Лоси

ЛЕСНОЕ БРАТСТВО

Наконец лось ушел от своего преследователя, скользившего на быстрых лыжах, и опустился под исполинской елкой, ветви которой, украшенные и отягощенные снегом, грациозно опускались к земле. Каждый нерв громадного лося напряженно дрожал, когда он лежал, вытянув усталые ноги.

Вдруг в кристально ясном воздухе пронесся унылый, слабый, но непрерывный звук и с каждой минутой стал усиливаться. Лось вскочил, — он хорошо знал, что это значило. Бежали волки, перекликаясь между собой.

Испуганным животным стал овладевать ужас. Неясный далекий вой голодной стаи делался все ближе и отчетливее.

Жизнь лося снова висела на волоске.

Если бы он мог все время бежать по мягкому снегу, лежавшему под деревьями, он еще имел бы возможность спастись: на несмерзшейся снежной поверхности лось уходит от самого быстрого из серых хищников. Кроме того, он все же был на несколько миль впереди стаи, хотя бегство и измучило его.

Но в сравнении с громадным туловищем лося его копыта необыкновенно малы: непрочная корочка наста выдерживает волка, даже несколько волков, но проламывается под копытами тяжелого лося, и тогда вся выгода оказывается на стороне преследователей.

Лось хорошо знал образ действия волков. Они долго гонят крупное животное; потом самый большой обгоняет его, кидается ему навстречу, в то же время избегая его ударов; остальные, менее сильные, стараются перегрызть сухожилия задних ног своей жертвы.

Усталый лось поднялся, смертельный страх приливал к его горлу, душил его, но он побежал с быстротой лошади, стараясь выбирать более выгодную дорогу. Время от времени он встречал наметенные ветром сугробы; они поднимались крепкими валами, преграждавшими ему путь; время от времени поток, глухо журчавший под ледяным покровом, заставлял несчастное животное сворачивать в сторону.

Силы лося убывали с каждой минутой, с каждым тяжелым вздохом. Глубоко зарытые сгнившие корни, казалось, старались захватить его ноги; с ветвей деревьев хлопьями падал снег, мешая ему видеть путь.

Но вот стало очень светло; на небе стояла полная луна; на снегу лежали резкие тени деревьев.

Бежать стало легче. Лось инстинктивно понял, что он очутился на тропе, проложенной не зверями. Это был путь траппера, помеченный зарубками на деревьях. Проламываясь сквозь густую чащу, лось почувствовал, что его передняя нога попала в петлю, привязанную к палке, преграждавшей тропинку. Но это был силок для рыси, а не для лося, и веревки порвались.

А вой раздавался попрежнему.

Лось слышал, как волки настигали его, громадные, сильные. Их было десять или двенадцать, не больше, — волки Аляски никогда не собираются в такие большие стаи, какие образуют их русские собратья. Они быстро неслись по снегу, и их лапы сухо стучали.

Лось бежал, закинув голову, порывисто дыша, как бы всхлипывая. Отчаянное бегство стало для него почти механическим движением, он был осужден и знал это. Если бы лось не устал, убегая от охотника, он жестоко сразился бы с волками своими острыми копытами и могучими рогами, но теперь он совсем не был способен к сопротивлению.

Вдруг лось увидел какой-то золотой блеск и свет между обнаженными стволами призрачных деревьев, и его мужество ожило.

Лось принял этот свет за лесной пожар, от которого он бежал летом. Тогда лось боялся, теперь же нет. Пожар, наоборот, спасет его… Если бы лосю только удалось вынести его уколы, ожоги, миновать его пламенные, прыгающие языки, очутиться по ту сторону захваченного пожаром пространства, он все же, может быть, ушел бы от врагов. Волки ни за что не решились бы стать лицом к лицу с огнем…

Но лось ошибся.

Среди рощицы деревьев, где была прорублена небольшая полянка, стоял грубо выстроенный бревенчатый дом, футов двадцати в квадрате. Щели между бревнами были законопачены мхом и землей; над маленькой печной трубой из листового железа вилась спираль дыма. Низ дома для защиты от холода прикрывала земля, дверь была пригнано плотно. Окно, в котором кусок пропитанного свечным салом полотна заменял стекло, было тоже — без щелей.

В нескольких футах от дома пылал большой костер, перед ним были натянуты шкуры разных животных: лисиц, куниц, горностаев, речных бобров; они сушились. Рядом с ними висела вся обледенелая рысь с неснятой кожей.

В темной двери дома показалась одетая в мех фигура, и красный отсвет костра придавал орлиным чертам траппера дикую красоту.

— Ну, — громко произнес он, — ну! — И сам вздрогнул от звука своего голоса.

В течение долгих месяцев он оставался один в лесу, и своя собственная речь казалась ему странной. Двигался этот человек бесшумно, как те пушные звери, за которыми он охотился. Одну за другой снимал он шкуры со стоек и ящиков, на которых они были натянуты, чтобы, ссыхаясь, они не делались меньше. Собрав меха, ловец унес их в свой дом.

Затем траппер вышел снова, подбросил охапку сучьев в уголья, и искры золотым потоком поднялись и посыпались во все стороны.

Лось бежал на свет. Он знал теперь, что это не лесной пожар, а что-то имевшее отношение к двуногим, которые избивали его родичей. Но, во всяком случае, человек был менее страшен, чем стая врагов, которая с воем гналась за ним.

Траппер замер на пороге дома, держа ружье наготове. До сих пор он еще никогда не слыхал мрачного призыва волчьей стаи. Вой этот заставил его сердце сжаться, а кровь похолодеть. До сих пор он считал себя непоколебимым, как скала, но этот мрачный звук, донесшийся вместе с ночным ветром, действовал ему на нервы. К счастью, огонь разгорался ярко, и волки не решатся подойти близко.

Вдруг из-за расплывчатых контуров лесных деревьев показалась фигура большого зверя. Она беспомощно раскачивалась из стороны в сторону, и свистящее, тяжелое дыхание разрезало тихий воздух. Иногда туманный силуэт сильно качался, почти падал, потом снова поднимался и с трудом двигался вперед. Траппер наблюдал за лосем и не мог отвести глаз от приближавшегося животного.

Лось подбежал прямо к дому. Жалобные, запавшие глаза лося смотрели в стально-серые глаза человека, которые были широко открыты от изумления.

Под самым ружьем охотника был громадный запас лосиного мяса, запас, которого хватило бы на много недель. Но человек бесшумно положил оружие на утоптанную землю, заменявшую в его доме пол.

— Ничего, старина, ничего, — тихим голосом сказал он, не спеша дотронуться до громадного гостя, который стоял перед ним.

Охотник боялся испугать и прогнать его.

Лось тяжело прислонился к стене дома и опустил голову. Его большие рога поднимались, точно ограда над еле шевелившимися ушами. Целое облако пара стояло над ним. И вдруг, точно неспособные выдерживать тяжесть большого тела, ноги лося подогнулись и громадное животное опустилось на землю.

Траппер, стараясь не испугать его, вышел из дому, нагнулся над костром и прибавил в огонь топлива. Он делал все это торопливо, опасаясь волков, потом прислушался. Тишина… Стая пробежала мимо, не выдержав вида пламени. Теперь кругом стояло полное молчание темной, морозной северной ночи. Нигде в мире не бывает такой тишины.

Всю ночь человек поддерживал пламя; всю ночь лось спал, истощенный долгим бегством.

Раза два траппер подкрадывался к своему гостю и смотрел на него. Никогда еще не видывал он таких рогов, которые, как ему подсказывал опыт, достигли наивысшего развития. Он любовался на них, опытным глазом измерял их, считал их отростки.

Если бы траппер добыл этот трофей и отвез его в ближайший торговый пункт, любой скупщик дал бы за него сто долларов, даже больше. Ведь эти рога могли с честью украсить любой нью-йоркский спортсменский клуб.

А между тем, глядя на склоненную голову лося, траппер чувствовал странную, небывалую нежность. Мягкие чувства не часто закрадываются в сердце охотника. Он убивал множество животных, а между тем вид лося, который доверился ему, который так смело попросил у него гостеприимства, странным образом волновал двуногого жителя лесов.

Случилась странная, необыкновенная вещь. Расскажи ему об этом кто-нибудь другой, траппер недоверчиво засмеялся бы: перед ним лежал лось, вероятно, тот самый, за которым он целый день гонялся на лыжах.

И траппер почему-то почувствовал, что не решится поднять на него руку.

Ночь прошла, рассвет пробудил лес… Легкие пурпуровые, розовые, золотые и голубоватые облака перерезали горизонт. В прозрачном утреннем воздухе стояли мрачные силуэты обнаженных деревьев. Над дорожкой траппера ночная дымка рассеивалась под дыханием ветра с ледяных гор. Его дыхание осыпало мелким порошком снега тело лося, который все еще лежал близ закрытой двери домика траппера.

Сильный порыв ветра вдруг налетел на дом.

Печная труба сорвалась со своего места на крыше, упала как раз на голову лося и внезапно разбудила его. Он мгновенно очутился на ногах, готовый к немедленному бегству.

В течение секунды стоял он, точно каменное изваяние, подняв свой округленный нос. Яркий утренний свет обливал его голову, отчетливо определяя грациозный контур его массивного тела. Потом он с ужасом почуял человека. Заметная дрожь пробежала по его телу, он весь сжался и, описав большой круг, бросился бежать.

Трррах! Громадные рога ударились о выдававшуюся балку на углу дома. Левый из них зашатался и упал на землю. Подходило время смены рогов, и удары, которые они ночью получили во время безумного бегства животного, ускорили это дело.

Лось усиленно потряс головой: он чувствовал на ней непомерную тяжесть. И вот второй, правый рог бесшумно скользнул вдоль его плеча и вырисовался на белизне снега. Теперь большой лось уже без препятствий исчез в темноте леса, затерялся в чаще…

Дверь дома открылась, отодвигая нанесенный на нее снег. Траппер, готовый отправиться по своей длинной тропе осматривать силки и тенета, взглянул на то место, где недавно лежал лось. Его глаза проследили за отпечатками ног животного и заметили исполинские рога, лежавшие на земле.

Он подошел, поднял, их, ощупывая их как бы отполированные отростки, и любовался ими.

— Ну, — прошептал он наконец, — ну?!.

В этом странном восклицании выражалась и радость, и удивление, и признательность…