Ловушка для Лисы

9

Визит к парикмахеру пришлось запланировать на девять утра, чтобы успеть к завтраку со Спенсером в наилучшем виде. Дженни на чем свет стоит ругала Марка за его навязчивость и темперамент. Если бы он не напился и не явился к ней ночью, она бы как следует выспалась, и цвет лица был бы сейчас гораздо лучше.

Нельзя допускать, чтобы Спенсер заметил, как она старается ради него, поэтому Дженни не стала радикально менять прическу. Просто немного освежила. И вдруг, глядя в зеркало, поняла, что давно не занималась собой с таким удовольствием. Нет, она, конечно, регулярно посещала салоны красоты и могла иногда по целому дню не вылезать оттуда, проходя весь круг: от маникюра до массажа. Но заниматься собой осознанно, с целью привлечь чье-то внимание… нет, этого не было давно. Последний раз она «бралась за себя» с таким же энтузиазмом девять лет назад. Ей было всего двадцать три. С тех пор Дженни запретила себе даже вслух произносить слово «любовь»… Впрочем, нет. Неделю назад, танцуя с Марком, она нечаянно нарушила это табу. Как там было сказано? «Не надо путать работу с любовью»?..

— Жалко, что вместе с волосами нельзя отстричь пару-тройку лет, — проговорила она, еще раз оглядывая себя в зеркале. — Хотя это вряд ли поможет.

До отеля она добралась на такси, на всякий случай оглядываясь по сторонам: не притаился ли где-нибудь Марк?

— Дженни! Бог ты мой! Вы просто прелестны!.. Но почему так грустны? — Спенсер поднялся ей навстречу из огромного кресла в первом зале ресторана и галантно поцеловал руку.

— Спасибо. А почему вы не заняли столик?

— Я хотел предложить вам пойти куда-нибудь еще. Где мы ни разу не были.

— Но мы с вами еще нигде не были. По крайней мере, вместе.

— Значит — весь город у наших ног! Дженни, мы — друзья?

— Д-да.

— Почему вы так смущены?

— Пустяки. Просто сегодня такой день… Хочется солнца, а его нет! — наконец придумала она.

В самом деле: что это с ней? Зачем она вспомнила ту старую историю девятилетней давности? Это все излишняя сентиментальность!

— Позвольте мне за вами немного поухаживать? Я уже, наверное, забыл, как надо ухаживать за красивыми женщинами.

Он сам был красив. Дженни вдруг опустила глаза и смутилась. Почему она раньше не замечала этого ощущения опасности и мужского превосходства, которое исходит от него? Она вдруг представила себе, как он обнимет ее… и словно тонкая длинная игла пронзила ее всю: от макушки до пят.

— Ну хорошо, — пролепетала она. — Попробуйте. Может, заодно вспомните.

Дженни не заметила, как мистер Спенсер обаял ее. И хотя никогда раньше она не обкрадывала влюбленных мужчин, это занятие вдруг стало нравиться ей все больше и больше. Она уже не играла. Она просто жила. Два дня пролетели, как один: они встречались со Спенсером, гуляли, говорили о всякой ерунде, тщательно избегая «острых углов» в беседах. Тот больше не пытался узнать о ее прошлом, Дженни тоже не расспрашивала его, чтобы сличить рассказы с досье. На улице почти все время лил дождь, так что гулять приходилось по закрытым помещениям. Они обошли все музеи и выставки, узнали о пристрастиях друг друга в еде, отдыхе, музыке и кино… Однажды они встретили Марка с Мишель. Мужчины поздоровались, сухо кивнув головами, Дженни не стала спрашивать, знают ли они друг друга, Спенсер тоже промолчал. Марк больше не появлялся у Дженни. Он перестал звонить и больше не позволял себе подобных выходок, как той ночью. Это успокаивало и в то же время настораживало. Притихший Марк — это мина замедленного действия. Когда она рванет, никто не знает…

Зато на сцене действий довольно часто стала возникать Мишель. Брет Спенсер уже считал их лучшими подругами, приветливо здоровался с Мишель и мог подолгу болтать с ней на светские темы, хотя Дженни иной раз стояла рядом, не проронив ни слова. Выглядело это более чем странно. Спенсер и Мишель словно знали какую-то тайну, в которую ни Дженни, ни кто-то еще из окружающих не были посвящены. Дженни, привыкшая всегда, словно зверек, спинным мозгом чувствовать ложь, видела это отлично. Теперь ее раздражала абсурдность ситуации: она не могла спросить, в чем дело, ни у Мишель, ни у Брета. Подруга явно мешала процессу обольщения, и делала это сознательно.

Однажды вечером, на третий день их совместных прогулок, когда погода решила смилостивиться и выглянуло скупое солнце, Дженни и Брет бродили по кромке воды на городском пляже. Несмотря на похолодание, вода почему-то оставалась теплой. Дженни вдруг поймала себя на мысли, что ей сильно хочется броситься в воду прямо в одежде. Но она понимала, что нужно держать себя в руках: сегодня ожидалось важное событие — г-н Спенсер был приглашен в гости к г-же Лесли «на чаепитие». К тому же последнее время Дженни и так вела себя слишком свободно: она впервые за многие годы вдруг почувствовала себя НАСТОЯЩЕЙ. Без роли, без маски, без театральных декораций… Неизвестно, что послужило тому причиной — интерес Брета Спенсера, который не уставал восхищаться любыми ее выходками, или новое в «работе», но как бы там ни было, Дженни вдруг расслабилась. Она понимала, что допускает огромную ошибку и что ей недопустимо проявлять эмоции, но совладать с собой уже не могла. Словно великий врач, заразившийся неизлечимой хворью, она какое-то время еще пыталась профессионально поставить себе диагноз и вылечиться, но болезнь день за днем захватывала сознание.

— А мне нравится такая погода, — мечтательно произнес Брет. — В ней есть некий подспудный смысл.

— Вы говорите про солнце или про ту погоду, которая мучила нас четыре дня?

— Про ту, что мучила. Я люблю дождь за то, что он заставляет искать уюта. И я нахожу его в вашей компании.

— Вот как?! — слишком заинтересованно для светской беседы воскликнула Дженни, словно открыла для себя большую тайну.

— Да. Ведь нам было уютно друг с другом, правда?

— Еще как!

— Дженни… — Брет неожиданно взял ее за руку и зажал ее ладонь в своих ладонях. — Мне с вами очень уютно, но еще и удивительно свободно! Мне редко…

— Эй! Мистер Спенсер! Мисс Лесли! Хо-хо! Смотрите на меня.

Дженни закрыла глаза, сжала зубы и медленно повернула голову на голос Мишель. Хорошо, что Спенсер не видел выражения ее лица. Она сейчас убьет эту нахалку! Разве можно так назойливо преследовать их? Она что — ничего не понимает?

Мишель размахивала руками с трамплина, словно собираясь прыгнуть в воду прямо в плаще и туфлях.

— Мишель, это просто гениально! — крикнул Брет.

— Да, — тихо проговорила Дженни. — Сверхгениально. Зная, что выхода у меня нет, вставлять палки в колеса!

— Что вы сказали?

— Нет, ничего. Я говорю, Мишель — просто молодец. Хорошо придумала.

Спенсер внимательно посмотрел на нее, словно прочитал ее мысли, и вдруг усмехнулся:

— Вы ее за что-то ненавидите?

Дженни вспомнила сцену в полутемном холле: «Я видел, как вы целовались. Думаю, вашей подруге это было бы не очень-то приятно узнать». Она отвернулась, пряча глаза.

— Ну что вы. Ни в коем случае.

— Дженни! — Брет вдруг взял ее за плечи, развернувшись спиной к Мишель и, кажется, утратив весь интерес к прыжкам с трамплина на каблуках. — Дженни, хотите, пойдемте отсюда прямо сейчас? Куда угодно: к вам… ко мне!

В его глазах было столько искренности, столько заботы, что Дженни опешила. Ей захотелось прижаться головой к его плечу и разрыдаться. За всю свою одинокую неудавшуюся жизнь. За свою горькую и поруганную любовь, которая давно осталась в прошлом.

А ну возьми себя в руки! — приказала она себе из последних сил, а глаза уже защипало от подкативших слез.

— А вот и я! Не помешаю? — Мишель как бы невзначай споткнулась и повисла на локте у Спенсера.

Дженни заносчиво вздернула подбородок:

— Как всегда — нет, дорогая подруга. — В ее голосе был откровенный яд.

— Мистер Брет, ну что вы сделали с бедняжкой? Она же чуть не плачет!

— Мы сейчас уходим, Мишель. Извини! Я очень устала.

Но нахалка уже сделала жалостливое лицо:

— Ах, как жаль! А я как раз хотела попросить мистера Брета показать мне обещанный домик на берегу.

— Какой домик?

— Птичий. Помните, вы рассказывали, что нашли его на диком пляже, когда прогуливались там. Пойдемте, Брет! А Дженни как раз пойдет отдыхать.

У Спенсера вытянулось лицо. Бросить Дженни он явно не мог, но и отказывать Мишель было бы некрасиво.

— Давайте завтра посмотрим домик. Он очень далеко отсюда.

— А вы говорили, что недалеко. Ну же, мистер Брет, мы проводим Дженни в ее домик и посмотрим другой. — Мишель усмехнулась. — Видите, как много домиков вокруг.

— Знаешь что, Мишель? — неожиданно для себя сказала Дженни. — Завтра утром я покажу тебе столько птичьих домиков, сколько не переставить отсюда до самого Лос-Анджелеса. А сейчас мистер Спенсер идет провожать меня.

— А…

— У меня дома — дресс-код, — тихо добавила она, выразительно склонившись к Мишель. — В таких коротких платьях я никого не пускаю. Бай, подружка!

С этими словами Дженни развернула Спенсера за локоть и безапелляционно повела в сторону города. Теперь главное, чтобы Мишель в порыве мести не рассказала Марку об их планах на вечер. Но, может быть, до такого откровенного свинства она не дойдет?

— А у вас уютно! — Спенсер с любопытством осматривал гостиную. — Как в хорошей компании во время дождя?

Он посмотрел на нее через плечо, скорее удивленно, чем радостно.

— Вы зря смеетесь. Ваша компания действительно — лучшее общество в любую погоду.

— Но я не смеюсь, Брет. Не обижайтесь на меня. Просто я вспомнила то, что вы мне говорили на берегу и… Вы будете вино? Или что-то еще?

Она пыталась открыть дверцу бара, но ручка не поддавалась.

— Дженни, не нужно. — Он подошел к ней и накрыл своей большой теплой ладонью ее руку. — Я знаю, вы не любите алкоголь. Тем более, мы собирались пить чай.

Дженни вынула свою руку и глупо рассмеялась. Говорить с ним дома было просто невыносимо. Он явно провоцировал.

— Ах, чай. Я и забыла.

— Это был просто предлог. Да?

— Предлог к чему?

— Ну что вы сразу надулись? Просто предлог, чтобы пригласить к себе в гости Я же не могу пригласить вас. У меня только номер в отеле. А вы не любите отели.

Дженни подумала: интересно, он когда-нибудь признается, что покупает дом по дороге в Лос-Анджелес? И вообще, он когда-нибудь перестанет врать? Что там скрывается на самом деле — неизвестно…

— Вы меня боитесь?

— Ну что вы. Просто… Ой, что же это я… Да вы садитесь! Господи, никогда я не умела принимать гостей.

— Ничего, это не сложно, я вас научу. Со временем, конечно.

Оба вдруг резко вскинули глаза друг на друга. Дженни увидела в его взгляде испуг и что-то еще. Ей показалось, надежду. Нет, скорее всего, просто показалось… Саму ее уже начало познабливать. Такое случалось в минуты крайних волнений, и то в глубокой молодости.

— Садитесь в кресло. Я сейчас сварю кофе.

— Или чай. — Он продолжал стоять возле нее.

— Или кофе.

— Да-да, конечно. Дженни…

— Что?

Ей показалось, что если сейчас, в ближайшую секунду, он ничего не скажет, они просто вынуждены будут поцеловаться. Как бы испугавшись двусмысленности этого молчания, Брет вдруг оглянулся по сторонам, придав лицу светский вид, и отступил назад.

— Знаете, Дженни, а вам под стать этот домик. Но в нем… кстати, немного холодно. Может, закрыть двери на веранду?

— Нет. Я люблю открытые окна и… вы знаете, тут есть камин! Пойдемте в другую комнату. — Она, не заботясь больше об условностях, взяла его за руку и повела за собой. — Вот, смотрите. По-моему, его можно топить.

Брет присел на корточки и стал осматривать внутренние поверхности камина. Дженни любовалась его могучей спиной. Ее терзали противоречивые чувства, но одно из них было вполне определенным. Спенсер словно почувствовал ее взгляд. Он обернулся и, тоже откровенно оглядев ее с ног до головы, сказал:

— Хорошо, я сейчас проверю, исправен ли он, а вы пока… Мы так и не договорились, что же мы будем пить.

— Я… Я… Может, все-таки вина?

— Хорошо. Я не против. Лишь бы вам было по душе.

Но Дженни уже понимала, что если не выпьет сейчас вина, ее станет знобить еще сильней. А если выпьет — она сорвет весь кон. Ибо сопротивляться обаянию Брета Спенсера больше не было сил.

Они устроили «стол» прямо на полу, на большом подносе, который Дженни принесла из кухни. Усевшись на коврик возле камина, Дженни и Брет некоторое время задумчиво смотрели на пламя. Так всегда бывает: огонь становится своего рода «третьим лицом», который помогает пережить неловкость в разговоре и берет на себя роль гостеприимного хозяина. В доме сразу стало по-настоящему уютно. Сырой, по-осеннему холодный вечер остался за распахнутыми дверями веранды. Две прозрачные шторы отгораживали Дженни и Брета от ночи и непогоды.

— Так что вы говорили об уюте?

— Об уюте?

— Да, еще на берегу. Вы хотели мне что-то сказать, перед тем как нам помешала… перед тем как пришла Мишель.

— Мы с вами… У нас странное общение, не правда ли?

— Может быть.

— Но мне нравится быть с вами рядом. Правда.

— Мне с вами — тоже.

— Как-то удивительно просторно, словно мы знакомы миллион лет и давно сошлись, словно шестеренки в механизме. Знаете, как это выглядит?

— Знаю… Вы думаете это — про нас?

— Да. У меня никогда ни с кем так не «сходились» механизмы. Не только с женщинами, но и вообще с людьми. Сразу — и безо всяких сомнений.

— Да, мне тоже с вами на удивление легко.

От выпитого вина у Дженни кружилась голова и путались мысли. Или это — от общества Спенсера?

— А, между прочим, ваш домик отражает вашу сущность.

— Вы же знаете, что он не мой. И я даже не была дизайнером. Я просто сняла его, потому, что он выходит окнами на океан.

— Все равно. Эта комната вся — золотисто-рыжая, как и вы. Словно так и должно быть в маленькой уютной норе Лисички.

Дженни чуть не выронила бокал.

— Как вы сказали?

— А разве вас в школе не дразнили Лисой? Я бы дразнил. Особенно когда вы улыбаетесь, вы такая хитрая… Настоящая Лисичка из сказок.

Дженни немного передохнула. Вряд ли он что-то знает. Это чистое совпадение. Если бы знал, не стал бы говорить… Или все-таки знает и ведет двойную игру?

— …Но сущность ваша совсем другая, — продолжал между тем Спенсер. — И у вас, и у домика.

— И какая же у нас с домиком сущность?

Он поудобней уселся на коврике и замолчал. Дженни со страхом и восхищением любовалась его сильным тренированным телом, от которого исходила почти первобытная мощь. Мощь и опасность. Теперь, когда он сидел совсем рядом, иногда случайно касаясь ее, и вокруг не было посторонних, Дженни почувствовала оцепенение. Ей вдруг захотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. А завтра, послезавтра и всю жизнь они встречали бы вечера именно так, когда в комнате кроме них — только пламя камина, вино и дождь за окном…

— Итак, вы и домик. — Тут Брет впервые глубоко задумался. Она изумилась, увидев, каким одухотворенным и почему-то беззащитным стало его лицо, когда он, осторожно подбирая слова, начал говорить. — Вы… во-первых, вы очень красивы… Я имею в виду не только вас лично!

Дженни рассмеялась, поняв его смущение:

— Да, конечно.

— Дженни… Теперь без шуток. Красота ваша яркая, броская, но в то же время там, где-то под вашим рыжим обликом, который так привлекает мужчин, сидит совсем другая Дженни. Она хороша красотой непроявленной, но более глубокой и подлинной. Вы по каким-то причинам заперли эту вторую Дженни и давно уже никому не показываете… Я говорю «давно», потому что вижу, как вы срослись с внешним обликом и приняли его за ваше истинное лицо… Вы — резкая и решительная, но по природе совсем не такая. В душе вы нежны и беззащитны. Вы убедили себя, что можете обойтись без любви, а любите только одиночество, но на самом деле вы просто сторонитесь людей и не открываете свою душу, потому что когда-то вам сделали очень больно. У вас нет друзей? Да, у таких, как вы, не бывает друзей.

Где-то она уже слышала эти слова: «У таких, как ты, не бывает друзей». Дженни сидела, выпрямив спину, словно проглотила палку, и смотрела на огонь остановившимся взором. Так ее никто еще не «раздевал». Брет надолго замолчал.

— Почему? — Она проговорила это одними губами, не меняя позы и выражения лица, но он услышал.

— Почему?

— Да. Почему вы увидели это?.. В смысле, почему вам так показалось?

— Потому что я… разгадал вас. Разгадал в первый же день. Вы хорошо вошли в роль, но слишком старательно ее играете. У вас получается. Вы — прирожденная актриса.

— Я не играю.

— Со мной — уже нет. — Спенсер улыбался. — А со всеми остальными — да.

— Вы самонадеянны.

— Дженни, интересно, а по ночам вы тоже не снимаете маски?

— Мне кажется, я к ней приросла, — вырвалось у нее.

— Я так и думал.

Это провал! Это срыв и полнейшее разоблачение! — кричало что-то внутри нее. Соберись! Не раскисай!

Но она уже не могла остановиться. Просто летела в пространстве и времени, не помня себя.

— Брет. — Она повернула к нему лицо и внимательно смотрела в глаза.

— Дженни… — Он тоже напряженно ждал чего-то, не отводя взгляда. — Дженни, а давайте выпьем с вами на брудершафт и перейдем на ты? Мы так долго общаемся, но не можем позволить себе этой незначительной фамильярности…

— Давайте, — прошептала она.

Сейчас, вот сейчас она должна была уложить его «на лопатки», добить, довести до кондиции и, что называется, подавать к столу. Потому что Спенсер полностью готов к употреблению. Завтра она уже смогла бы вить из него веревки. Но вместо этого Дженни с трудом проговаривала слова, а сердце колотилось, как на первом свидании. Они выпьют на брудершафт? Да, они выпьют на брудершафт. А потом? А потом он поцелует ее. Или она поцелует его.

Дженни придвинулась ближе к «столу». Ее колени касались его колен. Но это было не главное. Главное было лицо. Оно стало совсем близко, а рука очень осторожно обвила ее руку и поднесла бокал к губам. К его губам. Дженни дрожала всем телом. Доводы разума что-то кричали, но их было не слышно за стуком сердца. В ушах стоял звон, так же пусто и гулко было в голове. Такого с ней не было никогда. Никогда.

Брет аккуратно выпил свой бокал до дна и так же медленно и осторожно вынул руку из кольца ее руки. Любое слово могло разорвать тонкие электрические нити, которые искрились между ними. Поэтому Дженни молчала. Но не только поэтому. Горло сдавило спазмом, похожим на тот, когда хочется плакать. Говорить она, кажется, вдруг разучилась. И думать — тоже.

Она не могла осознать, не могла вместить в сердце происходящее. Его глаза очень близко. Его губы — у ее щеки. Его дыхание. Оно жжет. Он. Это — он. Брет Спенсер. Ее главный «клиент», у которого она крадет деньги. Сильный, опасный мужчина. Очень сильный. И очень опасный. Какие плечи. Какое обжигающее дыхание.

Брет Спенсер ворвался в ее одиночество и потеснил ее неприкосновенную территорию поцелуем. Таким, какого в ее жизни еще не было. Поцелуй прокалил ее насквозь чем-то горячим и смертельным. Таким на вкус бывает только яд. Дженни умирала. Она умирала и была счастлива. Она полетела, расправив крылья, прямо на это горячее и острое, которое прокололо ее. Но вместо боли сердце наполнялось светом и радостью…

Кто знает, сколько прошло времени между той, старой жизнью, и новой, которая началась у нее, когда она разомкнула веки. И снова увидела его лицо. Очень близко.

Они оба молчали. А что нужно говорить?

Нет, он не остался у нее на ночь. Брет Спенсер медленно встал, прошептал «Спокойной ночи!» и тихо вышел из дома. Провожать его Дженни не пошла. Она так и сидела у камина. Может, час. А может — до утра. Кто знает? Время-то остановилось…

— Дженни! Дженни! Что происходит, черт побери! Почему ты не выходишь на связь? — Ой. Бойд.

— Да! А ты думала — Дева Мария пришла навестить тебя?

— Бойд.

— Дженни, я уже час звоню тебе на мобильный. Почему ты не берешь трубку?

— Я думаю.

— Это заметно. И давно?

— Со вчерашнего вечера.

— Дженни, прошло три дня. Ты ни разу мне не позвонила.

— Угу. — Она смотрела остановившимся взором в потухший камин. Она больше не может жить без Брета Спенсера. И это чудовищно. И это возносит до небес. И это единственная правда, которую она теперь знает.

— Почему?

— Почему? Наверно, я сошла с ума.

— Дженни! Очнись. Ты с кем разговариваешь? Я тебе задал вопрос.

— Бойд. Да. Я собиралась тебе сказать. Возможно, он не тот, за кого себя выдает. Это я тебе еще вчера хотела сказать. — Дженни невероятными усилиями заставила себе думать о деле.

— Что?!! — заорал Бойд, схватив ее за плечи и как следует встряхнув. — Что произошло, ты мне можешь объяснить?!

— Возможно, он знает мое настоящее имя.

— Что-о?

— Да. Он знает, что я — Дженни Фокс. И еще… Я отказываюсь работать дальше.

— Так. С работой обсудим, когда придешь в себя. А насчет имени… Ты ему сама сказала?

— Я что — идиотка?

— Вообще — сейчас очень похожа.

— Нет. Я потом тебе расскажу, ладно?

— Ладно. Но у меня тоже ест чем тебя порадовать. Я только что видел Мишель возле номера Спенсера. Она припустила бегом, когда заметила меня. Ну как тебе?

Дженни перевела на него пустой немигающий взгляд:

— Никак.