Лояльный мужчина - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Кирилл (ч. 6)

Вот черт. Я именно тогда так и сказала.

Поэтому решила промолчать, только сердито посмотрела на него.

— Прямо в эту секунду вспомни все, что ты только что мне сказала, черт возьми, вспомни обо всем, что ты говорила раньше, когда речь заходила о Билли и Билле, — твердо приказал он.

Я сердито смотрела на него. Затем на секунду задумалась о его словах и обо всем, что говорила ему, но не было необходимости ничего вспоминать, поскольку я и так все помнила. Все до последней секунды.

— Я вовсе не это имела в виду. — На этот раз я почти лгала.

— Нет, на самом деле, сейчас, когда ты не волнуешься, ты начинаешь врать. Ты волнуешься совершенно по-другому поводу, поэтому начинаешь мне врать.

Боже, я ненавидела, когда он уличал меня во лжи.

Видно, Митч еще не закончил, но, когда заговорил снова, притянув меня ближе, наклонив голову на дюйм к моему лицу, голос стал низким, нежным и таким сладким, что потряс мой мир.

— Есть и еще кое-что, что меня не остановит, дорогая, я знаю, что ты идешь в комплекте с двумя детьми, ты должна это знать. Тебе также стоит знать, что я хочу иметь своих детей, двоих. И мне все равно, в случае, если у нас с тобой все получится, что у наших общих детей будут еще старшие брат и сестра, в которых не течет моя кровь, но они всегда будут в моем сердце.

Я моргнула, глядя на него, чувствуя, как открыла рот, телом растворяясь в его руках, одновременно чувствуя, как слезы начинают щекотать нос. Я чуть не расплакалась, потому что Билли и Билле уже поселились в его сердце. И я чуть не расплакалась, думая, что Митч хотел общих детей со мной, и это стало бы воплощением мечты. Это было бы даже лучше. Более красивое. За пределами мечты, и я не знала, что это такое. Я хотела этого так же, как хотела всю жизнь слышать его «Доброе утро», видеть его взгляд, когда я вошла к нему в гостиную той ночью, как он возвращался домой, целовал меня в шею, а потом в губы, когда смеялся.

— Ты меня слышишь? — спросил он, потому что я не могла сказать и слова.

— Да, — прошептала.

— Так что тебе не стоит мне врать, что ты так не думаешь обо мне и Билле, потому что я не возражаю.

Я решила немедленно сменить тему разговора. В основном потому, что вот-вот готова была разрыдаться, а мне не хотелось рыдать на моем первом свидании с детективом Митчем Лоусоном. Свидание и так было достаточно эмоциональным.

— Ну, ты можешь забыть о моей застенчивости к мужчинам, потому что я хорошо общаюсь с мужчинами. Только с тобой у меня все не так.

— Почему? — спросил он.

— Потому что ты — это ты, — ответила я.

— Почему? — настаивал он.

— Потому что ты настойчивый, упрямый и говоришь, что мне пора вытащить голову из задницы.

Он ухмыльнулся, его пальцы заскользили по моим волосам, пробормотав:

— Господи, ты полна дерьма.

И я о том же.

— Вовсе нет.

— Мара, у тебя были проблемы со мной в течение четырех лет, и все эти четыре года ты даже не подозревала, что я настойчивый и упрямый, а я тогда не говорил тебе, что ты засунула свою голову в задницу.

— Ты абсолютно прав. У меня были проблемы с тобой в течение четырех лет, потому что ты горячая штучка, и я знала, что ты не из моей Лиги. Теперь у меня проблема с тобой, потому что ты настойчивый, упрямый и говоришь, что у меня голова в заднице, и я забыла упомянуть, что ты можешь быть придурком.

Его ухмылка превратилась в улыбку, а голос стал мягким и поддразнивающим, когда он сказал:

— Рад, что мы все уладили, детка.

— А теперь ты отвезешь меня домой? — Резко спросила я, что было довольно глупо, учитывая, что «дом» был его квартирой, и я определенно могла попасть в еще большие неприятности у него дома, и я точно знала, что у меня и так уже полно серьезных неприятностей.

Его глаза потемнели, рука сжалась, он пробормотал:

— Однозначно.

Он уж точно знал, сколько неприятностей меня поджидают у него в квартире, главным образом потому, что он собирался втянуть меня во все эти неприятности, которых ждал с большим нетерпением.

Вот черт.

Затем он отпустил меня, поведя обратно к ресторану «Норт», обняв за плечи, я честно поделилась:

— Ты же понимаешь, что только что напугал меня до чертиков, что отвезешь меня домой и не дашь заснуть мне на диване. Я зажгу свечи в твоей комнате, послушаю свой MP3 и переоценю свое решение о сделке.

— Нет, я знаю, что отвезу тебя домой, и когда мы туда доберемся, я приложу немало усилий, чтобы разорвать твой кокон еще больше. — Его рука сжалась, когда он закончил, — я еще не закончил с тобой сегодня.

— Мы закончили на сегодня.

— Это не так.

— Именно так.

Зазвонил его сотовый, и он не успел мне ответить, полез во внутренний карман пиджака за ним. Затем он вздохнул, посмотрев на экран, открыл и приложил к уху, все еще продолжая идти со мной, обнимая за плечи.

— Лоусон, — ответил он, слушая. — Нет, сейчас не самое подходящее время. Я не могу, — сказал он, еще немного послушал и добавил: — Ты не понимаешь. Я, действительно, не могу. У нас с Марой имеются планы на сегодняшний вечер. — Он замолчал, еще немного послушал, а потом сказал: — Позвони Чавесу. — Он еще долго слушал, — тогда позвони Найтингейлу. — Он остановился, продолжая слушать, уставившись на свои ботинки. Затем ответил: — Я не в восторге от этого. — Потом ему пришлось еще слушать, затем он сказал. — Хорошо, я приеду, но ты будешь должен мне, и когда я говорю «будешь должен», имею в виду огромный должок. Понял? — Он снова послушал, вздохнул, поднял голову, встретился со мной глазами. — Я должен отвезти Мару к себе домой и приеду. Не делай глупости, не дай нашпиговать свою задницу свинцом, пока я туда доберусь. Я не хочу просидеть в реанимации полночи, а потом еще заполнять всякие бумажки вторую половину ночи. — Он помолчал, — увидимся.

Захлопнул телефон и прижал меня к себе.

— Новое направление, — сказал он.

О боже! Я и так уже была напряжена от его слов «нашпиговать задницу свинцом» и «полночи в реанимации». Мне не нужно было еще и дополнительное давлении от нового направления Митча.

— Митч…

— Я отвезу тебя домой, ты потусуешься одна, посмотри телевизор, выпей вина, зажги свечи, послушай музыку что угодно, но что бы ты ни делала, ты не переоцениваешь свое решение, а делаешь все, соблюдая условия нашей сделки, оставаясь на моей волне. Мне нужно будет отъехать, меня не будет какое-то время. Когда ты захочешь спать, то ляжешь в мою постель.

— Митч…

— Детка, я не лягу вместе с тобой спать, что для меня полный отстой, но у меня есть друг, которому я должен прикрыть спину. Сегодня вечером нет никого из парней, кто был бы свободен. Ему нужна помощь, мы должны поработать с ним, но даже если никто ему не поможет, он сделает все один, так что я должен ему помочь.

— Ты не ляжешь вместе со мной? — Переспросила я.

— Через какое-то время.

Я уставилась на него во все глаза. Затем прошептала:

— Это безопасно?

— Будет, если я буду с ним. Если он пойдет один, все может стать по-другому.

— Ты уверен, что это безопасно? — настаивала я.

На этот раз он пристально посмотрел на меня, его голос был мягким, когда он ответил:

— Моя работа — не безопасна. Изо дня в день может произойти все, что угодно.

О Боже!

— Но, — продолжил он, — то, что мы делаем в масштабах вселенной, более или менее… безопасно.

— Это не очень хороший ответ, Митч, — прошептала я.

— Зато честный, Мара, — спокойно ответил он. — А теперь, детка, сделай мне одолжение и даже, когда меня не будет рядом с тобой, оставайся со мной в этом реальном мире, заберись в мою постель на ночь, чтобы я знал, что дома меня ждет что-то хорошее, ради чего стоит возвращаться, когда я закончу с этим дерьмом.

— Хорошо, — ответила я, прежде чем успела поднять голову.

Он усмехнулся. Затем его рука коснулась моего подбородка, приподняла голову, и он прикоснулся своими губами к моим.

Приподняв голову на полдюйма, он пробормотал:

— Теперь я знаю, что могу использовать свою карту опасной работы, чтобы заставить тебя стать милой. — Я прищурилась. — Наконец-то, — прошептал он мне в губы, когда обе его руки сомкнулись вокруг меня, — я нашел ей хорошее применение.

Затем он снова прикоснулся своими губами к моим, на этот раз дольше, его губы были раскрыты, как и мои, но движения языком не было.

А это было все равно великолепно.

Когда он прервал поцелуй и проводил меня обратно к «Норту», я не стала делиться с ним тем, что ему совсем не стоит использовать свою карту опасной работы, чтобы еще больше меня напугать, чтобы получить то, что он хотел. Ему всего лишь достаточно поцеловать меня, отчего я превращалась в тающее масло в его руках.

Нет, не так, ему всего лишь стоит назвать меня «деткой».

* * *

Митч отвез меня домой и поцеловал у своей двери, не долго и не влажно, надо признать, что было ужасно. Потом он сказал, чтобы я не волновалась, если проснусь утром, а его не будет. Чтобы ни о чем не думала, просто ему нужно больше времени.

А потом он исчез.

Я умылась, увлажнила лицо и надела ночнушку с его фланелевой рубашкой. Потом зажгла им купленные свечи. Затем включила один из своих списков музыки расслабления на его стерео.

А потом я занялась тем, на что у меня не хватало времени и сил.

Я решила осмотреть его квартиру.

Вообще, для меня многое о человеке можно понять по музыке, ту, которою он слушает, и если бы его музыка была отстойной, я бы тут же расторгла с ним сделку.

Вот почему я начала внимательно осматривать его квартиру. Он же настоял на этой сделке, и я хотела окончательно выяснить, во что ввязалась.

Я уже знала, что у его сестры был отменный вкус, и его квартира выглядела как шоу-дом, но более уютный и более обжитой. Я узнала также, когда убиралась здесь, но также и прожив в течение нескольких дней, что Митч был не очень аккуратным, хотя и не был неряхой. Вскрытая и нераспечатанная почта валялась где попало (я всю ее собрала и положила при входе). Его пиджаки были брошены на очень крутые стулья в столовой (их я тоже развесила на места). Спортивные журналы валялись тут и там, многие из которых уже давно нужно было выбросить (но я сложила их все в стопку).

Именно тогда я обнаружила, что у него имелся отличный музыкальный вкус, отличный на самом деле, более эклектичный, чем мой, и он готов был потратить большие деньги на компакт-диски, что было почти неслыханно в наши дни с плейерами, но мне это в нем нравилось. У него также был отличный вкус в фильмах, о чем свидетельствовала его коллекция DVD, боевики, перемешанные с хорошими триллерами. Мы были так похожи в своих вкусах в музыке, фильмах и книгах. Он предпочитал читать триллеры, как и я, но он также читал серию «Настоящее преступление», которую я не читала.

Я прошла на кухню и отметила то, что заметила еще раньше. Он предпочитал пить американское пиво в бутылках. Также заметила, что он явно готовил больше, чем только чили. Не то чтобы у него имелась кладовая, где были запасы, если ему вдруг захочется, например, испечь какой-нибудь пирог. Нет, но у него были специи, которые указывали на то, что его кулинарный арсенал включает в себя гораздо больше, чем просто чили, а также продукты, которые подтверждали, что его арсенал был намного больше, чем чили.

Его аптечка в ванной комнате подтверждала то, что я и так уже знала, он не накладывал разные муссы и гели на волосы. Также я узнала по его аптечки, что он предпочитал ибупрофен, как и я. Ни аспирина, ни ацетаминофен, как и у меня (если не считать недавнего детского «Тайленола»).

Я перестала вынюхивать о его частной жизни, включив музыку, снова забравшись в постель Митча.

Его кровать была потрясающей, но ему действительно нужен был матрас от Пирсона. Его матрас не был отстойным, но он был далеко не «Спринг Делюкс». Он даже не был в том же диапазоне, что «Райское наслаждение».

Я решила сосредоточиться на уговаривании Митча насчет здоровой спины и важности правильного матраса, а не на том факте, что я снова оказалась в кровати в очень крутой квартире детектива Митча Лоусона. Я какой раз собиралась заснуть, забравшись в очень прохладную постель детектива Митча Лоусона. Но на этот раз после страшного и неоспоримого факта, что у нас состоялось наше первое официальное свидание, во время которого у меня было такое чувство, что я окончательно согласилась быть девушкой Митча.

И за все это время, находясь в квартире Митча, я ни разу не выскользнула из реального мира, не спряталась в своем мире Мары, сосредоточившись исключительно на том, чтобы не поддаться страху от тревоги, что Митч в данный момент обеспечивает поддержку своему другу, что было более или менее… безопасно.

А потом я заснула.

* * *

А теперь я проснулась. Я была не одна в квартире Митча, в постели Митча с Митчем, похоже ночью он вернулся домой (целым и невредимым, слава Богу!) и лег ко мне в постель.

О боже!

Я подумала, что раз он работал почти всю ночь, то ему нужно как следует выспаться, поэтому тихонько попыталась выскользнуть с кровати, чтобы дать ему отдохнуть.

Я осторожно начала передвигаться, передвинувшись буквально меньше чем на дюйм, прежде чем его рука на моем животе тут же напряглась. Я отодвинулась на два дюйма, врезавшись в его горячее, твердое тело, почувствовала, как его лицо зарылось в мои волосы.

— Куда это ты собралась? — сонно пробормотал он.

— Я подумала, что тебе нужно отдохнуть, а я переберусь в другое место, — задумчиво произнесла я.

— Ну-ну, — решительно прорычал он.

О боже!

Овсянка на ланч

— Здоровая спина — это очень важно.

Да, именно эта фраза и вырвалась у меня после того, как Митч запретил мне покидать его постель.

Его рука еще сильнее напряглась, и он пробормотал:

— Что?

— Хороший матрас для поясницы, твой матрас очень удобный, но тебе нужен более лучший. Ты ведешь активный образ жизни, матрас должен заботиться о твоей спине.

Митч молчал. Затем я почувствовала, как его тело начало сотрясаться. Потом почувствовала, как мое тело задвигалось потому, что Митч повернул меня к себе лицом. И я оказалась лицом к лицу с ним. Потом почувствовала, как его руки обняли меня и скользнули по моей ночнушке, но я была слишком занята разглядыванием его красивого лица, улыбающихся губ и немного сонных, но более чем немного жарких глаз, чтобы обратить внимание на его руки.

— Ты собираешься подобрать для меня хороший матрас, детка? — спросил он все еще слегка сонным, но очень сексуальным голосом. Таким сексуальным, что его голос отозвался у меня в семи местах — покалыванием в голове, в набухшей груди и в появившейся теплоте в груди, во влажности между ногами и в скручивающихся пальцах на обеих ногах.

— Э-э... — пробормотала я, он ухмыльнулся и перекатился так, что оказался всем своим телом на мне. Вот тогда-то я и прошептала: — Митч.

И вот тогда-то его губы коснулись моих, глаза встретились с моими, он шепотом ответил:

— Поглядим, смогу ли я разорвать твой кокон и позволить моей Маре летать.

Потом он наклонил голову и поцеловал.

Его поцелуй не был сонным. Он был сладким, теплым, нежным и влажным. Потом его поцелуй стал еще слаще, теплее и влажнее, но не нежнее. Я поняла, что мои руки забродили по его гладкой, теплой коже, и его гладкая, теплая кожа была действительно чертовски хороша, моим рукам очень хотелось ее исследовать. Что я и делала. Потом я поняла, что его руки на моей ночнушке тоже исследуют меня, и мне это тоже очень понравилось. Примерно в это же время его поцелуй стал еще слаще, еще горячее, намного влажнее и намного глубже, и он мне понравился еще больше. Так сильно понравился, что я ответила ему таким же поцелуем.

Но его рука проскользнула вверх по моему боку, по моей груди, и его большой палец тут же с силой коснулся налившегося соска, и мне это тоже очень понравилось, ну, очень. Так сильно понравилось, что тело выгнулось дугой, я уперлась ногой в кровать, перекатившись вместе с Митчем. Как только он оказался на спине, а его накаченное тело оказалось подо мной, я вдруг поняла, что мне просто жизненно необходимо ощутить ладонями его гладкую кожу и твердые мускулы, и мое открытие просто стало мультисенсорным.

Поэтому мои руки автоматически двигались по его груди, ребрам, животу, бокам, а губы передвигались по его заросшей щетине подбородка, шее, горлу и дальше по ключице вниз. Затем мои губы, язык и руки стали двигаться одновременно, повсюду касаясь, охватывая масштабно и пробуя на вкус. Я решила присоединить к этому процессу зубы, покусывая, и это было не только сексуально, но и прекрасно. Всюду, где я прикасалась, пробовала, покусывала, всюду были его выпирающие мышцы. И от того, как напряглась его рука у меня на плече. И короткий рык, вырвавшийся у него из горла. И, как пальцы второй руки пробрались в мои волосы, обхватив затылок, мне нравился каждый дюйм, каждая реакция на мои действия.

Затем я наклонилась, обводя языком выпирающие контуры его пресса, пока пальцами скользила вверх по его боку, а другой рукой потянулась к завязкам на пижамных штанах.

И я потянула за завязки. Он снова зарычал, сжав пальцы на моем затылке, его великолепный рык отозвался между моими ногами. И мои губы тут же переместились в сторону, затем вниз, я провела языком по его изгибающимся мышцам от бедра к паху. И внезапно рука из моих волос исчезла, он подхватил меня обеими руками под мышками, подтащив вверх по своему телу.

Потом начал целовать, крепко обнимая одной рукой, а другой, зажав в кулак мои волосы. Вдруг он резко поднялся, не отодвигаясь от моих губ, наши языки переплелись, колени приподнялись, и я оседлала его. И устроившись на нем поудобнее, почувствовала, как его член подо мной затвердел, и в этот момент поняла, что он мне просто необходим. Необходим.

Мне нужен был весь Митч.

Я оторвалась от его губ, крепко ухватившись за него руками, опустив бедра, потираясь о него, запрокинув голову назад.

Руки Митча скользнули под мою ночнушку, приподнимая, вжиг и она исчезла. Он отбросил ее в сторону, не мешкая, одной рукой крепко ухватив меня за талию, другой потянулся к моей груди, приподняв. Я опустила голову, наблюдая за ним, как он наклонил голову к моей груди, сомкнув губы вокруг соска, стал с силой сосать.

Я двинула бедрами у него на коленях, он зарычал в мой сосок, ощущение было таким хорошим, Боже, так чертовски было хорошо, что я застонала, запустив обе руки в его волосы, наблюдая, как Митч ласкает мой сосок, двигая при этом бедрами. Да, Боже, да, глядя на его красивое лицо, и ощущая, что вытворял его рот, я хотела его еще больше.

— Милый, — позвала я дрожащим голосом, но он не ответил.

Его рука оторвалась от моей груди, обвившись вокруг талии, при этом другая рука потянулась к другой груди, и он повторил то же самое, что и с первой, а я по-прежнему наблюдала за ним.

Мои бедра снова дернулись, когда он начал сосать, и они снова дернулись с низким, отчаянным стоном, вырвавшимся из моего рта, когда его язык начал выделывать круги.

— Митч, — попробовала я еще раз хриплым голосом. — Милый, — позвала я, запутавшись пальцами в его волосах, он откинул голову назад, его глаза обожгли меня огнем, отчего мои губы мгновенно приблизились к его губам не для того, чтобы поцеловать, а чтобы прошептать:

— Ты мне нужен, милый.

Я видела вблизи, как его глаза вспыхнули, честно, еще более сексуальным огнем, а обе его руки крепко сжались.

— Ты хочешь сказать, что готова, детка? — прошептал он мне в губы, голос был хриплый и такой красивый.

— Да, — выдохнула я.

— Точно?

Боже, Боже, он был таким хорошим парнем.

Я сильнее ухватилась за его плечи, бедра снова задвигались у него на коленях, и мое хриплое «Да» прозвучало резче, нетерпеливее и требовательнее.

И, очевидно, убедительно.

Он хорошо его расслышал. Это я поняла, потому что внезапно оказалась на спине, торс Митча своей тяжестью накрыл меня, и он потянулся своей длинной рукой к ночному столику.

Я вытащила ногу из-под его бедер, он тут же посмотрел на меня, наклонив голову, но я всего лишь приподняла ноги, подхватив пальцами трусики, стягивая их вниз. Вот тогда-то он опустил глаза вниз, к моим ногам, а потом перевел на тумбочку. Я сняла трусики, отбросила их в сторону и едва успела от них освободиться, как Митч полностью оказался на мне, задвигав нижней частью тела, требуя, чтобы я раздвинула ноги.

Я так и сделала, и его ноги оказались между моими.

Ладно, Боже мой.

Черт побери, но похоже ему между моими ногами было хорошо.

Я перевела взгляд на его лицо, заметив, как он разорвал упаковку презерватива ровными белыми зубами (которые тоже были очень сексуальными!), при этом его глаза были устремлены на меня. Затем сама упаковка исчезла, и я почувствовала, как он задвигал рукой между нами, держа меня в плену своего взгляда, мое дыхание участилось, я почти задыхалась от предвкушения.

Так оно и было. Это должно было случиться.

И я не могла больше ждать.

— Ты принимаешь таблетки, милая? — тихо спросил он.

— Нет, — нетерпеливо ответила я, слегка приподняв бедра, чтобы подчеркнуть свою готовность принять его, отчего его губы дернулись.

— Прием у врача будет в приоритете, — приказал он.

— Хорошо, — согласилась я.

Потом почувствовала его, отчего мои губы приоткрылись. Хотя это была всего лишь его головка члена, обещание, но оно уже мне казалось совершенным.

Его руки двинулись по моим бедрам, скользнув вниз, подхватили с обратной стороны мои колени, приподнимая мои ноги вверх и разводя с двух сторон от своего торса. Подняв одну руку, он положил предплечье на кровать рядом с моим плечом, запустив пальцы мне в волосы, другая его рука покоилась на моей ноге, опускаясь вниз, так медленно, ниже и ниже, пока его прекрасные, бездонные, чувственные, горящие темно-карие глаза удерживали меня в своем плену, а его красивое лицо было так близко от меня, а его член медленно, так медленно, заскользил внутрь.

Его пальцы двигались вверх и вниз по моей ноге, сжав ягодицу как раз в тот момент, когда он полностью в меня вошел.

Митч находился внутри, соединенный со мной, удерживая мой взгляд, его дыхание смешивалось с моим, и я обнимала его всеми возможными способами.

В моей жизни было не так уж много красоты, но я поняла, что в этот момент, чувствуя, как он меня заполнял, чувствуя, его длинные пальцы у себя в волосах, глаза нежные, добрые, красивые, без слов говорящие, что ему действительно нравится то, где он находился, и я поняла в этот момент, что даже если бы у меня в жизни было достаточно красоты, я все равно бы не испытала тогда такого более прекрасного мгновения, чем сейчас.

И именно поэтому я притянула его еще ближе, крепко зажав его торс между своими ногами, отчего мои глаза наполнились слезами.

Он увидел мои слезы, и когда увидел, то застонал, опустив голову, проведя своим носом по моему, прошептав:

— Моя Мара, такая чертовски сладкая.

Затем он начал двигаться.

И его движения были еще прекрасней.

Он двигался также, как целовал меня тогда на диване — нежно, сладко, неторопливо, целуя нежно, но глубоко иногда, его губы и язык ласкали мою шею, и я знала, что он внимательно прислушивается, двигаясь быстрее, сильнее, только тогда, когда я была к этому готова. Я с силой прижимала его к себе, перебирая его волосы, его язык был у меня во рту, член глубоко погружался, когда у меня начался оргазм. Шок пронзил меня всю, мне пришло в голову, что я вот-вот кончу от одного лишь движения этого мужчины внутри.

И все произошло, голова откинулась назад, мои руки и ноги судорожно сжались, я прошептала:

— Митч, малыш, — и я испытала оргазм с мужчиной, который двигался внутри меня, и этот мужчина был Митчем, и это был самый лучший, самый сладкий, самый долгий оргазм в моей жизни.

Боже.

Господи.

Превосходный.

Я опустила голову и почувствовала, что он все еще двигается внутри, быстро, жестко, глубоко, Господи, так великолепно, что открыв глаза, увидела его перед собой. Его лицо потемнело, глаза смотрели напряженно, дыхание сбилось. Он передвинул вверх на дюйм предплечье, его пальцы погрузились в мои волосы, зажав в кулаке, он потянул, моя голова приподнялась, и его губы прижались к моим в тот момент, когда его рука на моей заднице резко дернулась вверх. Он стал входить глубже, сильнее, быстрее, я застонала ему в рот, пока его язык кружил с моим, а его член — двигался в меня.

Он перестал целоваться и прорычал мне в губы:

— Если для тебя это слишком, детка, ты должна...

— Не останавливайся, — взмолилась я, напрягая конечности, а киска начала спазмировать. — Не останавливайся, Митч, малыш, пожалуйста.

Он и не останавливался, его губы снова прижались к моим, рука на моей заднице приподняла мое тело еще выше, чтобы входить еще глубже. Именно тогда у меня начался второй самый лучший, самый сладкий, гораздо более мощный (но не такой долгий) оргазм в моей жизни. Он был за гранью совершенства, когда я закричала в рот Митча, а он застонал в мой, погружаясь по самые яйца и замерев.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, я даже не чувствовала его веса. Наоборот, я наслаждалась весом его тела, пальцами в моих волосах, его губами, нежно двигающимися по моим губах, рукой на моей заднице, скользящей вверх и по-собственнически обхватывающую мое бедро.

Его губы заскользили по моей щеке к уху, рука обхватила за бедра и крепко сжала, он шепотом спросил:

— Как ты себя чувствуешь в реальном мире сегодня с утра, детка?

Мои руки и ноги напряглись, он приподнял голову, и я увидела его невероятно сексуальное, удовлетворенное лицо, его глаза смотрели с теплотой, нежнее и выглядели красивее, чем я когда-либо видела (и это о чем-то говорило).

Видя все это, я ответила честно, как и было улыбаясь.

Он улыбнулся в ответ.

Наклонил голову, прикоснулся своими губами к моим легким поцелуем, а затем сказал прямо в губы:

— Не двигайся.

После этого осторожно выскользнул из меня, перекатился и поднялся с кровати, накрыв меня одеялом, я моргнула, глядя в потолок, соединив ноги. Я повернулась на бок, подтянув колени и положив руки под щеку на подушку. Я успела лишь мельком увидеть его подтянутую спину и красивую задницу, прежде чем он исчез в ванной.

В отличие от того, что все думали обо мне в Айове, я уехала из того маленького городка девственницей. Только когда мне исполнилось двадцать, и я уже три месяца встречалась с одним парнем в Денвере, я решила расквитаться со своей девственностью.

Получилось не особенно хорошо в основном потому, что секс казался мне чем-то испорченным, прочным из-за выходок моей матери и ее трахающихся приятелей, которые пытались то же самое проделать со мной, и парней в средней школе, которые были настоящими придурками. К сожалению, мой парень, с которым я встречалась, был также молодым. Он был очень хорош собой (определенно Десятка, с точки зрения внешности, но после того, как я отдала ему свою девственность, он оказался в этом смысле — Единицей и Пять Десятых). Он три месяца выжидал этого момента, и сказать, что он был разочарован и бесчувствен, было бы преуменьшением. Он был просто взбешен, высказал мне не очень приятные слова, находясь еще со мной в постели, потом ушел, и я больше никогда о нем не слышала.

Излишне говорить, что после этого я уже не горела желанием снова попробовать заняться сексом, пока не появился Дестри, который предоставил мне еще один шанс.

Поначалу Дестри был очень терпеливым, и это стало одной из причин, почему я осталась с ним, хотя в большинстве другом он был придурком. Он был старше моего первого бойфренда и, казалось, получал настоящее удовольствие, добиваясь меня. Учитывая, что мой первый опыт был дерьмовым, ему потребовалось еще больше времени, чтобы затащить меня в свою постель (четыре с половиной месяца). Оказавшись в постели, он был терпеливым, мне казалось, даже понимающим, также мне казалось, что ему нравилось меня учить, что послужило одной из причин, почему я осталась с ним. Я частенько смущалась и робела, но это не значит, что я не училась у Дестри и не получала удовольствия от секса. Получала, просто недостаточно быстро училась.

Поэтому он вскоре потерял терпение быть моим учителем, когда мои ответы перестали его удовлетворять, и я не была готова попробовать что-то новое, что вызывало у меня дискомфорт.

Он порвал со мной еще до того, как я созрела для чего-то нового.

После этого я никогда особо не задумывалась о сексе. Не то чтобы секс пугал меня, просто у меня не было парня, поэтому мне и не нужно было об этом думать.

Только теперь я поняла, почему мои ответы не удовлетворяли Дестри.

Потому что Дестри был не только плохим учителем, но и полным дерьмом в постели.

И я поняла это, потому что Митч не был дерьмом в постели. Митч был нежным и проницательным. Митч не прилагал особых усилий к сексу, просто естественно направлял наши желания, и туда, куда он их направлял, это было чертовски сенсационно.

А это означало, что ему даже не нужно было пытаться меня чему-то учить. Мне не нужно было особенно сильно думать что и как. Мне не нужно было даже пытаться об этом задумываться. Просто Митч направлял меня, и было видно, что это происходило без особых усилий, и я понимала это, потому что сама кончала без особых усилий.

Дважды.

Дважды, да еще как!

Все это означало то, что мы только что разделили с Митчем, было просто потрясающе. Было чем-то очень красивым. Прекрасным.

Это было так удивительно, красиво и прекрасно, что впервые в жизни я застряла в реальном мире, застряла в мире Митча. И мне здесь очень нравилось, поэтому я закрыла глаза и улыбнулась.

Затем распахнула глаза и улыбка исчезла.

Я заставила ждать своего первого парня три месяца. Дестри — четыре с половиной.

Митча…

Я начала считать.

О Боже!

Наше первое настоящее, официальное свидание состоялось только вчера.

А утром я занималась с ним сексом!

ОмойБог!

На меня нахлынуло отчаяние, вымывая послевкусие великолепного секса с Митчем, и я как по волшебству услышала, как заурчала вода в туалете, перекатившись на кровати и потянувшись за ночнушкой на полу. Я села, пытаясь натянуть ее на себя, почувствовав, как матрас на кровати прогнулся, Митч опустился на кровать.

Боже.

Я сидела к нему спиной, натягивая ночнушку, успела только опустить ее до талии, когда он обнял меня, я невольно подалась телом назад.

Врезавшись в его твердую как стена грудь, он прошептал мне на ухо, повалившись на бок и увлекая за собой.

— Пустая трата времени, милая. У меня выходной, Пенни отвезет детей в школу. У нас есть время повеселиться до того, как нужно забирать их из школы, и мы потратим это время на лучшее занятие, и как бы ни была хороша твоя ночнушка, она тебе не понадобиться. — Мы упали на матрас и подушки, он обхватил меня другой рукой, нежно прикусив плечо, потом его голова опять оказалась у меня на шее, он закончил: — хотя я покормлю тебе овсянкой, чтобы восстановить силы, но тебе придется надеть мою рубашку.

У меня появилось щекотание в животе.

— Митч…

— Кроме того, тебе следует знать, что есть мы ее будем в постели.

И в животе началась вторая волна щекотания!

Вот черт побери.

— Митч!

Он отодвинулся, перевернул меня на спину, затем пристроился на мне, улыбаясь и глядя сверху вниз.

Боже, как же он был красив!

— Что? — спросил он.

— Я не такая, — заявила я, и его улыбка немного померкла, и он моргнул.

Затем повторил:

— Что?

— Я не такая, — повторила я. — Я знаю, что тебе может так показаться, у нас было первое свидание только вчера, и мы... сегодня уже в постели, но я не такая. У меня было всего два любовника. С первым я встречалась три месяца до того, как... ну, ты понимаешь... и с Дестри, первый и второй оказались вроде как ... придурками, я встречалась четыре с половиной. Не знаю, что со мной произошло, но ты должен знать, что я не такая.

Митч приподнялся на локте, другой рукой, прижав меня к матрасу, он не двигался и не отводил от меня глаз даже, когда я уже замолчала.

Поэтому я решила продолжить, решила показать, что говорю правду и искренне, подняла руку, положив ее на грудь, приподнялась, уперевшись на локоть, прошептав:

— Мне необходимо, чтобы ты знал это.

Он молчал, даже не пошевелился.

— Для меня очень важно, чтобы ты это понимал, — продолжала я.

Ни малейшего движения с его стороны и ни единого звука. Его глаза были устремлены на меня, казалось, что он о чем-то глубоко задумался. О чем именно, я понятия не имела, поскольку он продолжал молчать, но о чем бы он не думал, видно для него это было важно.

Но также мне было важно сказать ему то, что я уже сказала, поэтому обхватила его за шею, сжав пальцы, все еще шепча:

— Это важно.

Наконец он заговорил, и когда заговорил, только и сказал:

— Милая, заткнись.

Я моргнула.

Затем спросила:

— Что?

— Заткнись.

— Заткнуться?!

— Ага.

Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе.

— Я говорю тебе важные вещи, а ты говоришь мне заткнуться?

— Ага.

Я открыла рот, но ничего не сказала, потому что Митч наконец зашевелился. И зашевелился он — обе его руки сомкнулись вокруг меня, он перекатился на спину вместе со мной, я выпрямилась и села на него сверху, мне снова пришлось его оседлать. Его руки разжались вокруг меня, одной он с силой ухватил меня за бедро, другая потянулась вверх, обвившись вокруг моей шеи, и три пальца оказались в моих волосах, он наклонил мою голову к себе.

Затем заговорил:

— Хорошо, я должен объяснить все правильно, чтобы моя мысль дошла до тебя, и ты не переврала ее и не додумала, как ты каким-то образом умудрилась решить, что я подумал на одну гребаную секунду, что ты такая, так что слушай.

Ой-ой.

Теперь я поняла, что он решил, что это для меня было важно.

Прежде чем я успела полностью отдаться растущей паники и додумыванию, Митч продолжил:

— Учитывая время, что я наблюдал за тобой, пока ты была с этим придурком, и хотел тебя, мы говорим о двух годах, Мара, двух ... чертовых... годах, которые мне потребовались, чтобы раздеть тебя и уложить в свою постель. Милая, я думаю, ты можешь быть абсолютно уверена, что это в значительной степени означает, что ты «не такая».

Я уставилась на него, думая, что это правда.

Вроде бы.

— Но мы же...

Он покачал головой, и его рука сжалась так же, как и пальцы в волосах, и я замолчала.

— Ты сбежала от меня на нашем первом свидании. Ты продинамила меня во второй раз. Ты дала мне понять, что ты не такая в первый раз, когда твоя задница сидела в моем внедорожнике. Ты дала мне отворот поворот в коридоре еще до того, как я только попытался. Билли прервала нас, когда я в первые добрался до второй базы. Я спал в своей постели с тобой и шестилетним ребенком дважды, прежде чем вытащил тебя на свидание. И я вынужден был пообещать своей сестре, что она сможет обставить твою квартиру, когда ты получишь страховку, чтобы она смогла оторваться по дизайну в твоей квартире, чтобы я действительно смог, бл*дь, повести тебя на свидание, — говорил он, а затем закончил: — дорогая, поверь мне, это не так просто.

Я моргнула.

— Ты обещал Пенни, что она сможет обставить мою квартиру?

— Да, в этом вопросе ей лучше не противостоять. Она выслушает тебя, и она хороша в декоре и полна решимости все это осуществить. Сделай себе и мне одолжение, просто позволь ей обставить твою квартиру.

— Но, Митч, ее мебель стоит дорого…

Он притянул мою голову еще ближе и ухмыльнулся, прежде чем ответить:

— Детка, ее наценка неслыханная. Оптом у нее все стоит столько же, сколько и обычная мебель.

Вау.

Это означало, что я смогу позволить себе мебель из «Фьюжен Дизайн».

Это было круто!

— Мара, — позвал Митч, отрывая меня от мысли, на которой я полностью сосредоточилась, а вернее на диване, который заметила в витрине магазина Пенни, представляя, как он будет смотреться у меня в гостиной, но я посмотрела на Митча, он больше не улыбался, а выглядел очень серьезным.

Поэтому я собралась с духом.

Это было хорошо, потому что в ту же секунду, как только я сосредоточилась на нем, он заговорил низким голосом, медленно, чтобы я осознала весь смысл сказанного, даже его пальцы на моей шеи напряглись, чтобы я прислушалась к тому, что он говорил:

— Ты — не Мелбама Ганновер. Ты не шлюха. И ты не такая. Ты так далека от Близнецов Одни Неприятности, что это даже не смешно. Ты совсем не та, за кого тебя принимали в школе, родители школьников и те трахающиеся приятели твоей матери. Ты — Мара, ты милая, ты прекрасная, и я не забуду до самой смерти, как прекрасно было оказаться в тебе, когда ты обнимала меня, смотреть в твои глаза, которые увлажнились, и чувствовать своим нутром, что ты чувствовала, как и я, насколько это прекрасно.

Мои глаза сразу же увлажнились, как только я услышала его слова, руки провели по его плечам, его слова просачивались в меня глубоко, прямые и правдивые, даже я, обладающая особым талантом все домысливать и искажать, не смогла их исказить, даже если бы попыталась.

Но я и не собиралась пытаться.

— Митч, — прошептала я и замолчала, потому что у меня перехватило горло, а еще потому, что я не знала, что сказать.

Он еще не закончил, и я поняла это, когда он притянул меня к себе, откинулся назад и перекатился так, что оказался сверху, его бедра были между моими ногами, а лицо было так близко, когда он прошептал:

— Твои волосы мягче, чем я ожидал, и красивее, когда распущены. Ты слаще, чем я ожидал, смешнее, преданнее, я и так ожидал, что ты будешь феноменальной, но должен сказать, детка, мне чертовски приятно узнать, что реальность просто зашкаливает. А еще лучше то, когда ты злишься, мне приходится бороться с собой, чтобы не сорваться. Когда ты улыбаешься, мне приходится бороться с собой еще сильнее. И когда ты заглядываешь мне в глаза и видишь все, что ты там видишь, и я знаю, что тебе нравится то, что ты видишь в моих глазах, потому что это написано у тебя на лице, я борюсь с собой что есть сил. Но даже наконец-то заполучив тебя — это еще одна реальность, которая находится за пределами всего, что я представлял. Улавливаешь ход моих мыслей? — спросил он, не став дожидаться ответа. — Твоя мать ненавидела тебя, потому что знала, что ты лучше ее, и каждый день ты напоминала ей об этом, что ты станешь той, кем ты стала теперь. Поэтому она пыталась всеми средствами в тебе это убить. Сводя тебя с ума своими высказываниями, что ты чертовая сука, и, честное слово, я много чего повидал, а сколько уже выслушал, твоя мать, по-моему мнению, претендует на самую худшую чертовую мать в истории. И все же ты ее побила, потому что ты — это та, кем стала сейчас. И, милая, есть много всего в тебе, и не только я говорю и вижу это, сколько в тебе хорошего. И теперь я прикоснулся к твоей прекрасной стороне после стольких лет ожидания, и сказать, что это не доставляет мне никакого гребаного удовольствия — одно из серьезных гребаных преуменьшений.

— Ты должен остановиться, — прошептала я в ответ, сердце так сильно забилось, казалось, вот-вот выскочит из груди. Грудь, в которой разлилось тепло, стала гореть от жары.

— Я не перестану, пока не буду уверен, что ты понимаешь то, что я хочу тебе сказать и не отбросишь мои слова в сторону, все же веря в то, во что хотела эта сука, чтобы ты верила.

— Ты должен прекратить, — повторила я шепотом.

— Мара, нет…

Я убрала руку с его плеча и прижала пальцы к его губам.

Затем тихо сказала:

— Я не отбрасываю твои слова в сторону. — Я скользнула пальцами по его щеке, затем перебралась в волосы, подняла голову и прошептала: — Я понимаю, что ты мне говоришь.— Прижалась губами к его губам, продолжая шептать: — Теперь ты должен сварить мне овсянку. Потому что, по моим подсчетам, у тебя имеется восемь часов убедить меня, что я — Мара твоего мира, прежде чем снова на нас что-нибудь обрушится, я испугаюсь и/или сойду с ума, и/или запаникую, и/или еще что-нибудь произойдет, уверена, если бы была одна, наверное, не смогла бы всего этого пережить. Но с твоей помощью мне легче, и очевидно, все, что ты сейчас сказал, мне все равно не так легко поверить.

Я замолчала (наконец-то), излив свою душу (наконец-то) и затаила дыхание, бездонные глаза Митча уставились в мои.

Затем он спросил:

— Восемь часов?

— Пока не нужно будет ехать за детьми в школу, — пояснила я.

Он повернул голову, взглянув на будильник, потом снова перевел на меня взгляд, и когда он снова на меня посмотрел, мне понравились смешинки в его глазах, потому что его смешинки были с сексуальным подтекстом.

— Потребуется потрудиться и приложить силы, — прошептал он.

Господи, как же я на это надеялась!

Я улыбнулась, снова приподнялась и прикоснулась губами к его губам, прежде чем тихо произнесла:

— И для этого мне нужна овсянка.

Он рухнул на меня, моя голова ударилась о подушки, Митч пробормотал мне в рот:

— Я сварю ее через минутку.

— Мне потребуется выносливость, — пробормотала я в ответ.

Его руки скользнули вверх по моим ребрам, приподнимая ночнушку, он продолжал бормотать:

— Через минутку я все сделаю, детка.

— Но... — он передвинулся бедрами между моих ног, и я поняла, почему ему нужна минутка, что означало, что мне тоже нужна эта минутка, поэтому я сдалась.

— Ладно, через минутку.

Он улыбнулся мне в губы. Я улыбнулась ему в ответ.

А потом он меня поцеловал.

А потом он делал со мной многое другое, а я — с ним.

В конце концов на ланч у нас была овсянка.

Доброе утро

Прошло шесть недель…

Я сильно кончила, так сильно, что спина выгнулась дугой, руки взлетели, чтобы обхватить за бедра Митча, пока я с трудом переводила дыхание, двигая бедрами, толкая вглубь его твердый как камень член.

Я все еще продолжала кончать, когда его большой палец покинул мое сладкое местечко, сначала одна рука переместилась на мое бедро, затем и вторая. Потом его руки продвинулись вверх, обхватив грудную клетку, притянув мое тело к нему. Его губы накрыли мои, язык проник ко мне в рот, руки обхватили, он перевернул нас, начав с силой и глубоко входить. Я приподняла ноги в коленях вместе с бедрами, чтобы предоставить ему больший доступ, держась за его плечи.

Прижимаясь к нему, мои пальцы прошлись по его густым, мягким волосам, я принимала его толчки языком в рот и между своих ног. Он что-то пробубнил мне в рот, затем, наконец, его глубокие жесткие движения между моими ногами, вырвали у него рваный стон, который проник мне в самое горло.

Приходя в себя, я ощутила его губы, заскользившие по моей шее, куда он уткнулся носом, его член, мягко двигающийся внутри, свои пальцы, перебирающие его волосы, пока другая моя рука передвигалась по его теплой коже спины.

Моя душа вздохнула свободно, но сердце улетело.

Затем он приподнял голову, его насытившиеся, сексуальные глаза встретились с моими, он пробормотал:

— Доброе утро.

Секунду я смотрела на него, лежа на подушке, обхватив его ногами за бедра, а руками вокруг и вдруг расхохоталась.

Потому, что он сначала разбудил меня руками, потом ртом, и до тех пор, пока он не произнес это слово, никто из нас ничего не сказал.

Когда я перестала смеяться, наклонила голову и открыла глаза, взглянув на него, он перестал двигаться внутри, глубоко погрузившись, а его рука поднялась, и кончиками пальцев он провел по моему виску и линии волос, Митч улыбался, глядя на меня.

— Доброе утро, — прошептала я и почувствовала, как улыбка сползла с моих губ, когда ко мне вернулось воспоминание.

Митч увидел, как пропала моя улыбка, потому что его улыбка тоже пропала, выражение лицо стало нежным, он смотрел с интересом, и его потрясающие губы прошептали:

— Что?

— Помнишь ту ночь, когда заболела Билли? — Тихо спросила я.

Его пальцы скользнули вниз по линии моих волос, обвившись вокруг моей шеи, большой палец приподнялся и погладил подбородок, когда он ответил:

— Ага.

— Помнишь, как на следующее утро ты пришел на кухню и обнял меня? — Спросила я, и его большой палец замер у меня на подбородке, а взгляд стал напряженным.

— Ага, — прошептал он.

— Тогда ты сказал: «Доброе утро», прижался к моей шее, обнял меня, и я подумала, что хотела бы, чтобы ты каждое утро всегда говорил мне «Доброе утро».

Его пальцы напряглись у меня на шее, он приблизил голову, взгляд стал более напряженным, а голос хриплым, когда пробормотал:

— Мара.

Я ухмыльнулась ему, а затем сообщила:

— Но сейчас все было намного лучше.

И его тело затряслось, рука оставила мою шею, обе его руки обхватили меня, и он поцеловал с открытым ртом (смеясь, кстати, что делало его просто потрясающим), потом он нас перевернул, к сожалению, выйдя из меня, но к счастью, перевернув меня с собой, целуя и устраиваясь на спине со мной сверху.

Когда он закончил целоваться, я подняла голову и посмотрела вниз на своего мужчину, который обнимал, смех все еще присутствовал в его глазах, и снова моя душа свободно вздохнула.

Затем он заговорил:

— Ну ладно, детка, сегодня утром действуем так: я иду в ванную, потом поднимаю Билли, который принимает душ, ты тоже принимаешь душ, а я пока готовлю кофе и завтрак. Ты выходишь из душа, будишь Билле, мы позавтракаем, ты ведешь Билле в душ, вы там делаете все свои дела, пока я буду принимать душ, а дальше мы выезжаем. Согласна?

— Ага, — ответила я.

— Готова? — спросил он.

— Ага, — сказала я с усмешкой, привыкшая уже к его плану, и мне это нравилось, поскольку каждое утро мы совершали именно такой ритуал.

— Погнали, — прошептал он, поднял голову, быстро поцеловал меня, потом перекатился с меня на другую сторону кровати, одновременно откидывая одеяло.

Я наблюдала, как он отправился в мою ванную комнату.

Моя душа снова вздохнула, и это был хороший вздох.

Митч закрыл дверь, и я перекатилась на спину, натянув одеяло до груди.

Был июнь, лето обрушилось на Скалистые горы с удивительной силой. Обычно в мае и июне можно было ожидать чего угодно, даже снежных бурь, но сейчас стояла теплая, солнечная погода, были почти каждый день послеполуденные грозы в течение вот уже нескольких недель, опуская жару и оставляя ночи прохладными и свежими.

Прошло уже шесть недель с тех пор, как Митч вытащил меня в реальный мир, и эти шесть недель были лучшими неделями в моей жизни, ни один день, что я прожила в мире Мары, даже близко не походил на них.

* * *

Для начала я разобралась с противозачаточными. Митч сказал, что это первоочередная задача, и я была с ним согласна.

Я не хотела, чтобы между мной и Митчем что-то стояло, поэтому без промедления отправилась к врачу и стала принимать таблетки.

* * *

Второе, что произошло мама и тетя Луламэй пропали. Я позвонила Линетт, она произвела разведмиссию, сообщив, что они вернулись домой. Скорее всего потому, что у них кончились деньги, чтобы превратить мою жизнь в ад, и они не обзавелись в этом городе тем обычным набором пьяниц и придурков, которые у них были там, чьи бумажники они могли бы подчистить, украв деньги, когда пьяницы и придурки отключались.

Между прочим, я все рассказала Линетт во время очень длинного телефонного разговора, такого длинного, как марафонская дистанция, пока моя задница сидела в шезлонге у бассейна. Но в середине нашего марафонского телефонного разговора мне было все труднее сосредоточиться на всех важных событиях, о которых я ей рассказывала, потому что появился потный Митч после тренировки в тренажерном зале, и потный он выглядел таким сексуальным. Мне стало еще труднее сосредоточиться, когда я наблюдала за выражением его лица, пока он шел ко мне, отчего поняла, что ему всерьез нравится мое бикини. Еще труднее мне было сосредоточиться (по вполне понятным причинам), когда я слушала Линетт, он стал меня целовать, сильно, но без языка. А потом ему было трудно сосредоточиться на мне, когда его увидели Билли и Билле, и ему пришлось следующие десять минут поднимать и кидать их в воду. Они вылезали из бассейна, а он снова и снова бросал их туда. И наконец, мне было совсем трудно сосредоточиться на разговоре, наблюдая за ним, заметив насколько он выглядел безумно сексуальным, его сексуальность возросла сверх всякой меры, потому что он был весь потный, много улыбался и смеялся, заставляя Билли улыбаться и смеяться, а Билле улыбаться и визжать. Я была не единственной, кто заметил его безумную сексуальность, мне пришлось оторвать свой взгляд в солнцезащитных очках от моего мужчины и моих детей, когда женский радар собственницы пропищал, отчего я более пристально стала разглядывать в бикини женщин, которые пускали слюни и бросали на Митча пристальные взгляды.

Но мне все же удавалось при этом слушать мою подругу.

Линетт была вне себя от радости, сообщая (неоднократно), что она все время мне говорила, что я была явно Десять и Пять Десятых.

— Может ты даже Одиннадцать! — пронзительно закричала она.

Я не могла сказать, что поверила ей (определенно, не по поводу Одиннадцать). Но это не означало, что Митч разорвал мой кокон и помог мне взлететь, но означало, в чем я была (в основном) убеждена, что была по крайней мере твердой Восьмеркой.

Но в этом меня убедила не Линетт, а Митч.

Она планировала приехать к нам в августе, познакомиться с Митчем, Билли и Билле, и ее родители тоже подумывали приехать с ней. Я не виделась с ней уже три года, с тех пор как она навещала меня, а с ее родителями уже тринадцать лет.

Я с нетерпением стала ждать их приезда.

* * *

Третье событие — Билл был выведен из строя, заключен под стражу, ясное дело, что для начала он разыграл свою козырную карту. Он ждал решения суда, государственный защитник готовил защиту, но Митч сказал, что Билл так легко не отделается. Во-первых, потому что он был виновен, во-вторых, потому что его уже дважды привлекали и, в-третьих, потому что он отказывался признавать свою вину.

От него не было вестей ни мне, ни детям, но я навестила его всего один раз, причем навестила с Митчем, стоящим у меня за спиной (так приказал Митч), и мой визит ничем хорошим не закончился. Возможно, все прошло бы не очень хорошо, даже если бы Митча со мной не было.

Достаточно долго он не брал трубку, потом Билл взял свой телефон, но все равно продолжал сердито смотреть на Митча через стекло, затем перевел на меня взгляд, сказав: «Пошла ты на х*й, Мара. Пошла ты». И повесил трубку, встал и подошел к охраннику.

Я вышла после встречи, дрожа всем телом, стараясь не заплакать, Митч крепко обнимал меня за плечи. И когда я вышла, дрожа всем телом и стараясь не заплакать, до меня вдруг дошло, что я присматриваю за его детьми, которых собираюсь воспитывать до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы строить свою собственную жизнь; моя квартира была разграблена из-за него; он натравил на меня мою мать и свою мать — тетю Луламэй, и ему судя по всему абсолютно не на что было злиться, а мне так наоборот, было на что.

И я, потому что меня это просто бесило, поделилась всем этим с Митчем во внедорожнике. Причем делилась подробно, со всеми деталями, я вспомнила историю нашей семьи, которая уходила далеко-далеко в прошлое, ту историю, о которой я никогда никому не рассказывала, но в тот момент я была в ударе. Я перевела дух только тогда, когда мы оказались у него в квартире, он протянул мне бокал вина, крепко поцеловал, чтобы я наконец-то заткнулась, приподнял мою голову за подбородок, чтобы я окончательно сосредоточила свое внимание на нем (наконец-то) и посмотрела ему в глаза, в которых плескался смех.

Потом он пробормотал:

— Мне нужно сходить к Брэю и Бренту за детьми. Ты разнесешь мою квартиру к чертовой матери за те две минуты, что меня не будет, или зажжешь чертовую свечу, сделаешь глоток вина, выдохнешь и соберешься с мыслями?

Я сердито посмотрела на него.

Затем пробормотала:

— Второй вариант.

— Хорошо, — пробормотал он в ответ, снова поцеловал на этот раз несильно, но намного дольше. А потом отправился за детьми.

За те две минуты, что его не было, я сделала то, что обещала, но я также воспользовалась этими двумя минутами, чтобы начать бояться, что во время своей тирады поделилась давнишней семейной историей с Митчем. Уродливой, откровенной семейной историей, и, возможно, ему понадобятся эти две минуты, чтобы прийти к выводу, что я — Две Целых Пять Десятых.

Но видно он не пришел к такому выводу, потому что вернулся с Билле, перекинутой через плечо, как пожарники носят рукав, визжащей и смеющейся; с Билли следовавшим за ними, ухмыляющимся, и Митч объявил, что собирается научить Билли мужскому делу —управляться с грилем.

Потом он приготовил гамбургеры, пока мы с Билле готовили гарнир, я с Билле жарила картошку и делала салат (ну, делала в основном я, она наблюдала за мной, сидя на столешнице и что-то все время рассказывая), пока Митч на балконе учил Билли управляться с грилем.

Я перестала беситься и пугаться, попивая вино маленькими глотками, пока ужинала с семьей, уложила детей спать и заставила Митча посмотреть игру «Кэбс» по телевизору («Кэбс» выиграли!), а потом я выдала ему приз за то, что он был действительно хорошим парнем, и я выдала ему приз, когда мы были у него в постели.

* * *

Полиция сняла ленту с моей квартиры, и я могла теперь заняться уборкой, которую страшилась делать, потому что предстояла огромная работа, а также еще и потому, что я не хотела внимательно собирать и рассматривать все те доказательства, что вся моя жизнь, которую я так усердно выстраивала, была разрушена.

Митч, будучи Митчем, приложил к этому руку, образно говоря.

Когда у меня наступил выходной, он договорился со своей матерью, чтобы та забрала детей из школы, и договорился с Латаньей, Тесс, Пенни и двумя женщинами своих партнеров в полиции — с Джет и Рокси, чтобы они все пришли ко мне и помогли с уборкой.

Я в некотором роде пребывала в восторге от Джет и Рокси, в восторге от их историй, которые были опубликованы в газете, и написаны книги об их любви с нынешними мужьями. Но они были действительно классными, немного сумасшедшими, и поскольку мы убирались впятером все получилось намного быстрее, несмотря на то, что когда я попала в свою квартиру, она выглядела намного хуже, чем я предполагала, почти ничего не осталось, что можно было бы сохранить.

Но впятером, на самом деле, уборка шла намного быстрее и довольно весело. И было радостно еще и от того, что Пенни принесла с собой брошюры и каталоги, потратила много времени, чтобы объяснить мне «свое видение моей квартиры», которое мне очень понравилось.

Поэтому на следующий день Пенни заказала всю необходимую мебель и множество еще кое-чего. Вместе с ней и Сью Эллен я дважды ходили по магазинам (один раз с Латаньей), чтобы купить все остальное (посуду, постельное белье и т. д.), а Митч (как-то вместе с Дереком) присматривал за детьми, пока нас не было дома, чтобы Билле не узнала о случившемся. Затем Митч взял с собой Билли, чтобы сделать «мужское дело», как я это называла, они купили мне новый телевизор, DVD-плеер, PS3 и стерео, а мы с Билли в это время оставались дома, что означало, что я отполировала ей ногти на ногах и руках, смотря вместе с ней «В поисках Немо».

Все покупки мы складывали у меня в квартире, оставаясь жить у Митча, пока то, что заказала Пенни не было доставлено ко мне полторы недели назад. Мистер Пирсон назначил доставку матрасов на тот же день, что и Пенни. Пока я была на работе, Пенни (с помощью Сью Эллен) пришла и лично приняла все: мебель, лампы, картины на стены. Они даже постелила постельное белье на кровати, поставила посуду в шкафы и положила плюшевого мишку Билле на ее застеленную постель.

Теперь все выглядело просто потрясающе.

И в тот день после школы мы с детьми вернулись в мою квартиру.

Билле полностью поверила в историю, что мы все это время жили у Митча, потому что в моей квартире шел ремонт. Билли же прекрасно понимал все, но как обычно жалел свою сестру, ничего ей не рассказывая.

* * *

Когда мы переехали назад ко мне, то же самое проделал и Митч (вроде как). Не говоря ни слова (я не собиралась с ним об этом спорить), он поставил свою зубную щетку в мой (новый) держатель для зубных щеток, крем для бритья, бритвы и дезодорант — в шкафчик с аптечкой и множество пиджаков, курток, рубашек и джинсов в мой шкаф, подвинув мои вещи в сторону, чтобы разместить нижнее белье, футболки, пижамы и носки в мои ящики.

После того как он это все проделал, я распределила свои вещи по ящикам, выделив ему два освободившихся ящика. Я перекладывала свои вещи, борясь со слезами. Не со слезами, вызванными вторжением Митча в мои ящики и в мою квартиру, а слезами, вызванными тем, что Митч таким образом сделал заявление, которое мне понравилось, оно означало, что он собирается быть в моей жизни, в жизни моих детей, намеревался остаться с нами, несмотря на то, что наши квартиры были разделены общим коридором.

Митч вошел в мою спальню, когда я находилась на пол пути освобождения двух ящиков для него, шмыгая при этом носом.

И вот тогда-то Митч окончательно сорвал с меня остатки моего кокона, и именно в тот момент ему удалось выполнить до сих пор, как я все время считала, вполне невыполнимую задачу — убедить меня, что я по меньшей мере являюсь Восьмеркой.

Он машинально стал выполнять эту миссию, услышав мое шмыганье носом, просто подошел, отодвинул меня от ящиков, обнял, притянув к себе.

Затем он наклонил голову и встретился взглядом с моими заплаканными глазами.

Внимательно изучил выражение моего лица, а затем тихо произнес:

— Детям нужна стабильность. Необходимость в стабильности подтолкнула нас к тому, что у них теперь есть два дома, разделенные общим коридором. Итак, наши действия заключается в том, чтобы стабильность, которую Бад (так в последнее время Митч стал называть Билли {В переводе с анг. парень, дружище, друг}) и Билле будут иметь — в этом доме и в моей квартире. Обстоятельства будут таковы, когда ты находишься в моей постели, они — в своих во второй спальне, я куплю им приличные кровати, как только представится такая возможность. Но большую часть времени, когда я буду находиться в твоей постели, они тоже будут здесь. Я принес сюда кое-какое свое барахло. Хочу, чтобы ты приобрела все необходимое тебе и детям в двойном комплекте и перенесла часть этого барахла ко мне в квартиру. Где бы они не находились — у тебя или у меня, дом для них должен быть домом, а не беготней туда-сюда за шампунем и чистыми футболками. — Его руки сжались, лицо приблизилось, а голос стал ниже. — Думаю, что они должны идти и дальше вместе с нами, детка, они уже привыкли, что мы вместе, мне кажется, что мы не должны устраивать для них стресс, потому что не вижу никаких причин для того, чтобы мы были теперь порознь. Им хорошо и комфортно с нами, и мы приложим все силы, чтобы так было и впредь. Бад прекрасно понимает, что происходит между тобой и мной, а Билле все равно, лишь бы люди, которых она любит, были счастливы рядом с ней. Так, что все очень хорошо. — Он не сводил с меня глаз, его руки напряглись, и он мягко спросил: — Ты согласна?

— Угу, — прошептала я.

— Детка, — его руки снова сжались, — это очень важное решение для детей. Если ты говоришь «Угу», это значит, что ты хочешь остаться со мной, в моей жизни, а я соответственно буду с вами. Ты можешь предложить другой сценарий на ближайшее время, клянусь, что соглашусь с ним, учитывая то, что между нами происходит. Я сказал тебе, что думаю на этот счет, но спрашиваю тебя, ты согласна со мной, я не ожидаю в таком вопросе быстрого ответа «Угу».

— Митч, милый, — я снова сжала его руку, — ответ такой... угу.

— Дорогая…

Я прижалась к нему ближе, он замолчал, скользнув рукой по его шее, и прошептала:

— Дети нуждаются в стабильности, конечно, но стабильность определяется не местом, а кто живет с ними в квартире, определяется человеком. Я поняла это уже давно. Я всю свою жизнь прожила в трейлере, и это было не очень стабильное место. Они всю жизнь прожили с Биллом, и для них это тоже было не очень хороший и стабильный дом. Не думаю, что их особенно заботит, где они будут спать, пока ты и я рядом, и поскольку ты и я будем рядом, то мой ответ на твой предложенный сценарий — угу.

Он задержал на мне взгляд, затем медленно закрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и открыл глаза. Именно тогда я поняла, что мой ответ был одновременно важным и был именно тем, что Митч хотел услышать. Первое я поняла, а второе значило для меня все, очень многое.

И, кстати, это было впервые, когда я почувствовала, как моя душа вздохнула свободно, и это было тогда чертовски здорово.

И пока я обдумывала насколько это было здорово, Митч продолжил:

— Хорошо, если ты не против, то поговорим об остальном.

О боже!

В этот момент я была так счастлива, была самой счастливой, нежели когда-либо в своей жизни. Насчет «остального» я была не совсем уверена.

И Митч стал мне озвучивать все остальное.

— Я поговорил с нашей управляющей компанией, у них появятся две квартиры с тремя спальнями. Одна — в августе, другая — в сентябре. Срок моей аренды истекает в ноябре. Мне также сообщили, что срок твоей аренды истекает в январе следующего года. Мне также сказали, если мы переедем в другой дом этого комплекса и предупредим их заранее, они не будут выставлять нам неустойку за раннее расторжение договора аренды.

Мы переедем?

Мы вместе переедем?

Я и близко не справлялась с тем, что говорил Митч, но он продолжил:

— Но мне кажется, что это не наш сценарий.

Я даже не успела понять испытала от его слов облегчение или разочарование.

У меня не было времени все осмыслить и принять решение, потому что Митч еще не закончил.

— Нынче спрос на недвижимость, — объявил он. При этих словах у меня перехватило дыхание, а он продолжил: — Я уже давно подумывал купить себе квартиру или дом. Пришло время мне перестать тратить свои деньги на аренду, я уже достаточно заработал на первый взнос. Детям нужна будет другая школа, хорошо бы они переехали и пошли учиться в другую школу. Я подумываю о покупке дома, и мне нужен твой вклад, потому что, когда наступит январь ты, Бад и Билле переедете вместе со мной. Мы выберем дом и отправим их там в ближайшую школу.

Моя грудь быстро поднималась и опускалась потому, что я была близка к гипервентиляции легких.

— Бад и Билли еще полгода будут жить в одной комнате, — продолжал Митч, — они уже привыкли к этому, оба еще дети, но так или иначе, на горизонте должны начать маячить две раздельные комнаты.

Я слышала все, что он говорил, но не могла понять, что он сказал ранее.

— Ты хочешь, чтобы мы переехали с тобой?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы мы переехали с тобой. — Повторила я, но на этот раз уже не в форме вопроса.

Его брови сошлись на переносице, и он повторил:

— Да.

— Но... э-э... Митч, — начала я. — Мы вместе живем чуть больше месяца.

— Я похож на мужчину, который не знает, чего хочет? — Спросил Митч, и я моргнула.

Нет, он не только не был похож на такого мужчину, но и вел себя совсем не так потому, что он точно знал чего хочет.

— Нет, — прошептала я.

— Хорошо, тогда я похож на человека, который не поймет, что получил то, что хотел?

ОМойБог!

В груди начался пожар, и я выдавила еще одно:

— Нет.

Митч задержал на мне свой взгляд и быстро вздохнул.

— Я говорю не о завтрашнем дне. Я говорю о январе. Я уже давно решил, что в ноябре начну подыскивать жилье. Тогда с тобой это совсем никак не было связано, но теперь ты и дети появились в моей жизни, теперь это связано и с тобой, так что ты должна принять в подборе дома участие. Между нами может происходить разное дерьмо, но, детка, — он снова сжал меня в объятиях, — другого дерьма не случится, у вас останется твоя квартира. Но если другого дерьма не произойдет, то через полгода или раньше, если мы все будем готовы, ты либо сдашь свою квартиру, либо вообще откажешься от нее, а мы будем жить в нашем собственном доме, где у каждого будет место для уединения, а у детей свои комнаты.

Я уставилась на него во все глаза.

Митч в течение двух секунд выдерживал мой ошалелый взгляд, а затем все же спросил:

— Ты согласна?

— Ты думаешь, что я — Десять и Пять Десятых, — выпалила я шепотом.

Его брови сошлись на переносице, и он спросил:

— Что?!

— Или, по крайней мере, Восьмерка, — выпалила я.

— Э-э, детка... не понял, что?

Я еще несколько секунд пялилась на него.

Почувствовав, как его руки сжались на моей талии, пока мы стояли у меня в спальне. В спальне, которую помогла обставить его сестра. В спальне, где появились в шкафу его стильные пиджаки и рубашки, боксеры и носки расположились в моих ящиках, и наш разговор касался совместного переезда, хотя мы и так уже наполовину съехались.

Поэтому я позволила все ему выпалить.

— Ты — Десять с Половиной, — сообщила я ему.

— Детка... что? — спросил он, слегка смущенно, немного нетерпеливо и раздраженно, потому что, как я поняла, он понял куда я клоню.

— Мир Мары поделен на сектора, с Единицы до Тройки, с Четверки до Шестерки и с Семерки до Десятки, — тихо заявила я, на его лице уже стало видно больше понимания и больше раздражения, но я не унималась. — Ты — Десять с Половиной.

— Мара…

— Мама убедила меня, что у меня Два с Половиной балла.

Митч замолчал, но его лицо ужасно нахмурилось.

Я внимательно смотрела ему в лицо, прежде чем снова почувствовала, как слезы защипали в носу, прошептала:

— Я ведь не Две и Пять Десятых, да?

— Нет, — твердо и немедленно заявил он.

Перед глазами все стало расплываться от слез, когда я выдохнула:

— Я не Две и Пять Десятых.

Затем почувствовала, как его рука скользнула вверх по моей шее к волосам, и я снова сосредоточилась на его лице, которое заметно приблизилось.

— Во-первых, милая, люди есть люди, и все они разные. Ты решила их классифицировать, хорошо, но в реальном мире люди делают то, что делают, каждый из них принимает свои собственные решения, которые определяют их движение по жизни. Некоторые из этих решений хорошие, некоторые плохие, некоторые представляют собой комбинацию того и другого, но каждый человек отличается от другого, и люди меняются. Во-вторых, решения, которые ты принимала в своей жизни, определили саму тебя, и, если ты не способна сама это увидеть, кем ты стала, тогда тебе стоит открыть глаза, детка, и оглянуться вокруг на людей, которые тебя любят и которым ты не безразлична, и через них понять, кто ты есть. Если тебя интересует моя точка зрения по поводу этой дерьмовой классификации, которую ты придумала, то нет, ты абсолютно не Две и Пять Десятых. Ты даже близко не стоишь с Двумя и Пять Десятых, и меня безумно бесит то, что твоя сучка мать и те придурки в твоем родном городе вбили это тебе в голову, что ты думала о себе так все эти годы.

И он был прав. То же самое мне говорила Линетт. Мистер Пирсон не говорил, он просто действовал. И Роберта. Латанья, Дерек, Брэндон, Брент... даже Билли и Билле любили меня, доверяли мне, им нравилось находиться со мной, и они не боялись лишний раз это показать.

Да и Митч тоже. На самом деле, с той минуты, как он вошел в мою квартиру, чтобы починить кран, он никак не показал, что думает, будто я была Две и Пять Десятых, он не только не возражал находится рядом со мной, но и хотел вернуться, чтобы попробовать мою пиццу.

О Боже! Я оказывается все это время была такой идиоткой!

Поэтому я не преминула это озвучить:

— Я настоящая идиотка.

Митч отрицательно покачал головой, глядя в потолок, сильнее меня сжав, затем перевел на меня глаза и раздраженно сказал:

— Господи, Мара, ты не Две и Пять Десятых, и ты не чертовая идиотка. И вот еще что: мне совсем не нравится, когда ты так о себе выражаешься. И, вот еще что, ты должна воспитывать двух детей, и они должны у тебя научиться быть уверенными в себе, чтобы принимать правильные решения, определиться в жизни, ты должна научить их этому. Ты не сможешь их этому научить, детка, если не поймешь, кто ты есть на самом деле и насколько ты прекрасна.

— Ты злишься на меня, — заметила я очевидный факт.

— Э-э... да, — подтвердил он. — Но у меня было более чем достаточно опыта в общении с людьми и женщинами…

Хмм. Он не мог бы повторить это еще раз, особенно последнее.

Митч продолжал.

— И я знаю, что независимо от того, как сильно я могу заставить тебя кончить, ни один хороший оргазм не изменит твое восприятие самой себя и не заменит его моим, какой тебя вижу я. Я знаю, о чем говорю. А также знаю, что большинство женщин, которые выглядят так же, как ты, живут засунув головы в задницы по другим, гораздо более раздражающим вопросам. Так что светлая сторона в твоей проблемы, несмотря на то, что ты такая красивая и прекрасный человек, ты никогда не будешь думать, что твое дерьмо не воняет. И должен сказать, милая, я без зазрения совести готов получать от тебя все, что ты мне даешь — твою сладость, отношение, твой рот, возможно ты думаешь, что взяла меня за яйца, что по мне совсем не плохо.

— Ну, это хорошо, что ты увидел светлую сторону, — пробормотала я, переведя глаза на его плечо, затем посмотрев ему в лицо, когда он расхохотался, а его руки сомкнулись вокруг меня с новой силой, что у меня перехватило дыхание.

Потом он перестал смеяться, ослабив свою хватку (слегка), и его лицо оказалось перед моим.

— Я уже чуть больше месяца постоянно наблюдаю за твоей светлой стороной, — прошептал он, и у меня зашипело в животе.

— Митч… — прошептала я в ответ.

Он прервал меня, сказав:

— Нам нужно покормить детей. Итак, возвращаясь к предыдущему вопросу: я покупаю дом, ты и дети выбираете его вместе со мной, согласна?

Я смотрела в его добрые, чувственные глаза, с которыми просыпалась каждое утро больше месяца, глаза, с которыми хотела просыпаться каждый день до конца своей жизни. Я была с ним согласна еще тогда, я была с ним согласна с тех пор, как впервые сказала ему об этом несколько недель назад, и, если бы это было в моей силе я была бы с ним, пока не испустила бы свой последний вздох на этой земле.

— Детка, ты согласна? — подсказал он.

— Да, — тихо произнесла я.

— Хорошо, — прошептал он, я улыбнулась, а потом он спросил: — Готова?

— Да, — повторила я.

— Двигаемся, — пробормотал он, коснувшись губами моих губ, затем отпустил меня и пошел в ванную.

Я повернулась и закончила перекладывать вещи в ящиках, уже не плача.

А перекладывала вещи с улыбкой.

* * *

Хотя все успокоилось и... ну, просто успокоилось огромным и значительным образом, над нашими солнечными днями в прямом и переносном смысле висело одно облако, и это облако был Билли.

Митч был прав, Билле было все равно, где она живет и что делает, лишь бы люди вокруг нее, которых она сильно любила, были счастливы. Ей не нужно было наполняться энергией, так как ее тефлоновое покрытие восхищения всем миром было непобедимо.

Но с Билли что-то было не так.

Он лип то ко мне, то к Митчу, или к нам обоим, как клей. Он часто просил Митча подбросить ему мяч (и Митч это делал). Он каждый вечер просил Митча или меня помочь ему с уроками. Он попросил меня научить его управляться со стиральной машиной. Он мыл посуду. Он помогал готовить ужин. Он постоянно убирался в их комнате. Он вытаскивал пылесос и пылесосил весь дом. Он провел инвентаризацию всех запасов продуктов и записал все необходимое в список покупок. Если мы были в магазине, он бросался через проход за продуктами, и мне не приходилось толкать тележку по проходу, чтобы подойти к нужному товару. Если Билле начинала уставать и капризничала, он старался ее отвлечь и занять. Если я уставала, он предлагал почитать ей перед сном.

Если мы оставались с ним, а Митча не было рядом, он все время спрашивал о Митче. «Но где же он? Чем он занимается? Когда вернется домой? Не кажется ли мне, что гамбургеры Митча были самыми лучшими? Разве не круто, что Митч может умножать цифры в уме, а не на бумажке?»

После нашего первого свидания он четыре раза за день спрашивал, когда они с Билле смогут еще раз поехать к Пенни на ночь. Потом две недели спустя, когда мы с Митчем провели еще одну ночь наедине, а Сью Эллен присматривала за детьми, он, вернувшись домой на следующий день, дважды спросил, когда они снова смогут поехать к Сью Эллен.

А потом три дня назад у нас с Митчем произошел несущественный спор во внедорожнике, о чем именно, я даже не помню. Дети были с нами, и я почувствовала, как атмосфера внутри салона резко изменилась, отчего мне даже стало как-то не по себе. Оглянулась на заднее сиденье, Билли смотрел в боковое окно, его профиль был напряженным и жестким, зубы сжаты, руки сжаты в кулаки, плечи напряжены, а губы дрожали. Он выглядел испуганным и почти готов был заплакать.

Меня это так встревожило, я тут же перестала перебрасываться короткими фразами с Митчем, взглянув на него, кивнув головой на заднее сиденье. Митч взглянул в зеркало заднего вида, потом перевел взгляд на дорогу, его челюсть так напряглась, что стала биться жилка.

Позже в постели Митч притянул меня к себе и заявил:

— Ты злишься, я злюсь, мы готовы все высказать друг другу, но не перед детьми, а с глазу на глаз.

— Ты заметил, — прошептала я.

— Ага, заметил.

Я сказала ему то, как мне показалось, он уже и так знал, учитывая, что он был очень проницательным полицейским:

— С ним что-то не так, Митч, с ним что-то происходит не очень хорошее.

— Когда ты столько времени прожил в ужасных условиях, дорогая, а потом получил что-то очень хорошее, то прикладываешь все силы, чтобы это сохранить. И ты это прекрасно знаешь.

Я действительно это узнала на своей шкуре.

Поэтому молча кивнула.

— Он ужасно боится, — тихо продолжал Митч.

Я прикусила губу.

— Ага, — согласилась я, а потом спросила: — Может, нам стоит поговорить с ним на эту тему?

Митч изучающе смотрел на меня, раздумывая.

Потом сказал:

— Не знаю. Мне кажется, если мы попробуем завести разговор на эту тему, то он будет еще больше нервничать. Мы должны продолжать в том же духе, делать то, что делаем изо дня в день, чтобы он чувствовал себя хорошо и стабильно, тогда скорее всего он перестанет бояться.

— Я поговорю об этой проблеме с Бобби на работе, — заявила я ему, настала его очередь кивнуть.

— Я уже говорил об этом со Слимом, — сообщил он, чем удивил меня. — Слим обратил на это внимание, когда мы играли в бейсбол, хотя это было трудно не заметить.

Брок — напарник Митча имел прозвище Слим.

Брок был хорош в этом вопросе, потому у него было двое сыновей. И скорее всего у Брока имелся опыт в воспитании детей.

— И что он сказал?

— Сказал, что если мы попытаемся завести разговор на эту тему, то Бад может еще больше закрыться и нервничать. Если мы будем вести себя, как всегда, то он может перестать бояться и успокоиться, — сказал Митч с усмешкой.

— Отлично, — пробормотала я, и Митч крепко сжал мою руку.

— Давай решим так, мы дадим ему две недели. Если он не успокоиться, мы опять с тобой поговорим и тогда решим, кто будет с ним разговаривать. Согласна?

Я улыбнулась и прошептала:

— Но, если ты готов, освободи меня от этого, я не буду протестовать.

Его голова склонилась на подушку, а губы дрогнули.

— Это еще почему?

Я прижалась к нему всем телом и сказала:

— Потому что мне так уютно.

— Милая, ты не можешь спать на мне, — заметил он.

— А кто говорит про спать? — Спросила я, и его глаза вспыхнули.

Затем его руки зашевелились. Потом зашевелились мои руки.

Наши губы и языки тоже задвигались. А затем задвигались другие части тела в движениях.

К тому времени, как мы разъединились, я уже чувствовала себя намного спокойнее, фактически, пребывая почти в коматозном состоянии. Но все равно я вылезла из кровати, привела себя в порядок, надела ночнушку и трусики, Митч натянул пижамные штаны. Разумеется, мы раздевались догола, но не спали голыми. Не хотели, чтобы заявилась Билле, если вдруг заболеет, а мы появились бы перед ней в чем мать родила.

Меня беспокоил этот вопрос. У меня были запланированы занятия по воспитанию приемных детей, Служба опеки над детьми больше не приходила, хотя Митч сообщил им о ситуации с моей квартирой, сказав, что скорее всего они наведуются ко мне еще раз, когда мы переедим назад в мою квартиру.

Я не знала, как они отнесутся, что каждую ночь я сплю с парнем и детьми, находящимися в соседней комнате. Несмотря на то, что этот парень был очень хорошим парнем, хорошим детективом Митчеллом Джеймсом Лоусоном. Мне не нужна была ни одна причина, чтобы Служба опеки разрушила все то хорошее и стабильное, что мы предоставляли детям.

Поэтому, свернувшись калачиком рядом с Митчем, я сонно выкладывала ему все свои опасения по поводу Службы опеки.

На что Митч, которому совсем не хотелось спать, ответил:

— Если кто-то попытается отобрать у тебя детей, Мара, он будет иметь дело со мной.

Я моргнула в темноте, глядя на его грудь, затем приподняла голову и посмотрела в темноте в его лицо.

— Прошу прощения?

— Тебе и так есть, о чем беспокоиться, не беспокойся о Службе опеки. Не знаю, как они относятся к этому дерьму, если узнают, что ты живешь с парнем, но, если попытаются забрать детей, я устрою им такой фейерверк, какого они никогда не видели. Так что не беспокойся об этом.

— И как ты это сделаешь?

— Не беспокойся об этом.

— Митч…

Я тут же замолчала, когда он перекатился со мной, и теперь всем телом лежал на мне. Всем своим прекрасным телом, обхватив с двух сторон меня за голову, запустив пальцы в волосы, и в темноте его лицо приблизилось к моему. Хотя я не могла отчетливо его видеть, я определенно чувствовала напряженность всего его тело.

— Тебя просто некому было научить этому, я научился у своих родителей. Родители делают все, чтобы защитить своих детей. Все. Всем, что у них есть. Родители выматываются, истощая свои силы. Иногда они страдают и их сердца истекают кровью. Они частенько отказывают сами себе, работая на износ. Они делают все, что в их силах. Это сейчас у мамы с отцом есть достаток, но пока я рос, мы жили не богато, у нас было немного, но я никогда этого не чувствовал. Я даже не понимал, черт возьми, пока не стал сам зарабатывать на жизнь и не вспомнил свое детство. Я ни в чем не нуждался, хотя редко что просил. Они делали все, постоянно работали. Они учили меня жизненным урокам, позволив получить свою долю «шишек и тумаков», но они научили не дотрагиваться до настоящего дерьма. Бад и Билле уже получили свою долю «шишек и тумаков». С них хватит, Мара, и если уж мне придется об этом позаботиться, то я сам позабочусь об этом.

Я тяжело дышала, потому что он давил на меня всем своим весом, но не только от его слов, а от гораздо большего, что он сказал.

— Я... я не знаю, что сказать, — прохрипела я. Он услышал мой хрип и уперся на руку, согнутую в локте на кровати, передвинув свой торс с меня.

— Мне нечего сказать, — сказал он. — Я просто изложил все, как есть.

— Митч…

Он остановил меня, прикоснувшись своими губами к моим, прошептав:

— Давай спать, детка.

— Думаю, что…

— Не думай, — прорычал он, и к нему вернулась прежняя напряженность. — Послушай. Четыре года я наблюдал за тобой, такой хорошенькой, мне нравилось смотреть, как твоя задница двигается в обтягивающих юбках. Но через пять минут ты полностью сотрясла мой мир, когда я увидел тебя с двумя детьми в том месте, где они пережидали, когда ты за ними приедешь. Не прошло и двух часов, как к нам в ресторане подошла женщина, сказав, что у нас прекрасная семья. Я даже не понял ее слов, потому что у нас тогда не было отношений, а теперь я понимаю, что она имела в виду. И она была права. И я также понял, что у меня имеется кое-что. Я должен уберечь этих детей от новых падений, «шишек и тумаков», и я должен уберечь свою женщину от новых падений, и я готов изнурять себя, истекать кровью, отказывать себе, чтобы это сделать.

Я молчала, совершенно неподвижно глядя на него.

А потом я разрыдалась.

Митч перекатился со мной в руках на спину, а я продолжала плакать.

Когда я перестала плакать, Митч дотронулся большим пальцем до моей мокрой щеки, прошептав:

— Никогда не верил в это дерьмо, но сейчас мне кажется, что я влюбился в тебя с первого взгляда.

Я вздрогнула, дыхание сбилось, а слезы вернулись.

— Митч…

— А Бад и Билле значат для меня больше, потому что они оказались катализатором, который привел меня к тебе. Мне просто повезло, что они вместе с тобой.

Еще один толчок, еще одна большая трещина, и мой кокон стал крошиться.

— Митч…

— Я люблю тебя, милая, — прошептал он.

Я уткнулась лицом ему в шею и снова разрыдалась. И на сей раз я рыдала дольше.

Когда слезы высохли, он положил меня на кровать, свернулся калачиком, прижав к себе, уткнувшись лицом в мои волосы.

И когда напряжение в его объятиях ослабло, я прошептала:

— Ты — мужчина моей мечты.

— Я знаю.

Я моргнула, глядя на свою подушку в темноте.

— Как?

— Мара, детка, я тоже никогда не верил в это дерьмо, но теперь знаю, что ты была создана для меня. А, когда ты чувствуешь это, то знаешь и другое.

О боже мой.

— Я была... я была... создана для тебя?

— Я полицейский не просто так, дорогая.

— Значит, ты был создан, чтобы меня спасти, — предположила я, не уверенная, что мне это понравится.

— Нет, я был создан, чтобы защищать тебя, а ты была создана так, чтобы все это стоило моих усилий.

Ладно, это мне нравилось. Я была абсолютно уверена, что это мне очень понравилось.

Даже слишком.

— О, черт, — прошептала я дрожащими губами, — кажется, я сейчас снова заплачу.

Его тело затряслось, рука напряглась, он зарылся глубже лицом в мои волосы, и я услышала его смех.

Отчего разозлилась.

— Митч! Не принято смеяться, когда говоришь по душам.

— Да, не принято, но не во время одного из разговоров, когда дело касается Марабель Джолин Ганновер.

Я поймала себя на мысли, что пялюсь в свою подушку в темноте. А потом поняла, что была настолько вымотана оргазмом, двумя рыданиями и разговором по душам с детективом Митчем Лоусоном.

Поэтому пробормотала:

— Как скажешь, — чем вызвала еще смех.

А... неважно.

Я прижалась спиной к Митчу, его рука крепче обняла меня. Его дыхание стало ровным и расслабленным.

Но я не заснула. А пялилась на складки подушки в темноте, обдумывая его слова.

Потом я еще раз прокрутила их в голове — слово в слово.

И еще раз.

И каждый раз моя душа вздыхала.

А потом я заснула.

* * *

Все произошло три дня назад.

Дети не должны были идти в школу, была суббота, мы с Митчем были выходными, поэтому собирались отвезти детей в «Шесть Флагов Элит Гарденс».

Билле и Билли были вне себя от восторга, ведь они никогда в жизни не были в парке развлечений.

Да и я тоже никогда не была.

Митч тоже никогда не был (и в своей манере горячего парня, мачо-копа), понял, что просто обязан нас туда отвезти.

Митч вышел из ванной, подошел к своим пижамным штанам, валяющимся на полу, взял и натянул их на себя, а я все это время наблюдала за ним. Потом я решила тоже вылезти из кровати, потянувшись, но Митч почему-то не отправился будить Билли, а подошел к кровати и сел на край.

Затем он перебросил мои волосы через плечо, его пальцы обвились вокруг моей шеи, он притянул меня к себе, подавшись вперед.

Не сводя глаз, прошептал:

— Это лучшее «Доброе утро», которое у меня было, когда ты обхватила своим ртом мой член.

Я втянула воздух, соски начало покалывать, но он еще не закончил.

— Черт возьми, детка, мне так нравится твой рот, но после этого я полюбил его еще больше. Так же, как и все, что касается тебя, реальность оказалась лучше, чем мои ожидания. Все другое, бл*дь, просто ни о чем.

— Митч, — прошептала я в ответ, крепко сжав его запястье.

Его глаза улыбались, когда он закончил свою речь:

— Мне придется усерднее трудиться, чтобы превзойти твой минет.

Я почувствовала, как мои глаза тоже улыбались, потому что губы улыбались, но все же сумела вымолвить:

— Подумаю, как я смогу тебе помочь в этом.

И он сменил тему разговора.

— Просто чтобы ты знала, ты права насчет «Спринг Делюкс». Твой матрас — это высококлассное дерьмо, детка.

— Я же тебе говорила, — напомнила ему я.

Он ухмыльнулся.

Затем прошептал:

— Но с тобой я готов спать даже на гвоздях.

Я моргнула. Потом мои глаза наполнились слезами.

Митч заметил, скользнув большим пальцем по моей щеке, затем наклонился, прикоснувшись губами к моим, встал и вышел, отправившись будить Билли.

Я смотрела ему в след, пока дверь не закрылась на его красивую спину и отличную задницу, потом плюхнулась обратно на кровать и уставилась в потолок, глубоко вздохнув.

А потом услышала, как завизжала Билли:

— Элит Гарденс!

Ну, я догадалась, что это означало, что мне не придется ее будить.

Я услышала топот ее маленьких ножек по полу, послышался стук в дверь спальни, затем услышала глубокий голос Митча откровенно лгавшего, что я в душе, хотя я находилась голая в постели.

— Она в душе, красавица.

Услышав эту информацию, Билли тут же переключилась на другую цель.

— А можно нам пончики?

— Мы заскочим за ними по дороге в парк развлечений, — ответил Митч.

— Ура! — Взвизгнула Билли.

Вот тогда-то я и улыбнулась, глядя в потолок.

Могу сказать только одно — мне нравился реальный мир.

Реальный мир оказался потрясающим.

И я собиралась в нем задержаться.

Надеюсь, что задержусь в нем навсегда.

* * *

— Через две чертовые секунды мы выходим, детка, — нетерпеливо крикнул Митч от входной двери. Билли и Билле стояли рядом с ним, Билле подпрыгивала, и даже Билли нервничал от волнения.

А я металась по квартире туда-сюда.

— Мне нужно найти солнцезащитный крем, — крикнула я ему.

— Ты сможешь купить все в парке, — крикнул мне Митч, когда я бежала по коридору.

— Бад, у тебя есть кепка? — Крикнула я из ванной, не обращая внимания на Митча, схватив детский солнцезащитный крем в аптечке.

— Да, тетя Мара, — крикнул в ответ Билли.

— Билли, милая, неужели ты…

— У меня есть шляпа! — Закричала Билли. — Пошли, пошли, пошли!

Я сунула солнцезащитный крем в свою большую сумочку и выскочила в коридор.

Направляясь к ним.

Затем я окинула всех взглядом, пробормотав:

— Ладно, пошли.

— Ура! — Взвизгнула Билли, Митч открыл дверь, она выскочила первой, Билли ринулся за ней, я подняла глаза на улыбающегося Митча.

— Йиппи, — тихо произнесла я, широко улыбаясь.

Глаза Митча тут же опустились на мои губы, затем его рука обхватила меня за талию, он притянул меня к себе, его губы опустились на мои, и он одарил меня коротким, горячим, влажным поцелуем.

Наконец он оторвался от моих губ, но продолжил держать за талию, вывел меня за дверь, все еще крепко прижимая к себе, пока мы вместе в коридоре стояли у моей двери, он проверял, заперта ли она.

И вот я, о чем еще два месяца назад не могла даже мечтать, что когда-нибудь в своей жизни буду стоять рядом с Митчем. А сейчас я стояла в общем коридоре, вплотную прижимаясь к детективу Митчу Лоусону, ожидая, когда он закончит проверять заперта ли моя дверь.

А еще я не могла даже мечтать о том, что в тридцать один год мой мужчина отвезет меня с детьми на нашу первую вылазку всей семьей в парк развлечений.

Тогда я не могла даже о таком мечтать, конечно, я ошибалась.

Мне не просто нравился реальный мир.

Мне он очень нравился.

Потому что этот мир был похож на мою мечту.

Наши дети

Я выпрыгнула из внедорожника Митча на землю, захлопнула дверцу, с легкой усталой улыбкой наблюдая, как Билли, словно зомби, отстегнул ремень безопасности и тоже вылез из машины с заднего сиденья.

Парк развлечений был убийственным местом. У детей произошел настоящий чертовый взрыв эмоций и у меня тоже.

Но лучше всего была та часть — весь день глаза Митча горели каким-то новым для меня светом, который мне нравился. И этот свет был совсем не связан с его обычным чувством юмора, которое с легкостью передавалось Билли, Билле и мне. И его глаза горели новым светом не потому, что был солнечный день, у нас был выходной, и мы все находились в парке развлечений.

Причина была в чем-то другом.

Я знала, что люблю его. Он был мужчиной моей мечты. Он думал, что мы созданы друг для друга, и мне нравились его мысли на этот счет. По мере того как проходили дни и недели, и наши жизни естественным образом переплетались, и дети также переплетались вместе с нами, я начинала верить, что Митч был прав.

Но в тот день он делился с нами нечто большим.

Во всем, чем он делился с нами, он делился нечто большим.

Мы отлично провели время; дети вымотались и устали, потому что весь день они буквально ни разу не присели, их переполняло возбуждение, удивление, адреналин и большое количество совсем нездоровой еды. Билли, Билле и я, нам очень понравилось. Понравилась каждая секунда.

Но огонек в глазах Митча, сообщил мне, что ему понравилось больше. Не потому, что ему понравились американские горки и дрянная еда.

Не потому что ему нравилось видеть нас счастливыми, ему нравилось делать нас счастливыми, и ему хотелось, чтобы мы об этом знали.

С самого начала он продемонстрировал всю щедрость своей натуры и заботу, но было прекрасно ощущать, как с каждым часом его удовольствие повышается, и он получал от нашей радости нечто большее, предоставляя ее нам.

Я и раньше знала, что из Митча выйдет отличный отец.

Но я сразу поняла, что он способен создать прекрасную семью.

Я поняла, потому что он уже создавал семью.

И от этого я любила его еще больше.

Билли захлопнул дверь машины, отвлекая меня от радостных мыслей. Затем к моему удивлению он медленно направился ко мне, привалившись на меня. Он обнял меня за талию, навалившись своим весом, я подумала, что это тоже прекрасно.

Обняла его за плечи и посмотрела в окно внедорожника, Митч согнулся над задним сиденьем. Отстегнул вырубившуюся Билле, вытащив ее из детского кресла. Она машинально обхватила его своими ножками за талию, положила голову ему на плечо, ее рука свесилась, а Митч поддерживал ее под попу. Он захлопнул дверь, другой рукой обхватил ее за спину, прижав к себе.

Кстати, это тоже было прекрасно.

Я подтолкнула Билли к тротуару, когда Митч с Билле двинулся в ту сторону, включив сигнализацию и заблокировав замки.

— А все то барахло, — тихо сказала я Митчу, имея в виду разнообразные сувениры и призы, которые Митч и Билли выиграли в парке развлечений, лежащие в кузове.

— Оставь, — так же тихо ответил Митч. — Я вернусь и заберу их.

Я кивнула, и мы с Билли направились к Митчу с Билле на тротуар. Я видела, как Митч поджидает меня с Билли, и снова на его лице отразилось удовольствие и свет в его глазах, который я видела в вечерней темноте, уголки его губ слегка приподнялись. Моя рука двинулась к нему, а моя душа вздохнула.

Может именно это он и почувствовал. И его душа тоже вздохнула.

Должна была признаться, что моя душа снова вздохнула, подумав, что мы предоставляли ему такое удовольствие, учитывая сколько он отдавал нам.

Мы бок о бок поднимались по ступенькам, я крепко держала Билли за плечи.

— Ты хорошо провел день, Бад? — Тихо спросила я.

— Лучше некуда, — пробормотал он.

Лучше некуда.

И он был прав. Это был самый лучший день в моей жизни. Для всех нас. Может, даже для Митча.

Я оглянулась на Митча, заметив, как его все еще улыбающиеся губы касались макушки Билле.

Да. Это было самый лучший день в моей жизни. Даже для Митча.

О да, я любила детектива Митчелла Джеймса Лоусона. Я любила семью, которую мы создавали. И мне нравилось, что ему это тоже все нравилось.

Я посмотрела вниз на свои ноги, сосредоточившись на последних нескольких шагах. И хотя я устала, но это была приятная усталость, поэтому я не хотела грохнуться лицом вниз на лестнице, чем и завершила бы такой отличный день. Билли продолжал наваливаться на меня, пока мы поднимались, я не отрывала взгляд от своих ног, пока не добирались до нашего коридора, в голове кружила уйма счастливых мыслей, я дрейфовала в счастье.

И, когда услышала, как Митч прошептал отрывистое «Нет», за которым тут же последовало тихое, очень сердитое «Черт возьми, нет», я так удивилась при том настроении, в котором мы все пребывали, что подняла голову, вытянув шею, чтобы посмотреть, что он увидел перед собой.

Его лицо было словно высечено из камня.

Да что же там могло быть?

Он остановился, я автоматически остановилась за ним, Билли — вместе со мной. Потом я посмотрела в ту сторону, куда смотрел Митч, почувствовала, что мое тело окаменело точно так же, как лицо Митча, я поняла, когда Билли увидел их, потому что его тело окаменело, упираясь в меня.

Мама и тетя Луламей стояли у моей двери. Их глаза были устремлены на нас. Их волосы были начесаны до максимального объема. Макияж — дань уважения енотам. Их декольте было таким глубоким. А руки были скрещены на груди, подпирая грудь вверх, отчего она вываливалась из декольте еще больше.

И они довольно ухмылялись.

И я поняла почему.

Рядом с ними стояла Джез.

Джез!

Мать Билле.

У меня сердце замерло, тело превратилось в камень, но, увидев Джез, мое сердце начало стучать с перерывами. Не в том ритме, как я привыкла, а словно спотыкаясь на ухабистой дороге, пока мое удовольствие после лучшего дня в моей жизни просачивалось наружу, а внутри поселился страх.

Я не видела ее уже шесть лет. Она сбежала через несколько месяцев после рождения Билле. Она была плохой матерью тогда и выглядела как плохая мать сейчас.

Даже хуже.

Она выглядела взвинченной, слишком худой, ее одежда больше подходила к моей матери и тети, было ясно, что она не обращала особого внимания на свой наряд, за исключением макияжа, на ней было столько косметики, гораздо больше, чем на моей матери и тете Луламэй. Я даже не могла предположить, что можно наложить на лицо столько косметики, но передо мной стояло неопровержимое доказательство в тусклом освещении коридора.

Черт побери, Билл.

Билл заставил мою мать и свою мать разыскать мать Билле и привести ее сюда, чтобы трахать мне мозги.

А трахать мне мозги означало трахать мозг Митчу, Билли и Билле.

Боже.

Я почувствовала, как Билли стало трясти. Все его тело задрожало. Соответственно, мое тело тоже стало дрожать от его тряски, отчего я тут же пришла в себя после шока.

Конечно, Билли знал Джез, хотя это было очень давно, но он вспомнил ее. Несмотря на то, что он был тогда совсем маленьким, он старался избегать ее тогда почти инстинктивно, у этих детей чувство опасности было в крови. А учитывая, что ему было сейчас девять, а рассуждал он как девяносто летний, поэтому он моментально понял, зачем она появилась на пороге моей квартиры.

Кроме того, он ни разу, никогда не видел ни Мелбамай и Луламей Ганновер. Но он тоже тут же понял, кто они такие, а также понял зачем они пришли.

Я подтащила Билли поближе к Митчу и настойчиво прошептала:

— Это Джез. Мать Билле. Не Бада, а Билле.

— Хорошо, — отрезал Митч, отчего его тон стал еще более злым, настроение опасно накатывало по всему коридору, его тело все еще было твердым как камень.

— Поздненько для двух маленьких детей, — сказала мать, все еще ухмыляясь, и Митч тут же зашевелился.

Но он двинулся к моей двери. И не к своей двери.

А к двери Дерека и Латании.

Я была удивлена, но последовала за ним, таща за собой все еще трясущегося Билли и не сводя глаз с теперь уже Трио Близнецов Одни Неприятности.

Митч не произнес ни слова, поднял кулак и постучал в дверь. Я не понимала, что он собирается делать, но спрашивать не стала. Он явно собирался попасть к соседям, а я собиралась двигаться за ним.

Тетя Луламэй двинулась к нам, скрестив руки на груди, слегка подавшись вперед, не сводя глаз с Билли. Как только она сделала пару шагов, я придвинулась поближе к Митчу, еще крепче сжав плечо Билли, встав так, чтобы Билли оказался между мной и Митчем, а я стояла перед ней.

— Привет, Билли, я твоя бабушка, — проворковала она, и Билли придвинулся ко мне так близко, словно хотел залезть в мою шкуру.

Я крепче прижала его к себе.

— Насколько я могу судить, она выросла довольно хорошенькой. — Услышала я бормотание Джез и перевела взгляд на нее, она смотрела на Билле с легким любопытством, не более.

Меня это удивило, не говоря уже о том, что встревожило. Кроме того, ее оценка Билле как «довольно симпатичной» была просто убийственной. Даже спящая и почти полностью скрытая от глаз самим Митчем, Билле была великолепной.

Джез была матерью Билле и не видела свою дочь уже шесть лет.

И при этом испытывала всего лишь легкое любопытство и бормотала всякую чушь.

Что же все это значило?

Я не спрашивала, у меня не было времени.

Потому что Митч рявкнул:

— Больше ни шагу, — прорычал он так, что даже тетя Луламей остановилась и посмотрела на него.

— Я… — начала она.

— И ни слова, — продолжал Митч низким вибрирующим голосом, настолько разъяренным, что я ощущала его физически. — Мы разберемся с вами через минуту.

Тут тетя Луламэй резко выпрямилась прищурившись.

— Это мои внуки, — прошипела она.

Прежде чем Митч успел ответить, дверь открылась, на пороге стоял Дерек.

А потом нас уже не было в коридоре.

Митч подтолкнул меня с Билли к двери, заставляя войти, пройти мимо Дерека, и как только мы оказались внутри, он захлопнул за нами дверь.

Я сразу же обратила внимание, что феерия мини-коктейлей была в самом разгаре В руках Дерек держал бокалы для мартини, на кофейном столике в гостиной стояли полупустые тарелки с едой, два серебряных шейкера, ведерко со льдом и бутылки. Все это я видела уже много раз. Устроившись поудобнее, Латанья не стала тратить время, чтобы ходить на кухню, а решила смешивать коктейли прямо здесь. Она расположилась там, где ей было удобно.

Брэй и Брент сидели на диване.

Как и кузина Латании, Эльвира.

Эльвира.

Я не совсем понимала, что задумал Митч. Но в чем я была уверена на все сто, так именно в том, что Эльвира была джокером.

Я знала Эльвиру, так как она была главным блюдом в коктейльных экстравагантных вечеринках Латании. У Эльвиры был свой стиль, сестра и брат, которые действовали ей на нервы, и она рассказывала об этом всем, и рассказывала (очень обстоятельно). Кроме того, у нее была интересная работа — она управлялась ватагой котов, вернее кучкой мужчин, которые занимались каким-то таинственным бизнесом, но мне казалось, что они были частными детективами (или что-то в этом роде), но, как только доводилось поближе с ней познакомиться, она для вас становилась очень прикольной.

Но если Восторг Латаньи можно было писать всегда с большой буквы «В», то Мнения ее кузины Эльвиры заслуживало заглавной буквы «М». Из уст Эльвиры вылетало почти все, она была страшно любопытной. Она всегда говорила то, что думала, не фильтруя, прямо и открыто, и у нее всегда имелось на все свое собственное мнение.

Она мне нравилась, но я должна был признать, что она немного меня все же пугала.

Во время очередной мини-коктейльной феерии Латании, той самой, без Эльвиры, Латанья поделилась со мной своим мнением по поводу своей кузины.

В данный момент Эльвира, Брэй, Брент, Латанья и Дерек смотрели на нас с выражением удивления на лицах, у каждого присутствовало свое удивление, и я их не винила. Мы ворвались в самый разгар вечеринки.

— Неужели все... — Начал Дерек, но Митч не дал ему продолжить, услышав яростное захлопывание входной двери.

Все глаза (включая и мои) устремились на Митча, но тут он заговорил:

— Близнецы Одни Неприятности стоят в нашем коридоре, — спокойно объяснил он, направляясь прямиком во вторую спальню Дерека и Латании, которую они использовали наполовину под кабинет, а наполовину, как логово для ее мужчины. Когда Митч двинулся в ту сторону, я тут же пошла за ним вместе с Билли. Дерек последовал следом за мной. К нему присоединилась Латанья. Брэй, Брент и Эльвира тоже поднялись с дивана и последовали за нами.

Митч продолжал говорить на ходу, неся все еще спящую (к счастью) Билле.

— Они привезли подкрепление. Мать Билле, — сказал он, входя в комнату. Мы с Билли последовали за ним, а также Дерек и Латанья. Брэй, Брент и Эльвира сгрудились в дверях.

Я услышала несколько прерывистых вздохов, предположив, что они исходили от Латании, Брента и Брэя. Лицо Дерека стало напряженным.

Митч наклонился, я увидела в свете, проникающем через открытую дверь комнаты, как он осторожно положил Билле на диван в мужском логове Дерека, устроил ее поудобнее, затем протянул руку, чтобы стянуть покрывало со спинки дивана. Он накинул на нее покрывало, получше ее укрыв.

И мы все услышали еще один стук в дверь.

Все головы повернулись в ту сторону, Митч не повернулся, а очень быстро задвигался, его движения были контролируемыми, плавными, просчитанными, будто он сдерживал себя. Он без колебаний проследовал из комнаты, Брэю, Бренту и Эльвире пришлось быстро отойти в сторону, когда его длинные ноги вынесли его в холл квартиры.

Я все еще крепко обнимала дрожащего Билли, поспешив за Митчем вместе с Билли.

— Все будет хорошо, дорогой, — прошептала я, пока мы шли за Митчем, он с трудом поднял голову, чтобы взглянуть на меня испуганными глазами, у меня сжалось сердце. — Обещаю, Бад. — Продолжала я шептать. — Все будет хорошо. — Я снова сжала его плечо. — Обещаю.

Мы добрались уже до гостиной, но Билли даже не кивнул мне в ответ, ужас застыл у него на лице. Услышав голос Митча, я остановилась и посмотрела на дверь.

Он открыл ее, закрывая вид своим телом, но я разглядела тетю Луламэй.

— Пять минут, — отрезал он.

— К черту пять минут, — ответила тетя Луламей. — Мы ждем уже целый час.

— Тогда тебе придется подождать еще пять минут, иначе твоя задница будет сидеть в патрульной машине и тебе предъявят обвинение в домогательствах, — огрызнулся Митч, и я успела увидеть, как тетя дернула головой и сузила глаза, прежде чем он захлопнул дверь перед ее носом.

Затем он развернулся, подошел прямо к Билли и присел перед ним на корточки.

Он обхватил его за шею и с силой, но нежно оттащил его от меня, приблизившись к его лицу на расстояние дюйма.

— Я разберусь, Бад, — сказал он низким, более глубоким, чем обычно, голосом, не сводя глаз с Билли.

Билли молчал.

Митч легонько встряхнул его, сжав ему шею.

— Обещаю тебе, я все сделаю. Ты мне веришь?

Билли не пошевелился и ничего не сказал.

— Бад? — Митч снова легонько встряхнул его, наконец Билли кивнул.

У меня подпрыгнуло сердце, когда Митч притянул Билли к себе и на полсекунды прижался своим лбом ко лбу моего племянника, прежде чем отпустить его и выпрямиться.

Затем он посмотрел на Латанию.

— Для Билле дверь закрыта. Там будет литься дерьмо, я не хочу, чтобы она его слышала. Ты должна будешь отнести ее в свою комнату. Да? — спросил он, Латанья кивнула, и бросилась в мужское логово Дерека.

Митч посмотрел на Дерека.

— Я не хочу, чтобы эти женщины были рядом с детьми, и я не хочу, чтобы они узнали, что я живу напротив Мары. Вот почему я пришел к тебе. Через минуту мы с Марой пойдем к ним, и разберемся с ними в квартире Мары. Если ты услышишь какое-нибудь дерьмо, которое тебе не нравится, например, что эти суки стали говорить на повышенных тонах или угрожать, ты звонишь Слиму. Он знает, что происходит, и знает, что делать. Если тебе не понравится то, что ты услышишь, ты опять же звонишь Слиму. Без раздумий. Ясно?

Дерек кивнул:

Митч посмотрел на Брэя и Брента.

— Составьте компанию Баду. Он в ступоре.

Брэй и Брент кивнули, Брент отделился от Брэя и направился к Билли.

Глаза Митча остановились на мне, скользнули по моему лицу, и я поняла, что ему не понравилось то выражение на моем лице, которое он увидел, он тихо сказал:

— Пойдем, милая.

Теперь была моя очередь кивнуть.

— Я пойду с вами, — вдруг объявила Эльвира, как только я двинулась к Митчу, и мы оба посмотрели на нее.

О боже! Вот так. Эльвира решила вмешаться в план Митча.

— Нет, — возразил он.

— Э-э... да, горячий парень, мачо, награжденный за заслуги, кристально чистый, как стеклышко, полицейский детектив, — выпалила она в ответ, вот так просто. Я же говорю у нее свое Мнение на все. — Я провожу почти все свое время с горячими парнями, мачо-мужчинами, но даже если бы я не проводила с ними столько времени, не нужно быть психологом семи пядей во лбу, чтобы понять, что ты, горячий парень, мачо, незапятнанный полицейский детектив сейчас не на шутку рассердился. Я повторяю, что ты награжден за заслуги и считаешься безупречно честным. Ты должен сдерживать свое дерьмо, оставшись таким, как о тебе говорят, но в данный момент мне кажется, у тебя осталось меньше дюйма терпения.

Я решила, что она все правильно поняла.

Она продолжала.

— Вам двоим также нужен свидетель того, что там произойдет. Я не ваша соседка и не ее лучшая подруга, — она подняла руку, указывая пальцем вниз на ее красивые ногти, я рассеянно заметила, что они были покрашены потрясающим темно-фиолетовым лаком. Она указала пальцем на меня и Митча, а потом опустила руку. — Значит, этим свидетелем буду я.

Одно я поняла точно — Латанья рассказала своей кузине о Митче, обо мне, Билли и Билле.

Кроме того, я еще поняла, что Эльвира была не просто умна, она была очень мудрой женщиной.

Митч видно пришел к такому же выводу, потому что он кивнул и пробормотал:

— Ладно, пошли.

Митч еще что-то сказал, развернувшись, я не расслышала, потому что мы с Эльвирой двинулись вслед за ним к выходу.

— Где мои внуки? — стоя за дверью тут же спросила тетя Луламей.

— Мы поговорим у Мары, — ответил Митч, направляясь к моей двери с ключом наготове.

— Я хочу увидеть своих внуков! — начала громче говорить тетя Луламей.

Митч остановился, развернулся на каблуках и подошел к тете Луламэй, и даже тетя Луламэй, которая никогда не отличалась особым умом, все же хватило ума понять, что она слишком далеко зашла. Она вздрогнула и съежилась, когда он оказался перед ней и наклонился к ее лицу.

Я затаила дыхание.

— Мы весь день провели в парке развлечений. Твоя внучка очень устала и спит. Твой внук тебя никогда не видел, но со всем этим дерьмом от вас он боится вас до смерти. В данный момент он находится в той квартире, — Митч поднял руку и указал на дверь Дерека. — Дрожит, потому что так чертовски напуган. А теперь, если ты хочешь убедить кого-нибудь, что тебе не плевать на этих детей, то будешь говорить потише и выждешь тридцать гребаных секунд, пока мы не доберемся до квартиры Мары, чтобы поговорить. У тебя есть еще один выбор — убраться отсюда, а это значит, что примерно через десять минут твоя задница будет сидеть в полицейской машине. У тебя имеется секунда, чтобы кивнуть, согласиться или дать волю своим чувствам. И так твой выбор? С этой секунды.

Она тут же кивнула.

Я выдохнула с облегчением.

Митч подошел к моей двери, открыл ее, но не вошел. Он остановился, и его глаза скользнули по мне, вместе с протянутой рукой.

Я подошла к нему вплотную, Эльвира стояла у меня за спиной, и когда я подошла к нему, и протянула ему руку. Он сомкнул пальцы на моей руке, и мы вошли внутрь, Эльвира следовала за нами, а Трио Близнецов Одни Неприятности замыкали наше шествие.

Рука Митча стиснула мою, и он тихо приказал:

— Зажги свет, дорогая, а затем сразу же ко мне.

Я посмотрела на него снизу вверх, кивнула и быстро прошлась по комнате, включая лампы по обе стороны дивана. Митч встал в шести футах от двери, уперев руки в бока. Эльвира подошла и села на барный стул у бара, спиной к стойке, лицом ко всем. Именно тогда я заметила, что ее обтягивающее платье было довольно эффектным, и если я смогу пережить эту разборку без психического срыва, то поинтересуюсь у нее, где она его купила. Мама, тетя Луламей и Джез стояли у двери с удивлением разглядывая мою квартиру.

Я их прекрасно понимала. Серьезно, Пенни проделала отличную работу. Моя квартира выглядела просто потрясающе.

Выражение лица Джез сменилось безразличием, когда она перевела взгляд на Митча. Ей было наплевать на все происходящее, и я про себя задалась вопросом, что она вообще тут делает. Она показалась мне не столько участником разборки, сколько простым наблюдателем.

Когда я подошла к Митчу, взгляд мамы и тети Луламей обратился ко мне, и выражение их лиц сменилось презрением.

— Кто она такая? — Спросила Джез, кивнув в сторону Эльвиры, но мама опередила ее, и то, что сказала моя мать было важнее, по крайней мере, по мнению Митча.

— Я знала, всегда знала. — Она протянула руку, указывая на мою квартиру. — Распутница, маленькая дразнилка всегда задирала нос, думая, что ты лучше всех, думая, что ты та, кем не являешься.

Очевидно, она говорила это обо мне.

И, совершенно очевидно, повисшая гроза в комнате стала более удушливой, атмосфера стала густой, как клейстер, и так уже серьезно разозлившийся Митч разозлился еще больше.

Намного больше.

— По поводу этого, вы обращаетесь только ко мне. Вы не обращаетесь к Маре, — отрезал он, приказав, и мама посмотрела на него.

— И зачем мне это делать? — тут же вставила она.

— Потому что ты стоишь и думаешь, что у тебя есть преимущество, когда у тебя нет ничего, и, если ты быстро не изменишь свое поведение и не сделаешь все правильно, я обрушу на тебя, твою сестру и сына твоей сестры целый мир боли. И часть под словом «правильно» заключается в том, что ты не проявляешь неуважения к моей женщине или ко мне, — ответил Митч, одна его рука осталась на моем бедре, а другая скользнула вокруг моей талии и притянула меня ближе.

— Это что, угроза? — спросила тетя Луламей.

— Нет, — ответил Митч.

— Высокий и могучий коп, ты думаешь, что закон на твоей стороне, — заявила мама, скривив губы. — Но у нас имеется адвокат, у Луламэ, Джез и меня. И он говорит, что система любит помещать детей к кровным родственникам, чем ближе родственники, тем лучше. Не к какой-нибудь двоюродной сестре, а к маме и бабушке. А Джез как раз готова переехать в трейлер поближе ко мне и Луламэй, чтобы у этих детей была настоящая семья, которая будет заботиться и следить за ними, чтобы они получали все то, что им необходимо.

После ее слов, ее лицо изменилось, и я поняла, что оно изменилось. Я поняла, потому что часто видела изменения в выражении ее лица в своей жизни. И я знала, что предвещали эти изменения в выражении ее лица — очередной какой-нибудь ужасный, гадкий поступок.

И я оказалась права, потому что она продолжала:

— И Джез не просто так приехала сюда, будучи мамой Билле, мы счастливы забрать девочку. Ты можешь оставить себе мальчика.

Мое сердце сжалось с такой силой, что я испугалась, что оно разорвется, рука Митча судорожно сжалась на моей талии.

Они наняли адвоката.

И они были счастливы разделить детей.

Они наняли адвоката, и они хотели разделить детей.

— Я вижу, что ты не такая уж умная. А просто глупая, — тихо ответил Митч, не сводя глаз с мамы.

— У меня есть адвокат, который думает иначе, — парировала тетя Луламэй.

— Нет, — ответил Митч, пристально глядя на Луламэй. — У вас есть адвокат, который с радостью возьмет у вас деньги за это дело, которое, он в этом больше, чем уверен, никогда не выиграет.

Мама отрицательно покачала головой.

— Вот видишь, ты не слишком умен. Разве ты не понимаешь? Мы предлагаем вам сделку. Мы забираем девочку. Если тебе нужен мальчик, оставь его себе. Все счастливы.

Девочка.

Мальчик.

Почему же она не может назвать их по именам Билли и Билле?