Лучшее за год. XXIII. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Джей Лейк, Рут Нестволд Канадец, который долетел до звезд и почти вернулся обратно[88]

Келли Макиннес оказалась хорошенькой, гораздо симпатичнее, чем я ожидал. Ладно сложенная блондинка с типичной для Среднего Запада красотой. Хотя в ее случае это была канадская прерия.

Мы вместе рассматривали гладь Изумрудного озера, одного из тех маленьких горных озер, что украшают запад Северной Америки, в окружении дугласовых пихт, болотных сосен и гранитных глыб, нацеливших острые пики в голубое летнее небо. Посреди озера образовалось видимое углубление, словно под действием огромного груза. Впадина, диаметром около сорока футов и глубиной десять футов, была идеально гладкой в основании, с перпендикулярными боковыми сторонами и в целом напоминала перевернутый вверх дном гигантский колпачок от бутылки. Она появилась через пять дней после того, как три месяца тому назад Ник Макиннес совершенно таинственным образом позвонил домой — спустя несколько лет после его предполагаемой гибели.

Вдова Ника тут же все бросила и приехала сюда, в Национальный парк Йохо, самый неизведанный уголок Британской Колумбии.

— Противоестественное зрелище.

Банальное замечание, но ничего лучше на ум не пришло. В конце концов, кто я такой — американский агент, приехал незваный-непрошеный для того, чтобы заняться впадиной, телефонным звонком, а заодно и миссис Макиннес.

— Оно и есть противоестественное, — откликнулась она. — Через две недели после его появления вся рыба в озере выбросилась на берег или подалась вверх по течению реки.

Я живо представил, какой здесь стоял смрад. Хотя подобное зловоние казалось невозможным в этом горном раю. В воздухе улавливался острый аромат покрытых снегом сосен с примесью запаха кремния от мокрых камней — в общем, пахло абсолютной чистотой Канадских Скалистых гор.

Впрочем, здесь творилось много чего невозможного. Я просматривал отчеты спутниковой разведки — НОРАДа, НАСА, Европейского Космического Агентства и даже информацию китайцев. Появилась впадина, сдохла рыба — что-то произошло, — но не было ни единого доказательства входа в плотные слои атмосферы, ни единого признака какого-либо стремительного действия. Только дыра в озере, которую я теперь лицезрел.

А еще телефонный звонок, которого никак не могло быть, от мертвого человека, затерявшегося в межзвездном пространстве. — Вы говорите, что муж велел вам приехать сюда. Ей все задавали этот вопрос: и Королевская канадская полиция, особый отдел, и ФБР, и несколько высоких чиновников из ООН. Келли Макиннес познакомилась с мужем в колледже, где они оба изучали астрофизику, но ее имя ни разу не было упомянуто ни в одной из его статей или патентов. Тем не менее ей все равно задавали вопросы.

А теперь настала моя очередь, от имени Агентства Национальной Безопасности (АНБ). Мы до сих пор не знали, что там произошло в этом озере, но нам хотелось удостовериться, что и другие этого не знают. Перво-наперво пришлось освободить парк от людей — исключение было сделано только для Келли Макиннес. Моя задача состояла не столько в том, чтобы вытянуть из нее какую-то информацию, сколько в том, чтобы не допустить распространения этой информации дальше, если бы вдруг она начала говорить.

Келли смотрела не моргая на яму в воде, незаполненную могилу ее пропавшего мужа.

— Он жив. Я кивнул:

— Я читал распечатку. Мне ясно, что вы верите в это. — «Или, по крайней мере, вы заявляете, что верите». — Но, миссис Макиннес, нет никаких доказательств, что ваш муж до сих пор жив после того, как шесть лет тому назад довольно эффектно покинул Землю.

Она поплотнее запахнула клетчатую теплую куртку и медленно перевела взгляд на небо. Несмотря на яркое солнце, воздух был морозный.

— Полет должен был занять меньше недели. А потом, через шесть лет после взлета, он позвонил и велел мне ждать его здесь. Семнадцатого апреля в два тридцать ночи середина озера опустилась вниз. Вот и все, что мне известно, мистер Дидрих.

Я проследил за ее взглядом в летнее небо. Где-то там, за идеально-голубой оболочкой, находилось объяснение того, что случилось с Ником Макиннесом.

Очень жаль, что небо сегодня молчало.

Звезда Барнарда находится от Солнца на расстоянии чуть меньше шести световых лет. Эта звезда, красный карлик, представляла интерес только благодаря своему удобному расположению в межзвездном пространстве и тому факту, что движется она заметно быстрее любого другого нашего звездного соседа. Так было до тех пор, пока Ник Макиннес не решил отправиться на нее шесть лет тому назад.

За четыре года до старта он опубликовал в «Канадском журнале аэрокосмической инженерии и технологических применений» статью под названием «Предложение рентабельного метода сверхсветовых путешествий». Этот журнал очень редко, но все-таки печатал статьи за счет авторских средств, а потому вскоре этой работе суждено было оказаться в мусорной корзине истории.

Недавно я лично проследил, чтобы все экземпляры журнала, том XXXVI, выпуск 9, были уничтожены вместе с компьютерными файлами, веб-сайтами, зеркальными сайтами, резервными копиями на магнитной ленте, платами принтера, CD-ROMами, библиотечными архивами микропленок и всем прочим, что пришло нам на ум. И все из-за того, что одним прекрасным весенним днем Ник Макиннес, некогда занимавшийся мобильными коммуникациями и заработавший на этом миллиарды, совершил космический старт с частного и до той поры никому не известного космодрома в прерии, к востоку от Калгари, вышел на орбиту с помощью неучтенной русской ракеты и разрушил при этом значительную часть мировой электронной инфраструктуры. После чего он исчез в радужной вспышке, замеченной на одном из полушарий планеты.

Вскоре стало известно, что на борту у него были четыре русские неучтенные ядерные боеголовки «М-2». «Для лазеров со взрывной накачкой», — сказали ученые, помогавшие Макиннесу, словно остальной мир занимался лишь пустяками.

Когда три месяца спустя я вернулся к Изумрудному озеру, чтобы проверить, как там Келли Макиннес и надежно ли охраняется парк, канадские ВВС и НАСА были уже на месте. Конец апреля и почти весь май канадские летчики совершали полеты над озером на самолете Р-ЗС «Орион», фирмы «Локхид».

Сейчас, в октябре, НАСА и Канадское Космическое Агентство навесили на самолет дополнительное оборудование. Они отказались отбуксировать гидролокатор, после того как потеряли два устройства, запутавшиеся в деревьях на берегу. Разведывательные спутники, занимавшиеся космической съемкой, обнаружили на дне Изумрудного озера внушительную гравитационную аномалию. А может, и не обнаружили. Углубление посреди озера было вызвано давлением аномалии. А может быть, и нет.

Никакого железного предмета в озере не было, на дне находился определяемый радаром значительный маскон,[89] создававший странные перепады температуры. Тут же возникли сумасшедшие теории относительно полимеризации воды, давления на молекулярные связи, микроскопических черных дыр, временных сингулярностей и т. д., появились также и достоверные данные о повышении температуры в центре водяного кратера. В течение первых трех недель наблюдения температура понизилась до значения, превышающего температуру окружающей поверхности на девять градусов по Цельсию.

Любопытно, что дистанционное зондирование зафиксировало лед на дне озера в районе впадины. Камеры и приборы, спущенные на дно, в основном ничего не прибавили к картине: маскон был большой, инертный и искажал температурный профиль озера.

После того как обнаружился новый неопровержимый факт, помимо подъема температуры — радиоактивное излучение, был осуществлен поиск дополнительных данных. Все, кто работал на озере, подвергались воздействию радионуклидов, эквивалентному тремстам бэрам в год, что в шестьдесят раз превышало допустимый в США уровень. Этого было достаточно, чтобы заработать впоследствии рак, особенно лейкемию, но все же не настолько, чтобы тут же начали выпадать волосы или появилась розовая рвота.

Как только я об этом услышал, тут же разыскал менеджера из Канадского Космического Агентства, отвечавшего за проект на данной фазе исследования, Рэя Виттори. Я, конечно, не физик, но достаточно долго занимался технологическим шпионажем. Что-то здесь было не так.

— Как, черт возьми, вышло, что вы не заметили радиации раньше?

Виттори покачал головой:

— Все очень просто, Дидрих. Раньше ее здесь не было.

Я сцепил руки на груди, чувствуя, что у меня за спиной улыбается Келли Макиннес, но не стал оборачиваться, чтобы убедиться в своей правоте. Она не доверяла правительственным учреждениям, включая то, в котором работала, но к американскому правительству относилась с особым презрением.

При такой ситуации мы не могли предоставить убедительные доводы в пользу доставки в горы необходимого глубоководного оборудования, подводных мини-лодок и прочих приборов для дальнейшего исследования впадины. И так уже было собрано столько информации, что понадобились годы для ее обработки и анализа. А с аномалией не происходило заметных изменений, и, видимо, еще долго не произойдет. Уровень радиации только усложнял дело.

«Орион» вернулся на свои морские просторы и продолжил выслеживать подлодки. Мозговой центр перебазировался обратно к себе и занялся другими задачами. Осталось лишь несколько камер и датчиков, смонтированных на берегу озера, сведения с которых поступали непосредственно в мое агентство в Мэриленде. Да еще спутники обеспечивали нас данными. Кроме того, иногда сюда наведывались исследовательские группы, не боявшиеся рискнуть здоровьем. Базовый контингент продолжал охранять парк по периметру. Это были сплошь добровольцы, получавшие непомерную плату, после того как подписали гарантийное обязательство не требовать впоследствии возмещения убытков, если у них когда-нибудь проявятся признаки заболевания, вызванного радиацией.

Когда выпал первый снег, я остался один наблюдать потрясающую природную красоту Национального парка Йохо и в той же степени прекрасную миссис Келли Макиннес. Персонал увез все оборудование, остались только я, дозиметр и шестнадцатифутовая деревянная лодка. Времени было навалом.

Мы сидели в сторожке и ели в звонкой тишине рагу из солонины и консервированные персики. Самая тяжелая пора зимы миновала, но все равно было чертовски холодно, поэтому мы не снимали курток, а выходя на улицу, поддевали дополнительную подкладку.

— Хорошо хоть, он выбрал Национальный парк, — сказал я, оглядывая пустую столовую.

Я всю зиму наведывался на Изумрудное озеро, и с каждым разом мои визиты становились все длиннее. Агентство меня не перегружало, так как им было трудно уговорить кого-то другого приехать сюда при такой угрозе радиации. Не говоря уже об отдаленности.

Но тут была Келли. Ник знал, что делал, когда выбирал эту женщину с верностью львицы. Хотя временами мне казалось, что выбирала-то она.

— Место тихое, все нужное под рукой, да, мистер Дидрих? — улыбнулась Келли.

— Я, скорее, имел в виду контроль за доступом. Частные владения трудно охранять и патрулировать.

Ее смех прозвучал неестественно громко под пустыми сводами сторожки.

— А разве кто-нибудь пытается нарушить вашу хваленую секретность в этом забытом богом месте?

Я поморщился. Какой-нибудь психиатр посчитал бы за удачу получить такого пациента, как я, — агент АНБ влюбляется в замужнюю женщину, а та над ним смеется.

Но, боже мой, какой это был потрясающий смех!

Я опустил вилку с наколотым персиком, так и не донеся до рта.

— А почему вы до сих пор сидите в этом забытом богом месте?

У Келли осталось много денег: злоключения Ника на орбите почти не истощили его капиталов даже после оплаты ошеломляющих штрафов за несанкционированный полет и нарушение орбитального протокола. Она вполне могла бы проверить впадину и улететь на Таити.

Келли наклонила голову:

— У меня гораздо больше прав задать вам этот же вопрос. Лично я жду своего мужа и забочусь, чтобы ваша братия не лишила его шансов вернуться. Я присматриваю за впадиной. А вот чего ждете вы, мистер Дидрих? Почему вы все время возвращаетесь?

Я не смог дать ей правдивый ответ, такой, чтобы она поверила.

Таяние снега явилось как откровение.

Как раз тогда, когда приближалась первая годовщина космического телефонного звонка Ника Макиннеса, в абсолютно белом ландшафте появились первые зеленые проплешины.

В ознаменование то ли одного, то ли другого мы с Келли отправились на озеро исследовать впадину. Она так и не замерзла за зиму, хотя все остальные озера в парке покрылись твердой коркой льда, да и само это озеро было со всех сторон укутано снегом.

Несмотря на снег, впадина выглядела почти такой же, как в тот день, когда я впервые ее увидел, — широкая, противоестественная, загадочная.

А ключ к этой загадке стоял рядом со мной.

— Знаете, я в какой-то степени жду того же, что и вы, — спустя какое-то время произнес я.

Она долго молчала. Я чувствовал, что она поняла меня, — за то время, что мы провели вместе, мы научились понимать друг друга с полуслова, будто были давно женаты. Просто после своего неудавшегося брака я успел забыть, как это бывает.

Келли кивнула, указывая на впадину, и почему-то спросила невпопад:

— Вы родом из США?

Да, мы научились общаться и на таком уровне. Но я все равно не понял, куда она клонит.

— Да.

— Значит, всю свою жизнь вы провели в команде победителей. Вы даже не представляете, что такое быть канадцем и жить под боком у «большого брата».

Вдали проскакал заяц. Я видел, как он оставил следы на снегу, там где была тень!

— Соединенные Штаты, — продолжила Келли, не глядя на меня, — страна, живущая под лозунгом «Мы первые». Вы построили космический челнок, мы создали автоматический манипулятор. Канада тоже вносит свой вклад в прогресс.

Она, видимо, ожидала серьезного ответа, но я промолчал.

— А теперь ваше правительство все время присылает вас сюда, чтобы присматривать за мной как за малым ребенком. И все оттого, что ученые мужи с новейшими приборами так ничего и не выяснили.

— Меня никто не заставляет.

Она посмотрела на меня, словно спрашивая, кого я обманываю, — изогнув бровь и скривив губы в подобии улыбки.

— Верно, но я знаю, почему вы возвращаетесь. Вы ненавидите то, что здесь случилось, весь мир ненавидит, но особенно вы, янки. Вам не перенести того, что канадец первым отправился к звездам, без вас.

Отчасти она была права. Но только отчасти.

Келли была крепким орешком, хоть и отличалась ангельским смехом. Мы провели вместе почти год, прежде чем она начала обращаться ко мне по имени.

И хотя я ждал этого момента, как мне казалось, целую вечность, я чуть его не пропустил. Мы отправились на озеро, самостоятельно замерить температуру поверхности воды рядом с кратером и сравнить ее с показаниями приборов. Мой счетчик Гейгера все время барахлил — это был уже третий счетчик, присланный агентством, — но старомодные термометры не подкачали.

У меня не было никакого интереса направлять лодку к центру озера. Пришлось бы пролететь около десяти футов, прежде чем мы достигли бы плоского дна впадины, отвесные стены которой слегка напоминали кольцо водопадов.

— Сделаем круг на расстоянии примерно в пять лодочных корпусов, — предложил я.

Келли опустила в воду термометр на удочке.

— Я не возражаю, Брюс.

Я так сосредоточенно старался держаться от края впадины подальше, что даже сразу не отреагировал, когда она назвала меня Брюсом. Но как только это до меня дошло, я словно получил удар под дых и, дернув румпелем, направил лодку к опасному краю. Я тут же исправил положение, и Келли подняла на меня взгляд.

— Температура не меняется. Как вы?

— Я в порядке.

В соснах свистел горный ветер; даже в июле здесь было прохладно. Управляя лодкой, я наблюдал, как ястреб полетел к гранитному массиву, за которым скрывались верховья Кикинг-Хорс-Ривер. Со мной явно было не все в порядке, если Келли всего лишь произнесла мое имя, а мне показалось, будто я получил поцелуй.

Да, настало время связаться с боссом, Мардж Уильямс, и снова ненадолго вернуться в Мэриленд.

Так сложилось, что, удрав с Изумрудного озера, я вскоре вернулся и больше не уезжал. Предлогом остаться для меня послужила мягкая настойчивость Мардж: правительство настолько остро нуждалось в любой информации, которую могла предоставить Келли Макиннес, что готово было сделать мою командировку постоянной. Потенциальная значимость того, что совершил Ник, пусть даже с роковыми недочетами, перевешивала любые затраты на мое время и услуги.

Но настоящей причиной была Келли. Никакое агентство не могло бы меня заставить вернуться сюда, учитывая риск облучения, но ему и не пришлось заставлять.

Я вернулся в октябре. К моему удивлению, она ждала на посадочной площадке, куда приземлился вертолет.

— Как вы долго! — прокричала Келли, заглушая шум винтов, когда я выпрыгнул из кабины. — С тех пор как вы уехали, нас не меньше семи раз посещали фанаты впадины, которым удалось прорваться сквозь охрану.

— Целых семь раз! Пожалуй, мне лучше больше не уезжать. Разумеется, меня успели проинформировать насчет горстки нарушителей, которым не хватило ума испугаться радиоактивного облучения, — Мардж использовала их в качестве дополнительного аргумента, чтобы убедить меня вернуться. Ради блага всего дела, разумеется. И ради безопасности Келли. Плюс огромный бонус, который я мог бы отложить на оплату медицинских счетов, если через какой-то десяток лет, или около того, у меня все-таки разовьется рак.

Но когда я увидел, как Келли обрадовалась моему появлению, я понял, что дело стоило того. Возможно, она просто испытывала обыкновенную человеческую потребность в компании, но мне было приятно тешить себя иллюзией, что это нечто большее.

На третий год нашего пребывания у озера начало казаться, будто мир забыл о нас. Зимой попытки прорваться сквозь охрану парка сошли на нет, и даже с приходом весны, во вторую годовщину появления впадины, любопытных, желавших на нее поглазеть, не набралось бы и с десяток. Я, разумеется, по-прежнему связывался с центром каждую неделю. К тому же мы временами контактировали с обслуживающим персоналом и полицейским патрульным, сержантом Перри, который, если погода позволяла, приезжал к нам верхом на лошади и привозил старые газеты. Я регулярно наведывался в Мэриленд с квартальными отчетами, а заодно проходил там медицинский осмотр на предмет радиации. С внешним миром нас также связывал Интернет, но по большей части мы были одни.

Я, Келли и впадина.

Келли каждый день смотрела на проклятую впадину так, словно из нее в любую минуту мог появиться Ник Макиннес и обнять жену. А я просто смотрел на воду.

Мы не стали любовниками. Для меня Келли была вдовой, но сама она считала себя женой. Чрезвычайно верной женой.

Мы неплохо ладили с ней, даже, можно сказать, стали друзьями. Если не принимать во внимание тот факт, что каждую ночь мне снился ее запах.

Однажды в конце августа, в один из теплых дней, я наконец спросил ее:

— Ну и почему мы до сих пор не уехали?

Мы с Келли сидели перед сторожкой на маленькой, усыпанной галькой полоске, слишком скромной, чтобы считаться пляжем. Озерную гладь перед нами нарушала впадина, а вокруг уходили в небо горы. Было на редкость тепло, так что мне не пришлось надевать куртку.

— А вы почему до сих пор не уехали? Я пожал плечами:

— Вы моя работа. — «Вы и Ник», — мысленно добавил я, но вслух не стал этого произносить. Вообще старался как можно реже упоминать его имя. — Если верить моему боссу, других дел для меня пока нет.

Она опустила ладонь на мое плечо — редчайший момент физического контакта между нами.

— Наверняка у вас есть дела помимо того, чтобы ждать чего-то у озера. Вы, американцы, всегда должны что-то исправлять. Или портить.

Я не шелохнулся, боясь, что она уберет руку.

— Я бы не стал тратить здесь столько времени только для того, чтобы удостовериться в надежности охраны. Ваш муж совершил то, чего до него никому не удавалось, и многим людям хочется знать, что же все-таки он от нас скрыл. — «Что же все-таки вы от нас скрываете». — Мардж прислала меня сюда выяснить, почему вы так пристально наблюдаете за впадиной.

Келли улыбнулась, выгнув бровь:

— Мардж?

— Ну да. Не все боятся имен так, как вы.

Она убрала руку. Какой же я все-таки болтун! Плечо слегка покалывало в том месте, которого касались ее пальцы.

— Вообще-то, — сказала она, — я жду следующего сообщения от мужа.

Я невольно расхохотался:

— Еще одного телефонного звонка? Она усмехнулась:

— Нет-нет. Ник обещал подать знак в небе.

Несмотря на ее усмешку, у меня появилось странное чувство, что она не шутит.

Следующей весной, когда растаял снег, Келли принялась упрашивать меня спуститься вместе с ней в центр впадины. В глазах ее стояла тревога. Вода в центре озера за все это время ни разу не замерзла, хотя по краям впадины иногда застывала корка льда. Тяжелый снегопад мог накрыть ее на день или два, но потом снежное одеяло все равно проваливалось в теплую воду. Впадина таращилась на небо своим огромным слепым глазом, а заодно гипнотизировала и нас.

Я изучал этот любопытный феномен, превратившийся в часть повседневной жизни.

— Как по-вашему, мы вернемся оттуда, если рискнем спуститься?

Келли задумчиво посмотрела на меня:

— Вы хороший пловец, Брюс? Я покачал головой:

— Ну уж нет, ни за что.

Она широко улыбнулась. Мне даже показалось, что и тревоги в ее взгляде никогда не было, — но только показалось.

— Закрепите трос достаточной длины, и вы наверняка сумеете вытащить лодку обратно. Вы сильный. Уверена, что и пловец вы отличный.

— Я был чемпионом в младших классах, — признался я, — и все равно я на это не пойду.

— Почему?

«О господи, Келли».

— Во-первых, я не хочу утонуть в этих проклятых водопадах. Во-вторых, я не хочу подвергаться воздействию температурного градиента, не имея защиты даже в виде лодки. Данные разведки с воздуха предполагают наличие внизу слоев льда, как раз напротив участка, где зафиксирована максимальная температура. Вот для чего нам нужны камеры и прочие приборы.

— Иногда нет ничего лучше, как самому взглянуть.

— Нет.

— Но вы и так постоянно подвергаетесь радиации, — напомнила она, флиртуя и умоляя одновременно. Вот никак не думал, что она на такое способна. — Так чего вдруг волноваться из-за простого маскона?

На этот раз я произнес вслух:

— Господи, Келли.

Она звонко рассмеялась своим прелестным смехом и взяла меня за локоть.

— Кроме того, других дел этим летом у вас нет.

Когда Келли поняла, что в ближайшее время я не полезу ради нее в воду, она решила, что нам необходимо построить «наблюдательный пункт» и следить оттуда за впадиной. Несколько дней мы таскали строевой лес из сарая егерей к росшему у воды старому клену с подходящей кроной. Пока мы возились с веревками и гвоздями, устраивая форт на дереве, звонкий смех Келли разносился эхом между деревьями и горами так часто, как никогда.

Прежде я думал, что утонул в любви, но я даже не подозревал, насколько очаровательной и забавной она могла быть.

В самый разгар работы приехал наш патрульный. В первую секунду он с серьезным видом взирал на нас со своей высокой кобылы, словно строгий родитель.

Келли вынула изо рта гвоздь и позвала сержанта:

— Идите к нам, сержант Перри. Неужели вам не хочется вспомнить, как строят домик на дереве?

Он нехотя улыбнулся и подарил нам несколько часов своего времени. Когда я заметил, что он чаще поглядывает на свой дозиметр, чем на молоток в руке, я поблагодарил его за помощь.

Как-то вечером мы с Келли жарили сосиски на костре рядом с нашим «наблюдательным пунктом», когда она снова взглянула на меня тем особым взглядом.

— Брюс, но неужели вы хотя бы не отвезете меня поближе к впадине? Я хочу сама на нее взглянуть.

— Господи, Келли. — Я вынул из огня сосиску и попытался счистить с нее обгорелые места. Какого черта! Я уже подписался на рак ради нее, да и выбросил не один дозиметр, пришедший в негодность. — Так и быть.

Ее восторженный вопль сразил меня наповал. Я надеялся, что дело стоило того.

— Как глубоко вы можете нырнуть?

Я перетаскивал вещи в лодку, но, услышав вопрос, замер от неожиданности. Уже много лет мне не приходилось нырять.

— Эй, погодите секунду…

— Раз уж вы все равно спуститесь в воду, почему бы заодно не посмотреть, сможете ли вы добраться до маскона.

Я выпрямился, покачав головой.

— Аномалия находится на глубине тридцати метров. А дыхание я задержу минуты на полторы, не дольше. Этого недостаточно.

— Тогда мы привяжем к вашей лодыжке пятнадцатиметровый трос, вы прыгнете в воду с чем-то тяжелым, чтобы быстро погрузиться, а на остальное расстояние опустите шест.

Я рассмеялся:

— И что потом? Постучу им?

Она улыбнулась своей коронной улыбкой:

— Потом вы подниметесь наверх и расскажете мне, что видели, что чувствовали и вообще, как оно там, внизу.

— Вы с самого начала планировали попросить меня об этом?

Ее улыбка стала немного виноватой.

— Ну да.

Я вздохнул. Какое теперь это имело значение? Я мало что мог сделать в соревновании с ее мертвым богатым гением-мужем. По крайней мере, на это я был способен ради нее.

Я соединил проволокой концы старой дубовой сваи и двадцатифутового осинового шеста, а на другом конце шеста соорудил из шнурка петлю для запястья. Я собирался прыгнуть с лодки, прижимая к груди обод колеса для груза, и направить шест ко дну. Для начала я смазал тело смесью вазелина с грязью, чтобы как-то защититься от холода.

— Мы спятили, — сказал я.

Келли правила лодкой, держа курс прямо на впадину. За нами тянулся трос, закрепленный на берегу, длиной около двухсот футов, чтобы я мог вытянуть лодку обратно.

Я прежде не видел Келли такой счастливой.

— Ник там, внизу.

— Ни в какие двери я там стучать не собираюсь.

Грязь тем временем уже попала в некоторые очень неприятные места.

Она уже не улыбалась, а сияла как солнышко.

— Просто взгляните на то, что сможете разглядеть.

Я взглянул и увидел то, что в свое время разглядел в ней Ник Макиннес. Меня больше занимало, что же такого она разглядела в нем: судя по его досье, он был законченный псих, которому случайно удалось все сделать правильно.

Лодка соскользнула в водяную яму, и у меня в животе все подпрыгнуло — так бывает, когда преодолеваешь порог на горной реке. Келли заглушила мотор, и лодка принялась медленно кружить по основанию впадины, словно по дну огромной чаши. Вокруг нас поднимались десятифутовые стены воды в нарушение всех законов природы и разума. Странность ситуации усугубляло и то, что буксирный трос натянулся под прямым углом вверх и исчез за краем водопада.

Мы перекинули через борт ободранный осиновый шест и опустили его в воду. Дубовый блок потянул его сразу ко дну, но петля, которую я успел накинуть на крепежную утку, не позволила шесту утонуть, лодка лишь слегка закачалась. Я уставился на темную воду, покрытую рябью, под которой скрывался маскон.

— Не думайте, — сказала Келли, — а то не сможете этого сделать.

Я проверил узел спасательного троса на своей лодыжке. Я делал это только ради нее, а она делала это ради мужа, и она была права — лучше мне не задумываться.

— Досчитайте до тридцати и начинайте вытягивать трос как можно быстрее.

Я продел руку сквозь петлю, сдернул ее с утки, высвободив шест, и упал в воду головой вперед, прижимая к груди обод колеса.

Вода оказалась не холоднее, чем я ожидал, но она залилась мне в нос, причинив неимоверный дискомфорт. Слегка выдохнув через рот, я отпустил обод; меня и без того тянул вниз утяжеленный шест.

Уши раздирала дикая боль. Началась паника, мне хотелось вдохнуть полной грудью, но я старался не обращать на это внимания, позволив шесту тянуть меня в темноту.

С каждой секундой вода становилась все холоднее. Я уже не знал, на какую глубину погрузился и не перебросила ли Келли конец троса через борт, послав меня навстречу своему мужу. Тут я ощутил рывок страховочного троса и чуть не выпустил шест, но петля на запястье не позволила.

Секунду я болтался, как мячик: шест тянул меня вниз, трос — подтягивал наверх. Я постарался покрепче вцепиться в шест. Открыл глаза и увидел только зеленоватую тьму. Вода сдавливала мое тело, как гигантский кулак.

В следующую секунду я понял, что пальцам холодно, они буквально отмерзали. Я поднес свободную руку к лицу, но в темноте почти ничего не разглядел. Тогда я дотронулся пальцами до губ — сплошная наледь. Я помнил, что говорилось в отчетах, но все же… вода замерзает сверху, а не снизу.

Тут шест запрыгал у меня в руке. Он больше не тянул меня вниз, а медленно начал всплывать. Куда подевалась тяжесть? Грудь сдавили страх и кислородное голодание. Вода стала гораздо холоднее. Что там, черт возьми, делает Келли? Я попытался развернуться, но шест помешал, и я начал запутываться в веревке.

Щиколотка с обмотанным вокруг нее тросом резко дернулась.

Келли.

Слава богу!

Я держал шест, пока она тащила веревку откуда-то сверху, где было голубое небо. Я последовал за зовом сердца к яркому свету.

Когда я перевалился через борт лодки, Келли укутала меня в два одеяла, но я все равно дрожал в мохнатом коконе. У меня пока не было сил добраться до берега.

Келли внимательно рассмотрела осиновый шест.

— Похоже, он треснул.

Я покачал головой. Теперь, когда паника отступила, мне было легче сообразить, что могло случиться с шестом.

— Никакого давления не было — я бы почувствовал. Келли указала на сломанный конец. По его виду можно было предположить, что шест треснул. Неужели я сделал это собственной рукой под давлением быстро расширяющегося льда? Келли пришла к тому же выводу почти одновременно со мной.

— Холод, — сказала она почему-то с довольным видом. — Осина треснула под воздействием холода.

— Что такого прекрасного в холоде? — Я чуть не умер от холода. Голова пьяно кружилась после погружения, я замерзал под нежарким солнцем Канадских Скалистых гор.

— Очень медленная энтропийная прогрессия — вот что такого прекрасного в холоде. — Она ослепительно улыбнулась.

«Очень медленная энтропийная прогрессия». Прежде она ничего подобного не произносила.

Следующей зимой, в один из тихих вечеров, когда мы проводили время перед камином в сторожке, раздались выстрелы. Мы испуганно переглянулись, потом вскочили, натянули зимние парки и теплые штаны и кинулись к нашему снегоходу.

Меньше чем в миле от сторожки мы нашли в снегу тело сержанта Перри. Его лыжи торчали из сугроба под странным углом, брызги крови нарушили белизну ландшафта.

Келли сдавленно всхлипнула и наклонилась, чтобы закрыть ему глаза. Я едва сдержался, чтобы не обнять ее и утешить, поэтому принялся оглядывать лес, не появятся ли где признаки живого. Ничего.

Я позвонил в Мэриленд. Смысла искать укрытие не было — если стрелок не ушел, мы все равно оставались у него на мушке.

— А это не мог быть несчастный случай на охоте? — прозвучал в трубке голос Мардж, заглушаемый помехами.

— Какая охота? — Исламисты, китайцы, «зеленые» — я мог бы придумать сотню более правдоподобных объяснений, чем несчастный случай на охоте. — Мардж, здесь такое оцепление, что никто не прорвется сюда охотиться. Тебе придется провести расследование.

Келли опустилась на колени рядом с телом, по ее лицу текли слезы. Мы не очень хорошо знали сержанта, но он был одним из тех немногих людей, с кем мы контактировали последние четыре с лишним года.

В трубке послышалось, как Мардж вздохнула.

— Ты прав, это дело нужно расследовать. Я займусь им, Брюс.

— Благодарю.

Прилетел вертолет АНБ, забрал тело Перри и отвез туда, откуда он был родом. Мы с Келли смотрели вслед улетавшему вертолету, и, к моему удивлению, она обняла меня одной рукой за пояс.

Тут меня посетило странное желание умереть прямо на месте, стоя в снегу рядом с Келли Макиннес, второй половинкой нашей пары.

Впадина определенно менялась. За лето, после таинственной гибели сержанта Перри, — АНБ так и не сумело раскрыть это преступление, — впадина заметно расширилась и обмельчала. Даже наши неточные измерения указывали на значительное повышение температуры. Однако уровень радиации оставался стабильным, здесь дозиметры и мой счетчик Гейгера не противоречили друг другу.

Я предложил еще раз вызвать разведывательный самолет из агентства, но Келли и слушать не захотела.

— Какой от них толк? В том сугробе мог оказаться один из нас, а ваша драгоценная Мардж заявила, что никакой бреши в системе защиты не зафиксировано!

Конечно, она была права. Я начал повсюду таскать с собой пистолет, чего раньше никогда не делал, — я больше не доверял возможности моего агентства защитить нас. Но все это не имело никакого отношения к тому, что происходило в озере.

— Их оборудование все же могло бы предоставить нам ценные данные о впадине.

— А откуда нам знать, можно ли доверять их данным? Мне тоже не очень понравилось, как Мардж обставила все дело с нарушением в системе защиты, но все же я думал, что Келли перегибает палку.

— А что, если я попрошу канадскую авиацию прислать «Орион»?

Келли покачала головой:

— Нет, все равно это будет машина вашего АНБ.

Будь я проклят, но я позволил ей себя уговорить.

Однако с университетскими экспедициями этот ее номер не прошел. Интерес к впадине внезапно снова оживился, и мы перестали быть одни, как раньше. Повсюду сновали люди, которые постоянно выражали недовольство агентством, распоряжавшимся их оборудованием, тучами комаров и нами, за то, что мы не позволяли им пользоваться туалетом в сторожке. Правда, нам пока удавалось сдерживать натиск журналистов, никто из них не получил пропуск в парк, несмотря на шумные требования.

Келли подозрительно поглядывала на исследователей, словно те собирались отобрать у нее впадину. Она сидела в домике на дереве и наблюдала за Изумрудным озером просто в бинокль, терзаясь ревностью к любому, кто приближался к берегу. Иногда я к ней присоединялся, но чем больше изменялось озеро, тем больше она от меня отдалялась. Мне не нужно было напоминать, что она по-прежнему от меня далека, хотя совсем недавно казалась такой близкой.

Однажды поздней осенью она, как обычно, провела весь день в «наблюдательном пункте», а я принес ей сандвичи ближе к вечеру. Парк снова принадлежал нам, хотя толку от этого было мало. Кленовые листья вокруг нее окрасились всеми оттенками оранжевого, красного и желтого, но Келли видела только одно — проклятую впадину.

— Посмотрите, над озером поднимается пар, — сказала она, едва бросив на меня взгляд, перед тем как взять кусок хлеба с арахисовым маслом и желе. — Видимо, там становится жарко.

— Гм… — Я уставился на воду; над озером действительно клубился пар. Особого жара не наблюдалось, но разница температур была достаточной, чтобы в воздухе образовался небольшой туман, он клубился внутри впадины и временами выползал на поверхность озера. Первый снег еще не выпал, но дни становились холоднее, зима приближалась. — Вы чего-нибудь ждете?

— Энтропийная прогрессия ускоряется, — произнесла она вместо ответа на вопрос, — и достигнет пика в шестую годовщину возвращения Ника.

Наверное, это и был ответ.

В конце марта, когда снова начал таять снег, впадина стала такой широкой и мелкой, что выплескивалась на берега Изумрудного озера, а в самом ее центре образовалась заметная выпуклость. Вода была довольно теплая.

Почти все экспедиции за зиму разъехались. Мы с Келли снова были одни и вели размеренную жизнь женатой пары с большим стажем — недомолвки, сдерживаемая раздражительность, взаимное воздержание, — поэтому я удивился, когда однажды она явилась в мою комнату, сияя улыбкой, которую я не видел уже больше года. Я снова в нее влюбился.

— Брюс, вы не поможете мне?

Я отложил в сторону планшетный компьютер с незаконченным отчетом.

— Конечно.

Она отвела меня к «наблюдательному пункту». Перед деревом стоял большой пластмассовый ящик с ржавыми петлями. Я прежде его не видел, хотя узнал лежащие рядом с ним цепную пилу и канистру с бензином. На ящике были свежие следы грязи.

— Что это?

— То, что я закопала давным-давно, — ответила Келли, — когда впервые сюда приехала.

Почти шесть лет мы провели вдвоем в абсолютной глуши, а тут вдруг она начала выкапывать из земли ящики? Энтропийная прогрессия, как же!

Тем временем Келли отпирала замки на ящике.

— Мне нужно поднять, это наверх. Как вы думаете, нам удастся соорудить что-то вроде лебедки?

— Ладно. Но что это?

— Смотрите сами, — сказала она, открывая крышку и вынимая превосходный телескоп.

— Чего мы ждем?

Глубокой ночью в домике на дереве было чертовски холодно, а с Изумрудного озера доносились такие звуки, будто оно там кипит в темноте.

— Мы ждем, когда наступит восьмое апреля, два тридцать ночи. — Келли направила луч фонарика на свои часы. — Что произойдет минут через двадцать.

Я уставился на звезды.

— Он вам сказал что-то во время того телефонного разговора, да?

Келли едва заметно кивнула, будто тень переместилась.

— В циклограмме было нечто большее, чем мы признали. От меня не ускользнуло это «мы».

— Вы с самого начала были частью замысла.

Келли отвернулась от телескопа, настроенного на созвездие Змееносца, находящееся в это время года в южной части неба.

— У нас были планы на случай непредвиденных обстоятельств. Что там они задумали, не знаю, но она наконец демонстрировала мне свою сущность, ту часть, которую скрывала все эти годы.

— Так выкладывайте.

Она вздохнула и провела рукой по трубе телескопа.

— Естественно, мы не могли заранее протестировать полет. Ник был уверен, что мгновенно переместится на звезду Барнарда, но он не мог предсказать, когда вернется. Один прогноз предсказывал, что он сразу появится, по другим расчетам выходило, что придется выждать разницу в световом времени в состоянии уменьшенной энтропии. Ничего в природе не достается бесплатно, верно? Когда он не вернулся через секунду, я поняла, что он пережидает временной разрыв.

Если исходить из того, что он не рассыпался на частицы в далеком космосе при диком всплеске энергии, в котором стартовал его доморощенный космический корабль. Я покачал головой:

— Как ему удалось позвонить со звезды Барнарда?

Она рассмеялась своим особенным смехом. И тогда я понял: то, что сейчас находилось в озере, впадина, маскон, — не просто символ мужчины, с кем я мог бы соперничать. Нет, это была ее мечта, ее общая мечта с Ником Макиннесом.

— Те же самые эффекты сдвоенной величины, которые позволяют осуществить такой полет, можно использовать и для того, чтобы открыть электромагнитный канал, — пояснила она голосом лектора. — Мы проверили это на Земле. Добравшись до звезды Барнарда, Ник воспользовался спутниковым телефоном с виртуальной антенной, способной улавливать орбитальную сеть, которую он создал много лет тому назад, когда мы занимались телекоммуникациями. Все это напрочь уничтожает эйнштейновскую одновременность.

Тут только до меня дошло, до чего нелепо звучит — человек отправился к звездам и оттуда дозвонился домой по мобильному телефону.

— Вернее не скажешь.

— Вот откуда я узнала, что мы не ошиблись с математическими расчетами. — В темноте я едва разглядел ее улыбку. — Он не взорвался, когда долетел до звезды. Он позвонил и пообещал вернуться домой. — Келли протянула мне толстый конверт вроде бы желтоватого цвета. — Держите.

— Что это?

— Схемы, циклограмма, данные о рентабельном полете, в который никто из вас не верил. Так, на всякий случай, если что-то не получится.

Не получится? Что именно? Вероятно, ее очень медленная энтропийная прогрессия. Я стиснул конверт, проверяя плотность бумаги, затем сунул его под рубаху.

— Почему я? Почему сейчас? Я ведь враг.

Она снова повернулась к телескопу и взглянула в окуляр.

— Да, вы враг. Вы и вся ваша правительственная братия. Но я также знаю, что вы честный парень. Я для того и провела здесь все эти годы, чтобы кто-то из ваших не испортил дела. Но вы оказались молодцом, Брюс.

Я сглотнул. Никогда не надеялся услышать от нее такое. Она продолжила:

— А кроме того, вы уцелеете. Если случится так, что мы. все-таки где-то просчитались, то вы вместо нас передадите эти данные канадскому народу.

У меня были вопросы, десятки, сотни вопросов насчет содержимого конверта, но теплый гнилостный запашок с озера не давал мне возможности их задать. Канадские Скалистые горы в апреле не должны пахнуть, как лето в Луизиане. После стольких лет пассивного наблюдения я понял, что события начали развиваться чересчур быстро.

— Созвездие Змееносца. Вы наблюдаете звезду Барнарда. Она находится на расстоянии примерно шести световых лет, верно?

— Пять целых и девяносто семь сотых, — ответила Келли, не поворачивая головы. Настроив телескоп как надо, она уже не отрывалась от него. — Пять лет и триста пятьдесят пять дней. Плюс несколько часов.

Изумрудное озеро теперь определенно вскипало, словно вода на огне.

— И срок выйдет сейчас, верно?

— Плюс-минус пять минут на небольшую погрешность.

— И вы ожидаете…

Ее улыбка на секунду мелькнула в темноте, прежде чем она вновь повернула лицо к окуляру.

— Знак, начертанный на небесах.

Я внезапно вспомнил о лазерах со взрывной накачкой. А под нами Изумрудное озеро уже вовсю кипело. Буквально. Зловоние появилось из-за того, что илистое дно медленно поджаривалось.

— Господи, — прошептал я, — вы следите, не появится ли лазерный луч. Он взорвал русские бомбы, вышел на расчетную орбиту и вернулся домой.

— Прямо в точку. Вы, американцы, оказывается, не такие тупые. Он будет дома через несколько секунд после того, как мы увидим лазерный луч.

Я наконец понял, почему в озере наблюдается медленный подъем температуры: это была утечка энергии из того, чем на самом деле являлся маскон, — каким-то диковинным блоком материи, гигантским кварком или еще чем. Ник провел на Земле последние шесть лет, загнанный в неопределяемую оболочку замедленной энтропии, исключенный из реальности из-за разницы в световом времени. Он совершил путешествие не только в космосе, но и во времени и теперь пережидал, пока уравнения придут в соответствие друг с другом и выплюнут его в реальность.

Муж Келли находился на дне озера — буквально ждал, пока наступит его час.

Дно озера.

— Он достиг звезды Барнарда в высоком вакууме, верно?

— Да… по кометной орбите… — Она слушала меня вполуха.

— Так почему не вернуться на Землю тоже в вакууме?

— Возвращение в атмосферу, — рассеянно ответила она, — сопряжено с дополнительными трудностями и новыми конструктивными требованиями. Сброс массы при запуске, другие проблемы. Мы рассчитывали на мгновенную транспортировку домой.

Прямо в центр материи, гораздо плотнее одного атома водорода на кубический сантиметр, с чем он имел дело в космосе. Выброс энергии при его появлении на Барнарде со стороны показался бы световым шоу. Другое дело здесь, на Земле… Я, конечно, не физик, но даже мне было под силу представить линию полной удельной энергии потока в тот момент, когда его волновой фронт в конце концов обрушится на озеро.

— Келли, — произнес я, стараясь говорить как можно спокойнее, — корабль Ника взрывается. Он взрывается последние шесть лет очень-очень-очень медленно — вот откуда эта впадина. Через три минуты он взорвется в реальном времени.

— Он не привез обратно ядерные бомбы, — как во сне произнесла Келли. — Корабль сбросил их перед тем, как взять обратный курс. Мы так настроили механизм на тот случай, если он не сумеет их взорвать.

— Есть там бомбы или нет, все равно произойдет взрыв. Нам нужно уходить, прямо сейчас.

Я осмотрел пути отхода, прикинул, стоит ли лезть в горы или лучше попробовать отъехать подальше на моем «форде», припаркованном у сторожки.

— Я же сказала, ядерных бомб там нет, — рассеянно ответила Келли, по-прежнему пялясь в телескоп.

— К черту эти бомбы! Он привез с собой слишком много потенциальной энергии, и здесь нет высокого вакуума, чтобы он мог ее туда слить!

Волнение не помешало мне почувствовать, что она улыбается, когда говорит:

— Математические расчеты сработали. Он добрался до звезды, он вернется домой. Я должна быть здесь, чтобы встретить его.

Она как ученый верила цифрам, будь она проклята, и как влюбленная женщина верила в будущее.

— Послушай меня, ради бога. Наплевать на расчеты, что бы они там тебе ни говорили. Корабль Ника взрывается. Через секунду все озеро обрушится нам на головы. — Интересно, существует ли такая вещь, как квантовый взрыв?

— Нет. Мы все рассчитали. Мы знали, что он доберется до звезды, что вернется обратно и… Вот! Звезда Барнарда сверкает ярче! Я вижу лазеры Ника!

— Келли, бежим!

Я нарушил свое основное правило общения с ней и попытался применить силу. Схватив Келли за руку, я оттащил ее от телескопа, но она развернулась и ткнула меня кулаком в челюсть.

— Я остаюсь, Брюс. Ты боишься, ты и беги.

И, к своему стыду, я побежал. Победил инстинкт самосохранения, и уже в следующую секунду я, сам не сознавая того, поспешно спустился с лестницы и побежал по склону, прочь от озера и той катастрофы, которая, я был уверен, неминуемо должна была произойти. Я решил не тратить времени на «форд» — пришлось бы сначала добежать до него, а потом заводить мотор — и продолжал нестись вверх по холму те несколько секунд, что мне остались, бросив женщину, которую я любил, вместе с ее телескопом, впадиной и давно потерянным мужем.

А затем озеро взорвалось.

Я застонал и очнулся в луже грязи, не зная, как долго в ней пролежал. То, что когда-то было Изумрудным озером, теперь заливал яркий свет, а издалека доносилось тарахтение вертолета.

Я все-таки успел отбежать подальше. Я остался жив.

А Келли наверняка нет.

Примерно в четверти мили я увидел обломки сторожки, расколотые бревна в море грязи, кошмарную картину разрушения, освещенную лучом прожектора, направленным с неба. Теперь, когда радиоактивное дно озера разлетелось повсюду, это место представляло собой настоящую «горячую точку».

Я с трудом поднялся, чувствуя, как протестует каждая косточка в теле. Выдув из носа воду, а может быть, и кровь, я направился к берегу озера.

Расплывчатый силуэт впереди оказался Мардж. Она осторожно бродила между обломками, освещая себе путь красным фонариком. На ней был дорожный костюм — юбка по Колено — совершенно неподходящая одежда для такого места.

— Рада, что ты уцелел, Брюс.

А прямо за ее спиной вышагивал Рэй Виттори, менеджер проекта от Канадского Космического Агентства, — это он первым сообщил нам, что впадина радиоактивна.

Виттори был без пиджака, хотя вокруг творилось черт знает что из-за всей этой грязи. Прах меня побери, какой же я все-таки идиот! Вот тебе и радионуклиды! Неудивительно, что все мои счетчики Гейгера работали кое-как, — в агентстве их затем приходилось налаживать заново. Да что там говорить, даже я был способен придумать три или четыре способа, как перенастроить дозиметр.

— Приятно снова вас увидеть, агент Дидрих, — произнес Виттори. — Хотя обстоятельства определенно могли быть получше.

Ничего не говоря, я уставился на него. Он протянул руку, но не для того, чтобы поздороваться, — ладонью вверх, ожидая что-то получить.

— Я сейчас заберу документы.

— Что такое?..

Мардж улыбнулась, розово сверкнув зубами в темноте при свете сигареты.

— Микрофоны, Брюс. Мог бы и догадаться.

Да, я действительно мог догадаться. Пассивная разведка — дешевое удовольствие. Они могли натыкать «жучки» по всем камням Скалистых гор за то время, что я здесь ошивался.

Я перевел взгляд с Мардж на Виттори. Келли велела мне отдать документы канадскому народу, но думаю, она имела в виду совсем другое.

— Не было никаких радиоактивных осадков, — произнес я мертвенным голосом, впрочем, я так себя и чувствовал.

Виттори покачал головой:

— Не было.

— Тогда зачем?..

Он пожал плечами и наконец опустил руку.

— Мы собрали все данные о впадине, на какие можно было рассчитывать, Дидрих. Оставалось только одно — женщина.

Женщина.

Келли Макиннес, смеющаяся женщина, которая жила и умерла ради мечты и давно потерянного мужа.

— О господи, — произнес я, вспомнив о другой смерти. — Сержант Перри?..

Мардж как-то сразу посуровела и еще раз затянулась сигаретой.

— Погиб в результате несчастного случая на охоте, Брюс. Направился не в ту сторону, можно сказать.

Несчастный случай на охоте. Перри был готов проговориться. Я обратился к ней с тем же вопросом, который задал Виттори:

— Зачем?

— Есть много людей по обе стороны границы, которые сделают все, что угодно, ради подобного изобретения.

Ради разработок Ника Макиннеса, которые мы отвергли двенадцать лет тому назад. Ради изобретения канадца, который долетел до звезд и почти вернулся домой.

Я вздохнул и опустился на разломанное бревно, покрытое озерным илом и водорослями. По другую сторону бревна я заметил приткнувшуюся к нему пластиковую канистру с бензином. Крышечка была на месте.

— Можно стрельнуть у тебя сигаретку, Мардж?

— Ты ведь бросил несколько лет назад, — нетерпеливо огрызнулась она.

— Мне нужно сейчас затянуться.

Я обхватил себя руками, холодный и мокрый в эту темную апрельскую ночь. Под рубашкой захрустел конверт, хранивший единственную точную запись предложенного Макиннесом рентабельного метода сверхсветовых путешествий.

Мардж протянула мне зажженную сигарету. Я взял и поблагодарил.

— Затягивайся и пошли скорее. В Вашингтоне тебя ждут очень важные люди.

Она повернулась к Виттори и прошептала что-то, но я не расслышал. Зажав сигарету в зубах, я изловчился, отвинтил крышечку канистры и вылил содержимое на землю.

Запах был не бензиновый — так пахла грязная озерная вода. Должно быть, канистра лопнула от взрыва. Я швырнул в лужу сигарету. Окурок зашипел и погас.

— Готов? — спросила Мардж.

Я кивнул. Вынув из-за пазухи конверт, я передал его канадцу. Еще тот канадец. Я не мог себя обманывать, думая, что именно этого желала Келли.

Пока мы шли к вертолету, я понял, что успел забыть ее смех.