Ложь во спасение

2

— И она уверена, что может мне навязывать свою волю, Кирилл! — Сусанна прошлась по комнате. — Ах, что за несчастье! И отчего я должна нести сей крест!

— Ну уж и крест… Ты за него неплохо получила… Немалые деньги, Сусанна, немалые…

— И что же теперь? Мне вечно это все терпеть? Нет, ты должен мне помочь, — с этими словами она подсела к Кириллу и обвила руками его за шею. — Монастырь — вот то средство, которое вразумит Нелли.

— При чем же тут я?

— При том, что одной мне не совладать с девчонкой. Мне нужна помощь, иначе как я отправлю ее в монастырь?

— Да неужели сие так надобно?

— Ах, непременно!

— Ну хорошо, я дам тебе людей, и вы… они… ну словом, девицу в монастырь доставят. Ну а ты, не забыла ли своего обещания?

— Как бы я могла! А твой брат, не передумает ли он?

— Куда ему деваться…

— Любимый, — прощебетала Сусанна, коснувшись своими губами губ собеседника.

— Дражайшая моя, теперь не время, — отстранил ее Кирилл. — Мы должны все обсудить…

— Верно, верно, милый…

Кто был тот Кирилл? Давний любовник Сусанны — Кирилл Илларионович Болховитинов. Связь их началась еще тогда, когда Сусанна впервые овдовела. В жизни госпожи Сусанны Петровны это была первая любовь, которой она не сумела да и не пожелала сопротивляться. Болховитинов же умел пользоваться всеми выгодами создавшегося положения ничего, не обещая взамен сих благ.

Не поженились они в те годы оттого, что Кирилл был женат. Но то была официальная причина. На самом же деле Кирилл никогда бы не женился на Сусанне, даже если бы и не был связан брачными узами. Жена же его была жива, и посему все свидания его с любовницей были тайными. Теперь же обоих соединяла не только общая страсть, но и дело.

Сусанна задумала решительно избавиться от Нелли. Монастырь, и все тут. Но девица могла заартачиться, а кто же из дворовых ее батюшки повезет ее в обитель насильно? Да и нехорошо это, Бог весть что про нее — про Сусанну — подумают. У Кирилла же прислуга была, как нарочно, для такого дела подходящая: мрачные мужики с пудовыми кулачищами. Да Нелли и пикнуть не успеет, как окажется за стенами монастыря, в котором настоятельницей была сестра Кирилла. Но это был еще не весь ее коварный план.

Несколько лет тому назад, когда скончался отец Кирилла, старый Илларион Макарович, то оставил он после себя троих детей: старшую дочь-монахиню да двух сыновей — Кирилла и Филиппа. Старший — Кирилл — сумел обойти младшего при дележе наследства. Только и досталось Филиппу, что батюшкина усадьба да малая деревенька. Доходу от той деревеньки — никакого, дом усадебный пришел в негодность, жить в нем нельзя. Состояние же, вполне приличное, полностью отошло к Кириллу. К тому же старший — выгодно женился, и на ту пору зажил припеваючи в столице.

Филипп же пошел в военную службу, коей и жил. Человек он был решительный, в бою за других не прятался, и сумел приобрести себе и чин, и награды, и друзей, а вот состояния большого, кажется, не нажил. Зная такое положение брата Кирилл решил ему помочь, будто совесть в нем заговорила. На деле же, изрядно промотавшись, желал он поправить собственное материальное положение.

Для сего придумал он план, в коем важной персоной была Сусанна. Нет, она вдругорядь замуж выходить не ладилась. А вот отдать свою падчерицу Алену была бы рада. Да так отдать, чтобы непременно угодить своему любовнику!

Между Сусанной и Кириллом было решено так: поскольку Алексей Алексеевич все же оставил деньги — и немалые — своим дочерям, то такое состояние, которое к рукам иначе прибрать не удастся, надобно заполучить иным способом. Нелли состояние свое принесет монастырю. С матерью-настоятельницей уж уговорено было, что часть от тех денег она отдаст братцу-Кириллу. Алена же свои деньги принесет мужу (то есть брату Кириллову — Филиппу), и большая часть тех денег вновь попадет в те руки, в которые надобно. Не упустит Кирилл Илларионович своей поживы ни так, ни этак. Что за выгода в том была Сусанне? Да на что только не пойдет влюбленная женщина, желая угодить предмету своей страсти! Ежели бы Кирилл был вдов, то она тут же выскочила бы за него замуж, принеся ему все состояние Горлинских, и весьма немалое!

— А как Филипп все же откажется? Говорил ты с ним? — спросила Сусанна.

— Нет, не говорил пока. Но зачем же, мой свет, ему отказываться? Да еще от молодой жены и денег?

— Ах, мало ли… Я братца твоего не знаю, что он за человек?

— По правде сказать, и я мало его знаю, — ответил Кирилл. — Но ежели судить о человеке вообще, то кто же нынче упустит свою выгоду? Разве сие возможно?

— Пожалуй, нет, — усмехнулась Сусанна. — А что дом Филиппа?

— Это будет еще одним доводом в пользу брака. Дом надобно привести в порядок, и немедля. — Кирилл повернулся к Сусанне. — Придется тебе дать денег из Алениного приданого.

— Хорошо, — ответила та.

— Теперь же я обговорю все с братом. Днями поеду в столицу и все решу…

— Что же, желаю тебе в том успеха. Но сначала надобно устроить Нелли.

— Непременно, душа моя! — ответствовал Кирилл. — Непременно…

— Ах, ну что ты такой бука! И когда успел сделаться таковым? — Кирила Илларионыч уселся в кресло и лениво вытянул ноги. — Братец, сколь годов мы не виделись? А ты дуешься и сердишься, чего, помилуй Бог?

— Я вовсе не дуюсь, — усмехнулся Филипп Илларионович. — Что за странные слова? Ты, кажется, меня совсем не понял.

— Все я понял, братец, все понял… Но у меня к тебе дело наиважнейшее, касающееся, между прочим, тебя самым прямым образом. Можно сказать, тут решается твоя судьба!

— Ну вот еще, с чего бы это тебе решать мою судьбу? — пожал плечами Филипп.

— С того, что я твой старший брат и я беспокоюсь за тебя. — Кирилл наклонился в сторону брата. — Ты и помыслить себе не можешь, как я волнуюсь за тебя, братец!

— Что же, поведай мне причину своего беспокойства. — Филипп откинулся на спинку кресла. — Глядишь, я ее и развею…

«Так, а с ним придется много сложнее, чем я ожидал», — подумалось Кириллу.

— Что же, выслушай меня внимательно… — начал он.

Филипп Болховитинов был еще молод. Ему только исполнилось двадцать семь лет, и Кирилл, который был его старше на десять лет, имел некогда огромный авторитет в глазах младшего брата. Теперь же, глядя на Кирилла, Филипп только диву давался. Куда все подевалось? Ни любви, ни трепета былого к братцу он не испытывал. Он лишь видел, что сидит перед ним богатый да изнеженный барин, нарумяненный, с нелепейшей мушкой над верхней губой, в напудренном парике и лазоревом шитом камзоле, да постукивает небрежно тросточкой по башмаку.

Филипп украдкой взглянул на себя в зеркало. Сколь разительное отличие! В сравнении с изнеженным и по моде бледным старшим братцем, его собственное загорелое лицо внушало некоторый трепет. Да и сравнение с лицами придворных, которые он имел возможность производить достаточно часто, каждый раз было вовсе не в его пользу. Этот ничем не истребимый загар вызывал колкие насмешки многих дам. Однако те же самые дамы, что смеялись публично, довольно часто наедине признавались, задыхаясь в его объятиях, что блеск синих глаз на столь темном фоне, делается еще ярче и устоять противу него никак невозможно! Филипп внутренне улыбнулся своим мыслям. Тщеславие… Куда же от него?

Кирилл подметил эту внутреннюю улыбку брата. Этот молодой богатырь, прекрасно сложенный и закаленный лишениями и невзгодами, во многом превосходил его. Кирилл не мог этого не чувствовать. По частям разбирая недостатки внешности младшего брата, старший не мог в конечном итоге не признать, что все сии недостатки образуют вкупе одно, но весьма превосходное достоинство: молодость, еще не иссякшую, и мужественность, уже приобретенную. Словом, то был идеал мужчины, и несоответствие его канонам придворной красоты вовсе не мешало, а только подчеркивало его незаурядность.

— Что же, я ничего не понял из твоих слов, — рассмеялся Филипп. — Ты хочешь, чтобы я женился? Но для чего?

— Как ты, в сущности, еще молод! Хотя в твои годы уже пора понимать жизнь… Двадцать семь лет — уже не юность.

— Я, кажется, недурно понимаю жизнь, точнее, понимал до сих пор, брат. Иначе бы, наверное, не дожил бы до сей поры, — ответил Филипп.

— Ты говоришь о войне, а я тебе твержу о жизни! Пойми же, наконец, разницу!

— Хорошо, хорошо, я понял. И внемлю тебе со всем возможным усердием!

— Вот и ладно. — Кирилл поудобнее сел в кресле. — Итак, тебе надобно жениться. И жениться выгодно. У тебя ведь никого нет на примете?

— Нет, — легкомысленно махнул рукою Филипп.

— Вот это дурно… Но! Для того у тебя и есть старший брат, который может о тебе позаботиться! — воскликнул Кирилл.

— Что же, это дело. Жениться я не прочь, только сомневаюсь я в том, что за меня отдадут богатую девицу. Я же сам вовсе никакого состояния не имею, — лукаво усмехнулся Филипп.

— Ну во-первых, у тебя есть имение, — начал Кирилл.

— Имение! Что с того имения — один убыток…

— А во-вторых, — неуклонно продолжал старший брат, — я подыскал тебе девицу и с состоянием, и хорошенькую, и молодую… И она с радостью за тебя пойдет, а главное, ее матушка жаждет отдать ее именно за тебя!

— Вот как? — удивился Филипп. — Отчего? Разве она меня знает?

— Достаточно того, что она знает меня, — самодовольно заявил Кирилл.

— Так, — произнес младший брат. — Что это вдруг? Уж не амурный ли тут интерес у тебя с этой матушкой? А впрочем, сколько сей матушке лет?

— Еще нету и тридцати. Прелестнейшая женщина, прехорошенькая!

— Постой, а сколько же невесте? — опешил Филипп. — Я на тринадцатилетней жениться не стану. На нормальную жену я еще так-сяк согласен, а сопливая девчонка мне ни к чему.

— Ей восемнадцать лет.

— Это как же? — удивился Филипп.

— По правде сказать, это не ее матушка, а мачеха…

— Ах вот оно что. Небось не чает от падчерицы избавиться и рада отдать ее за первого встречного, да чтоб еще и похуже?

— Ну что ты! — воскликнул Кирилл. — Как можно! Да разве ты хуже кого? Ты лучше многих!

— Ну, это как посмотреть, — задумчиво ответил ему брат.

— Как ни посмотри, а ты превосходный кандидат. Дворянин, фамилия не из последних, имение какое-никакое…

— …один убыток…

— …имение какое-никакое, имеешь! — упрямо продолжил Кирилл. — К тому же ты офицер, награды заслужил, чин полковничий носишь, при дворе принят! Ну чем ты не жених?

— Да уж, — усмехнулся Филипп, — жених что надобно…

— Смех твой тут неуместен. Тем более что приданого за ней мачеха дает достаточно и, к слову, дом твой я уж начал приводить в порядок на деньги невесты…

— Что? Да как ты мог! — Филипп вскочил. — Ты в какое положение меня поставил?

— В какое надобно, — преспокойно заявил Кирилл. — В такое, чтоб ты отвертеться уже не мог. Ты, я чаю, денег вовсе не имеешь, так что долг тебе вернуть нечем. Стало быть, жениться придется!

При сих словах Филипп расхохотался.

— Ну братец, ну узнаю теперь тебя! Смотрю — и пудреман, и мушка на губе, и трость, — а все тот же ты, ничуть не переменился!

— Я рад, что ты так легко смотришь на вещи. Стало быть, я могу объявить родне невесты, что ты согласен?

— Ну да, уж объявляй! Куда мне теперь деваться?

— Хорош! Сколь я верно рассчитал!.. А что, братец, — продолжил вдруг Кирилл, — скажи, не бывал ли ты влюблен?

— Бывал, и частенько. Но что за странный вопрос? — спросил Филипп.

— Хотел лишь узнать, не разобьется ли чье-нибудь сердце, ежели ты женишься?

— Не разобьется, — уверил брата Филипп. — Сердца ныне крепки. Ежели кто и вздрогнет, то наскоро оправится.

— А ты? Твое сердце?

— С чего бы ему биться? Я вроде ни о ком не страдаю…

— Как ты холоден.

— Да ты не жарче моего, любезный Кирила Илларионыч!

— Все так, — рассмеялся Кирилл. — Однако ж я бывал и влюблен в молодые лета.

— Что же, коли на то пошло, так и я тебе скажу, что любовь не обошла меня стороной.

— Мы никогда не говорили о том с тобою, — задумчиво произнес Кирилл.

Он встал и подошел к окну. Филипп с удивлением посмотрел на брата. Что вдруг тому вздумалось вести такие речи? Довольно странно было глядеть на Кирилла, столь уверенного в себе и временами даже похожего на некую разукрашенную куклу, и слышать от него, что он был влюблен и, быть может, весьма от того страдал.

— Ты страдал от любви? — тут же спросил Филипп у него.

— О нет, — живо ответил Кирилл. — Никогда! И это так же верно, как то, что солнце восходит каждое утро. Страдать по сему поводу я считаю неприличным, а уж признаваться в сем, ежели имел глупость мучиться от стрел Амура, и вовсе недостойно.

— Воистину, ты современный человек, — пробормотал Филипп. — А все же я тебе расскажу кое-что, — добавил он.

— Что же? — Кирилл с любопытством уставился на брата.

— Несколько годов тому, в Петербурге, я имел случай увидеть некую особу, которая до того пленила мое воображение, что я и по сию пору не вполне забыл ее.

— Вот насмешил! Что же сие за особа была? — Кирилл не мог скрыть веселья.

— Это была совсем еще юная девушка, лет шестнадцати, не более, — проговорил Филипп. — Она была с теткой, и подойти я к ней не мог, и никак по-другому не мог узнать ее имени. Я не знаю его и по сию пору.

— Что за интересная гиштория!

Филипп задумался. Перед его глазами столь ясно предстали воспоминания, которые он не ворошил уже несколько лет. То было мгновение, но мгновение чудное, дорогое, что бывает одно на целую жизнь, и он тогда же, много лет назад, и прогнал его, чтобы не мучило оно его. Но вот пришел миг, и все вспомнилось, будто нарочно для того, чтобы его потерзать!

— Да, она была еще совсем дитя, — медленно проговорил Филипп. — Но какая красавица! Глаза ее с таким любопытством смотрели вокруг себя, и мне чудилось, будто я вижу ее такой, какой должна бы она была стать через малое количество лет: обольстительной, прелестной и желанной женщиной…

— Да ты поэт, Филипп, — заметил Кирилл.

— Поэт! — Младший брат рассмеялся.

— Что же ты не разузнал все о ней, ежели она так тебе глянулась?

— Не знаю… — Филипп помолчал. — Не знаю…

— Что же, теперь уж поздно, — с неожиданным равнодушием заметил Кирилл.

— Да, — ответил ему брат. — К тому же я женюсь.

— Вот разумные слова, — похвалил старший.

— Не будем же откладывать сие дело в долгий ящик…

— Все решится совсем скоро, — заверил Кирилл брата.