«Совращение»

— Ну, как? — накинулись мы с Александрой на Мишу, не давая ему раздеться.

Он стоял в прихожей, протирая запотевшие очки.

— Мымра! — объявил Миша и покачал головой. Тощая, как доска.

Что-то неприятное кольнуло под ложечкой.

— Как ты разглядел ее там, в окошке? — с удивлением поинтересовалась я.

— Ага, мам, ловлю его на слове. Помнишь, он говорил, что некрасивых женщин не бывает, — поддела его дочь.

— Дальше я говорил циничные слова про водку, но даже здесь они не… не… — Муж искал подходящее выражение.

— Не катят, — подсказала на молодежном жаргоне Александра, что было ей совсем несвойственно.

— Да-а, — удовлетворенно закивал головой Миша и с удовольствием повторил: — Не катят.

— Вот видишь, мама, я ж тебе говорила.

— Что ты говорила? Собиралась купить наше домоуправление с потрохами? А я возражала. Они тебя сами могут купить: все подвальные помещения сдали, а нижние этажи продали.

— При чем тут эта паспортистка? Ты бы ее видела. Воротничок жабо — со времен войны с Наполеоном. Шея как у птенца, который вывалился из гнезда, — такая вся в морщинах, и кудельки, кудельки по плечам, как у девчушки.

Александра смешно подернула плечиком, имитируя, как молодится, вероятно, пожилая женщина.

— Была бы обеспеченная, так бы не выглядела.

Я нахмурилась. Не люблю, когда осуждают старение. Перевожу это тут же на себя.

— Наверное, и обо мне так говорят.

Миша вскинул на меня полные, как мне показалось, любви и обожания глаза и возразил:

— Ты у нас самая, самая…

— Что ты, мамочка, — поддержала его Александра. — Ты по сравнению с ней…

Я посмотрела на себя в зеркало. Недавно Александра сводила меня к своему дорогому парикмахеру. Он долго колдовал надо мной, подбирая на компьютере прическу и оттенок волос. С этой стрижкой и постоянно новыми туалетами в наследство от Александры я действительно выгляжу на десяток лет моложе. Кремы и косметика тоже делают свое дело. Вот фигура — конечно! Можно бы и похудей: бедра, талия… вот досада, молния на джинсах разъезжается, чуть съем побольше. Но Миша любит женщин в теле, не то чтобы безобразно толстых, а фигуристых.

Когда я расстраиваюсь, глядя на себя голую в постели, Миша проводит тонкими пальцами между моих все еще упругих грудей, целует мои глаза, плечи, бедра, затем поднимает голову и влюбленно шепчет: «Обожаю твое тело». И после приятного времяпрепровождения, ублажив меня, наливает нам по чашке кофе и подает в постель.

— Посмотри на современное западное кино, — объясняет он мне свой несовременный вкус, — у голливудских актрисочек с объемами все в порядке. Иначе им бы для постельных сцен дублерши требовались, чтобы заглушать гром костей.

Млея от физического удовлетворения, блаженства и усыпленной бдительности, я думаю, что мужчинам куда проще нравиться женщинам, чем наоборот. Во-первых, вовсе не обязательно блистать красотой, во-вторых, не требуется наряжаться и краситься, наконец, в-третьих, им в отличие от женщин не страшен возраст, если, конечно, они не утратили своих мужских качеств. А Миша просто боец в этом смысле. Правда, он говорит, что в этом и моя заслуга тоже, но, вероятно, просто кокетничает.

Морщины на лице у мужчины — признак мужественности, а у женщины? Вон Александра обозвала паспортистку, у которой шея вся в морщинах.

— Так что, она согласилась? — вновь набросилась я на мужа.

— Согласилась-согласилась, — поморщился он. — Завтра идем с ней в ресторан.

— Ура! — заорала Александра и повисла у Миши на шее.

— Не вижу радости в твоих глазах? — обратился он ко мне.

— Я знала, что ты соблазнишь любую женщину, — отмахнулась я.

— Ну, не любую. — Миша самодовольно посмотрел в зеркало и поправил галстук. Кажется, он удовлетворен своей новой ролью.

Отправляя его к паспортистке, мы с Александрой купили букет и вырядили, как на свадьбу.

— Смотри, отобьют меня, — пошутил он, элегантно махнув на прощание рукой.

Александра беспечно хмыкнула.


Чего не сделаешь ради того, чтобы любимая и единственная дочь была счастлива. Мы с Александрой отправляем Мишу на дело второй раз. Нужна нам эта чертова справка, без нее англичане никак не регистрируют брак. Абсурдный документ о том, что Александра не замужем, то есть в данное время свободна.

— У нас нет таких сведений. Проще выйти замуж, развестись, а потом получить свидетельство о расторжении брака. Это пожалуйста, но займет много времени. Такие у нас порядки, — сообщают мне в загсе, когда я по просьбе Александры перехожу от чиновника к чиновнику. — А у них в Англии другие, раз просят, значит, где-то должно быть отмечено, что вы свободны.

— Выходит, у нас возможно многоженство и многомужество? — задаю я служащей загса наивный вопрос.

— Конечно, — не удивляется она, — имейте несколько паспортов и регистрируйтесь себе на здоровье.

— А придумать что-нибудь нельзя? — спрашиваю я.

— Попробуйте в домоуправлении, в паспортном столе. Я слышала, что они могут выдавать такие справки.

«Могут — это не значит выдают», — констатирую я про себя.

Но дочь полна решимости, а «мымра», как назвал ее Миша, дает ей от ворот поворот. На презенты она даже не взглянула, а взятку деньгами Александра не решилась ей давать: много народу толкалось в этот час. Она прождала до восьми вечера, думала, народ разойдется. А после восьми паспортистка окошко захлопнула и не вылезала из своей берлоги. Дочь стучала-стучала, но впустую.

— Одинокая она, вот и злая, — покачала головой наблюдавшая сцену уборщица.

И тогда нам пришла мысль напустить на нее Мишу. Раз одинокая, значит, должна клюнуть. Миша определенно нравился женщинам. Практически всем. Очень интеллигентный, положительный, в транспорте никогда не сядет, даже если есть свободное место — ведь могут войти женщины. И в дверь обязательно пропустит, будь то девочка или старушка. Женщины в нем сразу чувствуют обходительность. Юмор его легкий, анекдоты пикантные воспринимают должным образом. Раньше, когда у нас повсеместный дефицит был, Мишу можно было в самую длинную и безнадежную очередь поставить. Женщины его обязательно пожалеют и пропустят. Да еще в сумку продукты помогут уложить. В общем, любимец дам. Так что одинокая паспортистка из домоуправления тоже не могла устоять — сломалась.

Как уж он на нее повлиял, один Бог знает, только после ресторана муж вернулся слегка навеселе и сразу эту бумагу притащил.

— Вот! — не раздеваясь, заявил он с порога.

Так быстро у него получилось, что мы с Александрой даже ахнули, думали, ему еще раз за справкой к ней идти придется. А он сразу принес.

— Значит, она бланки с печатями и подписями с собой носит? — с досадой выговорила Александра.

— Нет, она ее заранее написала и даже подмахнула у кого надо.

— Значит ты ее раньше просил?

— У нее память хорошая оказалась. Она помнила, как ты к ней приходила. Ты ведь мою фамилию носишь. Она сама обо всем догадалась.

— Догадливая какая! — зло бросила дочь. — Что же мне эту справку не дала?

— Хотела, чтобы ты ее ублажил, — подключилась я, чувствуя неубедительность его объяснений, — наверное, в жизни в таком ресторане не бывала?

— Напрасно вы так о ней, — неожиданно заступился Миша, — она вполне цивилизованная женщина.

— Ты же сам ее поначалу «мымрой» обозвал, — чуть ревниво заметила я.

— Ошибался, — загадочно изрек муж, и больше не сказал ни слова.

Поскольку я была инициатором этой встречи, пришлось замолчать тоже.

Александра, получив свое, укатила в Лондон к жениху, а мы с Мишей продолжали жить, как жили: ходили на работу, я — в газету, у которой менялись хозяева, Миша — в одно из неликвидированных министерств.

По воскресеньям дольше обычного валялись в постели, свободно шлепали в ванную в неглиже, после приятного занятия сексом.

Все-таки дочь стесняла нас. Нужно было специально выбирать время, когда она отсутствовала. Квартирка у нас, как у всех, слышимость о-го-го, а рядом взрослая девушка, которая считала, что наше время для интима давно ушло. Только Миша так не считал, наоборот, он уверял, что в зрелом возрасте секс куда приятнее, осознаннее и тоньше. Наше время только начинается…

Загрузка...