Лошадь смеется

СМЕРТЬ НИКИ

— Ты устал…

— Ничего… Это пройдет…

— Может, сварим еще кофе?

— Да!.. Да!

— Я недавно видел, как по Новому Арбату шла влюбленная молодая женщина…

— Да. Да! Ты прав! Это была Ника!

— Что?

— Сейчас ты увидел Нику. Ты только не подумал об этом. Разве сам ты это не почувствовал?.. Просто надо обостренно чувствовать, что происходит в нашем мире… Это она… Это она прошла по Новому Арбату… Это случилось на Новом Арбате… Как же ты мог? Ты не поверил в то, что ты почувствовал, в то, что ты увидел?.. когда же, наконец, мы станем доверять тому, что мы живем в одном и том же времени…

…Ника шла по Новому Арбату… Иногда она останавливалась, запрокидывала голову и, лукаво прищурившись, смотрела в небо. Она шла с огромным букетом цветов. Все в ней было заразительно. Прекрасно и заразительно… Казалось, прохожие завидуют каждому ее движению. Завидуют и радуются… Приятно, когда идет человек и этот человек совсем иначе похож на то, что мы называем жизнью… Ника говорила вслух. Как будто ей самой надо было слышать то, что она сказала:

— Как хорошо! — говорила она. — Как хорошо!

— Девушка, — обратился какой-то прохожий. Но Ника не оборачивалась. Она продолжала идти…

— Как хорошо! — повторила она. Какой-то другой прохожий спросил ее, где она купила такие цветы.

— Вы хотите со мной познакомиться? — спросила Ника.

— Очень! — сказал прохожий.

— Поздно, — улыбнулась Ника и продолжала быстро идти.

— Как хорошо быть женщиной! Как хорошо! Ты ни к кому не будешь так относиться… Ты ни к кому не будешь так относиться… Ни к кому…

— Девушка, остановитесь! Нельзя так быстро идти…

— Обернитесь, девушка!

— Я не оборачиваюсь… — сказала Ника. На той стороне Калининского проспекта она увидела Вадима Карина. Ника побежала навстречу Карину сломя голову… Через дорогу. Она бежала с криком: Любимый! Любимый!.. Машина… Прямо на нее неслась машина…

— Олег! Надо остановить машину!!! Надо остановить машину!!! Ты слышишь?!!

— Это невозможно, Ваграм, она уже сшибла ее… Машина сшибла Нику… Жила она еще несколько минут. Очевидно, для того, чтобы сказать Карину, который подбежал только теперь:

— Вот так-то, любимый… Я знала, что все кончится очень скоро… Но ты меня похоронишь?.. Я уже говорю с тобой издалека. Никогда еще не испытывала такого чувства… Слышишь?.. Совсем не больно… Наверное, с болью из этого мира не уходят… Любимый!.. Мне так хорошо было быть женщиной… Скажи маме… Привет, любимый!

— Кофе! — сказал Ваграм, — давай сварим по чашечке крепкого кофе…

— У тебя есть сигареты?

— Да. Посмотри, где-то тут… Убийство Карина было лишь продолжением трагической смерти Ники…

— Подожди. Давай сначала выпьем кофе.

— Ты помнишь, что произошло?

— Я тебе сказал, оставь меня в покое. Ради бога!

— Я сам хотел затормозить машину… Хотел, но не мог. Он несся с такой скоростью. И она… Она все знала… Она сама побежала навстречу своей смерти с букетом цветов. Никто не мог остановить ее. Никто… Ты считаешь, что я виноват? Ну, скажи, что же ты молчишь? Ты считаешь, что я виноват?.. Это же не я сидел за рулем! Что ты на меня так смотришь, как будто я был в машине…

— Какая нелепая смерть…

— Романтика! Это все романтика! Нечего делать в нашем веке романтике… Мы ее давно перечеркнули за ненадобностью. Шофер бы никогда не задавил ее, если бы хоть чуть-чуть жил в ее измерении…

— К сожалению, это не принимается во внимание…

— Да. Я знаю. Но я постоянно испытываю чувство вины за других. Каторжное состояние… Невыносимо…

— Тебе с сахаром?

— Я положу сам.

— Может, мне поехать домой?

— Ты сам устал. Сколько лет прошло, как мы не спали с тобой целыми неделями?

— А, старик! Мы с тобой уже давно не студенты.

— Да. В декабре — тридцать пять!.. Тридцать пять лет… А ты — в ноябре, да?

— Да. Ты забыл? Я на целый месяц старше тебя. Но если ты считаешь…

— Да. Я считаю, что тебе уходить не надо.

— Тогда май… Карин умер восемнадцатого мая… А смерть Ники… Ты говоришь, на три, четыре дня раньше…

— Это ты будешь устанавливать точные даты… Неопровержимым должен быть сам принцип построения доказательства… И тогда оно естественно обрастает жизненными подробностями и бытовыми деталями… А к точности дня или часа гармоническое доказательство безразлично:

Но точно ль мы вернемся через час?

Не более. Для нас дела изъяты

Из времени. Мы вечность уместить

Способны в час, и час продолжить в вечность.

Мы измеряем жизнь свою не так,

Как смертные. Но это — наша тайна.

Иди за мной…

Кажется, междугородная. Сними трубку…

— Алё?

— Добрый вечер, Олег Юрьевич. Вы мне сказали позвонить в любое время суток…

— Здравствуйте, Галина Петровна! Что-нибудь узнали?

— Все узнала. Все. Год назад Карина еле спасли в Лиепае. У него болел коренной зуб. Пока он ожидал очереди, ему дали таблетку анальгина, и с ним случился приступ. Я нашла врача, она отлично помнит этот случай. Карин был с женой. Она даже запомнила прическу жены «Мирей Матье».

— Вылетайте первым же рейсом и привезите врача… Спасибо…

— Молодец, Олег, я все слышал. Молодец. Я знал, что ты ведешь свою юридическую игру, но держишь ее в тайне от меня.

— Подтвердилось то, что до сих пор было моей мучительной догадкой. Он был совершенно здоров. Медицинская карточка — чистая. И я просил проверить все стоматологические клиники, платные и бесплатные, в Москве, в Сочи, в Лиепае, — везде, где они были вдвоем. Но, видит небо, я делал все, чтобы опровергнуть самого себя… Старина, я отнял у тебя столько времени, но у меня не было никаких фактов. Никаких. И я, как в прошлый раз, вспомнил, что твоя гармоническая математика в них не нуждается.

— Не нуждается?.. Ну, нет, это не совсем точно. Точнее — у них иной характер… Юная мадам Карина плавает в нашем времени, как рыба. Она знает, какими фактическими отходами загрязнены водоемы. И поэтому ведет себя, как при естественном ходе событий, а он между тем кардинально отличается от насильственного…

— Еще один вопрос…

— Если бы один…

— Зачем Кариной понадобилось это насилие? Зачем понадобилось убивать мужа, если соперница Ника была уже мертва?..

— Да. Конечно. Мало ли что бывает в жизни художника. Увлечения, размолвки, а потом все возвращается на круги своя. И заблудший, раскаявшийся муж вместе с картинами остается при ней. Да?

— Да. Зачем?

— На всякий случай. Вдруг Вадим Карин влюбится в новую Нику.

— Ваграм, перестань валять дурака.

— Почему же перестать?.. Ты думаешь. Ты думаешь…

— Что я думаю? Договаривай.

— Я не знаю, что ты думаешь. Откуда я знаю.

— Что ты хочешь сказать?

— Я?.. Это ты хочешь сказать. Ты! Но этого недостаточно. Она откажется. Первым укол анальгина сделал врач?.. Врач!

— Ну, нет. Ты же слышал. Она отлично помнила, что ее муж — аллергик.

— Но она скажет, что она забыла, перепутала, растерялась, испугалась. Хорошо, наконец, она тебе скажет, что если она сама знала, что ее муж — аллергик, то не мог же он об этом не знать. А это уже, как ты сам считал совсем недавно, смахивает на самоубийство. И она за это схватится, но не как за соломинку, а как за бревно. Скажет, что не хотела сначала признаваться, не хотела, чтобы ее мужа считали самоубийцей. Не хотела шума. И так далее. К тому же теперь доказать, от какой дозы аллергена скончался Карин, невозможно.

— Ваграм, ты же говоришь прописи, и комару ясно, что она начнет вертеться.

— Прописи? Потому что мне плевать на твою Карину, плевать. Ты знаешь, что она сделала?

— Я ничего не понимаю, что с тобой творится? Ты носишься по квартире, как твой тигр.

— Я хочу тебе сказать, что если существует какой-нибудь гармонический кодекс мироздания, то принцип избирательности играет в нем чертовски загадочную роль. Эта загадка буквально выглядывает из всех щелей мироздания.

— О чем ты говоришь?

— Вот репродукция — софа и люстра валяются в лесу…

— Ты мне не ответил на мой вопрос. Зачем Кариной было убивать своего мужа, если Ника была уже мертва?

— А почему люстра и софа оказались в лесу?

— Я помню, что в малиновом гарнитуре Кариных не хватало софы, а о том, как она оказалась в лесу, мы поговорим завтра…

— Нет. Сейчас.

— Я не узнаю тебя. Я тебя чем-нибудь обидел?

— Прости Олег. Но то, что произошло, — немыслимо. С этим не так легко согласиться…

— Со мной это тоже случается.

— Выслушай меня, Олег, если бы было только отравление, доказать ее вину было бы очень и очень трудно. Но есть обстоятельства… обстоятельства, которые не оставляют ей ни одного шанса для защиты. И опровергают ее любое алиби.

— Ты неисчерпаем, Ваграм!

— В ту же ночь, когда Ника и Вадим Карин прилетели из Прибалтики, то есть они прилетели вечером, а в час или в два, или, может быть, в три часа ночи, в квартире Карина раздался телефонный звонок. Спал Карин или не спал, не знаю. Может быть, он еще читал детектив или слушал магнитофонные записи… Все это не суть важно. Важно, что это случилось ночью. В характере Ники было мыслить и чувствовать неожиданно. Все ординарное она отметала с ходу, и она выбрала самый острый, самый рискованный вариант…