Лучшее время начать

Правда в том…

Одна из самых восхитительных вещей, которую мы можем сделать для себя, – обрести свое мнение. На работе, да и вообще в жизни мы незаметно привыкаем контролировать свое поведение. Хотим быть обаятельными, приятными, дружелюбными людьми. Хорошими коллегами, хорошими сотрудниками, хорошими друзьями и родственниками. Все это замечательно, если согласуется с нашим внутренним миром.

«Конечно же, я искренний человек», – подумаете вы, и это правда. Дело в том, что неискренность как морально-этическая категория нас не интересует: мы имеем в виду те моменты повседневной жизни, когда, игнорируя тихий внутренний голос, предпочитаем не вмешиваться, чтобы не осложнять ситуацию.

Допустим, вы на деловой встрече, где решение принимается коллегиально. Вы чувствуете, что по мере обсуждения теряется видение общей картины, рассуждения идут в неправильном направлении. Вы могли бы высказать свое мнение, но предполагаете, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вряд ли мое откровение придется по душе окружающим, думаете вы, и, не желая выпускать джинна из бутылки, выбираете легкий путь – держите рот на замке.

К сожалению, чем больше мы заглушаем внутренний голос, тем меньше уважаем себя. «Я человек с собственным мнением» медленно и незаметно, уступка за уступкой, превращается в «Я приятный человек».

Но когда мы приближаемся к вопросу, что на самом деле думаем и чувствуем, то сами пугаемся (и пугаем близких).

Возможно, вы заявите брату, сестре или супруге, что больше не будете ждать по часу, пока они соизволят одеться. «Я и не подозревал, что для тебя это так важно», – будут оправдываться они. «Но он же всегда ждал!» – воскликнут они с недоумением, провожая взглядом вашу отъезжающую машину.

«Да, – подтвердите вы, – но мне это никогда не нравилось. Я не хочу опаздывать».

Больше всего на пути к искренности мешает страх обидеть или потерять собеседников. Но научившись распознавать свои истинные чувства, ценности и мнения и высказывать их, вы неожиданно обнаружите, что окружающие, оправившись от первоначального шока, чувствуют себя с вами безопаснее, чем когда-либо. Когда мы понимаем, где находимся, мы транслируем это окружающим. Парадоксально, но именно тогда отношения становятся более прочными.

В 25 лет Делия была очень амбициозной. «Мне не терпелось поскорее закончить юридический колледж. Я горела желанием показать всему миру, на что способна». Выйдя на пенсию, она провела параллель между пожилым возрастом и молодостью, когда ею двигала потребность делать что-то новое. «Все привычное исчезло. Мысль, что я могу придать своей жизни любую форму, всегда внушала мне страх. Но в юности я чувствовала себя неуязвимой: я была самоуверенной, образованной, очаровательной и наивной. Теперь больше опыта, но вместе с ним, к сожалению, и осторожности». Делия всю жизнь занималась вопросами интеллектуальной собственности, а теперь решила написать свое литературное произведение, мечтая об этом и пугаясь одновременно.

– Хочу писать пьесы, – говорит она. – Давно об этом мечтаю, но, не успев приступить, задаю слишком много вопросов. Я могу отговорить себя от чего угодно. Конечно, в свое время я замечала немало странностей и в самих авторах, и в их произведениях. В моей работе встречались весьма печальные случаи. Но когда же я перестану относиться к себе, как юрист? Когда перестану оправдывать свое бездействие?

Делия права. С привычкой рационализировать мы так и не успеваем начать и увязаем в пассивности.

– То есть раньше вы были уверенной в себе, азартной и волевой особой, но теперь утратили все эти качества? – спросила я, отзеркаливая ее слова, хотя любой бы подтвердил, что ничего не изменилось.

– Разумеется, я уверена в себе, но сейчас мне мешает избыток знаний. Говорят, «новичкам везет» (как в начале моей карьеры), и мне бы снова хотелось это почувствовать.

Слепое везение или хорошая интуиция? Наверняка у Делии полно идей. Так оно и есть…

– У меня столько мыслей, но как выбрать из них наиболее жизнеспособную?

– Наиболее жизнеспособные – те, что идут из глубины души, – ответила я и посоветовала ей искать зацепки в истории жизни. Появляются ли там одни и те же темы? Что ей нравится читать? А что она привыкла читать? Какие пьесы находят отзвук в душе? О чем она думает? Так Делия обнаружила в любимых книгах, фильмах и историях ведущий сюжет – справедливость и обман, не говоря уже о работе, где всю жизнь защищала одно и осуждала другое. Делия поразилась: она последовательно шла к тому, что считала правильным.

«Я борец, – поняла она, – меня волнует тема справедливости. Я рассуждаю, как вчерашний самодовольный выпускник, собирающийся покорить мир. Я все время боролась: за успешную практику и в конце концов добилась этого, за клиентов и их дела. У меня и сейчас полно сил. Я хочу написать пьесу о людях, да, самоуверенных людях, способных отстоять свои интересы, – видимо, я из таких людей».

Делия узнала себя, соприкоснувшись с тем, что ее по-настоящему волнует. Ей захотелось поделиться этим, и вскоре я узнала, что она пишет пьесу о бывшем адвокате.

Для нас одинаково важно выразить себя в творчестве и в жизни, и оба пути требуют смелости. Утренние страницы – безопасное место, где можно выпустить пар и присмотреться к возможностям. Зная, что никто ваши излияния не увидит, вы сможете писать, о чем захотите.

Утренние страницы не подвергаются цензуре – в этом секрет их эффективности, и именно поэтому многие предпочитают сразу порвать, сжечь или выкинуть их. Страницы раскрывают нам свои объятья. «Что ты думаешь на самом деле? – спрашивают они. – Чего ты хочешь? На что злишься? Чем напуган?» Когда мы пишем свободно, то узнаем, что и почему. Мы понимаем, что разозлились на соседей, шумевших поздно ночью, а потом находим способ решения проблемы.

«Я научился вести диалог с братом, – рассказывает Билл. – У нас совместная собственность, но все расходы и оплата счетов лежат на мне. Я не против, но мне не нравится, что брат принимает это как должное. Дело не в деньгах или времени, а в неизменности данной ситуации. Я виноват, потому что все проглатывал и молчал, но так не может продолжаться. Мне приходится притворяться, будто все нормально, хотя это далеко не так».

Работа с историей жизни позволила Биллу по-новому взглянуть на динамику отношений с братом. В детстве они потеряли отца, и Билл взял на себя роль защитника, скорее, даже отца. Три года младший брат был на особом положении. «Я все это знал, – сказал он, – но пока собственноручно не записал на бумаге, не мог понять, что настоящей помощью брату будет прекращение опеки над ним». Такой ответ потребовал внутреннего мужества. «Я собираюсь поговорить с братом, – сообщил он мне. – Теперь я вижу наши отношения в контексте всей жизни и постараюсь быть снисходительнее. Я не злюсь из-за дома. Все гораздо сложнее. Хочу, чтобы у брата все было хорошо, хочу защитить его, помочь ему встать на ноги». Правда оказалась сложнее, а потому мягче подавленных эмоций. Когда мы начинаем понимать, что нами движет, то находим возможность объяснить это близким.

Как часто говорила моя подруга Джейн, «поступая правильно по отношению к себе, мы поступаем правильно и по отношению ко всем остальным». В наших силах честно и открыто посмотреть на «правильные вещи».

Утренние страницы побуждают к признанию подлинных чувств. Раньше мы могли сказать: «Все нормально», не задумываясь, что это значит. За словами «все нормально» может стоять «я смирился». Или «я потерял надежду». Они могут означать «я полон сил, счастлив, доволен». Утренние страницы требуют конкретики. Поймав себя на слове «нормально», надо копать глубже. Если мы будем писать утренние страницы искренне, то заметим богатую палитру чувств, в том числе и маскирующихся друг под друга. Тревожность и возбуждение – одна пара близнецов. Беспокойство и страх – другая. Называя их, мы сбрасываем с плеч лишний груз. Действия «по называнию» чего-либо подталкивают нас в нужном нам направлении.

Я часто повторяю, что по утренним страницам, как по ледяной горке, мы съезжаем к честности. Мы делимся с ними сокровенным, отвечаем на нелегкий вопрос: «Что я чувствую?» Говорят, правда делает человека свободным, и если мы честны на страницах, а вслед за ними и в жизни, как бы сложно это ни было, то делаем шаг к свободе.

Каждую пятницу Мими ужинала с коллегами по курсам актерского мастерства, полагая, что это – хорошая возможность сблизиться, но каждый раз возвращалась домой в подавленном состоянии. Взглянув на ситуацию сквозь призму утренних страниц, Мими поняла, что сокурсники ведут себя заносчиво. Ей не нравилось их общество, и она подозревала, что это взаимно. Лишь одна из сокурсниц вызывала симпатию. Мими подошла к ней перед занятиями и предложила поужинать вдвоем, а не со всей группой. «Отличная идея! – воскликнула та и призналась: – В большой компании толком ни с кем не поговоришь».

Мими думала так же. Кому-то их поступок покажется бестактным, но он аутентичный. Взаимная откровенность положила начало новой, глубокой дружбе.

Правда может обескураживать нас, ведь внешне мы часто показываем одно, а испытываем совсем другое. Мы можем не возражать и всегда мыть посуду. Разве это трудно? Тем более что приятнее смотреть на чистую раковину. Но что на самом деле происходит с нами, когда партнер оставляет грязную посуду и ожидает, что она вымоется волшебным образом? Как будто дело не стоит выеденного яйца, но в глубине души оседает раздражение или обида, словно нас используют, и это чувство постепенно отравляет отношения. Разница между внешней и внутренней позицией порой весьма значительная. Честное признание этого факта возвращает нам силы.

Засыхая от сомнений

Одно из самых ужасных состояний – неуверенность в себе. Неуверенность может быть следствием старых травм или потери безопасности и даже спустя годы продолжает оказывать свое разрушительное воздействие. Она окатывает нас волнами страха: «Я не смогу!», «Надо выбросить из головы мысль о творчестве!» Или подкрадывается в виде мелких, но вполне обоснованных (на первый взгляд) оправданий: «Какой смысл рисовать? Тетя Джоан – настоящий художник в нашей семье» или «Неужели ты действительно решила носить красные вещи? Они тебе не идут».

Неуверенность – грозный противник, выйти на бой с которым предстоит нам самим. Неуверенность коварна: она знает нашу ахиллесову пяту лучше нас самих. Крайне важно распознавать ее голос и понимать, что никакие доводы не имеют отношения к реальному положению дел.

«Если сомневаешься – не делай» – расхожее мнение и опасное для творческих начинаний. Нам больше подойдет другое: «Даже если сомневаешься, попробуй». Сомнения могут исходить изнутри или высказываться – в наших интересах, разумеется, – самыми близкими и дорогими людьми, умершими или ныне здравствующими. В любом случае стоит лишь дрогнуть, и мы остановимся, расстроимся и запутаемся.

«У всех есть слабое место, – говорит мой друг Конрад, – причем у каждого свое». Одни испытывают страх и даже ужас перед публичным выступлением и лихорадочно соображают, как избежать его любой ценой. Для других это не более чем развлечение, в то время как необходимость показать свои первые работы критически настроенному родственнику заставляет внутренне защищаться, оправдываться, предугадывать возможные язвительные замечания (и ответы на них), без конца прокручивая в голове предстоящую беседу. Ваше слабое место не имеет значения: неуверенность окутает мраком любые переживания и действия. Когда мы поддаемся страхам, то вместо того, чтобы попробовать заняться любимым делом, рискуем упасть в глубокую, темную яму. Для людей, подумывающих о творчестве или даже что-то начавших, неуверенность – настоящая ловушка. Во время работы на сомнения не остается времени: в профессиональной жизни – мы эксперты, знающие себе цену (что, возможно, тоже далось нелегко). Но как только в жизни появляются новые задачи и длинная лента незаполненного времени, неуверенность вылезает из своего логова. Она может проявляться в виде огульного неприятия каких-то занятий или тонкого голоска сомнений в собственных способностях.

Одно из главных преимуществ утренних страниц – в том, что они с неизбежностью толкают нас к действию.

Неуверенность усиливается в бездействии. Как только мы решимся сделать первый шаг, ее шансы сорвать наши планы резко уменьшатся.

Питер вырос на ранчо и в детстве любил рисовать комиксы. Его отец, ковбой с обветренным лицом, считал, что нет ничего бесполезнее, чем «сидеть с карандашом и бумагой», когда «нужно ухаживать за лошадьми и возделывать поля». Мнение отца засело глубоко внутри, и Питер стал прятать рисунки.

Однажды на автоответчике осталось сообщение с просьбой перезвонить в школу. Отец набросился:

– Что ты натворил?

– Ничего, – поразмыслив, ответил Питер.

– Думай лучше! В чем ты провинился, раз они звонят нам домой? Вспоминай!

Питер лихорадочно соображал, в какую историю он мог ввязаться, и все больше терялся. Может быть, он кому-то не понравился, и на него пожаловались? Но кто? За что? Что он мог сказать? Сдал ли он все свои домашние задания? Да, он точно это помнил. Пока отец разговаривал по телефону, Питер дрожал и чуть было не расплакался, но заметил, что отец смущен словами собеседника. Оказалось, Питеру поручили нарисовать логотип к предстоящей городской ярмарке. Питер не сделал ничего плохого. Он проявил себя.

Мальчик так переживал из-за пренебрежения отца к своему хобби, что скрыл восторг и притворился, будто задание ему неинтересно. Отец вернулся к работе, а Питер с трудом пришел в себя после произошедшего. На следующий день в школе он рисовал и перерисовывал, пока не продырявил ластиком бумагу. Картинка всем понравилась. Питера поздравляли, но он так и не смог избавиться от чувства неудовлетворенности.

«Мой отец уже умер, но я до сих пор боюсь его неодобрения, – рассказывает Питер, – и не могу избавиться от тревоги, начиная какое-либо дело. Я не уверен, из-за того случая или миллиона более мелких, а возможно, это и не важно. Но я знаю, что неуверенность, откуда бы она ни появилась, – наиболее деформированная часть моей личности».

«Не зацикливайтесь на первом сомнении, – говорит моя подруга Джулиана, добавляя: – Оно запускает цепную реакцию». Это звучит как творческий – и духовный – совет. Каждое новое дело несет в себе толику сомнения. И те, кто действуют, делают это вопреки сомнениям.

Я написала сорок книг и по-прежнему робею, когда приступаю к очередной. Я хочу принести пользу, работать с открытым сердцем. Хочу помочь людям. Хочу, чтобы мне подсказывали путь. Творческая деятельность – будь то создание книги комиксов или каракули на краешке бумаги – закаляет нерешительную и порой уязвимую часть нашей личности. «Я вижу это так, – говорит наше произведение. – Я так думаю». Иными словами, акт творчества – акт создания чего бы то ни было – это антипод неуверенности.

Питер начал писать утренние страницы и, будучи по натуре педантичным, делал это очень ответственно. «Сначала я сомневался, что мне вообще есть что сказать, – говорит он. – Все из-за неуверенности. Затем я начал изливать свои тревоги на страницах, исписывая одну за другой. Я переживал из-за детей, домашних животных, дома, жены, брата. Из-за того, что сказал соседу, чего не сказал водопроводчику… Но чем больше я писал, тем меньше думал об этом в течение дня. Я не мог понять, что мне делать с собой, с таким количеством беспокойства и сомнений в голове». Внешне Питер казался уверенным человеком, более того, в течение многих лет он занимал ведущую позицию в рекламной индустрии. «Однако, – признает он, – работа существовала каким-то отдельным от меня образом. Я создал нечто вроде уверенной “деловой части” личности, но в глубине души сомневался в каждом своем шаге, нацеливаясь на него, как ястреб или как мой покойный отец».

Жизнь Питера стала постепенно налаживаться.

«Я подписался на New Yorker, – сказал он, улыбаясь. – Вроде мелочь, но для меня комиксы – огромное удовольствие. Наконец-то я позволил себе наслаждаться ими». Питер решил сходить в книжный магазин и купить скетчбук. «Начну с зарисовок того, что вижу. Как ни банально, но все изменилось благодаря утренним страницам: я управляю своим временем, а не наоборот».

Иногда неожиданные события выбивают почву из-под ног. Моему другу угрожал бывший бизнес-партнер. Я прекрасно видела, что это шантаж и дело вряд ли дойдет до суда. Ту же мысль пытался донести до него адвокат. Но друг был подавлен и погружен в свои мысли: «А что, если этот человек разорит меня? Я всю жизнь пытался накопить на старость, неужели все так плачевно закончится?» Я сочувствовала ему, понимая, что он ни в чем не виноват. Но он изводил себя мыслями о финансовом или ином крахе, потому что задели его слабое место.

В тяжелой ситуации помните, что вы не одиноки. Каждому приходилось переживать неуверенность. В такие моменты перспективы выглядят мрачными: мы похожи на умирающего от жажды в пустыне. Скептицизм заставит нас думать, что на горизонте никогда ничего не появится. Поддаваться скептицизму – значит слушать голос разума, но он ограничен, поскольку опирается только на факты и логику и может блокировать наш прогресс. Мы начинаем отвергать тихие и скромные наставления творческих инструментов: напутствия утренних страниц, вдохновение творческих свиданий, трогательные воспоминания из истории жизни, заряд оптимизма после прогулки.

Скептицизм вынуждает нас говорить: «Я не смогу», – и наполняет негативом и страхами. Они объединяются, приводят к сомнению в себе, а оно, в свою очередь, иссушает и подрывает жизненную потребность в творчестве. Жажда мучительна, будто ей никогда не будет конца. Вам понадобится твердая воля. Придется собрать все свое мужество и упорство, чтобы, несмотря на скептицизм, продолжать работать с творческими инструментами. Во время засухи творческие свидания кажутся бесполезными и глупыми. «В голове совсем пусто, – причитаем мы, – и поэтому мне следует сходить в театр?»

Но ключевое слово здесь – «кажутся». Творческие свидания не бесполезные. И не глупые. В них сила и вдохновение, которые мы почувствуем по мере продвижения вперед. Все, что нужно во время засухи, – мужество ползти вперед и писать страницы.

Когда мы томимся от жажды, не верится, что засуха когда-либо кончится. Но это обязательно произойдет, тем более что у нас есть противоядие от неуверенности. Стоит лишь получше вглядеться, и вы заметите луч надежды.

«Художник-тень» – так я называю человека, который вкладывает время и силы в искусство, но сам остается на его периферии. Художник-тень испытывает интерес к какому-то занятию, возможно, даже обладает способностями, но предпочитает не высовываться: он боится погрузиться в то, о чем всегда мечтал. Художники-тени встречаются часто, многие из них весьма успешны, поскольку хорошо разбираются в своем деле. В пожилом возрасте эти затаившиеся художники обнаруживают, что заглушили свою мечту и провели всю жизнь в ее тени.

Что такое теневая карьера? Это карьера, близкая к желанному занятию, но не само это занятие. Потенциальный писатель становится литературным агентом или копирайтером, потенциальный художник – владельцем галереи или коммерческим художником. Их мечты витают неподалеку, но так и остаются нереализованными. Обычно художник-тень ругает себя. «Будь я посмелее», – вздыхает он. Но «быть смелее» – это как изначально недостижимый мираж. Нам всем нужно некоторое количество смелости, чтобы сделать первый маленький шаг, а затем следующий, и следующий, и следующий. Стоит лишь начать, и художники-тени обнаружат, что им неплохо удается игра в «догонялки»: годы работы на периферии дали понимание того, что требуется для реализации мечты. Знания подсказывают кратчайшие пути и приводят к успеху. Когда-то художники-тени поверили в свою бесталанность, но теперь могут убедиться, что все наоборот.

Джин – магистр изобразительных искусств. «Я учился живописи с замечательными людьми, – рассказывает он, – и серьезно относился к своему творчеству и обучению. Но когда узнал, сколько зарабатывают агенты фотографа, то двинулся в этом направлении. Мои познания в области искусства помогли продвинуть многих фотографов, я прилично зарабатывал, но не был счастлив. Я приобретал вещи и ничего не создавал – только заключал сделки». На пенсии Джин, оглянувшись на свою «прекрасную» карьеру, почувствовал фрустрацию и желание рисовать: «Смогу ли я достичь успеха, если снова возьмусь за кисти и мольберт? Меня и раньше терзал вопрос, буду ли я сожалеть о том, что отвернулся от занятия, в которое вкладывал свою душу». Неуверенный в будущем, Джин все-таки решил попытаться и обнаружил, что без конца пишет «сейчас или никогда» на своих утренних страницах.

Джин сделал выбор в пользу «сейчас». Конечно, с момента получения диплома прошло тридцать лет, и многое придется наверстывать. «Не останавливайся, – подбадривал себя Джин, пока картины одна за другой выходили из-под его кисти. – Я одинок, это дисциплинирует. Я работаю. Мне нравится движение. Пожалуй, мне повезло, что это моя лучшая черта».

Джин считает себя дисциплинированным, – а это, судя по всему, правда, – но скорее энтузиазм, а не дисциплина, подпитывает его творческую натуру. Стоит лишь легонько подтолкнуть нашего внутреннего творца, и он тут же начнет проявлять себя. Джин придерживался стандартов, сформированных классическим образованием. Он продолжал рисовать. «На двадцать седьмой картине я почувствовал, что снова вхожу в форму», – сообщил он мне. Какой хороший урок! Тут нет никакой магии, внезапного успеха, но есть заметный прогресс по мере работы, изо дня в день.

Искусство требует практики, это единственный способ достичь успеха.

«Я буду счастлив, если увижу свои картины на выставке», – сказал Джин. От своего друга, владельца галереи, он узнал, куда обратиться. Первые двенадцать попыток ни к чему не привели. Джину говорили, что работы выглядят немодными, что некуда ставить картины художника «с улицы». Он получал отказ за отказом, но не отчаивался и в тринадцатой галерее поймал птицу удачи.

«Вы тот, кто нам нужен, – сказали ему. – Нам интересны классические картины маслом». Приблизившись к мечте, Джин, забыв про еду и сон, написал еще тридцать две картины. Владелец галереи вознаградил его старания персональной выставкой. Представьте себе чувства Джина, когда два его произведения купили в день открытия выставки. «Вы талантливый художник, – сказал один из посетителей. – Где же вы были раньше?»

Многие люди и на пенсии сохраняют мечту и уверенность: «Сейчас или никогда». Как и Джин, они упорно продвигаются вперед, не обращая внимания на дурные предчувствия. «Решайте проблемы по мере поступления, – говорит Джин, – это все, что у нас есть, и все, что нам нужно. Просто делайте свое дело сегодня и продолжайте в том же духе завтра». Художник-тень выходит на свет с огромным профессиональным и эмоциональным потенциалом.

Художник-тень любит критиковать работы людей, имеющих отношение к его мечте. Не проявившаяся сценаристка будет искать недочеты в каждом просмотренном фильме. Не проявившийся певец – критиковать каждую новую поп-звезду. Но вот что я обнаружила и в себе и в своих учениках: когда мы пытаемся изменить ситуацию, внутренний критик замолкает. Теперь мы – художники и занимаемся тем же, что и коллеги: творим.

Я не считаю, что искусство должно приносить славу, быть продаваемым, восприниматься другими как «настоящее» или делать из нас «настоящих художников». В истории полно примеров, когда произведения переживали своих авторов и когда художникам не удавалось продать ни одной работы на протяжении всей жизни.

Ван Гог стал известен лишь после смерти. Эдгар По сам опубликовал две свои книги. Реши они (и многие другие), что «настоящий» творец – это известный творец, то забросили бы искусство, а мы лишились бы большей части мирового достояния. Художники-тени, всю жизнь помогавшие людям, которых они считали «настоящими» творцами, должны обратить на это особое внимание: акт творчества уже делает нас творцами.

Иногда творческие амбиции прячутся в тень после первого разочарования. Дэн мечтал жить в домике на берегу озера, писать рассказы и этим зарабатывать на жизнь. Но во время обучения в колледже он столкнулся с преподавателем по литературному творчеству, который любил повторять, что писателями становятся благодаря «счастливым случаям». Дэн оробел и после первого года обучения изменил свой мэйджор[21] на предмедицинский, решив стать психиатром-исследователем.

«Я писал, – говорит он теперь, – но только исследования по психиатрии. Они обеспечивали стабильный заработок, но не имели ничего общего с мечтой. Все было сухо и академично». Дэну понравилось свободно излагать свои мысли на утренних страницах. Он понял, что хочет писать и получает от этого удовольствие. Когда один из друзей самостоятельно издал сборник своих рассказов, Дэн встрепенулся: «Если у него получилось, то и у меня получится», – и по настоянию жены решил попробовать.

Но вместо создания персонажей стал искать отговорки: то уже слишком поздно, то он слишком стар, то это слишком утомительно. А вдруг литературное творчество вовсе не так приятно… Лишь спустя какое-то время Дэн понял, что должен делать – что хочет делать, и осознал свою склонность к прокрастинации. Однажды солнечным утром он начал первый рассказ.

Скоро у Дэна появился распорядок: утренние страницы и работа по дому по утрам, звонки и электронные письма в обед, работа над рассказами – вечером. Количество страниц росло. Герои рассказывали истории. Действие развивалось.

После первого рассказа Дэн испытал эйфорию, а после второго обрел уверенность. «Спорим, я могу написать целую книгу!», – восклицал он, по мере того как рассказы выскакивали из-под пера. За шесть месяцев он написал 20 рассказов и занялся подготовкой публикации. Друг поддержал его и снабдил всей необходимой информацией. Творцы обычно симпатизируют другим творцам. Состоявшиеся творцы любят наставлять начинающих. Начав действовать, художники-тени понимают, что их мечты ближе, чем казалось.

Вредители среди нас

В книге «Путь художника» я рассказала о «вредителях». Это люди, которые препятствуют творческому развитию окружающих «из лучших побуждений». Если вы сталкивались с вредителями, то поймете, о ком речь. Все вредители похожи.

Вредители нарушают договоренности и срывают сроки.

Вредители ожидают, что мир будет потакать их капризам.

Вредители игнорируют вашу точку зрения.

Вредители тратят ваши время и деньги.

Вредители вбивают клин между теми, с кем имеют дело.

Вредители – отличные обвинители.

Вредители создают драмы, но не там, где им место.

Вредители ненавидят сроки, кроме своих собственных.

Вредители любят хаос.

Вредители отрицают, что они вредители.

Вредителем может быть кто угодно: бывший руководитель, сестра, зять, сосед, партнер по гольфу. Вас могут связывать родство, брачные узы или собственный выбор. Вы можете вместе работать или жить. Вам даже не обязательно видеться (выводить вас из себя они будут по телефону или интернету). Даже умерев, вредители часто продолжают существовать в сознании и контролировать каждую мысль. Вы также можете осознать (к своему удивлению), что вредитель – это вы сами.

Вредители срывают планы и мечты. Они драматизируют и вносят путаницу. С характерной для себя аурой превосходства заставляют несчастных жертв сомневаться в себе. Вредители способны разрушить даже тщательно продуманный план. Они сеют хаос особенно, когда речь заходит о финансах: всегда появляется что-то другое, на что следует потратить деньги. Вредители заставляют других плясать под их дудку. Они не признают здравого смысла. Жертва оказывается в тисках и чувствует себя изолированной и покинутой.

Вредители требуют, чтобы им во всем поддакивали, и многие, хотя и против собственной воли, уступают. Жизнь с вредителем изматывает, превращаясь в поле битвы. Излюбленное оружие вредителей – сарказм и насмешка. «Это так глупо», – комментируют они отличную идею. Вредители не признают медленное и планомерное движение, предпочитая гнаться за мифическим «делом всей жизни» – идеей фикс, которая докажет их правоту.

Вредители процветают там, где нет распорядка. Пожилых людей, столкнувшихся с вредителями в личной жизни, шокирует токсичность отношений. Раньше их защищали работа и повседневная рутина, теперь же они вынуждены оставаться наедине с вредителями, атакующими самые уязвимые места, весь день.

Ничто так не разрушает, как постоянное напряжение в личных отношениях. И все же мы можем отстраниться и проанализировать свои сильные стороны и возможности и даже изменить жизнь – с этим человеком или без него, – так, как сочтем нужным.

Многие ученики – на встречах и в письмах – спрашивали, как защититься или избавиться от вредителей. Я знаю отдельные случаи, когда вредители уходили, смягчались и даже преображались благодаря творческим инструментам, с которыми работали сами или их близкие.

Но не стоит рассчитывать, что вам удастся изменить своего вредителя. Ваша цель – понять, что вас с ним связывает, и постепенно успокоиться, исцелиться и начать развиваться. Вы сможете дистанцироваться физически, эмоционально или духовно. Отделиться, обрести контроль над собой и право самостоятельно принимать решения. Когда вы меняетесь сами, то меняете динамику отношений и ситуацию. Даже если вы чувствуете себя беспомощным, вы можете изменить ситуацию.

Чрезвычайно важно понять, какую «пользу» мы извлекаем из вредителей. Вредитель – это большая беда, но правда в том, что такие отношения позволяют нам скрываться от своих творческих возможностей.

Саймон, дизайнер, женился на властной женщине, которая считала его работу «несерьезной». Саймон не мог похвастаться стабильными доходами, в отличие от супруги-финансистки, и все чаще ловил себя на ощущении никчемности. Супруга охотно поддерживала его в этом мнении. Саймон давно мечтал заняться дизайном театральных костюмов и сменить привычный и комфортный мир традиционной мужской одежды на эксцентричный мир театра. Поделившись задумкой с супругой, он услышал массу ядовитых замечаний: «Как ты будешь это делать? Ты же дизайнер из другой области. Тебе придется многое изучить. Сможешь ли ты заработать?» И так далее, пока не понял, что легче забыть идею, чем обсуждать ее. Меня расстраивало, что Саймон, человек творческий и одаренный, все более и более погружается в состояние пассивности. Жена-вредитель всячески препятствовала принятию очевидного решения. Что вообще их связывало? Саймон боялся рисковать. Несмотря на выраженные мечты и желания, он не решался пойти им навстречу. Он чувствовал, как «усыхает» в отношениях с женой, но прочно сидел у нее на крючке. Если он и дальше хотел оставаться в таком состоянии, то лучшего «помощника» не найти: супруга разрушала его идеи быстрее, чем он их придумывал.

Саймону предстояла большая работа сначала по осознанию ситуации, а затем по ее изменению. Он всегда пытался сохранить брак, но в шестьдесят лет вдруг задумался о своей непрожитой жизни.

Он понял, что ни он, ни супруга не изменились: их отношения были и остались токсичными. Саймон научился сглаживать острые углы, молчать и притворяться, что все в порядке. Он стал мастером потакания жене, но так и остался неопытным любителем в самоуважении.

Саймон вспомнил, как в молодости рисовал причудливые костюмы. Он стал переосмысливать свою жизнь и в конце концов решил развестись. Сейчас Саймону 70, он дизайнер по костюмам в двух спектаклях местного театра. В его глазах играют огоньки, как и давным-давно в прошлом. «Тридцать лет в браке прошли впустую, – говорит Саймон. – Я знаю, это звучит грустно, но я как будто заново родился. Мне потребовалась изрядная доля мужества, чтобы прислушаться к себе и зажить собственной жизнью. Супруга протестовала, бракоразводный процесс оказался неприятным и изнурительным, не говоря о том, что дорогим. Но я прошел через это. Каким бы тяжелым ни был развод, брак – тяжелее».

Не каждого вредителя следует покидать в драматичной атмосфере судебной баталии. Инструменты творческого возрождения укрепляют нашу независимость, и мы легче переносим нападки вредителей. «Когда я взял ответственность за свою жизнь, моя теща стала меньше третировать меня». Вредители и сами постепенно утрачивают желание раздувать проблемы. У меня были ученики, прервавшие токсичные отношения, и ученики, чьи отношения стали гармоничными. Я знаю семью, члены которой помирились после нескольких лет ссоры. Я видела, как назревшие изменения выводят на новый уровень дружеские отношения. Я видела разводы, которые оказались благом для людей. Нет двух похожих вредителей, хотя их действия имеют много общего, и расставание с вредителем всегда индивидуально. Но оно всегда связано с медленными, отважными, честными шагами к самоуважению.

Жизнь с вредителем наполнена болью и страхом, но встретиться лицом к лицу с тем, чего мы избегаем, еще больнее.

Вредители процветают там, где есть сомнение, и именно неуверенность в себе заставляет нас согласовывать с ними свои действия. Каждый новый залп оскорблений порождает больше сомнений. «Возможно, они правы, возможно, я глуп», – думаем мы. Яд делает свое дело. Жизнь с вредителем требует мужества. Это жизнь на грани. Но такую жизнь нельзя назвать истинно мужественной, потому что она лишена ответственности и готовности пойти на риск.

Вы должны убедить себя, что еще не все потеряно. Утренние страницы – мощная защита от козней вредителей. Они как крепость посреди хаоса и увеличительное стекло противоречий. Они – укромное местечко, где можно выразить себя и составить план. Ясность утренних страниц разрушает запутанные схемы вредителей.

Кратковременные отношения с людьми – один из признаков, что мы сами вредители. Линн поняла, что постоянно враждовала с окружающими. «Все началось с матери и продолжается до сих пор, – говорит она. – Наверное, мне казалось, что ссора – это способ самоутвердиться, но я только отталкивала людей от себя». Линн вспоминает семейные ссоры, а затем очень похожие ситуации во взрослой жизни. «Думаю, мои коллеги обрадовались, когда я вышла на пенсию, – говорит Линн. – Лишь немногие заглянули на прощальную вечеринку, большинство отказались, сославшись на загруженность. Работы и правда много, но все, с кем у меня были напряженные отношения, не сочли нужным присутствовать». Линн начала вести утренние страницы и удивилась, сколько горя таится под гневом.

«Я жаловалась и жаловалась, – признается она. – Я писала обо всех этих ужасных людях, которые плохо относились ко мне: коллегах, родственниках, муже. Затем я прочитала про вредителей и перестала вести список: судя по описанию, вредителем была я сама». Линн также осознала свою привычку делать все в последнюю минуту и при этом рассчитывать на помощь коллег.

«Я нехорошо поступала, – заключает она. – Я ставила свои дела превыше всего. Я ощущала себя жертвой каждый раз, когда попадала в цейтнот – между прочим, результат моей прокрастинации». Пока Линн разглядела свою токсичность, она исписала немало утренних страниц. За злостью обычно скрывается страх: что мы не оправдаем надежд, что не получим чего-то или что, у другого имеется то, чего мы хотим или заслуживаем. Взглянуть в глаза своему страху нелегко.

«Я перекладываю все на утренние страницы, – рассказывает Линн. – Точно так же я поступаю с мужем: раскидываю вещи по всему дому, а потом упрекаю его, что не могу ничего найти. Он старается помочь, но я вижу, как он расстроен и сколько сожаления в его глазах. Кажется, я всегда ссорила близких людей. В глубине души я боюсь, что не нравлюсь людям. Видимо, я взяла за правило отталкивать их первой, не дожидаясь, пока это сделают они и причинят мне боль. Но знаете что? Меня действительно не любят. Да и я не очень-то люблю себя».

Осознание себя вредителем стало для Линн первым шагом. Продолжив развенчивать пагубные сценарии, она стала развиваться.

– Можно измениться, – сказала я ей, – и можно загладить свою вину.

Линн начала с крохотных шагов: с уборки в доме.

«Даже это одно уже поможет моему мужу, я знаю, – говорит она. – Ей это тоже поможет».

Внезапный конфликт в отношениях удивляет недавних пенсионеров, но теперь они находятся дома большую часть времени и привычные сценарии перестают работать: до выхода на пенсию разногласия легко было оправдать сложностями на работе, теперь же они обрушиваются на нас со всей силой.

Когда мы вовлечены в отношения с вредителями – или сами действуем как вредители, – мы похожи на устройство, блокирующее движение. Мало что сравнится с человеком, который привык критиковать и ставить палки в колеса. Но однажды мы начнем действовать в собственных интересах, и желание вредителей сводить всех с ума ослабнет.

Понадобятся искренность и большое мужество, чтобы прервать этот цикл, но страница за страницей, разговор за разговором мы разорвем мертвую хватку вредителей. Фиксируя свои ощущения, мы перестаем быть жертвой хаотичной версии реальности вредителя.