Все-таки человек

Ждать возвращения лешего пришлось недолго. Он вернулся один.

– Вы знаете, я сказал санитарам, чтобы уезжали; я увидел, что, разговаривая с вами, бегун выздоравливает, и решил, что лучше будет отправить их назад, – пояснил он, потупившись несколько смущенно. – Вот и все, я только это хотел сказать. Я вижу, вам нужно торопиться по работе…

Услышав это от него, я чрезвычайно удивился, раскрыл даже рот.

– Вы очень проницательны. Вдвойне. Вы умеете видеть сквозь деревья? Неужели вы расслышали меня, когда мы в первый раз встретились и я пожаловался вам на проблемы с работой? – задал я сразу два вопроса, не дожидаясь ответов.

– Знаете, дружок, я иногда могу видеть сквозь деревья. Лишь иногда… Суета, всякие заботы. Все-таки от нее полностью не убежишь, и как только начнутся заботы, я перестаю видеть сквозь деревья… А второй ваш вопрос – вы же два вопроса задали, верно? или я чего-то не расслышал еще?

– Два, вы совершенно правы. Я спросил про наш первый разговор, когда я говорил вам о своей работе.

– Два, хорошо. Да, я слышал, вы говорили про работу и про творчество. Только вот когда вы стали говорить о собаке, я уже не мог вас расслышать. Скажите, а вы разговаривали с этим замечательным спортсменом сейчас. Это тоже была часть вашей работы?

– Да, вы правы. Вы очень проницательны.

– Можно еще вопрос задать вам, раз уж вы не торопитесь уходить прямо сейчас?

– Конечно, задавайте ваш вопрос.

– То, как бегун вас видит или другие, с кем вы по работе общаетесь… из людей, я имею ввиду… Они вас по-другому видят и запоминают? Не так, как я?

– По-другому. Совсем по-другому. Бегун придет себе домой и будет помнить, как поговорил пару минут с вами, как потом хлопнула петарда, напугав его, он отпрыгнул в сторону, чуть не упал и побежал дальше. Вспоминая вас, с вашим посохом и тростью, он задумается о своем соседе-паралитике, почувствует стыд и пойдет извиниться перед ним, очень его удивив. Они станут играть в шахматы, и бегун больше не будет так фанатично тренироваться, и к вам он обязательно придет просто посидеть и поговорить.

– И они будут играть в шахматы, сидя на зеленом крокодиле?

– Ничего себе! – воскликнул я. – Так вы и это слышали?!

– Да, просто вы так громко говорили, что было слышно, – стал виновато оправдываться он. – А что это не предназначалось для меня, да?

– Нет, почему. Раз уж услышали, значит предназначалось и для вас тоже. А крокодил… понимаете, вы сейчас, разговаривая, ступили на зыбкую почву предсказаний. Вы увидели, что в скором будущем бегун помирится со своим соседом и что он придет к вам поговорить. Но в предсказаниях очень легко ошибиться, приняв аллегорию, символ за буквальное обещание того, что случится в будущем. Конечно, зеленый надувной крокодил – это условность, отвлеченная идея. Абстракции, как вы знаете, не воплощаются в конкретных материальных предметах. Такое бывает лишь в вымысле, – говорил я, забывшись, но поймал его наивно-восторженный взгляд, свидетельствующий о частичном непонимании, понял, что он многих моих слов не расслышал сейчас, и тогда я, стараясь говорить громче и четче, произнес: – Проще говоря, если вы видите картины будущего, не понимайте их буквально!

– Постараюсь, – ответил он. – Впрочем, я не так часто их вижу. Стоит мне капельку расстроиться из-за какой-нибудь пускай даже мелочи, или что-то съесть, от чего тяжесть в желудке, или если житейская проблема какая-нибудь придет, и уже все – я перестаю замечать ваши тропинки в парке, перестаю замечать вас… Вы торопитесь, я вижу… Конечно, хотелось бы пообщаться подольше… Но можно еще один вопрос?

– Разумеется, – ответил я.

– Я хотел просто спросить – как вас много? таких, как вы?

– Знаете… я когда-то все пытался посчитать все мои важные встречи, всех моих подсказчиков. Но постепенно я пришел к выводу, что с помощью счета этот вопрос не решить. Есть нечто, и оно таким странным образом перетекает из формы в форму, трансформируется; иногда в очертаниях волн безбрежного океана можно угадать лицо сурового моряка, иногда – стройный силуэт длинноволосой красавицы, иногда – перемешанные шахматные фигуры.

Добрый проницательный леший сейчас хлопал ресницами и трепал бороду в задумчивости, постояв так в нерешительности, он сказал наконец:

– Хорошего понемногу, дружок. Я имею в виду, для меня хорошего должно быть понемногу. Мне сейчас все труднее вас понимать. Я не буду заглядывать слишком глубоко в ваши глаза, я все-таки человек. Лучше я попрощаюсь с вами.

– Что ж, до встречи. Кстати, я тоже начинал с того, что был человеком. Счастливого вам пути.

Он по-детски махнул мне рукой и пошел к своему бревнышку строгать новые деревянные фигурки.

Тогда я не знал еще, как закончится его путь.

Загрузка...