Лощина

Карта

Пролог

1862

Балтус Ван Бюрен сидел перед горящим камином с бокалом бурбона в руке, делая вид, что не ждет ухода жены. Она, как всегда, не торопилась, уходя в училище, слонялась по дому, как будто постоянно что-то забывала. С годами Балтус понял, что это была не рассеянность, хотя иногда и это тоже, а скорее нежелание оставлять его с Катриной одних. Она ходила в институт только на ночь до, после и во время полнолуния, словно в темные леса Сонной Лощины ехать нужно на другой конец страны, а не сорок минут.

«Она боится», — рассеянно подумал он, взбалтывая янтарную жидкость в бокале. «Но чего?»

Хотя он всегда задавал этот вопрос, у него были свои подозрения. Вот почему он ждал, когда она уйдет сегодня вечером, потому что хотел побыть с Катриной наедине.

Ей уже шесть лет, и дочери пришло время наконец узнать правду.

— До свидания, дорогой Балтус, — сказала Сара, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. От нее пахло гвоздикой и чем-то землистым, похожим на твердую почву, которая лежала под тонким слоем вечернего инея, богатого гниющими листьями.

Балтус выдавил из себя улыбку и посмотрел на нее. Она выглядела измученной, ее лицо было похоже на пергамент, морщины вокруг глаз и рта углубились, но она всегда выглядела так перед уходом в школу. По возвращении она будет выглядеть гораздо лучше.

Она хотела попрощаться со своей дочерью, но Катрина уже крепко спала в своей постели. По крайней мере, так думала Сара. Балтус знал обратное.

Дверь открылась и закрылась, Сара исчезла, порыв холодного воздуха ворвался внутрь и потревожил огонь. Языки пламени прыгали и танцевали, а затем угомонились, и весь дом словно расслабился, испустив вздох.

Балтус подождал немного, сделал еще один глоток своего напитка и прислушался к тому, как ветви голых деревьев стучат по узким окнам гостиной, желая войти. Они звучали как тиканье часов.

Затем он сказал своим громким, отеческим голосом:

— Катрина?

Он подождал немного, и дверь спальни приоткрылась, в щель выглянуло ее бледное лицо.

— Я знаю, что ты не спишь, — продолжил он и указал на обитое бархатом кресло рядом с собой. — Присаживайся сюда, можем поболтать.

Она остановилась в дверях: большие голубые глаза, бледная кожа и волосы цвета кукурузного шелка.

— У меня неприятности? — спросила она тихим голосом.

— Ничего такого, — сказал он, и уголки его усов приподнялись в улыбке. — Иди сюда, дитя мое.

Катрина направилась к нему, громко шлепая босыми ногами по полу, отчего отец улыбнулся про себя. Его дочь никогда не была самой грациозной девчушкой, всегда шумная, дерзкая и неуклюжая, как будто ее ноги слишком велики для тела, и она не чувствует пространства вокруг себя. Он задавался вопросом, заставит ли однажды мать пойти дочь в школу благородных девиц или воспользуется своей собственной магией, чтобы помочь ей стать более «утонченной». Он молился, чтобы та оставила Катрину в покое.

Балтус был добрым и любящим человеком, которого обожал весь город за его вдумчивость и добродушие, но трусил, когда дело касалось его жены, и он знал это. Корни Сары Ван Тассел в Сонной Лощине были настолько глубоки, отчего иногда он беспокоился, что его в любой момент могут вырвать с корнем и вышвырнуть прочь одним взглядом жены. В конце концов, когда они поженились, именно она решила сохранить свою девичью фамилию — Ван Тассел — из-за традиции по материнской линии, и передала ее Катрине. И хотя Балтус тоже был ведьмаком, его магия меркла по сравнению с тем, на что была способна Сара.

Однако, что унаследует Катрина, еще предстояло увидеть.

— Что такое, пап? — спросила она, забираясь на кресло рядом с ним и раскачивая ногами взад-вперед. Если раньше ей хотелось спать, то теперь она полностью проснулась, ее ярко-голубые глаза смотрели на него с любопытством и нетерпением, потому что не часто разрешали засиживаться допоздна. — Что-то случилось с мамой?

Он взглянул на нее, нахмурив густые брови, похожие на дерущихся гусениц.

— Почему ты так говоришь?

Она пожала плечами.

— Не знаю.

— С твоей мамой все в порядке, — сказал он. Ему не следовало удивляться тому, насколько дочка наблюдательна. В этом и будет смысл разговора. — Она пошла в училище.

— Знаю. Я слышала, как она прощалась. Просто дом кажется другим.

— Почему это?

— Как будто он затаивал дыхание, а теперь нет.

— Очень проницательно, — подумал он, и прочистил горло. — Что ж, дорогая Кэт, то чувство, которое ты испытываешь, то, что ты замечаешь, — это энергия. И не многие дети твоего возраста смогли бы выразить чувство словами, как ты, но именно это делает тебя особенной.

Она уставилась на него с легкой улыбкой в уголках губ. Он знал, как ей нравилось, когда ее называли особенной.

— Знаешь, что еще делает тебя особенной? — спросил он.

Она покачала головой.

— Я думаю, знаешь, — он кивком указал на огонь. — Огонь слушается тебя, не так ли? Ты можешь своими пальцами заставить огонь колыхаться.

Ее глаза расширились, став похожими на причудливые бело-голубые фарфоровые блюдца, которые Сара доставала для гостей.

— Я знаю, это твой секрет, — мягко сказал он. — Но я твой отец, и от меня ничего не скроешь. Еще знаю, что ты разговариваешь с птицами и животными, и они понимают тебя. И когда ты по-настоящему расстроена, по дому проносится порыв ветра, захлопывая все двери. Знаю, что ты заставляла себя исчезать не раз, и я всегда очень пугался.

Катрина с трудом сглотнула, перестав болтать ногами. Она прикусила внутреннюю сторону щеки, и Балтусу стало неловко за то, что он заговорил обо всем этом.

— Я рассказываю тебе все это не для того, чтобы наказать, моя дорогая, — сказал он. — Потому что я знаю, что это не твоя вина. Если уж на то пошло, то это из-за нас с мамой. Потому что мы тоже особенные в некотором роде.

Она медленно кивнула.

— Я знаю.

Он усмехнулся.

— Конечно, еще бы. А ты знаешь, как это называется? Как называют нас?

Она покачала головой.

— Ведьмы, — сказал он.

Она выпятила нижнюю губу и надулась.

— Нет. Не правда. Ведьмы плохие. Ты не плохой. И мужчины не могут быть ведьмами.

Он выпрямился на своем сиденье.

— Мужчины очень часто могут быть ведьмаками, и они неплохие.

«За исключением некоторых», — подумал он.

— Ведьмы особенные, — продолжал он. — Но мир этого не знает. Они думают также. Что мы плохие, злобные и не замышляем ничего хорошего. Это не так, но мир не понимает. Сонная Лощина — последнее безопасное убежище для нас, и даже тогда не все такие… особенные, какие мы. А вот ты даже очень.

Казалось, она обдумывает.

— Значит, я ведьма?

— Верно. Красивая, удивительно добрая ведьмочка. Но поскольку ты ведьма, на тебе лежит ответственность, которой ты должна придерживаться. Это обеспечит тебе безопасность. Самое важное — обезопасить себя, Катрина.

— Ты меня защищаешь, — сказала она с улыбкой.

При этих словах у него защемило сердце.

— Я не всегда буду рядом, чтобы оберегать тебя, моя дорогая.

— Тогда мама защитит меня.

— Конечно, защитит, — сказал он, чувствуя, как сжимается его сердце. — Но мало ли, однажды мама не сможет. И ты останешься одна.

— Я не буду одна. Я выйду замуж за Брома Ван Бранта, — гордо сказала она. — Ты всегда говорил, что мы должны пожениться, когда станем старше.

Балтус попытался изобразить на лице улыбку, но она дрогнула.

— Да. Твоя мама позаботилась об этом.

— Бром — мой лучший друг, так что все в порядке, — сказала она. — И он защитит меня.

Бром был славным малым, на три года старше Катрины, но немного диким. Однако его родители были бесхребетными, и Балтусу всегда казалось странным, как сильно Сара настаивала на том, чтобы они были вместе. Мать Брома, Эмили, была ведьмой, но его отец — нет, а сам Бром вообще не проявлял никаких признаков магии. Но когда Сара решалась на что-то, то продолжала упираться, пока весь город не соглашался с ней. Вот так она была убедительна.

— Как бы то ни было, — хрипло продолжил он, — однажды ты можешь остаться одна, и тебе нужно будет обезопасить себя. Ведь, чтобы оставаться в безопасности, мне нужно твое обещание. Ты готова пообещать своему отцу кое-что очень, очень важное?

— Что? — спросила она.

— Я хочу, чтобы ты никогда никому не говорила, что ты ведьма. Даже своей собственной матери. Я хочу, чтобы ты держала это в секрете от всего мира, даже от самой себя. Мы не показываем свою магию и могущество, ты и не показывай свое. Ты должна спрятать все это глубоко внутри, пока не забудешь.

— Почему?

— Потому что мир жесток. Ты и сама знаешь, что случалось с ведьмами в прошлом.

— Но они были плохими.

Он приподнял бровь.

— Думаешь? Или так говорили? Они могли бы быть такими же невинными, как и ты. Мир не готов к нам. Даже в этом городе.

— А в Сонной Лощине есть другие ведьмы?

Он не был уверен, как на это ответить. Правда скоро выплывет наружу, как только Катрина узнает, что ее мать делала, да и вообще, что школа делала со своими учениками. Кем на самом деле были эти ученики. В конце концов, если бы Сара не была так поглощена идеей женитьбы Брома и Катрины, она бы отправила дочь в училище, когда та достигнет совершеннолетия точно так же, как ее мать и бабушка до нее.

— Есть и другие ведьмы, — осторожно сказал он. — Но они это скрывают.

— Значит, мы все не можем дружить? — спросила она.

Он покачал головой. Он знал, что для Катрины безопаснее всего казаться никчемной волшебницей, неинтересной, словно у нее вообще нет никаких способностей или интереса к оккультизму, будь то среди других ведьм или нормальных людей.

Ведь, если она позволит своей магии продолжать развиваться, то ее обнаружат плохие люди. И заберут каждую частичку ее души.

Запаниковав от этой мысли, Балтус потянулся и схватил Катрину за руку, сильно сжав.

— Пообещай, Катрина. Пообещай, что, когда почувствуешь призыв к магии, к странному и необычному, к высшей силе, ты все проигнорируешь. Похоронишь глубоко внутри себя. Сделаешь все возможное, чтобы не быть ведьмой. Никогда этого не покажешь и никому не расскажешь. Включая Брома, включая твою маму, включая меня. Пожалуйста.

Катрина потрясенно заморгала, глядя на него, затем вгляделась в его лицо. Он знал, что оно не выражало ничего, кроме боли, отчаянной мольбы о том, чтобы она поняла и подчинилась.

Наконец, она кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я смогу.

— Обещаешь, моя дорогая?

— Обещаю, — сказала она.

И, боже, он надеялся, что она говорила серьезно. Он надеялся, что договор останется в силе, и что в конце концов это обеспечит ее безопасность.

Словно он знал, что у него осталось не так уж много времени с дочерью.