, - сказала Эля, у которой от всех переживаний начала побаливать голова. – Вечер. Танцы, шманцы…
- В одно местечко поедем, - успокоил ее Герман. – Там тихо, музыка жива-ая, но не громкая, и оно близко-о как раз.
Вывески у «местечка» не было. Темный козырек, три ступеньки вниз и дверь, красиво окованная чугунным узором.
«Мало тебе приключений на сегодня? Еще одно желаешь?» - сказал Элин внутренний голос.
Но Герман, приняв ее раздумье над словами внутреннего «я» за обычное стеснение и кокетство, уже подталкивал ее к входу.
На встречу им улыбнулся швейцар. Но едва он рассмотрел гостей, как улыбка перегорела, словно лампочка в которой кончилось электричество. В глазах заплескалась растерянность пополам с неким странным ожиданием.
- Герман Владимирович, - проблеял швейцар, изо всех сил пытаясь вернуть улыбку на лицо. Улыбка соскальзывала и расплывалась.
Из-за тяжелой портьеры, отделяющей зал от маленькой гардеробной выглянул метрдотель – мужчина в самом расцвете сил и красоты. На секунду в его зрачках мелькнуло схожее со швейцаром смятение, но он погасил его практически мгновенно.
- Герман Владимирович! – метрдотель вскинул руки в трагическом жесте, как баронет, узнавший, что его любимая дочь сбежала с конюхом. – Это всецело наша вина! Герман Владимирович, мне жаль. Такой конфуз! Наша репутация! Наш любимый клиент!
Швейцар открыл рот, Эля попятилась, а Герман застыл в недоумении. Видимо до сего момента он не знал метрдотеля с подобной стороны.
- Мы всегда, всегда должны оставлять столик на случай Вашего внезапного приезда, – продолжал ломать руки метрдотель. – Мы обязаны были предусмотреть резерв!
- Го-осподи, Дим Димыч, у вас столиков нет? – Герман облегченно улыбнулся. – Я сам виноват – не забронирова-ал.
- Я сейчас схожу, посмотрю, не найдется ли в подсобке лишний… Леонид?! Что стоишь столбом? Предложи гостям присесть!
Швейцар бросился их усаживать возле курительной.
- Да ла-адно! Мы поедем в другое место, – отмахнулся от него Герман.
- Ни в коем случае! – схватился за сердце Дим Димыч. – Сейчас все, все будет! У нас куропатка, Герман Владимирович, Ваша любимая.
Он попятился за занавесь, и тут, чуть не сбив Дим Димыча, из-за нее показалась молоденькая девчушка в короткой кожаной юбочке, длинных замшевых сапогах и топике на босу грудь.
- Ой, Жека! Тут же скучища! Ни вертушки, ни дискача! – щебетала она, недовольно сморщив хорошенький носик.
- Это элитный место, Нинуша, - отвечал ей, пыхтя, лысеющий Жека, кажущийся старше своих сорока лет по причине лишнего веса и соседства столь юной спутницы.
- Отстой! – вынесла вердикт Нинуша.
- Вы простите, Дим Димыч, - Жека жалобно посмотрел на заледеневшего метрдотеля. – У Нинуши сегодня настроение плохое.
- Пошли, Жека! В «Олимпию» поедем. Там с «Фабрики» кто-то, может даже Пьер! – крикнула от дверей Нинуша.
- Иду, иду, - заторопился Жека.
- Вот и столик! – ненатурально обрадовался Дим Димыч, прожигая взглядом василиска спины уходящей парочки. – Сей секунд поменяем скатерть и приборы, сей секунд. Присядьте, подождите.
- Мы за сто-оликом посидим, - шагнул вперед Герман.
- Как можно? При гостях менять приборы и трясти скатерть? – испугался Дим Димыч, но Герман, гоня перед собой Элю, как гуся, вошел в зал.
Все ужимки и прыжки Дим Димыча сразу стали понятны. Вернее, они стали понятны Герману Тельскому, а Электра просто увидела перед собой камерный, уютный зальчик, с овальными столами, покрытыми бежевыми с голубым скатертями. В углу, на треугольной эстраде, пианист, скрипач и саксофонист играли нежную и лирическую мелодию. На столах, огражденных друг от друга невысокими перегородками, горели свечи. Пахло аппетитно. У Эли потекли слюнки. Она сглотнула и поискала глазами свободное место. Таковых, вопреки уверениям метрдотеля, оказалось целых три. Девушка хотела было обратить внимание Германа на данное обстоятельство, но ее спутник не отрываясь смотрел на угловой столик. За ним ворковали Алтын и Лара Приходько.
- Герман Владимирович, - умоляюще зашептал Дим Димыч. – Прошу Вас…Заклинаю всеми богами…
- Все норма-ально. Сцен не будет…Вы ее через че-ерный ход хотели сплавить?
- Герман Владимирович, я не мог предполагать, что… Вы же всегда звоните перед приходом…
- Конфуз, Дим Димыч. Мне на будущее урок – не приходи без предупреждения, нарве-ешся на сюрприз. Но Вы нас поса-адите уж…
- Конечно! Вот за тот столик! Прошу! – засуетился Дим Димыч, рано радуясь.
Радость его скоротечно скончалась, едва Лара отвела томный взгляд от своего нового любимого, с намерением кликнуть официанта и заказать коктейль. Прищурившись, она выдернула пальцы из рук Алтына и приподнялась со стула, судорожно скребя по скатерти лакированными ногтями.
- Ты-ы-ы-ы, - прохрипела она, метая из глаз молнии. – Ты? С бабой?! Подлец!
Дим Димыч, со сноровкой привидения, исчез из-под локтя Германа и сконденсировался у углового столика.
- Немедленно прекратите орать и покиньте нас, – сказал он веско.
- Да пошел ты! – окрысилась Лара.
- В моих силах организовать вам с вашим молодым человеком любые неприятности, до подозрения в осуществлении террористического акта включительно. Вам это надо?
- Пойдем, Лара, - Олтунов полез за кошельком. – Сколько мы должны?
- Ничего. Это подарок, за счет заведения, в счет моральных издержек, - ответил Дим Димыч свысока.
- Очень надо! Это мы вам заплатим в счет моральных издержек! – Лара окатила Дим Димыча презрением и прошествовала к занавеси.
Алтын все же выложил на стол триста долларов и пошел за ней. На Германа он не смотрел.
- Не мог симпатичней найти? Убожество какое! – высказалась Лара, поравнявшись с Германом и Элей, и скрылась с глаз.
- Возьми куропатку, - порекомендовал Герман, невозмутимо просматривая меню, когда они с Элей уселись, наконец, перестав быть объектами внимания всего ресторана.
- Это твоя жена? – спросила девушка, хотя знала ответ.
- Нет, - Герман помедлил. – Это мое жизненное недразуме-ение. К счастью теперь бывшее… Благодаря тебе, между про-очим!
Электра вспыхнула и прикрылась меню.
- Значит не хо-очешь сделать из меня честного мужчину? – вздохнул Герман. – Вернуть фами-ильную запятнаную честь?
Молодая женщина съехала на край стула и зарылась в сафьяновую папку меню поглубже.
- Эля! – позвал Герман ядовитым голосом. – Здесь под стол не подают. Здесь не при-инят экстрим, это спокойное…было, до твоего появле-ения, заведение…Вылазь, говорю!
- Прекрати! – сказала Электра сафьяновой папке.
- Теперь она за заклинания приняла-ась, – продолжил с удовольствием издеваться Тельский. – Мне уже хва-атит, слышишь? Не переборщи…
- С чем? – купилась Эля, высовывая из-за папки один глаз.
- С приворотными за-аговорами. Я готов уже. Можешь бра-ать тепленьким…
- Ты, - не нашлась девушка, заливаясь румянцем. – Ты, - и снова спряталась. – Гад! – пожаловалась она папке. – Зачем он так говорит?
Герман, пряча злорадную усмешку, позвал официанта и сделал заказ. Эля от вина отказалась, попросив томатный сок и тем шокировав нежную натуру официанта. Сафьяновую папку пришлось вернуть. У Эли словно отняли родное дитя, и она проводила удаляющегося с папкой официанта, тоскливым взором. По его походке было видно, что он думает о посетителях, запивающих их фирменную куропатку томатным соком.
Герман наслаждался. Ему настолько нравилось смущать Элю, видеть как она краснеет и прячет глаза, что он сам от себя не ожидал.
И в то же время она по-детски доверчива и открыта. Ему вспомнилось, как заснув, она тихонько посапывала, на расстоянии вытянутой руки от него. И когда она завертелась и начала поскуливать, а он ее разбудил, он ждал, что она расскажет ему свой сон. А он утешит ее, скажет, что ей не чего боятся, пока он рядом… Может она и вправду ведьма? Навела на него приворот? Никогда ему такая сентиментальная чепуха не лезла в голову.
Куропатка таяла во рту. И томатный сок ее не так уж и испортил, вопреки пессимистическому настрою официанта. Но Электру вдруг сильно потянуло ко сну. Глаза слипались, ресторанный зальчик плыл, качаясь в тумане.
Дим Димыч бдил, и пришел Герману на подмогу в транспортировке девушки до машины. Выводя автомобиль на проспект, Герман задумался. К братьям Васиным везти спящую Элю не хотелось – больно они шебутные, разбудят еще. В собственной квартире можно наткнуться на, собирающую шмотки, Лару. Оставалась квартира отца, который с мачехой (Соней) загорал сейчас на курорте.
*****
Она бежала по каменному лабиринту. Серые камни, затянутые плющом и мхами, вставали на пути, путая и пугая. Со всего маху она налетела на ряд камер хранения, какие стоят на всех вокзалах. Прямо перед глазами горели цифры, выведенные красной краской: 2442.
Она набрала шифр, не думая. Пальцы сами крутили колесики. Дверца открылась, внутри ее ждал чемодан. Она взяла его и согнулась под тяжестью, очутившись внезапно в эпицентре пожара.
.«…хоронить нечего будет!» - послышался знакомый голос. – «Хоронить нечего будет! Эля, Электра, Электра-а-а… Помоги! Помоги!»
Огонь гнал ее вперед, чемодан клонил к земле. Она задыхалась – от дыма, от тяжести и быстрого бега. Упала, вскочила, вытерла пот и увидела человека. Руки его были скованы над головой. И кто-то, стоящий к ней спиной, бил этого человека. Бил страшно, наотмашь. Брызги слюны и крови летели веером. Пахло смертью и болью.
«Отдай деньги! Отдай! Отдай!» - кричал бьющий. Она потянулась, чтобы отдать проклятый чемодан, чтобы остановить бойню. Но щелкнул замок, крышка откинулась и из чемодана потоком хлынула кровь.
Густой поток подхватил ее и понес. Она захлебывалась, пытаясь держать голову на поверхности, но ее затягивало, словно в омут. Она почти смирилась, перестала барахтаться, когда ее потянули за ворот.
«…слышишь? Слышишь меня? Иди к Рупину, он знает про квартиру. Рупин знает про квартиру» - твердил ей какой-то бородатый старец, самой канонической внешности древнерусского мудреца. - «Эля, скорей! Скорей! Времени почти не осталось! Слышишь?»
И их снова накрыло кровавой волной. Эля камнем пошла на дно…и проснулась.
*****
Проснулась в незнакомой темной комнате, на незнакомом диване, под незнакомым пледом. Видно, просыпаясь, она вскрикнула, потому что дверь комнаты немедленно открылась и заглянул встревоженный Герман.
- Опять кошма-ары? – спросил он, присаживаясь у нее в ногах.
Его присутствие почему-то сразу успокоило молодую женщину. Она отпустила зажатый в кулаках плед.
- С Мишей приключилось что-то, - сказала она. – Беда. Ко мне его дедушка приходил. Мирон Михайлович.
- Ты даже с его родственниками знако-ома? – неприятно уязвился Тельский.
- Он умер давно. Ты что? Какая разница? С Мишкой нехорошее. Надо к Рупину идти, про квартиру спросить. Ты Рупина никакого не знаешь?
- Я-то как раз знаю…А тебе откуда Рупина изве-естно?
- Неизвестно мне. Мне Мирон Михайлович сказал сейчас, во сне.
- Поко-ойник? С тобой чокнешься раньше срока!
- Имжанову нужно срочно позвонить! – Эля соскочила с дивана.
- Может сра-азу Рупину?
- Сразу! Скорей! – Эля теребила Германа за рукав. – Чего ты стоишь?
Герман стоял и, пользуясь темнотой, жмурился от удовольствия – так приятны были ее прикосновения. Но трубку пришлось снять и набрать номер.
- Саид? Ра-азбудил? Прости… Серьезный разговор…
- Какой еще Саид? – встряла Эля.
Герман дернул ее на себя, раскрутил и сильно прижал к своему боку, заткнув рот. Она замерла, сжавшись в комок.
«Дурочка, - подумал Герман. – Испугалась, что обижу…Да я голову сверну любому кто попробует тебя обидеть».
- Дава-ай, ложись и спи, - велел он, закончив разговор. – Я поехал.
- Какой Саид? Куда поехал? Я тоже поеду! – Эля отступила и сердито оправлялась.
- Я сказа-ал…
- А если Мирон Михайлович еще раз явится? Или я сама что-то увижу?
Герман покачал головой, девчонка каждый раз его озадачивала.
- Че-ерт с тобой! – Герман так и не решил ничего.
*****
- О! Лешка! Ты какого лешего здесь так рано? Не спится? – Семенов притормозил на бегу.
- Да…так, - Буров пришел чуть свет, потому что не дозвонился до Иченко и надеялся застать его на работе.
- Ты мне пригодишься! Пошли-ка! – Семенов показал куда-то вперед по коридору.
Алексею не хотелось с ним идти, но он пошел, чувствуя как портится настроение.
- Аслана-то Имжанова нашли! – обернулся на ходу Семенов.
- Нашли?! – оторопел Буров.
- Ага! Магистр нашел, к которому Имжановская жена бегала. Мы тогда смеялись еще…дураки…А он взял и нашел! Прикинь, чего делается?! Может его к нам в отдел взять, внештатным магом? А? Леш, ты чего, как рыба? Рот открыт, глаза выпучены?
Ответить Буров не успел – они подошли к приемной Рупина.
- Вот, нашел одного! – возвестил Семенов, пропуская Алексея вперед. – О, Герман Владимирович, наше Вам нижайшее с кисточкой.
- Проходите, Алексей Михайлович. С добрым утром, - поздоровался Саид Шамбаров.
Мужчина, названый Германом Владимировичем, и незнакомая молодая женщина, стоящая рядом с ним, молча кивнули.
- И с чего такая свистопляска? – спросил тем временем неугомонный Семенов.
- С того, что нам нужно быстро, без шума и пыли проверить три адреса… При наличии в этих адресах любых…подчеркиваю любых – знакомых или незнакомых – людей, срочно вызывать группу поддержки и завдержать их, - Шамбаров смотрел в сторону и ворошил листочки, разложенные на столе. – Вот адреса.
Шамбаров протянул листки. Это были карточки «агентурных квартир». Такие квартиры использовались для всяческих встреч, как служебных, так и личного свойства, для временного размещения «нужных» людей, иногда и как камеры под не совсем законные задержания.
И на всех трех карточках стояли подписи Иченко. Алексей Буров с лету различил его размашистое, с завитушками, факсимиле.
- Лучше, если мы пойде-ем по двое, - сказал Герман. – Для страхо-овки.
Буров опознал голос – с ним он говорил по телефону в квартире Никиты Дробышева - человек Имжанова, грозившийся начать собственное расследование. Видимо расследование и велось, а Алексей стоит посредине этого расследования и силится понять что к чему и что от чего. И главное – почему карточки квартир именно Ивана Васильевича? Где он сам? Что происходит, в конце концов?
- Отлично, - Семенов взял одну из карточек. – Пошли, Лёша.
- Нет, Буров пойдет со мной, а ты поищи еще кого-нибудь, - остановил их Шамбаров.
- Да какая разница, - начал Семенов, но замолчал и пожал плечами. – Мне по фигу…В смысле: ладно, найду еще кого-нибудь.
*****
- На квартире нас ждет заса-ада. Мы будем отстреливаться, я дам вам парабе-елум, - пошутил Герман, пролетая на внедорожнике по утреннему пустому проспекту.
- Максимум – я могу запустить им в голову врага, - хихикнула Эля. – Но не факт, что попаду.
- Да я тебя даже из маши-ины не выпущу.
- Однако! Тиранские у тебя замашки.
- Привыка-ай.
- Очень надо!
- Вот зако-ончится вся эта бодяга, я займусь твоим воспита-анием, - пообещал Герман и нажал тормоз. – Жди…
Но Электра уже с остервенением дергала дверь. Тельский нажал блокировку – поздно, девушка буквально выпала на асфальт, влажный от утренней росы.
- Элька, стой! – крикнул Герман.
Она уже неслась к парадной, сжимая в кулаке карточку с адресом. Герман запер машину и в пару прыжков догнал ее на первых ступеньках лестницы.
- Куда? А ну, ма-арш обратно! Если этот псих вздумает стрелять, мне приде-ется на тебя отвлекаться!
- А вдруг Миша ранен? Я ему помощь окажу…
- Так ты из-за Хруста-аликова? – прозрел Герман. – Не-ет, пора за тебя браться всерьез!
- Не надо за меня браться… Мишка – мне друг!
- Я тебя позо-ову, глупая! Не умрет твой Мишка…Ма-арш, говорю! А то вообще никуда не пойде-ем! Будем в парадняке тусова-аться, как малолетки…
- Я здесь постою, - пошла на уступку Эля.
- В машину! – отрезал мужчина. – В машину, а то сейчас целова-аться начну.
Девушку как ветром сдуло. Но в машину она не села, а начала нарезать вокруг нее круги, нервно приплясывая.
Герман появился минут через пять.
- Пусто, - сказал он. – И не было никого с неде-елю…
- И что теперь?
- Прозвонимся по на-ашим компаньонам, - тельский вытащил мобильный телефон. - Саша? Как у вас?… Пу-усто?…Саиду звонил?…Понял…
- Нету?
- Саид не отвеча-ает. Поехали к ним, но…чур из машины не прыга-ать!
- Слушай, а их не убили?
- Саид сам кого хочешь убьет. Успоко-ойся…
*****
Хорошо говорить – заговаривай зубы. А как их заговаривать, когда тебя сверлят взглядом, не предвещающем ничего хорошего ни в этой жизни, ни в загробной? Хрусталиков закрыл глаза, стало легче.
Иченко молча наблюдал. Он слабо представлял себе, как работает колдовская братия, но в их среде вроде бы принято смотреть в хрустальные шары, прозревая в их глубинах прошлое или будущее. Что и требуется… Хрустального шара под рукой не было, может ему блюдечко принести? Для спиритического сеанса?
Тем временем Михаил призвал не магию, а логику. Куда бы он спрятал деньги, собираясь удрать за рубеж? Причем спешно… Туда, откуда их легко было бы забрать? В ячейку камеры хранения аэропорта? Хрусталиков прислушался к себе почутче – вроде бы ответ верный. Он открыл глаза.
- И? – откликнулся Иченко с живым интересом, даже вперед подался.
- Ячейка в аэропорту.
- Номер?
- Не знаю. Надо на месте смотреть.
- Хо-ро-шо, - «Иван Васильевич» призадумался на минуту, затем хлопнул себя по коленям. – Поедем в аэропорт. В Шереметьево, надо полагать?
- Да.
- Тихо! – Иченко настороженно прислушался.
В дверях заскрежетало.
- На балкон! Живо! И без дураков! – Иченко спихнул Михаила с кресла, придавая тому ускорение пинком, и вытащил из-за ремня брюк пистолет.
Хрусталиков подчинился. Балкон выходил на какой-то неприглядный пустырь-помойку. Совсем рядом тянулась пожарная лестница с проржавевшими перекладинами.
- Сядьте и замрите! – высунулся из комнаты Иченко. – Один звук, и мы расстанемся на век!
Хрусталиков послушно осел на грязный бетонный пол.
Со стороны черного входа раздался легкий скрип, а из парадного коридора в комнату шагнул Алексей Буров.
Он огляделся и нахмурился. На столе стояла чашка с водой, кресло отодвинуто со светлого квадрата паркета – они кого-то спугнули. Тюль, закрывающий балконную дверь, колыхнулся. Алексей, вытянув шею, осторожно приблизился.
- Куда?! – только успел прошипеть Саид Шамбаров.
Дальше все произошло почти мгновенно. Кто-то схватил Алексея за плечо, Шамбаров выхватил пистолет, и раздалось три выстрела. Комната внезапно потемнела у Алексея перед глазами, будто резко вырубили свет. И страшная безысходная чернота волной накрыла Бурова с головой.
*****
- Шамба-аровская машина, - сказал Герман Тельский.
- Значит они здесь?
- Здесь-то они здесь…Сиди! Я пойду, гляну…Если кто-то, не ва-ажно кто, выбежит и куда-нибудь побежит, не дергайся! Поняла? Скоро Са-ашка Семенов приедет.
Тельский вышел, стараясь не хлопать дверцей машины. Дом выглядел сильно запущенным и нежилым, хотя на всех окнах висели занавески, а кое-где стояли цветы на подоконниках.
Быстро и бесшумно Герман поднялся на третий этаж. Дверь в нужную квартиру была приоткрыта. Герман носком ботинка расширил щель, но обзор не улучшился. Дверь противно и протяжно заскрипела. Мужчина прыжком пересек маленький холл и оказался в комнате. У окна, на половину скрытый тюлем, лежал молодой Буров. Лицо его заострилось и посерело, но веки подергивались. У притолоки сидел бледный Саид Шамбаров.
Герман опустился рядом, Саид приподнял ресницы.
- Гера? Ты?
- Не-ет, смерть твоя, косу только в прихожей оставил! Упустил?
- Упустил! Через балкон, по пожарке…Буров – дурак – подставился, как салага…Мне весь обзор закрыл…
- Сам-то как?
- Жив…кажется…Он мне похоже в мобильник попал…Глянь… - Саид пошевелился и на пол посыпались пластмассовые обломки мобильного телефона. – Реакция у него, я тебе скажу…Профи, шайтан его возьми!
- Ладно скулить! Куда они поеха-али? Хрусталиков жив, нет?
- Я его вообще не видел…
- Я-ясно…Сейчас вызову скорую.
Герман встал и прошел к балкону – посмотреть не нарушила ли Эля его запрет не вылезать из автомобиля. Девушка сидела, как велено. Тельский вызвал скорую, пообещав большие комиссионные за скорость и наклонился над Буровым.
- Парень дышит, слышь Саид? Вторую машину надо вызыва-ать!
*****
Обе машины скорой приехали одновременно, совершенно запрудив собой дворик. Бурова и Шамбарова погрузили на носилки и с сиренами сорвались с места.
- Теперь чего? – спросил подоспевший к шапочному разбору Семенов.
- Ничего! – рявкнул взвинченный Герман. – Иченко ушел, Хруста-аликов толи жив, толи не-ет.
- Какого дьявола ему понадобился маг? Живым щитом? Заложником?
- Деньги найти, - грустно сказала Эля. – Он хочет, что бы Миша нашел ему деньги.
- Ерунда какая! – хмыкнул Саша Семенов. – Они могут быть где угодно, у кого угодно! Кто может это знать?
- Я знаю, например, - еще тише и еще грустней произнесла Электра.
- Что? – хором воскликнули мужчины.
- Они лежат в ячейке под номером 2442. Но где она находится я сказать не могу, а Миша, наверно, это увидел, и ваш Иченко его потащил туда.
- Потряса-ающе!
- Хоть плач, хоть смейся! – отреагировал Семенов. – Поедем искать ячейку? Пока оббежим все возможные места: вокзалы, аэропорты.
- Ну, оббежать не трудно, люде-ей найдем…
- Времени нет.
- Давайте рассуждать споко-ойно. Все возможные места обыскивать – действительно, дело до-олгое. Нужно точно угадать!
- Вот пусть Электра и угадывает, - предложил Семенов. – У нее здорово получается!
- А если я неправильно угадаю, - перепугалась молодая женщина.
- В аэропорт поеде-ем, - решил Герман. – А ребят на всякий случай я соберу…
- В какой аэропорт? В Шереметьево?
- А в какой же? Он небось за кордон намылился с деньга-ами, а не в Нижние Мымры.
- Шереметьево в часе езды, если по-окружной.
- Во-от и поехали! Только позвоню, - Тельский потыкал кнопки телефона. – Кирилл? Снимайтесь с вахты и дуйте по вокза-алам… Да, по всем, Московским, что есть…Собери, кого найдешь в городе или сможешь быстро выдернуть по области… Ищем Хрусталикова…А с ним мужчину. Второй мужик - в возрасте, седой, но моложавый, спортивненький… И учтите, что он парень серьезный, крученый и вооружен…Да не Хруста-аликов вооружен! Второй… По возмо-ожности задержать или хотя бы разделить… Хотя бы засеки-ите их! Все!… Что? – Герман приподнял бровь. – Норма-ально с ней все. Жива и здорова…Конец связи, - Герман отключился. – Приве-ет тебе, – недовольно бросил он Эле.
- Спасибо, - отозвалась она, не обращая внимания на тон. – Поедем, нет?
- Уже…
*****
Хрусталиков устал бояться. Он безучастно смотрел в окно, пока Иченко петлял на своей машине по дворам и переулкам, сбрасывая возможный хвост. Мелькнула мысль выпрыгнуть на ходу, но слишком вялая и смутная.
Мирон Михайлович знать о себе не давал, и Хрусталиков, воодушевившийся было после того, как их вынудили бежать через балкон, снова пал духом.
Он ждал во дворе роту ОМОНА, который для начала положил бы из мордами в асфальт, может и попинал немного для острастки, но потом бы разобрался во всем и отпустил бы Хрусталикова. Пусть даже и без извинений. Черт с ними, с извинениями!
Но ОМОНА не было не во дворе, ни на улице. Был только какой-то глупый мальчишка, давший себя подстрелить. Значит Эля, правильно поняв предупреждение, не пошла в милицию… Хотя с чем она пошла бы? Ко мне приходил покойник и попросил помочь? Кто поверит? И значит Эля, обратилась или к Кире-гоблину, или к Герману. Неужели это Кирю подстрелили? Или Германа? Хрусталиков, сидя на полу балкона, не видел ничего, кроме колышащегося тюля. Только слышал выстрелы и звук падения тела.
А сама Эля? Была в квартире или ждала на лестнице? Жива или нет? Испугалась, наверно! Мысли толклись, подавляя волю.
Наконец, они выехали на прямую трассу до Шереметьево, и скоро припарковались у входа.
- Прошу! – сделал Иченко широкий жест, охватывающий зал камер хранения.
- Мне надо сосредоточится. Могу я посидеть? – спросил Хрусталиков бесцветным голосом.
- Долго?
- Может и час…
- Садитесь, раз необходимо. Ни в чем себе не отказывайте, - Иченко пытался шутить, подбадривая себя и скрывая нервное напряжение.
Лешка все-таки, каким-то образом вычислил его. И Шамбарова привел. Как они спелись? Или Рупин в курсе и уже объявлен план-перехват? Тогда не уйти. Но почему их было лишь двое в квартире? Может еще есть шанс? Только бы колдун не подвел…
*****
В зале в самом деле было шумновато. Люди сновали туда-обратно с вещами и без, искали пустые ячейки, торопились к стойкам регистрации, спотыкались о чужие баулы и детей.
Хрусталиков сел, сконцентрировался и постарался отключиться. Шум стал затихать и смолк, а мелькающие люди заволакивались туманом. И вот он как бы остался один в пустом, тихом здании аэропорта.
В зал камер хранения вошел бледный нервный мужчина с большой спортивной сумкой. Он постоянно оглядывался и все тесней прижимал к себе сумку. Хрусталиков последовал за ним.
Иченко, начавший было выходить из себя, после полутора часового ожидания, с удивлением смотрел, как магистр, походкой лунатика, идет сквозь зал.
Нервный мужчина остановился у открытой ячейки, бросил в щель жетон, набрал код и забросил внутрь сумку. Дверца с лязгом захлопнулась. Мужчина для верности подергал ее несколько раз, потом погладил рукой и двинулся к выходу.
Хрусталиков внимательно смотрел на запертую ячейку – обычную, похожую на сотню своих соседок – под номером 2442. Он протянул руку, коснувшись черных рукояток набора шифра, но из щелей темным потоком хлынула вязкая тяжко пахнущая кровь, и окатила Хрусталикова фонтаном липких черных брызг. Михаил вскрикнул, схватился за лицо и поехал куда-то в бок. Иченко едва успел подхватить его.
У стены «Иван Васильевич» приметил пару свободных решетчатых кресел и потянул полу беспамятного Хрусталикова к ним. Казалось, что худощавый магистр черно-белой магии весит целую тонну, так тяжело его было волочь и при этом не привлекать внимания пассажиров.
- Ой, что случилось? – подскочила к Иченко какая-то пассажирка. – Ему плохо? Давайте, давайте, я помогу! Я курсы заканчивала! Я почти что медсестра! Я правда хорошо очень училась! Правда!
Она тараторила, мешалась под ногами и тянула Иченко за рукав.
- Отойдите, - процедил Иченко сквозь зубы, отстраняя не в меру милосердную девицу.
- Что Вы! Я помогу! Я же курсы заканчивала! Я знаю, что надо делать! У меня и нашатырь есть! – не отставала та, забегая с другой стороны. – Вот тут… или нет? В сумке? А где сумка? Вы не видали?
Иченко кулем свалил Хрусталикова на кресло.
- О! Вспомнила! – верещала противная деваха под ухом. – Нашатырь у Гарика! В аптечке! А где Гарик? Гарик!!! – перешла она на ультразвук.
Иченко недовольно поморщился. «Что за непруха! Гарика нам не хватало, и так народ оборачивается!»
- Гарик! – надрывалась тем временем самозваная «почти что медсестра». – Да, отойдите же! Вы ему воздух загораживаете, сами не видите, да?! Отойдите! – она пихнула Иченко в сторону.
- Чего орешь!!! – возник возле них парень довольно наглого, даже хамоватого, вида – в яркой бейсболке, в темных очках и непрерывно жующий жвачку, видимо озабоченный свежестью дыхания и облегчением понимания.
- Где, мать твою, сумка? – завопила деваха, делая руки в боки.
- А где, мать твою, она может быть?! – парень сунул ей под нос искомую сумку.
- Тут человеку плохо!!! А тебе, мать твою, и дела нету!!! Безчувственная скотина!
- Да подавись ты своей сумкой, сучка психованная!!! – парень швырнул сумку на пол и развернулся к Иченко, сурово сдвинув очки к носу. – А ты кто будешь, дядя?
- Я просто…Я мимо шел, смотрю – человеку плохо…Помог… - Иченко старательно улыбался и говорил вежливо, даже заискивающе, хотя, по собственным прикидкам, смог бы уложить парочку двумя точными, быстрыми, отработанными движениями. Но не на глазах же широкой публики.
- Вот и иди, дядя, мимо! А ты задницу прикрой! Вишь, мужики пялятся! – хам выпустил изо рта пузырь жвачки и пнул девчонку носком ботинка.
- Куда, мать твою, я ее прикрою, урод?! – взвизгнула девица совсем уж мерзким голосом. – Козел, мать твою!!! Нашатырь ты достал? Нет?!
Иченко поспешил прочь от громкоголосой экспансивной парочки. Ячейку он знал, а уж подобрать к ней шифр – дело пустяковое.
Он повернул первую рукоятку и выставил букву «д». Дальше шли три простейших варианта: номер квартиры Кольки Дробышева, первые цифры его телефона или дата рождения.
Дата рождения была воспринята ячейкой благосклонно, и она открылась. Иченко ощутил себя пиратом, отыскавшим наконец, после долгих и опасных странствий, сундук с пиастрами. Только попугая не хватало.
Открывать сумку мужчина не стал. Он прошел между рядами ячеек и напоследок бросил взгляд на магистра. Хамоватый парень Гарик изрыгая ругательства, все еще рылся в сумке, очевидно в поисках нашатыря, а девица хлопала Хрусталикова по щекам, огрызаясь на своего приятеля.
*****
- Кажется, ушел, - шепнула Эля, прекращая нахлопывать Хрусталикова.
Герман снял бейсболку и вытащил мобильник.
- Саша, веди его. Берем на шоссе, что бы стрельбу не устро-оил…
- У тебя снова появилось? – удивилась Электра.
- Что-о?
- Вот это…Растягивание слов! А тогда не было!
- Тогда я вжи-ился в роль. Слышала – некоторые актеры в жизни заикались, а на сцене, перед зрительным залом, говори-или нормально?
- Спасибо вам, ребята! – Михаил Хрусталиков открыл глаза. – Спасибо! Я подумал – хана мне. Жирный пушной зверек пришел и сел на моем пороге.
- Жирный пушно-ой зверек?
- Полный писец, - хохотнула Эля. – Нам твой дед помог, Мишка! Ох, как я перепугалась! – она обняла Хрусталикова.
- Смотри, как бы опять тебе не нарва-аться на твоего жирного пушного зверька, - немедленно нахмурился Тельский. – Он недалеко пока ушел.
В этот момент с улицы послышался хлопок, заблажила сигнализация и кто-то закричал. Электра, Герман и, пошатывающийся, Хрусталиков бросились на улицу, сбивая по дороге и пассажиров и багаж.
Иченко лежал у самой стоянки, возле открытой дверцы машины. На его светлой рубашке проступало пятно крови. К шоссе, одна за одной, мчались две машины.
- Семе-енов, - узнал одну из них Герман.
- А второй кто?
- Скоро выясним. От Сашки им не уйти, он у нас гонщик изве-естный…
Михаил тем временем сел рядом с Иченко и положил ему руку на рану.
- Кончается, - прошептал он, вслушиваясь в движение души лежащего перед ним человека.
- Са…ашка…сво…сволочь…высле…высле…дил, - прошипел «Иченко Иван Васильевич», он же Герасименко Владимир Петрович.
- Это он про Семенова? – удивилась Эля, прячась за Германом, чтобы не видеть умирающего.
- Про своего сообщника скорей всего, - предположил Хрусталиков.
- Дого-онят – узнаем…
Но договорить Герман не успел. На шоссе послышался скрежет разрываемого металла, взрыв, и столб пламени вырвался в небо.
- Мама! – Эля зажмурилась.
- Вот вам и пушно-ой зверек…
- Он умер, - Хрусталиков вгляделся в пламя взрыва.
- На-адо думать! И деньги вернулись к созда-ателю…Кирсан Алиевич, думаю, не сильно огорчи-ится… Сашка-то Семенов жив, маг, видишь что-нибудь?
- Да не то! – Хрусталиков выпрямился, вытирая запачканную кровью руку о брюки. – Он умер.
Все поглядели на Иченко.
- Хотя тот тоже умер, а ваш человек жив, - продолжил Михаил.
- Дви-игаем! – Герман взял магистра за плечо. – Пошли! Сейчас бра-авые свежепоименованные полицаи набегут в полном составе, до вече-ера промурыжат! А у нас мероприятие…
Тельский вырулил со стоянки и поехал к шоссе. Хрусталиков и Васина, как недисциплинированные туристы слаборазвитой страны на обзорной экскурсии по Парижу, отпихивая друг друга, прижались носами к правому стеклу внедорожника.
Возле поста ДПС суетились люди. Полиция, пожарная служба, какие-то зеваки. В сторону аэропорта начала скапливаться пробка. Слышались нетерпеливые сигналы. За сметенным начисто ограждением, в кювете догорал остов перевернувшегося автомобиля. Семенов – невредимый, но раздраженный – стоял в окружении стражей правопорядка и махал на них руками, словно ворон разгонял.
- Круто парень попал, - шепнула Электра.
- Отобьется, - утешил Михаил. – Вон, книжечкой какой-то размахивает, значит отобьется.
- Что вы там ше-епчетесь, как две крысы? – рассердился Герман.
Хрусталиков и Эля обменявшись вскидыванием бровей и закатыванием глаз, чинно расселись на заднем сидении, сложив руки на коленях.
- Ревнует, - одними губами произнес Хрусталиков и подмигнул.
- С чего это?! – девушка сделала строгие глаза.
Диалог их был не слышен, но Герман несколько раз оглядывался, потаясь понять их мимику и жесты. И злился еще больше.
- Детский сад на выезде! – магистр ч/б магий поиграл пальцами. – С того!
- Отстань! – «таби» скрестила руки на груди, отгораживаясь от разговора.
- Он тебе нравится? Нравится?! – продолжал подначивать колдун.
- Не твоего ума дело! – «латспелл» сделала жест, будто муху отгоняла.
- Нравится, - покивал Михаил. – Хочешь я вам на свадьбу свой загородный дом подарю?
- Псих! – Эля покрутила пальцем у виска. – Какая свадьба?
- Как у всех, - пожал мужчина плечами. – С пупсом на капоте…
- Я вообще замуж не собираюсь! – девушка подпрыгнула на сиденье.
- Это ты так думаешь…
Электра отвернулась, и даже отодвинулась. «Глупости какие!» Почему-то стало вдруг обидно и накатила горечь, закипевшая в уголках глаз.
«Бедный парень, - подумал Хрусталиков, глядя в спину Германа Тельского. – Намучается с Элькой. Может успокоить его, что это только в начале будет сложно? Да ну, пусть сам пробует. Если не получится, значит Элька не для него».
- Я домой хочу, - сказала девушка насморочным голосом.
- Здра-асте, - обернулся Герман. – Нас у Имжа-ановых ждут.
- Не хочу к Имжановым. Я домой хочу, - настаивала Электра, и голос все больше дрожал. – Останови! Вон метро! Я на метро поеду.
- Не глупи, Элька! – Михаил попытался заглянуть ей в глаза. – Ты на меня обиделась?
- Ни на кого я не обиделась! – отчеканила Эля, хлюпая носом, и мечтая вылезти из машины и отреветься где-нибудь на лавочке.
- Ми-иша? Что ты ей сказа-ал? – Герман припарковался у обочины.
- Да ничего! Честно!
Васина, воспользовавшись заминкой, открыла дверь внедорожника и выпрыгнула на асфальт.
- Элька, стой!!! – закричали хором Тельский с Хрусталиковым.
- Говори быстро, что ты ей сказа-ал!
- Спросил…про тебя…
- Идио-от!
*****
Герман догнал Электру у спуска на станцию.
- Домой, так домо-ой! Домо-й поедем! – говорил он, волоча упирающуюся девушку, обратно.
- Отстаньте вы все! – Эля размазывала первые слезы.
- А в чем дело? – внезапно к ним подкатил веселый взвинченный прошедшей разборкой Семенов.
- Та-ак! Миша, давай к Саше в ма-ашину, живенько…Езжайте на Имжановскую да-ачу! Мы за вами.
- А чего? – Семенов от любопытства высунулся из окна еще больше.
- Потом узнаешь! – проворчал Хрусталиков, садясь рядом с ним. – Поехали!
- Поехали! – легко согласился Семенов, и бибикнув, отчалил.
Герман сел на переднее пассажирское сидение и втащил Элю себе на колени. Она попробовала вывернутся, но не преуспела. Тогда она уткнулась куда-то в пол и затихла, как мышь под лапой кошки.
Тельский молчал. Слова здесь были излишни. Их говорят многие. И о том, что все будет хорошо, и о стенах за которые можно спрятаться от жизненных ветров, и о любви и преданности.
Многие готовы пообещать луну с неба и весь млечный путь в придачу. Но как говорил один неглупый человек: хочешь я тебе чего-нибудь пообещаю? Обещать просто, а делать совсем не обязательно, особенно сейчас, когда женское предложение превысило мужской спрос.
Эля не поверит ему. Не поверит словам. И Герман молчал, обнимая ее – бережно, но не вырвешься - вслушиваясь в биение ее сердечка.
Прошло с пол часа, и девушка потихоньку расслабилась, сердечный ритм восстановился, кулачки разжались. Голова ее упала ему на плечо, и Эля уснула. Неудивительно после такого дня и бессонной ночи!
Первая ступень была преодолена. Она доверилась ему на столько, что заснула в его объятиях. И важно, что когда она проснется, то увидит его лицо, его глаза. Зачем тут слова?
*****
В кармане Германа заулюлюкал мобильник. Электра вздрогнула и проснулась. В глазах ее отразилось лишь удивление внезапно разбуженного человека. Испуга, которого опасался Герман, не было.
- Выспала-ась?
- А сколько времени?
- Не много, - Герман достал трубу. – Имжа-анов.
- Так ответь…
Герман поднес телефон к уху, выслушал тираду хозяина, дернул уголком рта и захлопнул телефон.
- На-ас ждут.
- Куда?
Снова настороженность и готовность к побегу.
- На пра-аздник! Все собрались…
- А сегодня праздник? Я со сна не соображу чего-то, - Эля почесала макушку, и волосы вздыбились, делая ее похожей на вспугнутого ежика.
- Пра-аздник для вас с Хрусталиковым.
- Ой! – обрадовалась Электра. – Для нас? Поедем?
- Уже в пути…
Герман перетек из одного кресла в другое и завел внедорожник.
*****
Их встречали прямо на пороге. Сам Кирсан Алиевич, Таис Мамедовна и Аслан.
- Прошу! Прошу! – загудел банкир, раскидывая руки.
- Добрый день! Наконец-то! Мы вас заждались! – улыбалась Таис.
Аслан спустился с крыльца, подошел к Электре вплотную и взял за руку, то ли для поцелуя, то ли для рукопожатия.
- Ты мне теперь сестра! – объявил торжественно он, ни делая ни того, ни другого. – Ты моя кровница до конца дней! Все мое – твое! Все, что имею, все, что будет – все твое!
- Спасибо, - растерялась Эля, не зная куда глаза девать.
- Наш дом – твой дом! – не менее высокопарно произнес Имжанов. – И мы тебе – дядя Кирсан и тетя Таис. Хочешь – пережжай и живи, хочешь в гости приходи. Ни в чем отказа не будет! Замуж выйдешь, дети будут – значит внуки нам!
«И эти туда же!» - подумала молодая женщина, выдавливая по капле жалкую улыбку.
- Гости собрались, пойдем! – потянул ее Аслан.
- Куда ей в таком виде? Ты видишь, нет? Мальчик, разве можно позволить выйти Элечке в таком виде к гостям?
Тут девушка сообразила, что вид у нее действительно должен бы быть непрезентабельным, после всех событий, беготни, плача и сна.
- Займите гостей! – велела Таис мужу и пасынку. – Мы скоро!
Она повела Электру наверх.
- Твоя комната, - сказала Таис, пропуская Элю. – Что не понравится, скажи, сразу переделаем. Только чур – не стесняться! Ванная комната там, вещи в шкафу. Не понравится, поищем еще что-нибудь… Через минут сорок я пришлю за тобой кавалера. Не гоже красивой девушке появляться перед гостями в одиночестве… Ну, выше нос!
Таис Мамедовна тепло улыбнулась, пожала «племяннице» локоть и удалилась.
Электра огляделась и поняла, что если бы она и согласилась здесь жить, то переделала бы все. Вынесла помпезную вычурную белую мебель, избавилась бы от низкой круглой тахты, к которой лучше всего подходило слово «сексодром», сняла бы многосвечную кованую люстру, сменила бы бело-черной колер на палево-бежево-голубые пастельные цвета уюта и домашности.
«Что-то в последнее время сыпется на меня недвижимость, в количествах, превышающих необходимые потребности», – вздохнула она, не радуясь подобным сюрпризам судьбы, и пошла в ванную.
После дизайнерских изысков комнаты, казалось, можно было бы морально подготовиться к ее виду, но не получилось. Снопы света отражались от никеля, стекла, золота и черной глазурованной плитки, создавая эффект нахождения в дискотечном зале, под крутящимся зеркальным шаром.
При кажущемся обилии света, разглядеть что-либо становилось крупной проблемой. Эля на ощупь нашла краны, залезла в душевую кабинку и включила воду.
Высушить волосы оказалось практически невозможно, свет бликовал на зеркале, не давая поймать собственное в нем отражение. Девушка занервничала – большая радость появиться при честном народе с прической «я упала с самосвала»?
Справившись кое-как с волосами, она приступила к инспектированию гардероба. Шкаф оказался забит. Платья с люрексом, с вышитыми цветами и яркими птицами, со стразами и кружевами, прозрачные блузки всего радужного спектра, юбки и брюки бодреньких розово-апельсиновых цветов.
Электра с тоской поглядела на собственный запыленный костюмчик. Может его простирнуть быстренько? Так высохнуть не успеет… И, вдруг, она наткнулась на изящное черное платье с белой отделкой, в духе Одри Хэпберн.
В дверь постучали, и не дожидаясь приглашения, всунулся Хрусталиков. Потрясающий сшитый серый костюм сидел на нем, как влитой, делая еще стройней и импозантней. Кудри уложены, под подбородком галстук-бабочка, в кармане платочек.
- Ну? Как? – сказал он, выпячивая грудь.
- А-бал-деть! – Эля искренне развела руками, показывая, что ей не хватает восторженных эпитетов. – А-бал-деть! Смерть всем дамам от семи до семидесяти! К тебе надо телохранителей приставлять, что б не разорвали на сувениры! Имжанову может не понравится, если из-за тебя его гостьи начнут турнирные бои.
- А вот некоторые отказались от такого счастья, - Михаил, с притворным осуждением, посмотрел Эле в глаза.
- Участвовать в турнирных боях?
- Можно было и без боя…
- Бывают же дуры!
- Эля? – постучали в дверь.
- Мне спрятаться в шкафу? – спросил магистр, узнав голос Германа.
- Сейчас в нос получишь! – погрозила кулаком девушка. – И пропадет твоя красота ни за грош! – она открыла дверь.
- Ты ско-оро? Дай-ка погляде-еть…
Герман Тельский, который в элегантной паре и белоснежной сорочке был сногсшибателен, вошел в комнату, и тут же уперся взглядом в Хрусталикова. Электра ждала. Если Герман сейчас закатит сцену ревности, с выяснением всех прилагающихся к данному случаю вопросов, то ниточка, соединившая их в машине, порвется.
- Миша? Эля? Гото-овы? – Герман осмотрел их, как модельер осматривает «вешалок» перед ответственным показом.
- Морально или физически? – пошутил Хрусталиков.
- В одном фла-аконе.
- Бить не будут?
- Не должны вро-оде.
- Тогда готовы! Да, Элька?
- Я боюсь маленько, - призналась девушка. – Народу там много?
- Достаточно. У Имжановых приемы всегда с разма-ахом.
- Где наша не пропадала! – Хрусталиков выпятил грудь. – Вперед! В шум бала! В шелест кринолина и дуновение вееров!
- Иди уже, - еле слышно шепнул ему Герман.
- А дом свой я вам все-таки подарю! – Михаил обернулся от двери. – Домик – супер! Два этажа, веранда, зимний сад… Пятерых детишек выдержит! Он не достроен малехо, но деньги у вас ведь есть теперь, а если еще и объединить капиталы…
Васина запустила в него подушкой и провокатор скрылся с глаз.
- Придурок! – процедила, раздасадованная магистровыми шуточками и намеками, Электра.
- А по-моему хороший парень. Ще-едрый… - Герман поднял подушку и вернул на законное место.
- Смешно? Ну, ну!
- Но честно гово-оря, я и сам способен построить для тебя дом. А Хруста-аликовский мы подарим твоим роди-ителям…или бра-атьям.
Эля сверкнула на него глазами и с решительным видом открыла дверь. Герман покачался на носках туфель и решил, что ко второму этапу приступать рановато.
*****
Электра заглянула через стеклянные двери холла в забитый людьми парадный зал. Таис блистала в изумрудном, переливающимся платье с опушкой. Дамы сплошь в вечерних платьях от кутюр. Коллекция бриллиантов соперничала с алмазным фондом Кремля. В воздухе струились ароматы духов от Диор до Кензо.
Молодая женщина поежилась. Знакомых лиц было не видно, сплошь перья и черные мужские пиджаки. «Может, стоило вернуться наверх и переодеться во что-то такое же пестро-блестящее? Наверно, сейчас на светстких приемах такой стиль, а я, как обычно, не в курсе тенденций».
- Куда-а? – тормознул ее Герман.
- Погляди только – бал в Букингемском дворце…Как я туда в подобном виде? Как воробей среди павлинов…
- Дурочка, - ласково сказал Герман. – Как райска-ая птичка среди попугаев.
- Верится с трудом.
Их заметила Таис.
- Эля, что ты здесь стоишь? Тебе не понравились платья?
- Ну…Вот это понравилось… А тут, смотрю, все шикарно…
- Глупости! – оборвала Таис. – Классическое черное платье от Шанель с ниткой жемчуга – стоит вороха перьев и кружев от американских выдумщиков! Ты очень хороша, милая! Иди, не бойся!
Едва Эля переступила порог зала, как на нее обрушился водопад света, музыки и приветственных криков.
- Вот и наша героиня! – поспешил к ней Имжанов. – Наш ангел-спаситель!
Он нагнулся и поцеловал ей руку.
- Прошу, господа и дамы! – его жена подняла бокал. – За новых членов нашей семьи, наших кровников! За Мишу и Элю!
Это прозвучало в духе гангстерских фильмов, и Эля невольно развеселилась. Зазвенел венецианский хрусталь.
- За мою сестренку! – крикнул Аслан.
- За мою сестренку! – наклонился к Эле Михаил.
- За моего брата…в смысле, братьев! – ответила Электра, сближая с ними бокал. – А то своих-то маловато.
- Теперь вальс! – банкир подал знак музыкантам. – Первый танец – мне!
Он подхватил девушку и закружил по залу.
- Бедная Эля, - вздохнула Таис Мамедовна, вальсируя с Хрусталиковым. – Кирсан ее умотает сейчас. Танцы, даже классические, он воспринимает, как некие физкультурные упражнения.
Электра, действительно, еле поспевала за хозяином бала. На один его шаг делая четыре-пять. Со стороны это смотрелось забавно и немного жалко, как плохая пародия на вальс.
- Папа, можно? Ты не умеешь танцевать! – загородил им дорогу Аслан, и они с разгону налетели на него.
- Аслан? – Кирсан Алиевич хотел рассердиться, но передумал, потрепал сына по щеке, поклонился партнерше и отошел к гостям.
- Что? Соперник расте-ет? – съязвил Герман.
- Шустрик, - покачал банкир головой. – Но это не плохо, совсем не плохо!
- Хочешь машину подарю? У меня есть! – говорил Эле Аслан. – А мне папа еще купит!
- Я водить не умею, - отбивалась Электра. – Да и тебе рановато за руль.
- Я – уже мужчина! – гордо ответил мальчик. – Я ее во дворе вожу! – он задумался на секунду. - А браслет хочешь? С бриллиантов! У мамы есть!
- Это же мамин…Как можно?
- А-а! Она другой купит.
Наконец вальс кончился.
- Элька! – заорали братья Васины, вскакивая с диванчика.
- Электра, девочка!
- Мама? Папа? – она бросилась к ним, даже не извинившись перед Асланом.
Родители были загорелы, обветренны и жизнерадостны. Сквозь парфюм пробивался дымный запах костра, соли и пыли, нагретой солнцем.
- Ой, какая красавица! – говорил Семен Васин. – Какая у нас красивая дочка вышла!
- Откуда вышла? – не смолчал Юлик, но получил крепкий подзатыльник от Юли.
- Во! Видали! – пожаловался Юлик.
- И правильно! – не поддержал брата Тоша. – Элька, ты и вправду очень красивая сегодня!
- Красивей всех! – попробовал подольститься Юлик, и получил вторую затрещину, уже от сестры.
- За что?!
- Сам догадаешься или подсказать? – спросила Эля.
- Такая же красивая, как мама и Юлька! – сориентировался Юлик. – Краше вас троих в зале нет ни кого! Даже в мире нет ни кого!!!
- Может, если хочет, - погрозил брату пальцем Марк. – И почему мама – моя мама, Элька – сестра, а Юля предпочла этого вот обалдуя в трусиках?
- Можно?
К ним присоединился Герман Тельский. Братья дружно напряглись и натянуто улыбнулись. Эля вложила ладонь в протянутую руку и вышла в круг.
*****
Танцевал Герман хорошо. Вел уверено, так что Электра перестала переживать за то, как и когда следует делать поворот и куда ставить ноги, чтобы не споткнуться и не наступить на туфли партнера.
- А Эльку, похоже, застолбили, - Юлик поджал губы.
- Прекрати! Это пошло! – оборвал его Марк.
- Мальчики, они всего лишь танцуют, - остановил братьев отец.
- Нет, ребята правы…Хотя Юлию следовало выражаться покультурней, - вмешалась мать. – Они не просто танцуют. Они…как бы правильней выразится…пробуют друг друга…приноравливаются…И похоже, успешно. Это хорошо…
- Что? Что хорошо? Что он умеет танцевать?– не понял муж.
- Не с каждым, кто тебя приглашает на танец, легко и просто…как и в спальне…Для женщины это важно…
- Ты так далеко заглядываешь?
- А ты не видишь, как он смотрит? Здесь все серьезно… Кстати, надо бы узнать про него что-нибудь…
- А чего узнавать? – нагнулся к матери Марк. – Он Имжановский помощник, правая рука.
- Это хорошо или плохо?
- В нашей стране не угадаешь, мамочка.
- Может, и нам попробовать приноровиться, а? – Семен Васин, обнял жену и повел на танцпол. – Проведем тест?
- У тебя замечательные родители! Такие веселые! – Юля проводила чету Васиных глазами.
- У него и братья ни чего себе! – Марк оббежал взглядом зал. – И тоже хотят к кому-нибудь приноровиться…О! То что надо!
И он проскользнул между пар, к фигуристой блондинке. Блондинка благосклонно улыбнулась Марку, сверкнув ослепительными зубами.
- Стоматология у нас на высоте! – прокомментировал вредный Юлик.
- Тоша, а ты? – Юля посмотрела на старшего из братьев Васиных.
- А я не по этому делу, - пожал было Тоша плечами, но сразу же возле него нарисовалась худенькая рыженькая девушка в открытом платье.
- Можно Вас пригласить? Объявили же вроде белый танец? – пропела она, стреляя лукавым взором из-под ресниц.
- Правда?! – начал Юлик, но Юля быстро поднялась и потащила болтливого приятеля в гущу танцующих.
- Ты говорила, что не умеешь танцевать! – обвинительно зашептал Юлик. – Поэтому я и пошел! Я точно не умею!
- И держать язык за зубами тоже не входит в число твоих умений! – Юля топталась на месте, держа молодого человека за талию.
- Я же шутил!
- Есть вещи, Юличка, о которых лучше не шутить…
*****
В самом темном углу, за завесой плюща, одинаково подперев кулаками щеки, сидели Киря и Тир. Между ними стояло блюдо с тарталетками, фаршированными черной икрой, и полуторо-литровая бутылка водки.
- Эх, жизнь! – вздыхал Киря.
- Мда, - соглашался Тир.
- И почему так, а?
- Мда, - отвечал Тир.
- Я ведь со всей душой!
- Мда, - утешал Тир.
- Чем он лучше?
- Мда, - не понимал Тир.
- Странные существа, эти женщины!
- Мда, - поддерживал Тир.
- Я бы все для нее сделал! Все!
- Мда, - не сомневался Тир.
- Эх, жизнь!
- Мда…
*****
После танцев всех пригласили за столы, нагруженные разносолами по самую ватерлинию. На столе сошлись все мировые кухни от французской до японской, перемежаясь напитками.
Говорились напыщенные, пафосные речи. Электра и Михаил Хрусталиков смущались, благодарили, прижимали руки к сердцу и смахивали скупую слезу.
Потом любовались фейерверком с балкона дома. Шутихи, петарды, ракеты шипели, летали, сплетались в узоры и цветы. Ночное небо вспыхивало огнем.
Зрелище было необыкновенное, завораживающее. Аслан стоял рядом с колдуном и «таби» и дергал их за рукава, в опасении как бы они не пропустили всего этого великолепия.
Наконец, погас последний фейерверк, и гости начали расходиться и разъезжаться.
Хрусталикова и семью Васиных в полном составе, с прилагающейся к ним Юлей, разместили на третьем этаже, выделив по комнате.
- Он бы подошел – я бы отвернулась! – горланила семья Васиных, совершая восхождение по лестнице.
- Он бы приставал ко мне – я б ушла! ЭХ!!!
Это «эх», которого в оригинальном варианте как раз и не было, исполнялось с особым пылом и чувством.
- Он бы зарыдал – я бы улыбнулась! – Марк покачнулся, но Юля с Юликом подперли его в спину.
- Вот таки дела!!! ЭХ! – супруги Васины покрепче вцепились в перила.
- Он бы мой ответ месяц дожидался! – залился соловьем Хрусталиков, запрокидывая голову к потолку, что бы улучшить качество резонанса.
- Я б его до па-аники довела-а, - тише всех пел Герман, абсолютно трезвый и шедший самым последним, для подстраховки передвижения хора.
- Только принца нет! Где ж он подевался?!!! – надрывался Тоша, смущенный активными действиями рыженькой партнерши, от которой он оторвался не без помощи самого Имжанова.
- Я не поняла?! ЭХ!
Тельский, как искусный картежник, на ходу тасовал Васиных по комнатам. Вправо, влево, вправо, влево.
- Он бы подошел, - продолжала выводить, не попадая в мелодию, Эля, когда Герман притворил за ними обоими дверь, развернул ее лицом к себе, прижал и поцеловал, так как давно собирался – крепко и нежно.
Электра, сбитая с толку речами в свою честь, фейерверками, танцами и праздничной атмосферой, ответила на поцелуй, обвив его шею руками. Она просто забыла, что следовало испугаться.
- Нам Элькину квартиру обещают, слышь, Юль, - Юлик скинул покрывало на ковер.
- И мы возьмем? – засомневалась Юля. – Неудобно. Это же подарок ей был.
- Мы в аренду возьмем, в бесплатную! – не сдавался Юлик. – И будем на свою копить…Если Эльке она вдруг понадобиться – освободим. Хотя… При ее кавалерах… Один другого стоит – все крутые перцы.
- Ты и вправду думаешь, что ей это важно? Эта их крутизна?
- Ой, нет, нет! Не думаю я! У меня сегодня шутки юмора какие-то убогие получаются! Элька – она девчонка стоящая, и я ее люблю! Очень сильно! Как тебя, Юлька!
- Подхалим.
*****
- Растут детки… Скоро внуков нянчить будем, а, отец? – вздыхала Ирина Васина, сбрасывая туфли. – Заканчивать пора с экспедициями. Наездились уж… Хватит на наш век романтики, надо место уступать молодым… У меня, Сеня, сил все меньше. Дома хочется своего, и чтобы каждый день. Чтобы горячая вода в кране, а не в колонке – ледяная и ее греть еще. Чтобы обеды на плите, а не на костре в котелке, чтобы туфли на ногах, а не сапоги кирзовые. У меня руки уже ни на что не похожи… Ногтей нет, волосы, что пакля, парикмахеры в обморок падают…Даже платья у меня нет, только спортивные костюмы и майки с шортами!
- Тебе вроде нравилось, Ир.
- Нравилось! Когда-то. А сейчас мне почти шестьдесят!
- Пятьдесят два, милая.
- По мне все семьдесят можно дать. Я устала, Сенечка… Устала…
- Ну… Если ты не хочешь… На преподавательскую работу можно перейти. Тем более звали, - Семен Васин не готов был к подобному разговору. – Может, обсудим на свежую голову?…Но внуков хочется…А может еще и дети получатся, Иришка?
- С пьяных глаз?! В пенсионный период? В самый раз детей рожать! Прямо в кунсткамеру будем сдавать…в качестве экспонатов… Спать ложись!
- Ирка, ты чего раскисла-то?
- Да так…- Ирина попыталась улыбнуться. – Позавидовала, как люди живут…Фейерверки, дома, словно замки…Шампанское рекой…с икряными берегами…